Глава 16
ПОБЕГ
1
Задумано все было вроде неплохо. Простенько и со вкусом. Нет, что ни говори, а работать в ФСБ тоже умеют, не хуже, чем в Генпрокуратуре.
Накануне я имел долгую и изнурительную беседу с Меркуловым и Грязновым, на присутствии которого в кабинете Кости настоял я. Впрочем, уговаривать Меркулова насчет Славы мне долго не пришлось.
Мой рассказ оба они выслушали с каменными лицами. И про визит к Аничкину, и про последовавший вслед за ним визит к генералу Петрову. Когда я закончил, Меркулов кратко меня похвалил:
— Молодец.
На что Грязнов заметил:
— Не уверен. Что-то я не пойму. Ты продался, что ли?
— Костя, объясни ему, — обиделся я.
Меркулов так же кратко и немногословно объяснил Грязнову то, что он не смог понять:
— Так надо.
— Понял, — тут же проговорил Грязнов.
— Где ты намерен прятать Аничкина? — спросил Меркулов. — У себя на квартире?
— Конечно же нет! — горячо возразил я и поделился кое-какими соображениями. Хотя я продолжал считать, что большие знания рождают большие печали.
На том и порешили. Я даже был удивлен странным равнодушием коллег. Мол, считаешь так поступать, давай, твои проблемы. Разбирайся сам, а лажанешься — уж не обессудь!
— Теперь про папку, — сказал Меркулов.
— Про папку? — воззрился я на него.
— Про папку Воробьева, — невозмутимо напомнил он мне.
— А! — вспомнил я.
Грязнов закатил глаза к небу, считая меня придурком. Но неужели я должен держать в памяти всякую мелочь? Что у меня, больше нет никаких других дел, кроме этой папки?!
— Документы, которые находились в ней, — сообщил Меркулов, — доказательство того, что в высших эшелонах власти, а также МВД и ФСБ, орудует шайка заговорщиков, которая поставила перед собой цель дестабилизировать ситуацию в стране любыми доступными ей путями, а в перспективе — овладеть властью.
— Есть какие-то конкретные фамилии? — спросил Грязнов.
— Есть, — кивнул Меркулов. — Есть там и фамилия Петрова, и уже известного нам Васильева. И еще многие фамилии.
Я проговорил:
— Генерал Басов… Генерал МВД Мальков…
Меркулов уставился на меня:
— Откуда?..
Я был лаконичен:
— Аничкин.
— Еще какие-нибудь фамилии? — выжидательно смотрел на меня Меркулов. — Называл он еще?..
— Нет.
— Так… — сказал он. — Но теперь все-таки доложи, где ты его собираешься держать. Надеюсь, не у одной из своих баб?
— Возможно, и у баб-с, — сказал я. — Я, кстати, спросить хотел. Каким образом вы собираетесь арестовывать этих людей? Каждый из них имеет иммунитет — депутатскую неприкосновенность.
— Найдем способ, — ответил Костя. — Ну так — где? Только честно. И не финти. Это же не шутка все-таки.
— В деревне.
— Где?!
— В деревне, — повторил я. — У Грязнова есть замечательный домик. Там его никто не найдет.
Меркулов ошеломленно уставился на Грязнова. Тот — на меня. Я глядел в сторону.
— А почему ты мне не сказал? — спросил Грязнов, когда пришел в себя.
Я виновато развел руками:
— Не успел. Извини.
— А что? — задумчиво проговорил Грязнов. — Пожалуй, это неплохая мысль. Там его никто искать не будет.
— Твой племянник Денис не может нам помочь? — спросил его вдруг Меркулов.
— Браво, — негромко сказал я ему. — А вот я почему-то не догадался.
— Думаю, это возможно, — медленно ответил Грязнов. — Но разумеется, посвящен в дело будет только он, и то самую малость. Он просто немного поживет с Аничкиным — и все. Остальных членов своего бывшего агентства я привлекать к этому делу не буду.
— Разумно, — кивнул Меркулов. — Если уж в нашей системе возможно предательство, то в детективном агентстве, пусть даже это твоя знаменитая «Глория», — тем более.
— Тем менее! — возразил я. — Они не за идею работают, а за деньги. Так что они меньше подвержены вирусу предательства, чем мы.
Грязнов промолчал, но я поймал взгляд, которым он меня как бы поблагодарил.
