Глава 8
Девушка-видение
Конечно, он не пошел в ее дурацкий бар. Честно говоря, не хотелось видеть ее в каком-нибудь нелепом наряде официантки, видеть, как заигрывают с ней клиенты, а может быть, запросто и незамысловато похлопывают по аккуратной, круглой попке. А она еще, не дай бог, смеется в ответ. Турецкому не хотелось разрушать очарования, которое вызвала в нем эта девушка. То ли девушка, а то ли виденье. Обернувшаяся на повороте и махнувшая ему тонкой рукой.
«Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я», — мурлыкал вполголоса Турецкий, объезжая стороной наметившееся было ДТП в одном из закоулков, приближающих его к месту свидания.
Он разыскал ее. Еще в день знакомства нашел телефон факультета, заболтал секретаршу, выяснил, у кого из студенток филфака задолженность по истории искусств. Как фамилия? Вересова? Фамилия и имя известны, дальше уже просто. Есть база данных на всех, проживающих в столице. К своим обращаться не хотелось. Он попросил «вычислить» гражданку Вересову Анастасию старшего опера МУРа, Василия Колобова. Мужик свой в доску. Разумеется, Колобову была предложена легенда, согласно которой Анастасия разыскивалась как свидетель по одному из текущих дел. Разумеется, Василий ее отыскал. Уже через сутки Турецкий знал, что Настя родом из Твери. Что данная гражданка проживает в районе метро «Кропоткинская», где снимает вдвоем с подругой однокомнатную квартиру в одном из переулков Пречистенки. Там же временно прописана. Был известен и номер телефона. Турецкий держался больше недели. Но она все не шла из головы, эта девочка-видение. И он решил, что лучше увидеться и избавиться от наваждения. Или…
Он позвонил, она согласилась на встречу. Дальше он не думал. Просто, подъезжая к станции метро, где они должны были встретиться, почувствовал, как колотится сердце. Как тогда, когда она почти исчезла за поворотом и он испугался, что она не обернется.
…— Добрый день, Настя!
— Ой, а я вас не увидела! Здравствуйте.
— Это вам, — он протянул ей чайную розу.
— Спаси-и-бо, — протяжно ответила она, и лицо ее порозовело, озарилось улыбкой. — Какая красивая! Знаете, я очень-очень люблю цветы.
Да, она была очень мила, эта девушка. Теперь, когда он видел ее прямо перед собой, а не в профиль, как тогда, когда подвозил на экзамен, она оказалась еще прелестнее, чем подсказывала ему память. Темно-карие, почти черные глаза, блестящие крупные кольца кудрей. И овал лица… Такой, как… Как у кого? Как у рафаэлевской Мадонны! Ярко очерченный небольшой рот. И все это очень живое, подвижное. Взгляд любопытный и доверчивый одновременно. И одета очень симпатично. Светлые брючки, темно-лиловый топик, открывающий чуть выступающие ключицы и едва заметную ложбинку на груди, легкий светлый пиджачок переброшен через локоть. Лиловые туфельки и сумочка в тон.
Александр глубоко вздохнул, с некоторым трудом продолжил разговор.
— Ну-с, как переэкзаменовка?
— Все нормально, сдала! А что же вы не пришли к нам в бар? Я ведь вас приглашала.
— Решил, что будет лучше, если с приглашения начну я.
— Вы думаете, это даст вам преимущество? — Она стрельнула в него черным глазом.
— Хотелось бы надеяться, — смиренно произнес Турецкий.
— А как вы меня разыскали? — перевела разговор Настасья.
— О, тайна сия велика есть. Еще не время ее разглашать. Предлагаю переместиться в мой драндулет. Я приглашаю вас в некое уютное и довольно забавное заведение. Куда пускают девочек до шестнадцати. Но только тех, которые сдали все экзамены. У вас теперь нет хвостов? Кроме хвоста поклонников, разумеется?
Настя рассмеялась. Кудряшки запрыгали вокруг головы.
— Я нынче бесхвостая. И сгораю от любопытства. Что это за местечко?
— Там мы обо всем и побеседуем.
Он усадил девушку в машину, припаркованную за углом. Они тронулись в путь.
Турецкий долго думал, куда же пригласить барышню, знакомую с искусством северного Возрождения, почитательницу древних мудрецов вообще и Конфуция — в частности.
