Глава 19
Исповедь
Турецкий вышел возле здания клиники «Возрождение», прошел внутрь.
Профессор Нестеров проводил совещание с руководителями подразделений клиники, сообщила Изабелла Юрьевна.
— Это надолго? — хмуро спросил Турецкий.
— Они только начали. Думаю, на час, не меньше.
— В таком случае вам придется пройти в кабинет и доложить профессору о моем визите. Совещание придется прервать.
— Но… Вы же к нему не записывались на сегодня, — попыталась возразить секретарь.
— Вы понимаете, с кем вы говорите? — ледяным тоном осведомился Турецкий. — Перед вами старший следователь по особо важдым делам Генеральной прокуратуры.
— Да-да, извините… Я просто не знаю, как лучше сказать Анатолию Ивановичу…
— Вы ему скажите, что, если он сейчас меня не примет, через полчаса здесь будет служебная машина, которая доставит нас на мое рабочее место. Если ему так удобнее — пожалуйста.
Изабелла Юрьевна побледнела и, не глядя на Александра, прошла в кабинет шефа.
Минут через пять двери кабинета открылись и из них начали выходить люди в белых халатах, окидывая Турецкого, мягко говоря, недружелюбными взглядами.
Когда поток иссяк, Александр шагнул внутрь, плотно закрыв за собой дверь.
Нестеров стоял у стола, набычившись, красный как рак, исподлобья глядя на Турецкого.
— Здравствуйте, Анатолий Иванович, — спокойно произнес Александр.
— Это что, новый метод работы с клиентом: позорить его перед подчиненными? — вместо приветствия процедил Нестеров.
— Спокойно, Анатолий Иванович. Мы не в парикмахерской, и вы для меня не клиент, а подследственный. Я пришел не чай пить, а работать. Сожалею, что наше рабочее время совпадает. Чтобы не тратить его понапрасну, давайте начнем. Я пришел, чтобы провести официальный допрос. Под диктофонную запись. Прошу вас, садитесь.
Саша сел первым, не дожидаясь приглашения, указав Нестерову на место напротив. Тот сел, угрюмо сверля Турецкого своими глазами-буравчиками, слушая, как следователь перечисляет какие-то статьи УПК. Эту дребедень он пропустил мимо ушей.
Турецкий извлек из кейса две фотографии, положил их перед Нестеровым.
— Анатолий Иванович, вам знакомы люди, изображенные на этих снимках?
Нестеров придвинул к себе фотографии, надел очки. Саша внимательно следил за ним. Фотографию Круглова профессор отодвинул довольно быстро. И вцепился глазами во второй снимок. Затем поднял их на Турецкого. Краска схлынула с его лица.
«Ну вот, сейчас опять сердечный приступ выдаст — и весь допрос», — раздраженно подумал Александр.
— Повторяю вопрос: вам знакомы люди, изображенные на снимках? Напоминаю, что вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний.
— Этого человека я никогда не видел, — ровным голосом ответил Нестеров, указывая на отодвинутую им фотографию, — а вот этого когда-то оперировал. Но не могу сказать, что знаком с ним.
— Когда это было?
— Это было… — он задумался, — лет десять тому назад.
— Как его зовут?
— Я не знаю его имени. Мне он представлялся как Танцор.
— Расскажите, пожалуйста, об этом человеке поподробнее.
— Поподробнее? Девяносто третий год. Я — пластический хирург, возглавляю платную клинику. И ко мне обращается пациент.
— Но на него должна была быть заведена карточка, не так ли? Фамилия, имя.
— Вместо карточки на меня был наведен ствол. С ним еще двое были. Охрана. Я и оперировал под дулом пистолетов. Вы вообще девяносто третий год помните?
— Помню. Но вопросы задаю я. И что, этот Танцор ничего вам о себе не рассказывал?
— Нет. И так было видно, что он бандит.
— А почему он обратился именно к вам?
— Это вопрос не ко мне, а к нему. Наверное, потому, что я был хорошим хирургом.
— А может быть, у вас была в криминальных кругах слава человека, помогающего бандитам?
— Не знаю. Я в криминальных кругах не вращался. Ко мне обращались пациенты, они платили деньги. Я их оперировал. Вот и все.
— Все? А Танцор после операции не продолжил знакомства с вами?
— Он был у меня дома. Один раз.
— Вы его приглашали?
— Нет. Такие люди не ждут приглашений. Захотел приехать — и приехал. С бутылками и цветами. Решил отблагодарить.
— А после? Он не продолжил знакомства с вами?
— Знакомства мы не продолжили.
— Может быть, он поздравлял вас с праздниками? С днем рождения, например.
— Нет, ничего такого не было. Вы переоцениваете степень благодарности больных. При удачном исходе лечения они очень быстро забывают своих докторов.