— Что ж, — сказал Меркулов. — Давайте подведем итоги нашего блицсовещания…
— Минуточку… — Заговорил вдруг Грязнов. — Мы еще не поговорили о деле Борисова.
— Точно! — согласился я. — И о таинственном ключе, найденном в больничной утке.
— А что такое? — заинтересовался Меркулов.
— Ты что, ничего не доложил? — удивленно посмотрел на меня Грязнов. — Ну, работничек…
— Костя, чего это он пристал ко мне? — Я спокойно посмотрел на своего начальника.
Грязнов сказал:
— А что вам известно о бандитском авторитете по имени Эдуард Лапшин?
Костя покачал головой:
— Ничего.
— Есть оперативные данные, — медленно говорил Грязнов, — что банда этого Лапшина имеет касательство к нашему делу.
— Вот как? — отозвался Костя Меркулов. — Каким образом?
— В квартире убитого Смирнова наши эксперты из НТО обнаружили его пальчики. И еще. В день убийства Борисова, буквально за час до его убийства, один из наших агентов видел в этом госпитале некоего Волоху.
— А это что за птица? — спросил Меркулов.
— Волоха — вор в законе, один из ближайших подручных Эдуарда Лапшина. На его совести немало мокрых дел. Правда, и у его босса их не меньше.
Мы немного помолчали, а потом заговорил Костя.
— Интересно, — сказал он, — очень интересно. Это раскрывает новую грань так называемого Стратегического управления.
— Какую именно грань? — спросил я.
— Они не гнушаются ничем. И действуют руками отпетых, заурядных уголовников, — ответил Меркулов.
— Лапшин — не заурядный уголовник, — возразил Грязнов. — Он птица высокого полета.
Но у Меркулова на этот счет был свой, особый, взгляд.
— Незаурядных уголовников не бывает, — упрямо проговорил он. — Все они — примитивные сволочи.
Грязнов пожал плечами и не стал спорить.
— Ну и что этот Лапшин? — спросил я. — Какая все-таки связь?
— Ты не понял? — удивился Грязнов. — А Смирнов? А Борисов?
— Ключ тут при чем? — спросил я.
— Да, ключ, — согласился он. — С ключом проблема. Мы уверены на сто процентов, что это обычный ключ от одной из ячеек камеры хранения. Но где эта ячейка, на каком вокзале — тайна сия велика есть.
— Стоп! — тихо произнес я. — Погоди-ка. Погоди-ка. Погоди-ка!
Они с недоумением на меня смотрели.
— Что ты заладил? — спросил раздраженно Меркулов. — Чего годить-то?
Я вскинул глаза и посмотрел на Грязнова.
— Это может быть бредом сивой кобылы и выглядеть совершенно фантастически, — начал я неуверенно, где-то далеко внутри себя чувствуя, что могу оказаться прав, и тогда мне сам черт не брат! — Но…
— Что — но? — сердито смотрел на меня Меркулов.
Я молчал, лихорадочно соображая.
— Да не тяни же ты! — повысил голос Грязнов. — Чего уставился?!
Да, я так и не сводил с него глаз, ошеломленный своей догадкой.
— Слушай, — сказал я ему. — Не скажешь ли ты мне, каким образом могли быть связаны Борисов и… — я сделал паузу, — Аничкин?
— Что?! — воскликнул Слава.
— Вот именно, — сказал я ему.
Он качал головой, не сводя с меня напрочь обалдевших глаз.
— Не может быть! — проговорил он.
Молчавший доселе Меркулов вмешался:
— А мне нравится эта идея.
— Еще бы! — откликнулся я. — Мне она тоже нравится.
— Еще Нильс Бор говорил: «Идея не заслуживает внимания, если она недостаточно сумасшедшая». А эта мысль почти гениальна, тут надо отдать Турецкому должное.
— Да уж, отдайте, пожалуйста, — протянул я руку к Меркулову.
— Просто в этом случае многое сходится, — задумчиво рассуждал Меркулов, как бы сам с собой разговаривая. — И многое становится проще.
— Простота хуже воровства, — брякнул я.
Они посмотрели на меня с таким видом, будто это не я только что выдал им гениальную идею.
