Глава девятая
Турецкий продолжает
1
Прибыв в Москву около месяца назад, мистер Лайэм Платт не догадывался, что этот приезд в Россию станет для него последним, как не догадывался и о том, что больше ему вообще никуда ездить не придется.
В тот солнечный день он был настроен вполне оптимистически и полон надежд и страстей. Мистер Платт любил жизнь во всех ее проявлениях. Он обожал вкусную еду, хорошие машины и красивых женщин. Он был богат, сказочно богат, но никогда не кичился своим богатством, понимая, что деньги приходя и уходят, а человек остается. И от того, насколько праведно и верно вел себя человек в этой жизни, зависит то, насколько лояльно отнесутся к нему в заоблачных высях после его смерти.
Нельзя сказать, чтобы мистер Платт был человеком религиозным. Нет. Но, будучи бизнесменом (а значит, по определению, человеком опасливым и осторожным), он вполне допускал существование иной жизни и на этот случай хотел иметь надежную страховку. Во многом исходя из этих опасений, мистер Платт взял на вооружение девиз: «Если тебе повезло и ты стал богат — помоги тому, кто беден и несчастлив».
За редким исключением именно так мистер Платт и поступал.
Мистер Платт был большим филантропом. В этот свой приезд он привез в Москву несколько картин русских и зарубежных художников, купленных им на аукционах за границей. Эти картины мистер Платт был намерен передать в дар Третьяковской галерее и Пушкинскому музею.
Представители духовной элиты России, обрадованные таким поворотом дела, устроили в честь мистера Платта званый ужин в одном из лучших ресторанов Москвы. Мистер Платт на ужин пришел, но держал себя скромно и с достоинством. На все слова благодарности он отвечал немного смущенной улыбкой, повторяя в разных вариациях одну и ту же фразу: «Это мой долг, господа. Долг порядочного человека и гражданина мира».
Публика отвечала на его скромные реплики бурными аплодисментами. А в конце вечера к мистеру Платту подошла маленькая девочка в белом платье и протянула ему рисунок, сделанный тушью на картоне. Рисунок изображал луг, покрытый травой, солнце и белого коня, пасущегося на лугу.
— Я сама это нарисовала, — сказала девочка. — Это подарок.
Мистер Платт был растроган. Он взял девочку на руки и тут же зажмурился от вспышек десятков фотоаппаратов. Журналисты не могли пропустить столь мелодраматичную сценку.
В гостиницу мистер Платт вернулся усталым, но счастливым.
Помимо филантропической миссии мистер Платт хотел разобраться и с делами своего фонда, функционирующего в России. До него дошли слухи (подтвержденные некоторыми вопиющими фактами), что Фонд Платта, учрежденный для финансирования работ российских ученых, потихоньку разворовывается российскими руководителями.
Этого мистер Платт не мог допустить.
При всех своих положительных качествах мистер Платт был решительным, а порой и безжалостным дельцом.
Еще недавно все газеты мира взахлеб писали о том, что мистер Платт взял на себя «вину» за падение американского доллара. А месяца два назад в интервью одной из телекомпаний Платт заявил, что играет на понижение российского рубля.
В мире он давно уже получил прозвище «взломщика национальных банков». Мировую известность ему принесла атака на английский фунт, предпринятая десять лет назад. Атака удалась настолько, что Великобритания была вынуждена выйти из европейского механизма обменных курсов. Господин Платт получил миллиардные прибыли и выписанный ордер на арест в Великобритании. Теперь он выбрал «короткую долларовую позицию», то есть решил продавать американскую валюту, скупая не только евро, но и канадский, новозеландский и австралийский доллары, а также золото.
Однако слава мизантропа заглушала все финансовые «подвиги» мистера Платта, и он этому втайне радовался.
Лайэм Платт остановился в одном из лучших московских отелей. Окна отеля выходили на Москву-реку. Платт любил реки. Он часто цитировал по-русски стихи одного русского поэта, нобелевского лауреата. А стихи были такие:
«Что ты любишь на свете больше всего?»
«Реки и улицы — длинные вещи жизни».
При этом мистер Платт задумчиво улыбался и грустно вздыхал, словно у него с этими строками были связаны чрезвычайно теплые интимные воспоминания.
Ночь после банкета мистер Платт провел очень приятно. Он принял горячую ванну, затем ходил голым по номеру (он называл это «подпитываться от воздуха»), потом немного помедитировал, сидя на кровати в позе лотоса, а потом лег спать и проспал до утра крепким сном младенца, без пробуждений и сновидений.
Утро началось с многочисленных звонков, которые переправлял мистеру Платту его секретарь. Секретарю было дано строгое указание — переадресовывать боссу только важные звонки. Но почти все звонки так или иначе были связаны с бизнесом и искусством, а значит, представляли для мистера Платта чрезвычайную важность.
