8
Кольчугин отключил свой сотовый и посмотрел на своего пресс-секретаря Соломина и вдову Артемова Тамару, сидевших за поминальным столом, где после похорон Сергея Артемова собрались самые близкие покойному люди. Потом перевел взгляд на замерших гостей, которые прислушивались к его разговору. Поминки происходили в гостиной дома Артемовых.
– Сами видите, что творится... – прокашлялся Кольчугин и встал с рюмкой в руке. – Убивают моих мальчиков, подававших надежды как выдающиеся бизнесмены и политики новой России! Теперь вот и Гена Афанасьев... Скоро привезут его тело в цинковом гробу, и снова соберемся по печальному поводу. Сначала парня несправедливо засудили, теперь вот застрелили прямо на зоне... Один ты, Андрюша, у меня остался! – Он выставил руку в сторону Соломина. – И потому держу тебя все время при себе, думая, быть может наивно, что при мне, народном депутате, они не посмеют!
Он всхлипнул, махнул рукой, сел, потом снова поспешно вскочил.
– Так выпьем за то, чтобы больше не убивали наших соколов! Чтобы мы их защитили! И клянусь, что сделаю все, что в моих силах...
Он поднял рюмку над головой, как бы отсалютовав присутствующим, потом опрокинул ее в рот.
Артист, подумал Соломин, взглянув на сидевшую рядом Тамару. Тоже – артистка. Траур ей удивительно шел, вдова была возмутительно хороша, притягивая к себе невольные взгляды присутствующих – нескромные мужские и завистливые женские. Она весь день молчала, не поднимая глаз и не проронив ни слезинки. О чем она думает, что собирается делать, как поступать?..
Соломин перевел взгляд на ее золовку Елену, пытливо посматривающую то на охранника Пашу, то на свою вдовствующую невестку... Что-то между ними происходит, подумал Соломин. Что-то эта Елена знает...
Он услышал новую трель сотового в кармане шефа, перевел на него взгляд.
– Ну не дадут спокойно посидеть... – проворчал Кольчугин и протянул Соломину трубку. – Андрюш, выйди, скажи, только повежливее... Мол, сейчас очень занят, своего любимого друга и сына, можно сказать, только что схоронил.
Соломин кивнул, быстро поднялся на второй этаж, прислушиваясь к продолжающимся звонкам.
– Да? – спросил он.
– Андрюша, здравствуй, дорогой! – послышался знакомый добродушный голос.
– Здравствуйте, Рустам Ибрагимович, – сказал Соломин.
– Видишь, ты уже по голосу стал меня узнавать, хотя звоню по номеру твоего шефа! Опять он у тебя занят, да?
– Как вам сказать?.. Сейчас поминки, вам опять не повезло, как раз все за столом...
– Понимаю, дорогой, только это вам не повезло, что никак не могу с ним соединиться! Слушай, еще раз передай Тамарочке мои соболезнования, но и передай обязательно трубку Петру Авдеевичу, надолго его не оторву. А то у вас опять будут поминки...
– Какие еще поминки? – похолодел Соломин.
– Да не твои, дорогой, пока не твои... Гену Афанасьева скоро привезут, сам знаешь... А дело не ждет! И вот чтоб не было новых, пусть Петр Авдеевич возьмет трубочку! И Тамарочка пусть потом подойдет, ты хорошо понял меня?
– Я сейчас передам...
Соломин подошел к лестнице, но не стал спускаться к собравшимся, а просто взглянул на Кольчугина, и тот поспешно кивнул и встал, шепнув что-то на ухо Тамаре.
– Тебя тоже, – сказал Соломин Тамаре, встретившись с ней взглядом.
Они вдвоем поднялись к нему наверх. Гости снова притихли и смотрели им вслед, выворачивая шеи.
– Одну минуту, – прижал руку к груди Кольчугин, поклонившись. – Извините нас... Только одну минуту.