Я не стал терпеть такого обхождения с собой. И задал им невинный простенький вопрос:
— Представьте себе, что они были как-то связаны, хотя бы на минуточку. Можете вы в этом случае понять, что за ключик находится в руках у Вячеслава Грязнова?
Потрясенные, они молчали, уставившись один в одну точку, другой — в другую. Вдруг Грязнов поднял на меня глаза и спросил неестественно жалобно — никогда не слышал такого в его исполнении:
— А они… не могут взорваться?
— Это не ко мне, — не стал я его успокаивать. — Теперь у меня совершенно конкретное дело. И я его спрячу так, что ни одна чекистская собака не учует. Гад буду.
— Ты помнишь, где мой ключ от дачи находится? — слишком услужливо спросил меня Грязнов.
Я чувствовал себя победителем.
— Помню, — ответил я снисходительно. — Хорошо помню, можешь не беспокоиться.
— Что тебе еще понадобится? — спросил меня Меркулов.
Что-то они слишком уж суетятся, мои дорогие коллеги. Прямо стелются передо мною. Пора становиться серьезным, а то они прямо на глазах комплексовать начнут.
— Вот что, Слава, мне еще сегодня нужно поговорить с Денисом и обговорить с ним кое-какие детали.
— Так поедем к нему, — предложил Грязнов. — Сейчас закончим разговор и поедем.
Я и Слава синхронно повернули головы к Меркулову, и он тут же сказал:
— А мы уже закончили. Вопросов нет?
Мы покачали головами.
— Значит, все, — заключил Меркулов. — Удачи всем!
Через полчаса после окончания нашей беседы с Меркуловым я уже начинал другую: с Денисом, племянником Грязнова, на которого тот оставил свое детективное агентство «Глория», когда возвращался в МУР.
Полтора часа беседы с Денисом убедили меня, что «Глория» находится в хороших руках и что племянник достойно продолжает традиции своего дяди. Он внимательно выслушал все мои инструкции, задал несколько точных вопросов, и мы расстались, весьма довольные друг другом, во всяком случае, за себя я точно ручаюсь.
Если ничто не помешает, то, как говорят в социальной рекламе первого канала телевидения, «все у нас получится»…
2
В ночь перед побегом Аничкина из тюрьмы я не стал приходить к Тане Зеркаловой — это было бы слишком. Но совсем без женского общества провести этот вечер мне не удалось.
Ко мне явилась Лиля Федотова.
Когда прозвенел звонок в дверь, я машинально посмотрел на часы: четверть второго. Для гостей поздновато, если только это не доставшее меня Стратегическое управление. Что это могут быть грабители, я даже не подумал. Какой-нибудь Лапшин? Но он работает на управление, и ему хозяева голову оторвут, если со мной случится что-нибудь до того, как я помогу Аничкину бежать.
Я не стал спрашивать «кто там», а запросто открыл дверь непрошеному гостю.
Непрошеным гостем, как я уже заметил, оказалась Лиля Федотова.
— Мне нужно поговорить с вами, — с порога заявила она, проходя в квартиру, не спрашивая, естественно, разрешения. Бесцеремонная такая девица.
Я вынужден был ее предупредить:
— По ночам я с женщинами разговариваю только на скользкие темы.
Она за словом в карман не полезла:
— У меня такое ощущение, что вы с женщинами постоянно так разговариваете. Не бойтесь. Вас я сегодня соблазнять не буду.
— Что так? — уязвленно спросил я.
— Однажды, Турецкий, у вас был шанс, — сообщила она мне. — Но теперь вы его потеряли.
— Жаль, — развел я руками.
Я помнил этот недавний шанс — я позорно уснул. Но, повторяю, все, что Бог ни делает, к лучшему. Значит, так было нужно. Все-таки я немного побаивался этой решительной девчонки. Кому-то повезет так, что, как говорит Меркулов, мало не покажется.
— У меня к вам дело, — вспомнила Лиля.
— Слушаю вас, — сказал я. — Хотите кофе?
Как хорошо, что Ирина с Ниночкой уехали.
От кофе Лиля отказалась. И стала рассказывать:
— Сорок минут назад ко мне домой явился некий незнакомый мужчина. Я не хотела открывать дверь, но он сказал, что пришел от вас.
— Да? — удивился я. — Я никого к тебе не посылал.
Но она упорно не желала обратно переходить на «ты».