— А ваша бывшая супруга, Зоя Дмитриевна Руденко, показала, что Танцор, в течение как минимум пяти последующих лет, присылал вам ко дню рождения подарки и визитки для связи.
— Ах Зоя Дмитриевна… Она большая мастерица на мистификации, — криво улыбнулся Нестеров.
— То есть вы отрицаете всякую связь с человеком по кличке Танцор?
— Отрицаю.
— А что вы делали вчера, в восемь вечера?
— Вчера? Был дома. Смотрел телевизор.
— Это кто-то может подтвердить?
Нестеров помолчал, глядя на поверхность стола.
— Нет, никто подтвердить не может.
— А каковы были ваши отношения с Вадимом Яковлевичем Климовичем?
— Опять двадцать пять. Мы же в прошлый раз об этом говорили. Это что, способ пытки: задавать одни и те же вопросы?
— Прошу ответить.
— Никаких отношений с погибшим у меня не было. Я с ним встречался один-два раза в год на конференциях или симпозиумах. Обычный человек. Вполне пристойный чиновник.
— Но ведь это Лицензионная палата отозвала лицензию, то есть запретила вам работать. Наверное, вам это не понравилось.
— Мало ли что мне не нравится? Мне, может, наш премьер-министр не нравится, и что? Если он, не дай бог, сляжет, виноват буду я?
— Вернемся к Климовичу.
— Климович сделал то, что должен был сделать. Пришли документы из Контрольного института о введении новой системы контроля нашего препарата. О том, что эти контроли не проведены. То есть Контрольный институт, а в сущности, Литвинов не разрешает применение препарата на людях. Климович, естественно, отозвал лицензию. Я бы поступил на его месте так же. Он же не обязан был, да и не мог вникнуть в суть претензий Литвинова.
— Анатолий Иванович, в первый наш разговор вы, помнится, говорили, что у вас нет личных причин для вражды с господином Литвиновым.
— Говорил.
— И готовы это повторить?
— Да.
— Ваша бывшая супруга показала, что вы несколько лет тому назад приревновали ее к Литвинову. С ее слов, господин Литвинов виновник распада вашей семьи. Разве это не личный мотив для вражды?
Нестеров молча сверлил глазами стол. По щекам ходили желваки.
— Я так и знал, что они подкинут вам этот мотив.
— Кто — они?
— Литвинов. Зоя. Кто-то из них. Или они оба.
— Они встречаются?
— Понятия не имею.
— Неужели? А почему вы не рассказали мне о вашем разводе в первую нашу беседу? О роли Литвинова в этой истории?
Нестеров вдруг выпрямился, отчего показался Турецкому прямо-таки огромным. Глаза-буравчики вцепились в глаза Турецкого.
— Послушайте, вы! Порядочный мужик никогда не будет обсуждать с другими своих отношений с женщиной. И с бывшей женой, в частности. Вы этого не понимаете? А они, зная меня, понимают, что я не буду рассказывать о своем неудавшемся браке. Это ведь очень верный расчет: выдать вам мотив ревности. А вы купились.
— Вот что. Я не на рынке. Не продаю, не покупаю. Я расследую убийство. Вы что, не понимаете, что можете оказаться на нарах? Лет на десять. Что будете опозорены. И если выйдете, то одиноким, дряхлым стариком. И дело не только в вас. Без вас вашу клинику растащат и приберут к рукам. Может быть, те же литвиновы. Вы же не только за себя отвечаете, но и за своих людей! Поэтому отбросим чистоплюйство в сторону. Я прошу вас рассказать о вашем браке с Зоей Дмитриевной!
Видимо, Турецкому все же удалось достучаться до профессора. Он помолчал еще несколько мгновений, затем заговорил:
— Наш брак… Это неудачный опыт любви человека не первой молодости, не красавца, к тому же одержимого своей профессией, к красивой молодой девушке, которая не отвечала своему мужу взаимностью. Я ее любил, она меня — нет. Я должен был увидеть это до брака, но Зое удалось усыпить бдительность убежденного холостяка.
— Вы ревновали ее? Устраивали ей сцены?
— Я ее безусловно ревновал. Сцены? Поначалу я пытался выяснять отношения, если это можно назвать сценами. Для меня это была боль, кровоточащая рана, достаточно часто посыпаемая солью. Но довольно быстро я понял, что не смогу завоевать ее любовь. Это она завоевала то, что ей было нужно: московскую прописку и положение в обществе. Статус жены успешного хирурга. Я, как мужчина, в список ее ценностей не входил. К счастью, у меня была и есть любимая работа. А это спасает от многих личных переживаний. Единственное, о чем я ее просил, — соблюдать приличия. Потому что это невообразимо: видеть, как жена вешается на шею любого более-менее смазливого господина при каждом удобном, а чаще неудобном случае.
