Когда они подъезжали к ночному клубу «Золотая львица», в тусклых и безразличных глазах так и не проспавшегося и плохо опохмелившегося Лехи Корнеева впервые появилась заинтересованность.

– Что, узнаешь это место? – усмехнулся Михайлов, сидевший за рулем. – Вот здесь он шел в ту сторону, а ты его, болезного, одним пальцем: шпок! И нет человека. Отмучился. Только тогда ты был вон там... – Он кивнул в сторону школы. – А теперь ты здесь дорогой гость... – Он кивнул в сторону улыбающегося швейцара, готового распахнуть дверцу их «опеля».

– А что мы будем делать? – спросил Леха, внимательно оглядывая то место, где прицел его винтовки нащупал голову жертвы.

– Расслабимся, оттянемся, забудемся... – сказал Михайлов. – А потом найдем себе телок. Здесь, говорят, лучшие в Москве.

В ресторане ночного клуба, куда они прибыли достаточно рано, их отвели к заказанному столику, усадив недалеко от небольшой эстрады и танцевального круга, где замедленно танцевали, кружились несколько пар – все больше девочки возраста выпускниц десятого класса, поглядывающих оценивающими взглядами на только что прибывших гостей.

– Ну как тебе вон та рыженькая, к примеру? – спросил Михайлов, наливая в пузатые бокалы коньяк «Хенесси». – Похоже, получше твоей Гретхен, верно? И помоложе, а? А сиськи, смотри, у той чернявой... Когда еще такие увидишь? Хочешь, бери ее, мне не жалко. Твой выбор, Леха!

– Сволочь ты, Гена, – тихо и с чувством сказал Леха. – Я тебе че, пешка? Будешь мне указывать, с кем можно трахаться, а с кем нельзя? А если будет не по-твоему, так ее тоже убить можно? А может, и меня заодно?

– Леха, Леха, – покрутил головой Михайлов. – Опять ты за свое. Сколько можно, а? Мы с тобой кто? Душегубы, если по-старинному. Убивцы. Правильно я говорю? Думаешь, ты – другой? Или лучше меня, если издали их мочишь и ни разу своих мертвяков вблизи не видел, а твои руки по локоть в их кровище не были? Сколько ты всего народу положил, ась? Раз в десять больше меня! А за эту Гертруду свою, или как там ее, так и не простишь?

– Выходит, Гена, не прощу.

– Ты становишься опасен с такими разговорами, – покрутил головой Михайлов. – Не вздумай при Коляне говорить! Я-то ладно, знаю тебя, дурака... Работа у нас такая, раз подписались, понял, нет? И себе мы давно не принадлежим, ни ты, ни я! Да если б не я... Если бы не поставил ребром вопрос, что тебя нельзя больше держать в тюряге... Ты бы этой своей Гертруды, или Гретхен, сроду бы не увидел! А так хоть подержался за нее, когда танцевал, верно? Ну что ж, помянем ее, что ли.

– Лучше б ты убил меня с ней, чем я ее, – горько сказал Леха.

– Что с тобой говорить... – Михайлов встал, бросил на стол салфетку, подошел к ближайшему халдею и что-то зашептал ему на ухо, кивнув на танцующих девушек. Тот кивнул, отошел к ним, обнял за плечи ту самую рыженькую, показал ей Леху и подтолкнул ее под аккуратную попку к их столу, потом точно так же и тем же жестом отправил к ним пышногрудую брюнетку.

Михайлов встал, указал дамам на свободные стулья: прошу!

Девочки сели, тут же закурили от зажигалки, поднесенной Михайловым, внимательно оглядывая клиентов.

Познакомились: рыжая – Зина, пышногрудая брюнетка – Оксана.

– А что это ваш товарищ такой хмурый? – громко спросила Оксана у Михайлова. – Первый раз, что ли? Мы вас тут раньше никогда не видели.

– Он устал, – улыбнулся тот. – Давно нигде не оттягивался. Все по загранкомандировкам да по приемам в посольствах... здесь, в Москве, давно не был.

Девицы сощурились, возбужденно задымили, глядя на Леху, смутившегося еще больше.

– Вот я и привел сюда моего лучшего друга Лешу немного развеяться...

– Может, ему тогда лучше поспать? – спросила Оксана.

– Смотря с кем, – подмигнул ей Михайлов.

– Или мы ему не нравимся? – улыбнулась теперь Зина. – И он хочет видеть кого-то другого?

– Да нет, все в порядке, – смутился Леха. – Сейчас выпью немного.

– Это он всегда так, – отрекомендовал его Михайлов. – Вы не смотрите на его прикид и застенчивость... Потом Леха разойдется, и уж тогда не остановишь!

– А в каких странах вы бывали, не расскажете? – спросила Зина у Лехи.

Похоже, она уже поняла расклад, кто с кем, либо сама сделала свой выбор.

– Ну почему... в Швейцарии, в Австрии, в Германии, – пробубнил Леха, стараясь на нее не смотреть.

– Да-а... Вы немецкий язык хорошо знаете? – уважительно спросила она.