— Как только я его впустила, он сразу признался, что обманул меня и пришел не от вас, а по собственной инициативе. Более того — он хочет встретиться с вами, и я должна помочь ему в этом.
— Почему же он не пришел ко мне? — поинтересовался я, начиная догадываться, в чем тут дело.
Но этого просто не может быть! Хотя — почему не может? В этом деле все может быть.
— Он сказал, что вы знаете, почему он не может к вам прийти, — сообщила мне Лиля, и я не стал притворяться, что удивился.
За мной, конечно, следят, и если это тот человек, о котором я думаю, он знает о слежке. И, надо сказать, он поступил так, как поступил бы настоящий профессионал. Впрочем, он наверняка и есть профессионал.
Тем временем Лиля продолжала:
— Он сказал, что вы должны его вспомнить. Вы как-то видели его в приемной генерала Петрова, и он дал вам кое-что почитать.
Да, так и есть. Это он. Мой таинственный незнакомец и неожиданный помощник из приемной генерала Петрова. Все верно.
— Он хочет с вами встретиться.
— Где?
— Он все просчитал, — усмехнулась Лиля. — Сейчас мы с вами выйдем и будем целоваться. Вы отвезете меня домой. Как бы вы меня провожаете. У подъезда я предложу вам чашечку кофе. Вы подниметесь ко мне. И он будет вас там ждать. В смысле у меня дома.
— Он что — до сих пор у вас сидит?! — поразился я.
— Да, — кивнула она. — А что?
— Да так, — пожал я плечами, — ничего.
Умно, ничего не скажешь. Внезапно я похолодел. А что, если они установили здесь у меня прослушивающие устройства? Но тут же себя одернул: ты же все проверил, когда пришел, ты всегда все проверяешь. Действительно, есть у меня пара-тройка секретов, которые помогают мне определить, побывали ли у меня посторонние в мое отсутствие. Нет, Турецкий, так грубо они работать не будут, они же знают, что ты тоже не лыком шит.
Я только спросил:
— Про поцелуи — тоже он придумал?
Лиля усмехнулась и ответила:
— Нет. Это я придумала, скрывать не буду. Знаете, как говорят? С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Я не нашелся, что ей ответить.
3
Да, это был он.
Он не стал ходить вокруг да около, сразу взял быка за рога.
— Я знаю, что завтра, — он посмотрел на часы и исправился, — что сегодня у вас ответственная операция.
— Откуда? — спросил я на всякий случай.
— А откуда я знаю про генерала Петрова? — возразил он, и я пожал плечами.
— Что вы хотите мне сообщить? Или предложить?
— Помощь, — ответил он.
— Кто вы? — спросил я.
— Я — патриот, — ответил он. — Нас четверо, простых офицеров службы безопасности. Мы, так сказать, находимся в оппозиции Петрову, но он об этом пока не догадывается.
— Почему вы верите мне? Если вы знаете об операции, значит, знаете, что я действую в сговоре с Петровым. Почему же вы захотели встретиться со мной?
— Я уже встретился.
— И все-таки? — настаивал я.
— Просто я не дурак, — сказал он. — Вы преследуете личные цели и надеетесь оставить Петрова с носом. Но, боюсь, вам это не удастся.
Все это мне не слишком нравилось, если не сказать больше.
— Скажите яснее, — потребовал я.
— Пожалуйста, — кивнул он и повернулся к Лиле: — Вы не могли бы приготовить нам по чашечке кофе?
Все это время Лиля смотрела на нас широко раскрытыми глазами. Почему-то я не был против того, чтобы она была свидетелем нашего разговора, хотя в нем и звучали сведения, мягко говоря, закрытого характера. Что-то мне подсказывало, что это правильно.
— Конечно, — встала со своего места Лиля и скрылась на кухне.
Незнакомец, который так до сих пор и не представился, снова повернулся ко мне.
— Сегодня вечером вы встречались с племянником Вячеслава Грязнова Денисом, — сказал он спокойным голосом. — Вы разговаривали с ним часа полтора. Надо полагать, вы обсуждали с ним подробности предстоящей операции.
— Откуда вы знаете? — ошалело глядя на него, спросил я.
— Мы — профессионалы, — коротко ответил он. — Но мы не можем остановить генерала Петрова и его пособников без вашей помощи. Как только мы начнем предпринимать хоть что-нибудь, мы немедленно засветимся. И нас тут же ликвидируют.