— Так было в ресторане? С Литвиновым?
— Она и это рассказала?
Нестеров замолчал. Желваки опять заходили по скулам.
— Так что было в ресторане пять лет тому назад?
— Литвинов — это был последний аккорд. Я застал их в мужском туалете. Они занимались любовью.
— У них уже был роман? — спросил Турецкий, лишь бы что-то спросить. Информация была впечатляющей.
— Понятия не имею. Скорее всего — не было. До этого. А после — не знаю. Я просто решил, что с меня довольно. Понимаете? Я терпел ее распутство достаточное количество лет. Наверное, я ее все-таки очень любил. Иначе это невозможно объяснить. Существует же самоуважение, самолюбие… Но вот наступил момент — и как будто упала пелена, занавес, что хотите. И за этим занавесом — пустая, голая сцена с грязными кулисами. Все. Я ушел из театра под названием «Зоя Руденко».
— Вы разъехались?
— Ну да. Она хотела, чтобы я просто ушел на улицу. И оставил ей квартиру своих родителей. Но у меня не было других квартир. Пришлось размениваться.
— Где вы теперь живете?
— На «Полежаевской». Вполне приличная однокомнатная квартира.
— Вы не отрицаете, что угрожали Литвинову?
— Мы уже обсуждали это. Я говорил, что сотру его в порошок. Если это можно воспринимать буквально — то да, угрожал.
— Расскажите поподробнее, где и когда это было.
— Это было два месяца тому назад, когда с его подачи нам запретили работать. Я же вам рассказывал.
— Повторите вкратце.
— Литвинов придумал новую систему контрольных тестов для проверки препарата, который мы используем в работе. Это совершенно бессмысленные тесты. И невыполнимые. Я пришел к Литвинову в его кабинет с евроремонтом, стал объяснять холеному господину, которого помню не лишенным способностей студентом, что вся эта система контролей бессмысленна. Он ответил мне дословно так: «Если бы вы включили меня в группу авторов вашего метода, у нас с вами проблем никаких не было бы». Вот так. Я вскипел, сказал, что это наглый шантаж. На что мой бывший ученик ответил мне: «Сейчас наше время — молодых и наглых. Ваша клиника или будет работать под моим патронажем, или не будет работать вообще». Вот так. Тогда я и вскричал, что он негодяй и я сотру его в порошок. И что он сделал? Он достал из кармана диктофон. Вот такой же, как у вас. И дал мне прослушать сделанную запись. И я услышал с пленки свой голос, кричащий, что сотру Литвинова в порошок. Вот его методы борьбы! Этот мой выплеск — это же фигурально! Я подготовил отчет о нашей деятельности. Я буду докладывать министру. У меня на руках отзывы из ведущих клиник страны, где применялся наш препарат. Это блестящие отзывы! У меня мнения настоящих специалистов, академиков, которые очень скептически отзываются о придуманной Литвиновым схеме. Я все это выложу на стол! Вот этим я и сотру в порошок Литвинова!
— Почему вы не рассказали мне об этом в мой первый визит?
— Не думал, что нужно пересказывать эти дрязги.
— Эти дрязги могут стоить вам свободы, — вздохнул Турецкий. — Ладно, вернемся к Зое Дмитриевне. Вы ей угрожали? Избивали ее? Во время совместного проживания или после?
Нестеров с тоской посмотрел на Турецкого:
— Боже, какой бред! Вам ведь самому противно задавать такие вопросы.
— Тем не менее ответьте.
— Я ни разу пальцем ее не тронул. Угрожать женщине может только моральный урод. Я ей не угрожал.
— Но все же Литвинов разрушил вашу семью — это факт?
— Это факт. Но на месте Литвинова мог быть Петров или Сидоров. Прошло пять лет. Зоя Дмитриевна мне глубоко безразлична. Я не знаю, как она живет, и не хочу знать. И меня абсолютно не волнует, есть у нее роман с Литвиновым или нет. И чтобы расставить все точки над «и», добавлю следующее: там, за стеной моего кабинета, сидит замечательная женщина. Не такая молодая, как Зоя, и не такая ослепительная красавица. Но это как раз то, что мне нужно. Я очень доволен своей личной жизнью, понимаете?
Дверь в кабинет открылась. На пороге возникла Изабелла Юрьевна.
— Я могу подтвердить, что вчера, в восемь часов вечера, Анатолий Иванович был у себя дома и смотрел телевизор! — звонким от слез голосом проговорила она.
— У этой женщины есть один недостаток: она подслушивает, — сказал Нестеров.