«Узбекистан» отпадал начисто. Турецкий вовсе не боялся, что его застукают с незнакомой девушкой (мало ли с кем ему приходилось обедать), просто… не тот стиль. Вести в какой-нибудь другой, более шикарный ресторан тоже пока не хотелось. Не из скупости, разумеется. Не хотелось смущать ее, она могла почувствовать себя обязанной, что ли. Почему-то ему казалось, что он чувствует ее, предугадывает ее реакцию. Но, конечно, он мог ошибиться. Тем не менее заведение было выбрано.
— Настя, видите магазин «Школьник»? Нам туда.
Саша остановил машину, помог девушке выбраться. Она смотрела вокруг с веселым любопытством. Он взял ее под руку, повел вдоль здания.
— Вообще-то карандаши, ручки и пенал я уже купила, — заговорщически шепнула она ему на ухо.
— Да? Что ж, это упрощает дело. Тогда нам вот сюда.
Турецкий распахнул дверь, расположенную почти рядом с магазином. Над дверью витиеватыми буквами было начертано название заведения: «Экслибрис». И ниже: «кафе-бар».
Они оказались в небольшом зале в зеленовато-бежевых тонах, с высокими вытянутыми окнами, мягкими диванами. Стены бара были увешаны офортами и литографиями. В середине располагалась кирпичного цвета колонна-этажерка с застекленными полками.
Настя озиралась, разглядывала настенную живопись, подошла к этажерке.
— Ой, а что там? — она указала на крошечные, размером меньше ладони, книжечки, выставленные в витрине.
— Здесь, Настя, хранятся уникальные книжки-миниатюры. Все они изданы вручную тиражом в тридцать — пятьдесят экземпляров.
— Ой, вон «Ворон» Эдгара По! Какая крошечная книжечка! И в кожаном переплете! Какая прелесть! А вон Саша Черный! Тоже с ноготок! Какое чудо!
Она так искренне радовалась! У Саши отлегло от сердца. Все-таки он не ошибся!
— Настя, видите два зернышка? Вон, на подушечке, в коробочке…
Он чуть коснулся ее обнаженного плеча, показывая на половинки тщательно отполированных рисовых зерен. И от этого прикосновения сердце опять заколотилось. «Да что это я как мальчишка!» — испугался сам себя Турецкий.
— Вижу. А что это?
— Вот представьте себе, что на одном из них нарисован Пушкин в цилиндре, а на другом — Лермонтов с усами. Верите?
— Вообще-то вы, Александр Борисович, внушаете доверие. Иначе бы мы сегодня не встретились. Ну чтоб Лермонтов с усами — ну еще туда-сюда, но чтобы Пушкин, и в цилиндре — это просто никуда! — переиначила она Хармса.
— А это действительно так! — голосом шоумена воскликнул Александр. — Георгий, докажем очаровательной даме, что настоящим мужчинам можно и нужно верить всегда!
Молча наблюдавший за ними из-за барной стойки бармен Георгий степенно подошел, отомкнул стеклянную витрину, вынул прозрачную пластиковую коробочку и направился к окну, где стоял маленький столик.
— Ой, да здесь микроскоп! — Настя захлопала в ладоши.
Георгий с видом профессора биологии тонким пинцетом извлек одну из рисовых половинок, положил ее на предметное стекло и затем под микроскоп. Зажглась маленькая лампочка, подающая свет на зеркальце микроскопа. Настя прильнула к окулярам.
— Ой, правда, Пушкин в цилиндре! Нарисован на зернышке! Вот это да! Я такого никогда не видела! Что за Левша это сделал?
Она все не могла оторваться от микроскопа. Турецкий тихо радовался.
— А Лермонтова можно посмотреть?
И она рассматривала другое рисовое зернышко, уже с усатым Михаилом Юрьевичем.
Наконец осмотр достопримечательностей заведения был окончен. Они разместились у окна, за маленьким столиком на двоих.
Официант принес меню и высокую вазу, куда поместили розу.
— Настя, я голоден и надеюсь, вы тоже. Поэтому давайте играть по-крупному.
Настя с некоторой опаской уткнулась в меню. Саша как бы углубился в свое. В действительности же украдкой наблюдал за девушкой. Напряженное выражение ее лица сменилось почти безмятежным. Она расслабилась. И это тоже было частью его замысла. Цены в кафе были весьма умеренны. Настя поняла, что в случае чего может расплатиться сама. Так ему показалось. Но он все-таки мог в ней ошибиться.