Да, в его словах была логика. Я бы даже сказал — железная логика.
— Что вы предлагаете? — тряхнув головой, спросил я у этого странного человека.
Он ответил:
— Наконец-то. А предлагаем мы вот что. Аничкин должен быть на свободе — это, как говорит один из кандидатов в Президенты, однозначно.
— Он уже не кандидат, — заметил я.
— Пусть, — продолжил он. — Мы попробовали предположить, что вы придумали с Денисом. И решили, что, когда вы вместе с Аничкиным выедете из тюрьмы, Денис как бы случайно атакует машину, которая будет неотступно следовать за вами. Пока суд да дело, вы с Аничкиным исчезнете.
Я занервничал. Он обратил на это внимание и сказал мне успокаивающе:
— Не переживайте. Я бы тоже действовал на вашем месте именно так. Это хороший, проверенный ход. Но в данном случае он может не сработать.
Все пошло к чертовой бабушке.
Я знал, что он прав. Если об этом знает он, то почему об этом не может догадываться Петров и иже с ним? Все логично, а я полный болван.
— И в чем же заключается ваша помощь? — спросил я у него после минутной паузы.
— Очень просто, — сказал он. — Вместо Дениса по машине, которая будет следовать за вами, ударю я.
— Как?! — не поверил я своим ушам.
— Я, — подтвердил он. — Пусть Денис работает так, как вы ему сказали. Он пойдет на сближение, и его нейтрализуют, то есть просто не дадут ничего сделать. Кстати, по закону его ни в чем не обвинят, не смогут, потому что агрессивность будет проявлена по отношению к нему, а он свою проявить просто не успеет. Поверьте, там работают настоящие мастера своего дела.
— Ну хорошо, — все еще недоверчиво проговорил я. — И что дальше?
— А дальше, — сказал он, — дальше — все будет зависеть от того, насколько слаженно мы с вами будем работать.
— То есть?
— Как только Денис тронется с места, им займутся те, кто будет обязан оградить машину преследователей от посягательств. Вы тронетесь с места, а я в это время нанесу свой удар. И вы будете свободны.
Я не был против этого плана. Но что-то в нем мне все равно не нравилось.
— А что вам-то с этого? — бестактно спросил я и пожалел об этом в следующую минуту.
Мой таинственный незнакомец, что называется, спал с лица. Он чуть ли не побелел от ярости и, подойдя ко мне вплотную, произнес:
— А вам?
Где-то он был прав. Но я все равно сопротивлялся. Не верю я в дедов-морозов.
— Как вас хоть зовут-то? — спросил я, чтобы хоть что-нибудь спросить.
Он еле заметно улыбнулся и ответил:
— Зовите меня просто Вася.
— Хе, как верблюда, — вспомнил я свой любимый фильм «Джентльмены удачи».
Вошла Лиля Федотова и торжественным голосом объявила:
— Кофе, господа.
4
Все у нас получится, бормотал я про себя как заклинание, все у нас получится.
Перед выездом на операцию Меркулов сообщил мне:
— Ни по каким зарегистрированным делам Аничкин не проходит. Не пойму, как они умудряются держать его в Лефортове?
— Его посадили свои же братья чекисты. И без всяких ненужных бумаг! — ответил я.
Он как-то странно посмотрел на меня.
— Ладно, иди, — махнул он рукой, — удачи тебе. Ни пуха ни пера.
— Иди к черту! — послал я его.
— Спасибо, — улыбнулся он.
Ох, и натерпелся же я!
Предъявив начальнику тюрьмы свое удостоверение, а также соответствующее постановление, санкционированное замом генерального прокурора, в котором черным по белому говорилось, что Владимир Аничкин должен покинуть стены тюрьмы и быть передан из рук в руки старшему следователю по особо важным делам Генпрокуратуры Александру Турецкому для проведения безотлагательных следственных действий, я собственной шкурой почувствовал, что такое тотальное недоверие. Этот начальник изучал несчастный лист бумаги минут пятнадцать, не меньше.
Наконец он поднял на меня глаза и спросил:
— А почему вы забираете его без охраны?
— Выполняйте предписание Генпрокуратуры, я отвечаю за сохранность зека, — посоветовал я ему, и что-то в моем голосе ему не понравилось.