– Кроме шпрехен зи дойч, Леха ни черта не знает! – хохотнул Михайлов, положив одну руку на открытые, сдобные плечи Оксаны, а другой разливая коньяк. – Язык я знаю. Я при Лехе телохранитель и переводчик! Ну, вздрогнем, что ли, за знакомство?

– Правда? Вы в Министерстве иностранных дел работаете? – спросила Зина, поднимая бокал, чтобы чокнуться.

– Ну да, министром! – хмыкнул Михайлов, скользнув рукой по спине Оксаны, ниже талии. – Ну чего? За знакомство?

Ночью Леха почти не спал, лежал на спине, искоса поглядывая в темноте на прильнувшую к нему Зину.

А чего, они с ней – два сапога пара. Душегуб с Урала и проститутка из Молдавии, подумал он. Ну, осталась бы жива Гретхен и обязательно бы потом узнала, чем он занимается... Как такое скроешь? И она его о чем-то таком спросила, когда с ней танцевал. Хотя, скорее, не женат ли, есть ли девушка? Или дети? Точно, про фрейлейн и киндер спросила. Он потом в словарь смотрел. А тогда сперва не понял, о чем она спрашивает, не в себе был. Ведь сама, сама на виду у всех, у жениха, подошла к нему и пригласила... а Генка Михайлов тем временем «жучка» этому жениху впарил... А раз такие вопросы задавала, значит, хотела не просто так познакомиться, чтоб потанцевать, верно?

Таких, как Гретхен, у него никогда не было. И уже не будет. И он же ее – своей рукой. А вот такие, как Зина, эти в самый раз для него.

Зина приоткрыла глаза, и они встретились взглядами.

– Ты чего?

– Может, поженимся, а? – сказал он. – И уедем отсюда на Урал, к моей матери. Надо ж где-то осесть... Она меня там давно ждет.

Зина сначала не ответила, глаза ее заметно расширились...

– Не знаю... Чем я там заниматься буду?

– Найдем... А ты давно этим, ну, занимаешься?

– Да нет, вторую неделю в Москве... А что?

Он не ответил. Она прижалась к нему в темноте.

– С чего ты это вдруг? – спросила она. – Может, тебе приснилось чего?

– Вы тут о чем шепчетесь? – вдруг спросил появившийся в комнате Михайлов. – Мы вам не мешаем? А то вас че-то не слышно совсем... Слышь, Леха, может, поменяемся? Ты к Оксанке, я – здесь.

– Я не хочу. – Зина еще плотнее прижалась к Лехе.

– А тебя не спрашивают! – оборвал ее Михайлов. – Тебя купили? Вот и соответствуй! Как скажем, так и сделаем. Мы с Лехой – не разлей вода. Я правильно говорю?

– Правильно, правильно, ладно, Ген, иди, – сказал Леха. – Мне выспаться надо, сам говорил.

...Утром Михайлов щедро расплатился с девицами, подождал, пока Зина запишет Лехе номер своего мобильного телефона, потом стал их бесцеремонно выпроваживать.

– Некогда, некогда, девочки... В дугой раз. Нам в министерство срочно, министр не любит опозданий. Пока-пока...

И, помахав им на прощание, захлопнул дверь.

– Времени сейчас знаешь сколько? – спросил он у лежащего Лехи. – Опаздываем, Колян опять орать начнет... Нужно еще ехать на рекогносцировку, подобрать тебе позицию... Давай, только быстро, в душ, работать надо, понял? Расслабились, оттянулись, но больше прохлаждаться нельзя, сегодня серьезное дело предстоит. Ну, как тебе твоя Зинка? – спросил он, когда Леха вышел из душа. – Ниче бабец, а?

– Нормально, – уклончиво ответил Леха. – А твоя?

– Будь здоров! Слыхал, как орала? А вы вроде всю ночь втихую, а?

Леха вспомнил, как стонала Зина – прикрыв глаза и закусив губу. И еще шептала, услышав крики Оксаны: «ну чего она так кричит, может, он ее бьет?»

– А под утро стала приставать, чтоб я на ней женился, представляешь? – сказал Михайлов. – А за час сколько сбросишь, говорю, если пообещаю?

Через два часа после инструктажа у Николая Григорьевича, больше похожего на разнос, они вдвоем подъехали на Большую Дмитровку, вышли из машины, прошлись по противоположной от Генпрокуратуры стороне улицы.

– Поменьше смотри в их сторону, – негромко сказал Михайлов, кивнув на желтое здание. – А то у них тут видеокамеры на каждом шагу... Вот где-то здесь объект объявится, выйдет и пойдет в проходную, видишь?

– Да что хоть за объект? – спросил Леха, думая о предстоящей вечером встрече с Зиной.

– А ты до сих пор не понял? – Михайлов даже забежал вперед, чтобы заглянуть ему в глаза. – У Коляна надо было спрашивать! А то молчал, как этот...

– Ну тогда скажи ты, – буркнул Леха, когда они снова сели в машину. – Баба какая-то, я правильно понял? Вроде хочет нас заложить?