Тамара ничего не сказала, молча поднялась вслед за ним.
– Опять из прокуратуры? – вполголоса спросил Кольчугин, забирая сотовый у своего пресс-секретаря.
– Хуже, – ответил тот негромко. – Из Нальчика.
– Здравствуй, дорогой! – сказал Рустам Ибрагимович. – Правильно Андрюша сказал, Нальчик намного для тебя хуже, чем прокуратура! Тамарочка там с тобой?
– Да вот она, рядом... Ну и слух у тебя, Рустам!
– Передай ей трубочку, пожалуйста. А потом мы с тобой поговорим! Как мужчины...
– Здрасте, Рустам Ибрагимович, – сказала Тамара.
– Тамарочка, дорогая, прими от меня самые искренние, самые чуткие и благожелательные соболезнования в свой адрес по случаю смерти твоего любимого мужа Сережи! Которого мы все очень хорошо запомнили, когда вы бывали у нас в гостях. Моя мама просто плакала, когда услыхала о его безвременной и трагичной гибели!
– Спасибо... передайте и ей от меня привет.
– Тамарочка, я совсем скоро буду в Москве, – понизил голос Рустам Ибрагимович. – И очень надеюсь там тебя увидеть... У меня к тебе есть очень важное дело, очень... ты понимаешь меня?
– Я тоже буду рада вас видеть, – сказала Тамара. – А сейчас, уж извините, мне нужно к гостям. Передаю трубку Петру Авдеевичу.
– Петя, дорогой, ты меня хорошо слышишь? – спросил абонент из Нальчика.
– Хорошо слышу, Рустам. Очень даже.
– Скажи, что там у вас происходит? Почему убивают твоих помощников? И кто это делает? Что уважаемый Николай Григорьевич говорит по этому поводу?
– У него и спроси, – хмыкнул Кольчугин. – Мне он ничего не объясняет. Потерпите, говорит, все образуется. Пока все в штатном режиме. И ничего объяснять не желает... Ты ему позвони, сошлись на задержку с письмом. Может, он тебе скажет.
– Звонил... Мне он тоже ничего не хочет говорить! – вздохнул Рустам Ибрагимович. – Умнейший человек, светлая голова, на десять ходов вперед считает, а?
– Это верно, – согласился Кольчугин. – Сам не заметил, как он всех нас под себя подмял.
– И все нити, понимаешь, в его пальцах... Только здесь, дорогой, это никому не нравится. Как бы Николаю Григорьевичу это объяснить? Гарантийное письмо на получение кредита лежит на последнем, самом высоком столе уже со всеми визами, но здесь хотят знать, что у вас происходит! Твоя репутация под вопросом, понимаешь? Если твои помощники или были в тюрьме, или там оказались, или погибли в результате разборок...
– Слышал уже! – перебил Кольчугин. – И не раз. От меня-то что ты хочешь услышать? Если даже прокуратура не знает, почему их убивают!.. А ты хочешь, чтобы я знал! Репутация... Знаю эту вашу репутацию с трехзначными цифрами! Им только повод дай, чтобы больше содрать! И моя репутация снова будет в порядке!
– Ты прав, дорогой... Но не горячись. А прокуратура может не знать, чего знают другие, – примирительно сказал Рустам Ибрагимович. – Лучше тебя или Николая Григорьевича ведь никто не знает, в чем там дело... Кто именно хочет сорвать нашу сделку и почему.
– Намеки, Рустам, опять только намеки и необоснованные подозрения... – вздохнул Петр Авдеевич. – Откуда мне знать! Ты другое скажи: будет гарантийное письмо подписано или нет? И сколько еще нужно для подмазки?
– А меня спрашивают: что в банке «Империал» по этому поводу говорят? Может, они там уже разочаровались и думать забыли про кредит? И гарантийное письмо в пустоту пошлем, да? Правительство подпишет, а какой-то банк откажет? Ты можешь дать гарантию, что кредит будет, если пришлем гарантийное письмо?