Он внимательно меня оглядел и, кивнув, предложил сесть.
— Располагайтесь, — сказал, почти радушно улыбаясь. — Я только кое-что уточню.
И вышел. Странно. Если он решил позвонить, почему не позвонил из своего кабинета? Меня испугался? Подстраховаться решил? А с чего я вообще взял, что он звонить пошел? Может, он пообедать решил? Хотя для обеда еще рано.
Вернулся он через шесть минут пятнадцать секунд. Теперь он улыбался мне, словно близкому родственнику, которого не видел много-много лет. Я даже подумал, что он скрытый алкоголик и вышел только затем, чтобы принять очередную дозу. Хотя алкаши опять же заначку держат в рабочем столе — так надежнее.
— Все в порядке? — поинтересовался я у него.
— Конечно, — чуть ли не сиял он. — Извините, что заставил ждать. Сейчас приведут заключенного.
Что происходит в этом доме, а?
Аничкина ввели через десять минут. Вид у него был немного удивленный. Но я отметил, что сегодня он выглядит хуже, чем в нашу первую встречу.
— Гражданин Аничкин! — начал я как можно официальнее. — Я от лица Генпрокуратуры уполномочен вам заявить, что сейчас вы едете со мной для проведения некоторых следственных действий. Прошу вас не делать глупостей и не пытаться усложнять жизнь себе и мне. Наручники пока не снимем. Ради вашей же безопасности.
Он внимательно пригляделся ко мне, пытаясь, видимо, понять, что стоит за всем этим. Я смотрел ему прямо в глаза как можно тверже. Он перевел взгляд на свои руки, закованные в наручники, и сказал:
— Воля ваша.
— Очень хорошо, — кивнул я. — Прошу вас следовать за мной.
И, не оглядываясь, пошел к двери.
Охранник довел его до машины, которая стояла во дворе тюрьмы.
Это была «вольво». Я попросил «мерседес», по возможности шестисотый, но мне грубо отказали. И предложили «вольво». Спасибо, что не «Запорожец».
Итак, мы выехали за ворота, и свистопляска началась. Я сразу же заметил движение машин, которые до того, казалось, безучастно стояли у обочины.
И потеха, о необходимости которой всю эту ночь говорил Турецкий, началась!
Все получилось так, как планировал гениальный Вася.
Машина, черная как вороново крыло по цвету и сути, лениво двинулась вслед за нами. Все это я видел в зеркальце заднего обзора.
Денис, красавец, работал, как Бог, но он был обречен с самого начала. За черной машиной следовали еще две. Одна из них не дала ему сманеврировать, молниеносно среагировав на его рывок. Вторая примитивно подставила свой бок новенькому «Москвичу» Дениса. Автомобиль Дениса дернулся, не в силах, наверное, смириться с поражением, мотор чихнул пару раз и заглох. Черная машина получила оперативный простор.
Но она не успела им воспользоваться. Откуда ни возьмись — иначе и не скажешь — на огромной скорости для этого участка дороги выскочил «форд» и, как бы не видя ничего перед собой, на этой самой опасной скорости устремился прямо на наших с Аничкиным преследователей. Последние увидели его, похоже, в самый последний момент.
Противный скрежещущий звук двух столкнувшихся машин пролился на мое сердце бальзамом. Теперь можно было отрываться.
Что я и сделал. Выжав педаль газа до упора, я помчался по дороге.
Никто меня не преследовал.
— Хорошая работа, — негромко произнес Аничкин, глядя прямо перед собой.
Я бросил на него быстрый взгляд и прижал к губам указательный палец. С этой минуты я не хотел, чтоб кто-то посторонний нас слышал. Он кивнул и замолчал.
Я долго плутал по московским дорогам, стараясь сбросить несуществующий хвост. Убедившись в тщетности моих попыток обнаружить хоть какое-то подобие слежки, я сдался и направил машину в то место, о котором заранее договорился с Меркуловым.
На тихой улице Заповедной я увидел «джип» и подъехал к нему. Внутри сидел Меркулов, а его собственная машина стояла на расстоянии пятнадцати метров. Дальше ее поставить он остерегся: мало ли угонщиков. Я не стал пенять ему за это. Слава Богу, что он вообще сидел в «джипе», а не в своей тачке. А ну как угнали бы именно этот «джип»?