– Не просто баба, – сказал Михайлов, оглядываясь по сторонам. – А жена того чувака, помнишь, ты его шлепнул возле казино, где мы вчера сняли твою Зинку с Оксаной? Вот она что-то про нас с тобой узнала и сегодня прибежит в прокуратуру закладывать.

– И про меня? – удивился Леха.

– Про тебя в первую очередь, – подтвердил тот. – Слушай, вон к тому дому, что подальше, давай подъедем, видишь, с башенкой? – Михайлов показал на самый высокий дом на улице, возвышавшийся над остальными. – Там чердак, видишь? Как, сойдет, если оттуда? Там вроде есть проходной двор. Метров пятьсот будет до цели, верно?

– Все шестьсот, – поправил Леха. – Нормально. А откуда она про меня-то знает?

– Кто? Ах эта... Слушай, ну ты и вопросы стал задавать, в натуре! Ты меня про другое спроси: как разглядишь ее в толпе? – И протянул ему две фотографии Тамары. – Запомнишь? Узнаешь?

– Издалека, через оптику? – засомневался Леха.

– Я буду там рядом с проходной пастись. Ты на меня наведи и за мной следи. Только она появится, справа или рядом, сразу дам отмашку, вот такую...

Михайлов показал – какую именно.

– Опасно.

– А что делать? Сидеть и ждать, когда за тобой придут? И все, что было и не было, на тебя повесят? Кстати, а почему ты не спрашиваешь: сколько это стоит? Или тебе все равно? Или уже неинтересно стало?

– Почему, интересно.

– Колян обещал тебе тридцать кусков. Хотя тебе надо от нее избавиться не меньше, чем ему.

– Красивая она... – Леха разглядывал фотографии. – У нее дети хоть есть?

– Слушай, что это на тебя нашло? Шлюха она и курва, откуда у таких дети? Ты бы, Леха, говорил, да не забывался...

– Не ори... Я в бабу только один раз стрелял, в Чечне...

– Чтоб она тебя не шлепнула, верно? – Михайлов начал терять терпение. – Ну и тут та же самая история! Не ты ее шлепнешь, так она тебя сдаст...

– ... и еще вторую, с твоей подачи, в Швейцарии. Потому и спрашиваю, – негромко сказал Леха, глядя в сторону.

– Детей у нее нету, можешь мне поверить. Полегчало? А если бы были? Пусть идет и закладывает? Слушай, не нравишься ты мне в последнее время!

– Ты мне тоже... Ладно, другое объясни: почему именно здесь, можно сказать, на глазах у генпрокурора и ментов, а не в другом месте?

– Где оно, это другое место... – пробормотал Михайлов. – Ее потеряли, дома нет, то ли прячется, то ли шляется где-то. Только одно известно: она точно приедет сюда к восемнадцати ноль-ноль, ей тут назначили...

– А если меня схватят?

– Если да кабы... Не будем о грустном, Леха! – Михайлов достал из барсетки небольшую пробирку с таблетками. – Вот, на тот случай, чтоб со всем разом рассчитаться в этой нашей собачьей жизни. Одна таблетка под язык – и поминай как звали... Бери, что смотришь? Или у тебя есть другие варианты, кроме пожизненной отсидки? Кстати, свой «визин» не забудь.

– Ну ты все предусмотрел! – качнул головой Леха, но таблетку и «визин» взял, положил в верхний карман куртки.

– Работа у меня такая... – сказал Михайлов, доставая комбинезон, чтобы переодеться. – От тебя завишу. Что смотришь? Случись что с тобой, меня, думаешь, Колян по головке погладит? Как с гуся вода? С тебя-то какой будет спрос? Я же буду во всем и виноват, и мне такую же пилюлю глотать... Или ты думаешь иначе?

– Ничего я не думаю, – отмахнулся Леха. – До шести вечера еще далеко... Целых четыре часа. Что, так и буду я там сидеть, пыль глотать?

– А куда ты денешься? За такие бабки я бы и неделю просидел. Кстати, винтовку придется там оставить. – И добавил, встретив недоуменный взгляд Михайлова: – Понимаю, она тебе как родная, с тобой одно целое, как твоя рука. А что делать, с другой стороны? С ней далеко не уйдешь, если оцепят. Сам понимаешь, времени у тебя будет в обрез. Найдем тебе потом другую, не хуже. Пристреляешься, приноровишься и к ней.

Они вышли из машины возле намеченного дома, Михайлов впереди, одетый в комбинезон слесаря-сантехника и кепи, со стареньким, ободранным чемоданом, где обычно носят инструмент, только вместо него там была разобранная винтовка Драгунова, а Леха шел сзади и в стороне, эдакий провинциал, только что с вокзала, с любопытством разглядывающий витрины, вывески и девушек. Михайлов вошел в один подъезд, Леха, через какое-то время, в другой. Михайлов быстро вошел, на ходу кивнул консьержке, смотревшей небольшой черно-белый телевизор, потом поднялся в лифте на последний этаж и там с деловым видом и без суеты открыл с помощью отмычек люк, ведущий на чердак. Прошел там пару других таких же люков над соседними подъездами, остановился над третьим и прислушался, посмотрев на часы.

Вроде пора бы Лехе тоже подняться сюда, на последний этаж.