И по тому, как потеплело его лицо при взгляде на пухленькую, заплаканную Изабеллу, Турецкий понял, что мотив ревности отпадает. Начисто.
В кармане зазвонил мобильный. Достав трубку, Турецкий услышал голос Вячеслава:
— Саня, ты там как?
— Заканчиваю.
— Здесь у нас новости, одна другой краше. Мы с тобой, как законные жены, узнаем все самое интересное в последнюю очередь.
— Что именно?
— Танцор нашелся.
— Да что ты? Где?
— В морге Первой градской. Приезжай.
Александр нашел друга в коридоре морга. Тот курил, беседуя с толстым мужчиной в прорезиненном фартуке. Слава махнул ему рукой: подходи, мол.
— Ну что сказать? Прямое попадание в сердце. Это просто фантастика. У обоих трупов пуля в сердце. Первого в упор грохнули, второго — с расстояния метров двадцать. И лежат они у нас на соседних столах: убитый Сидорчук и убийца. Тоже убитый, — рассказывал толстяк.
— Что-что? — не понял Саша.
— Я тебе сейчас все расскажу, — увлекая друга по коридору, прогудел Грязнов.
— Смотреть будете? — крикнул им вслед толстяк.
— Обязательно. Минут через пять подойдем, — откликнулся Грязнов.
Прохаживаясь с Александром по коридору, Грязнов рассказал историю последнего дня жизни гражданина Акопова — он же Танцор, он же Чечеточник.
— Нет, ты представляешь, что такое судьба? Старлей, которому Чечеточник обязан жизнью, находит его спустя десять лет. И начинает шантажировать. Секретарша Акопова показала, что шеф очень занервничал после звонка некоего Сидорчука. Чечеточник решает вопрос кардинально: убивает шантажиста на лавочке Измайловского сада. Это вчера, в двадцать с минутами. И что дальше? Дальше он попадается под руку некоему бдительному криминалисту, из ближайшего РУВД, который, прогуливаясь по аллее того же парка, рентгеновским взором просвечивает респектабельного гражданина и видит в его кармане оружие. «Стой, кто идет? Документы! Ах, у вас в руках пистолетик? У нас тоже есть!» Трах-бах-тарабах, и все. Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. В нашем случае — два.
— Ты что так веселишься-то? Что вообще за странная история? Что за бдительный криминалист такой?
— Ой, Саня, Москва — город маленький. Все уже все знают и шепотом друг другу пересказывают.
Грязнов поведал другу историю дуэли из-за вероломной дознавательницы. История уже приобрела широкую известность в узких кругах. Не в курсе был только подполковник Рябой. Прямо как законная жена.
Турецкий оценил ее по достоинству.
— Да-а. Вот уж воистину шерше ля фам. Его уже опознали, Чечеточника?
— Нет. Скоро привезут жену. Теперь уже вдову. Ну что, пойдем, посмотрим?
— А что обыск?
— За одной из картин, коими, как ты заметил, увешаны стены нашего Танцора, обнаружен сейф. Вскрыли. Там «беретта», «макаров», баксы, драгоценности.
— Пластит?
— Ни пластита, ни тротила — ничего взрывоопасного в квартире нет. Увы. Обшарили все.
За разговором они вошли в зал.
— Сюда! — позвал их толстяк в переднике.
На двух расположенных рядом столах лежали двое: крупный, кряжистый дядя с полуседой шевелюрой и стройный господин (да-да, даже сейчас его невозможно было назвать трупом) с иссиня-черными волосами и по-итальянски красивым лицом. Турецкий с любопытством рассматривал работу доктора Нестерова. Интересно, это он умышленно придал Танцору черты лица «крестного отца» сицилийской мафии в исполнении Аль Пачино? Чтобы, так сказать, намекнуть на истинную профессию своего пациента?
Лицо убитого накрыли простыней, так как в зал вошла Татьяна Акопова. Ее сопровождали пожилая женщина и оперативник из МУРа. Находящиеся вокруг прозекторы оставили работу и все как один устремили взгляды на высокую молодую красавицу с выпирающим животиком. Женщины подошли к столу.
— Вячеслав Иванович! Вот, гражданка Акопова и ее мать, гражданка Горовец. Они прибыли на опознание, — доложил оперативник.
— Татьяна Андреевна, вы можете опознать этого мужчину? — спросил Грязнов.
Толстяк отдернул простыню, обе женщины вскрикнули, ухватились друг за друга.
— Да, это он, Женя! — всхлипнула Татьяна.
— Это ваш муж, Акопов Евгений Леонидович?
— Да.
— Гражданка Горовец, вы знаете этого мужчину?
— Это мой зять, Танечкин муж. Господи, какое го-о-о-ре-е, — завыла женщина.