— Все в порядке? — спросил зачем-то Меркулов.
— Твоими молитвами, — буркнул я его же фразой. — Сматывайся быстрее, не компрометируй себя.
Мы пересели в «джип», а Меркулов двинулся в сторону своей тачки. Я не стал ждать, когда он дойдет до нее, и сорвался с места, будто за нами мчались вражеские танки.
— Кому-то повезло, — сказал вдруг Аничкин, оглядываясь на «вольво».
— Вот уж не ожидал от вас такого жульнического уровня мышления, — отозвался я, внимательно следя за дорогой и на всякий случай проверяя наличие хвоста. — О чем вы думаете в такую историческую, можно сказать, минуту? Что какому-то вору повезет и он найдет эту «вольво». Так ведь далеко не уйдет. В отличие от вас. Вы уже далеко ушли. Так что поздравляю со счастливым освобождением.
— Вы тоже далеко пойдете, — успокоил он.
— Правда? — обрадовался я. — Вы так думаете?
— Если не пристрелят, — остудил он мой пыл.
— Это кто же? — вроде как испугался я.
— Сволочи красные, — усмехнулся он.
Ха! Я тоже люблю этот фильм — «Неуловимые мстители» называется! Но я промолчал, пусть не думает, что я подлизываюсь к нему.
Пусть он ко мне подлизывается! В конце концов — кто кого освободил?!
Некоторое время он молчал. Я тоже. Пусть сам начинает. Пусть не думает, что я расколоть его хочу. Пусть сам колется. Потому что я очень этого хочу.
Кажется, это приключение плачевным образом повлияло на мои умственные способности. Но почему он молчит?! Да скажи же хоть что-нибудь!
И он сказал:
— Я знаю вас.
— Здравствуйте! — язвительно проговорил я. — Давненько не виделись. Или вы думаете, что я вам во сне являлся в Лефортове?
— Вы бывший любовник моей жены, — сказал он.
Я чуть в дерево не врезался. Уж язык-то прикусил точно. С этими гебистами ухо надо держать востро. Еще пришибет ненароком.
— Вы что, с ума сошли? — спросил я у него.
А что — вдруг он на самом деле чокнулся в этих застенках? Всяко бывает.
— Она мне рассказывала о вас, — сообщил он. — Но я не ревную. Это же было до меня.
Интересно, что бы ты сделал, милый мой, если бы узнал, что рога твои сейчас до того ветвистые, как никогда раньше? Все-таки ты большая сволочь, Турецкий.
Мне было нестерпимо стыдно, но не стану же я признаваться в своих грехах до срока? Какой смысл? Еще, чего доброго, даст по башке и — салям алейкум, кювет! Давно в этих краях катастроф не наблюдалось? Вот и мы, просим любить и жаловать.
— Давайте сменим тему, — предложил я.
Ага! Начинай развешивать уши, Турецкий. Щас он начнет тебе выкладывать местонахождение двух симпатичных чемоданчиков. С атомными бомбами.
— «Жучков» нет? — невинно, я бы даже сказал — наивно, спросил он.
Я молча покачал головой. Неужели и вправду начнет рассказывать?
— Зачем вам знать, где груз? — внезапно спросил он. — Кто много знает — много плачет.
А действительно, подумал я, зачем мне это? Мне, конкретно Александру Турецкому, — зачем?
— Если я правильно понимаю, — продолжал он, — вам необходимо как можно больше узнать об организации под названием «Стратегическое управление». Не так ли?
— Так, — коротко ответил я.
— Вот и хорошо, Александр Борисович. Что вы собираетесь делать в этом направлении?
— Для начала я спрячу вас так, чтобы никто не нашел, — ответил я.
— Зачем? — не понял он. — Какую пользу я могу принести, если буду прятаться?
Я ответил так, как думал:
— Не задирайте нос, но вы сейчас, на данный момент, являетесь национальным достоянием. За вашу голову противная нам сторона отдаст любые деньги. Не потому, что ваш груз дорого стоит, а потому что дорого стоят их покой и безопасность. Для них вы являетесь угрозой пострашнее вашего груза. В то же время те, против кого они действуют, то есть законное правительство и народ, тоже весьма высоко ценят вашу голову. Я имею в виду, что ценили бы, если б знали о вашем существовании. Но вы, я уверен, к популярности не стремитесь. Характер выбранной вами профессии отвергает подобную мысль. Не так ли?