— Ну-с? Чем будем закусывать? — осведомился он.
— Даже и не знаю. Ну вот греческий салат, например. Он легкий.
— Я знаю закуску более легкую. Это фирменный салат «Экслибрис».
— А, вижу. Беби-ананас, листья салата, креветки, кукуруза, сладкий перец, апельсин, — читала Настя. — Все это под йогуртом и майонезом. Наверное, ужасно вкусно! И совсем недорого! — вслух изумилась она, слегка покраснела и добавила: — Вполне по карману даже девочке до шестнадцати лет!
Эта ее смесь простодушия и лукавства ужасно нравилась Турецкому.
— Надеюсь, до вашего кармана мы не доберемся. Обойдемся моим.
— Я тоже надеюсь, — ответила она и вдруг посмотрела на него очень серьезным, взрослым взглядом.
«Я надеюсь, что ты меня не обидишь и мне не придется платить за свою доверчивость» — так прочел этот взгляд Турецкий.
— Итак, закуска выбрана! Что далее? Что вы предпочитаете? Рыбу, мясо?
— Рыбу. А что это за блюдо под названием «Рыба ест рыбу»?
— Это дуэт семги и осетрины под соусами из красной и черной икры. Заказываем?
— Нет, это как-то слишком… калорийно. Я бы предпочла форель.
Все-таки держится в рамках своего кошелька. Еще не вполне доверяет…
С этими мыслями Александр сделал заказ: два фирменных салата, форель для дамы и стейк для мужчины. Двести… нет, триста граммов коньяка (пусть нас воспринимают такими, какие мы есть) и бутылку шампанского. Настя отказалась от вина.
Через несколько минут молчаливый официант оставил их наедине с замысловатой закуской, бокалом шампанского, рюмкой коньяка и друг с другом.
— Ну-с, за встречу! — это было самое умное, что смог выдавить из себя Александр Борисович.
— За встречу! — повторила Настя звонким голоском и улыбнулась. Ямочки заиграли на щеках и примирили Турецкого с собственным скудоумием.
Они выпили и принялись за закуску. Турецкому все эти ананасы были по фигу, он предпочел бы хорошую селедку, пусть и под коньяк. Но Настя так наслаждалась блюдом, что Саша и сам заразился ее аппетитом.
— Теперь давайте выпьем за знакомство.
— Давайте.
Выпили за знакомство.
— Настя, расскажите о себе. Откуда вы родом? Вы ведь не москвичка?
— Почему вы так решили? — Настя надменно вскинула бровь.
— Ну… Вы слишком хороши для столичной барышни.
— Вот как? — рассмеялась она. — А вы, простите, коренной москвич?
— Да, есть такой грех. Но мужчин он не очень портит.
— Да, я не москвичка. Я из Твери.
— И жили там с мамой и папой?
— И жила там с мамой и младшей сестрой. А папа с мамой развелись, когда Наташке было два года, а мне пять.
— А кто у вас мама?
— Преподаватель. Английский язык. Папа военный врач. Он в Перми живет.
— И как же мама отпустила вас в шумную Москву?
— А отчего же и не отпустить? Я девушка серьезная, несмотря на отдельно взятые двойки.
— Которые уже исправлены, как мы знаем. Итак, Анастасия — студентка…
— Второго курса. Мне девятнадцать лет, если вас это интересует.
— Мне это совершенно не интересно, — живо откликнулся Турецкий, которого интересовало именно это.
— А вам сорок с хвостиком, — безжалостно выдала Анастасия.
— Это так важно? — огорчился Турецкий.
— Абсолютно неважно. Это ведь вы затеяли сбор анкетных данных.
— Действительно.
Саша почувствовал, что у него взмок лоб. Этого еще не хватало! Анастасия посмотрела на него с сочувствием.