– Опять сказка про белого бычка... Я не могу за них отвечать, – примирительно сказал Петр Авдеевич. – В одном ты прав. Сам об этом все время думаю. Будто кто-то специально ставит меня в центр скандала, чтобы скомпрометировать... И сорвать наш договор. Но вот кто? Лучше бы ты сам прилетел сюда, на месте все и обговорим.
– Придется... – сказал Рустам Ибрагимович. – Иначе, смотрю, без меня не справляешься.
Кольчугин отключил аппарат, взглянул на Тамару.
– Поговорить бы нам надо, – сказал он. – А ты, Андрюша, не стой, иди вниз, к гостям... А то подумают невесть что.
– Они и так подумают, раз я осталась с вами вдвоем... Вам не кажется? – сощурилась Тамара, когда Соломин ушел.
– Да подожди ты с этим! – поморщился Кольчугин. – Кому что... Сядь! И давай-ка начистоту. Ты знаешь, чей это дом? – он обвел рукой помещение. – И откуда здесь все, что есть? Джип, джакузи там всякие, домашний кинотеатр, сотовый, зимний сад, спутниковая антенна? У меня, кстати, нич-чего этого нет, хоть жена требует, а вот у Сережи твоего – есть!
– А почему возник этот вопрос? Разве не Сережа купил? – Она пожала плечами. – Еще до меня. Когда я сюда впервые пришла, здесь все уже было... А почему вы спрашиваете, Петр Авдеевич?
Кольчугин усмехнулся.
– Сережа купил! – повторил он. – Вот именно, что до тебя... А кто ему заработать дал, догадываешься?
– Вы, кто ж еще...
– И кто в долг дал, чтобы этот дом стал его собственностью?
– Долг? – опешила она. – Он мне ничего не говорил... Вы ему много дали?
– Так вот послушай, что я теперь скажу. – Он склонился к ней, положив руку на ее округлое колено, при этом она только опустила глаза, но не шелохнулась. – Расписка лежит у меня в банке, заверенная нотариусом. Шестьдесят пять процентов стоимости дома – это то, что я ему одолжил... И наш договор: долг не отдаст – дом уходит ко мне. А ты – на улицу.
– Значит, теперь я должна отрабатывать долг, о котором ничего не знаю? – усмехнулась она.
– А ты как думала? – удивился он. – Или сможешь отдать?
– Прекрасно знаете, что нет... Петр Авдеевич... – поморщилась она, убрав его руку со своего колена. – Только-только мужа схоронила... И вы мне делаете такое предложение?
– Дура ты, дура! – вздохнул он. – Говорю же: одно у вас, баб, на уме. Предложения тебе будут делать другие. А ты их будешь принимать, но с моей подсказки.
Она не ответила, внимательно глядя на него.
– Кажется, я поняла. А кто будет моим сутенером? – спросила она дрогнувшим голосом. – Уж не вы ли?
– Выбирай! – Он развел руками. – Или я – твоим сутенером, как ты говоришь, или твоим кредитором, который выставит тебя на улицу.
– Мне надо подумать, – сказала она. – Хотите, чтобы я превратила свой дом в бордель? – Ее голос снова дрогнул.
– Это пока не твой дом, – покачал головой Кольчугин. – Неужели непонятно? Он им только может стать, если отработаешь...
– А как я могу узнать, отработала или нет? – Теперь в ее голосе прозвучало нечто похожее на отчаяние. – Или так и будет до конца вашего депутатства?
– Я сам тебе скажу, когда этому придет конец, – кивнул Кольчугин.
– Кстати, могу я взглянуть на ту расписку? – спросила она. – И пусть адвокат посмотрит со мной вместе, а то я в этих делах не понимаю...
– У тебя есть адвокат? – приподнял брови Кольчугин.
– Пока нет, но придется найти... Вдруг вы меня обманываете?