— Так, — согласился он. — Но, боюсь, от популярности мне никуда не деться.
— Да?! — я был неприятно поражен. — И почему, позвольте полюбопытствовать?
— Потому что единственное, что мне может помочь, — это полная и безусловная гласность. Мне нужно связаться с журналистами, причем самыми известными.
— Например?
Он пожал плечами:
— Ну не знаю. Манкин?
— Слишком амбициозен, — высказал я вслух свое личное мнение.
— Быковский.
— Слишком молод.
— Холодов был еще моложе, когда его убили, — напомнил Аничкин.
— Быковского никогда не убьют, — категорически заявил я. — Самое большее, на что он способен, — выматериться на страницах газеты и заявить, что это народный фольклор.
— Соколов?
— Не знаю, — мне вдруг надоело это перечисление знаменитостей. — Вообще я думаю, что гласность в этом деле может быть применена только в самом крайнем случае.
Он повернул голову и с интересом посмотрел на меня.
— То есть вы хотите сказать, — осторожно подбирал он слова, — что у нас есть и другие пути?
— Совершенно верно.
— Тогда повторяю вопрос: что вы намерены делать, чтобы разоблачить Стратегическое управление?
Слишком лобово выражается, подумал я, но понять его можно: все-таки не из санатория человек вышел.
Однако вопрос требовал четкого ответа.
— В первую очередь я хочу вас спросить вот о чем: какие отношения связывали вас с председателем Национального фонда спортсменов Федором Борисовым?
Он как-то странно икнул. Я ожидал нечто такое, знал, что вопрос для него будет неожиданным, но подготавливать его не имел ни малейшего намерения. Пусть не думает, что в Генпрокуратуре сидят лохи, которые будут плясать под его дудку. Пусть под нашу пляшет. А то вообразил себя национальным сокровищем!
Я молчал и смотрел на дорогу. Мы уже выезжали за пределы Москвы.
— Вы его арестовали? — спросил он наконец.
— Борисов был убит на больничной койке, — сообщил я и вкратце пересказал все, как было. Разумеется, умолчав о ключе.
Потом я взглянул на него и увидел, что лицо его стало совершенно белым.
Он встретился со мной глазами. Взгляд у него был такой, словно ему только что Президент страны лично сообщил, что через четыре с половиной минуты он нажимает кнопку и начинает ядерную войну. Я просто содрогнулся от этого взгляда.
— Все пропало, — прохрипел он. — Все полетело к черту.
— Не думаю, — успокоил я его.
— Вы же ничего не знаете! — громко простонал он.
— Сказать, что я всезнайка, было бы преувеличением, — заметил я. — Но сказать, что я совсем уж ничего не знаю, — это, видите ли, другая крайность. Кое-что мы все-таки знаем, уж поверьте.
Он не усмехнулся — он оскалился. Настоящий Фредди Крюгер.
— Вы даже не представляете, как много вы не знаете, — в отчаянии сказал он.
— А вы не представляете, как вы ошибаетесь, — ответил я этому жлобу.
Что-то в моем голосе его насторожило, и он аж встрепенулся. Он выпрямился и стал бесцеремонно заглядывать мне в лицо, надеясь прочитать на нем подтверждение вспыхнувшим своим надеждам.
— Вы нашли его? — дрожащим голосом спросил он, и я был уверен, что сейчас он молится про себя: «Господи, сделай, чтобы это было так!..»
Я вспомнил, из-за чего он переживает, и мысленно выругал себя: перестань издеваться над человеком, Турецкий, не будь скотиной. Ведь, по существу, этот человек сделал то, что на его месте сделал бы не каждый. Он не дал атомной бомбе взорваться в твоей стране.
— Что, ключ? — небрежно откликнулся я. — Конечно, нашли. А вы сомневались?
Из него словно воздух выпустили. Он протяжно простонал и словно обмяк на сиденье.
— Спасибо, Господи! — истово произнес он.
А нам с Грязновым? Впрочем, это мелочи.
Через два часа мы приехали к деревенскому домику Грязнова. К вечеру подъехал сам Грязнов и сообщил, что, хотя к Денису нет никаких претензий, он не приедет — слишком опасно. За племянником могли следить. Я потребовал привет от Меркулова. Грязнов его зажилил.