— Александр Борисович! Что вы так напрягаетесь? — осведомилась юная нахалка. — Вы ведь замечательный человек, это сразу видно! Вы так… чудесно меня подвезли на экзамен. Это был настоящий подарок. Если бы я опоздала, Крыса ни за что не приняла бы переэкзаменовку. А благодаря вам и сэкономленным на вас деньгам я еще успела купить ей цветы. Мы расстались подругами. Вот! И вы так здорово выбрали место встречи! Знаете, я очень боялась, что вы повезете меня в какой-нибудь роскошный ресторан и будете растопыренными пальцами швырять валюту. А вы привели меня в это дивное местечко. Я теперь буду его знать. Вы мне его подарили. И вообще… Что-то я еще хотела сказать…
Девушка замолчала. Саша отметил, что она повторила все то, что он о ней думал. Это было все-таки так странно, что он не нашел ничего лучшего, как спросить:
— Настя, вы пьяны?
— Ну да. То есть нет. Просто я с утра ничего не ела. Вернее, со вчерашнего вечера. А что, очень заметно? — Она вскинула испуганные глаза.
— Нет, просто вы столько хорошего мне сказали, я и подумал… — огорчился Александр.
— Так я же все это искренне сказала! — воскликнула Настя. — Знаете, у меня в этом городе нет друга. Есть подружки на курсе. Я снимаю квартиру вместе с очень хорошей девочкой. Но… Вот я уехала из дома и осталась одна в большом городе. Этот город достаточно жесток. Иногда опасен. Почти всегда равнодушен. Мне здесь трудно. Я привыкла жить с открытой душой. Среди людей, которые тебя знают с детства, радуются твоим успехам, жалеют тебя, когда тебе плохо… А здесь никто никого не жалеет.
— Неужели у вас нет поклонников?
— Поклонников? Собственно, на поклонников времени особо не было. Я учусь и работаю. Но один есть. Вернее, был.
— Почему в прошедшем времени? — тайно радуясь, спросил Турецкий.
— Как вам сказать? Вот он привел меня к себе домой, познакомить с родителями. И в глазах его родителей я — аферистка из провинции, которая метит на их жилплощадь. Так унизительно чувствовать это! Они коренные москвичи, а не знают различия между Кантом и карпом. Но дело не в этом. Просто я никогда себе не позволю быть… обузой. А мальчик этого не увидел.
— Ну а работа? Вы ведь говорили, что в вашем баре собираются люди искусства. Это ведь взрослые, интересные люди. Вы такая красивая девушка. Неужели клиенты за вами не ухаживают?
— Ухаживают? Что вы! Строго — нет! Мы на работе. Это исключено. Никто себе ничего такого не позволяет. Я потому и прижилась там. Платят хорошо. И никто не пристает. Приставать к официантке — моветон. А люди искусства такие вещи, как общие заповеди, соблюдают неукоснительно. Не усвоив приличий, не утвердишься.
— Это вы сами придумали?
— Что?
— Последнюю фразу.
— Нет, это Конфуций придумал. Так что наши посетители — народ очень корпоративный и все-таки интеллигентный.
— Почему — все-таки? — рассмеялся Саша.
— Ну… Знаете… Все их общение можно охарактеризовать названием блюда из здешнего меню: «Рыба ест рыбу». Вот они друг друга и поедают с милыми улыбками. Это поначалу даже интересно. Приходите к нам, правда! Увидите кучу знаменитостей.
— Короче говоря, Настя, я понял одно: без моего доброго, отеческого глаза вы здесь если и не пропадете, то затоскуете окончательно! — расхрабрился Турецкий.
— А горячее будет? — прищурясь, спросила девушка.
— И десерт! — пообещал Турецкий.
Потом они с удовольствием продолжили ужин, ей принесли серебристую форель, ему — сочное мясо. И болтали так легко, будто были знакомы давным-давно. Десерт представлял собой мороженое с фруктами. И затем, уже поздним вечером, отвез домой: Мансуровский переулок, дом семь. Настя задремала в дороге, и он боялся ее разбудить.
— Откуда вы знаете, где я живу? — изумилась девушка, открыв глаза у подъезда собственного дома.
— Об этом я расскажу вам в следующий раз. Должна же быть хоть какая-то интрига.
— Хорошо! В следующий раз допрос буду проводить я! — Она прищурила черные глаза, ставшие узкими и кошачьими.
Он довел Настю до квартиры, церемонно поцеловал ей руку и исчез в чреве лифта лишь тогда, когда дверь открылась и соседка по жилплощади возопила:
— Аська! Где тебя черти носят, ведьма?
А и вправду ведьма. Вернее, юная колдунья…