Он не сразу ответил, какое-то время молчал, изучающе глядя на нее.
– Ладно, – сказал он. – Тут такие дела разворачиваются... Адвокат так адвокат. Что еще?
– И как это все будет выглядеть, Петр Авдеевич? – спросила она. – Я должна здесь сидеть одна и ждать клиентов, которых вы ко мне направите?
– Ну почему одна, почему так говоришь? – всплеснул руками Кольчугин, явно чувствуя облегчение. – Я буду тебя навещать, будешь свободна...
– Ну уж нет! – Теперь она враждебно смотрела на него исподлобья. – Уж лучше на панель...
– Ну уж, на панель! – хмыкнул он, махнув рукой. – Такие, как ты, там не пропадают... А я что, такой старый для тебя, да?
– Вы – противный, – сказала она. – Строите из себя выдающегося государственного деятеля и видного военачальника... Не люблю таких.
Он взял ее за плечи, посмотрел ей в глаза.
– Мстишь, да? Поэтому готова лечь в постель с любым, но только не со мной?
Поморщившись, она освободила плечи, подняла глаза к потолку, мол, долго ли еще это будет продолжаться?
– Ладно, насильно мил не будешь... – кивнул он, взъерошив рукой остатки волос. – Следователь тебя вызывал?
– Нет... Наверно, ждет, в отличие от вас, когда схороню мужа. И только тогда пригласит. Кстати, я что, тоже должна с ним переспать?
– Посмотрим, – сказал он хмуро. – Может, и потребуется. Если он еще захочет. Тот наш, который, говорят, непробиваемый... Да ты его видела! Ну, где Сережку убили, тот, из прокуратуры.
– Сердитый такой, ни на кого не смотрит? – вспомнила она.
– Ну, раз на тебя не смотрит, значит, ни на кого... – покрутил головой Петр Авдеевич.
– Так какие будут на его счет инструкции, как с ним разговаривать, вы так и не сказали? – насмешливо спросила она.
Он взглянул на часы, покачал головой, вздохнул.
– Черт, заговорился тут с тобой... Уже ехать к нему пора. Ну, какие инструкции? Я думал, может, он тебя первую пригласит, а раз я сначала, то после и переговорим.
Он встал.
– Пошли к гостям. А то и вправду на нас подумают...
– Пусть думают, – отмахнулась она. – Так когда посмотрим Сережину расписку?
– Да хоть завтра! – сказал он, направляясь к лестнице, чтобы спуститься к пирующим. – Нет, завтра я не смогу, заседание... Найди адвоката, позвони и все сама увидишь.
Они спустились, встреченные заинтригованными взглядами.
– Тамарочка! – томно позвала Елена. – Почему так долго? Где вы с Петром Авдеичем пропадали?
– Мы с ним поспорили, я сказала, что ты именно это спросишь, – огрызнулась Тамара. – И я выиграла. Вот спроси у него... Так что за вами должок, Петр Авдеевич.
Он не ответил. Молча сел на свое место, задумался, потом обвел всех взглядом.
– У всех налито? – спросил он. И встал. Подождал, пока наполнятся рюмки. – Предлагаю выпить за хозяйку, за всеми нами любимую Тамарочку... Все мы знали, как они с Сережей любили друг друга, и можем себе представить, как будет ей нелегко без любимого мужа, и она всегда будет его помнить... Но жизнь продолжается, так давайте пожелаем ей новой любви и семейного счастья!
– Можно по этому поводу чокнуться? – протянула к нему наполненную рюмку Елена, не обращая внимания на ненавистный взгляд Тамары. – Хороший тост! Все-таки она теперь у нас прекрасная вдова, мужики, поди, уже слюни пускают.
– А тебе и чокаться не надо! – громко сказала «прекрасная вдова», со стуком поставив фужер на место.
Все замерли, но здесь проснулась мать Сергея Артемова, осовело оглядевшая присутствующих.
– А... Что? Сереженька приехал?