Один из звонков особо заинтересовал мистера Платта. Звонил некто Акишин. Он был директором в холдинге «Информинвест». Блокирующий пакет акций холдинга принадлежал мистеру Платту. Акишин говорил судорожно и сбивчиво, но мистер Платт понял две важные вещи: в холдинге творятся какие-то безобразия, и он, мистер Платт, может потерять из-за них приличную сумму денег.
— О'кей, — сказал мистер Платт. — Я вас понял. Мы можем встретиться сегодня, часов в… — Платт прикинул в голове грядущие дела и докончил: — Одиннадцать. У меня в отеле. Вас это устроит?
— Вполне, — ответил Акишин.
— Только, пожалуйста, не опаздывайте, — предупредил Платт. — У меня сегодня масса дел.
Акишин пообещал не опаздывать, и мистер Платт положил трубку.
Последующие несколько часов были заняты деловыми переговорами, открытиями экспозиций и прочими приятными и не очень приятными вещами.
В поездках по офисам и выставочным залам мистера Платта сопровождал переводчик Никита. Они были знакомы по предыдущему приезду мистера Платта в Москву. Миллиардеру нравился этот немногословный, вечно сосредоточенный на своих мыслях человек. Все переводы Никиты были лаконичными и педантично точными. Он никогда не позволял себе отсебятины и легко запоминал целые куски речи собеседников Платта, которые потом и переводил слово в слово.
После очередного визита они сидели в машине и пили кока-колу, которую мистер Платт очень любил. (У него было предубеждение против кофе, в то же время мистер Платт был уверен, что кока-кола оказывает на организм такое же ободряющее воздействие, как и кофе, но с меньшими негативными последствиями для сердечной мышцы.)
— Ник, вот смотрю я на вас и думаю, — заговорил мистер Платт, искоса поглядывая на своего переводчика, — все-таки счастливый вы человек! У вас нет никаких особенных забот. Вернее — все ваши заботы и проблемы просты и понятны, они… как бы это лучше сказать… естественного происхождения. В отличие от моих проблем, которые я создаю себе сам в погоне за деньгами и которые мне абсолютно не нужны.
— Мне кажется, вы немного упрощаете, — возразил Никита. — То, что я зарабатываю меньше денег, не значит, что я живу безоблачной жизнью. Скорей наоборот. Я всегда думал, что деньги нужны человеку для того, чтобы откупаться от проблем. И в этом смысле богатые люди — самые счастливые люди на земле. Там, где мне приходится биться головой об стену, вы просто покупаете танк, и он делает все за вас. Это я образно говорю, — пояснил Никита.
Мистер Платт мягко рассмеялся:
— А вы философ, Ник! И все-таки, несмотря на большую разницу, мы с вами смотрим на жизнь почти одинаково. О чем это говорит? Да о том, что человек всегда остается человеком. А больше у него денег или меньше — это не имеет принципиального значения. Все мы крутимся, чтобы выжить.
«Посмотрел бы я, как бы ты крутился на мою зарплату», — беззлобно подумал Никита, но вслух ничего не сказал. В его глазах мистер Платт был ребенком — великовозрастным и избалованным. А ребенку разве Что-нибудь объяснишь?
В отель мистер Платт опоздал. Что поделать, в Москве были жуткие пробки.
Посетителей он увидел сразу, едва вошел в холл. Они тоже сразу его увидели. Встали с кресел и двинулись навстречу.
Один из них был невысокий и довольно полный. Судя по тому, что он держался немного впереди своего спутника, он и был Акишиным. Внешность у Акишина была довольно неприятная — жидкие, светлые волосы, аккуратно зачесанные набок, светло-голубые, почти бесцветные глаза. В довершение всего рот у Акишина был маленький, как пупок, и какой-то мокрый, как будто владелец этого рта только что съел что-то жирное и забыл воспользоваться салфеткой.
Спутник Акишина выглядел полной его противоположностью. Он был темноволос и кучеряв, как итальянец. А во взгляде его было что-то желчное и неприступное, как у злых чиновников-мизантропов, обладающих, на беду окружающим, большой властью.
— Извините за опоздание, — с виноватой улыбкой сказал Платт, пожимая визитерам руки. — Спешил как мог. Вы господин Акишин? — спросил он светловолосого.
— Да, — кивнул тот. — Сергей Михайлович Акишин. А моего спутника зовут Иван Петрович Кожухин. Он председатель Союза инвесторов России.
— О! — улыбнулся Платт. — Очень рад с вами познакомиться, господин Кожухин. — Платт перевел взгляд на коричневый кожаный портфель, который держал в руке Акишин, и добавил: — Я смотрю, вы пришли ко мне не с пустыми руками?
— Да, мистер Платт. Здесь вся необходимая документация.
— Что ж, тогда, если вы не против, господа, предлагаю подняться в мой номер. Там нашей беседе никто не помешает.
Они вошли в лифт и отправились наверх.
…Беседа Платта с российскими бизнесменами продолжалась около двух часов. За это время коллеги успели выпить литр апельсинового сока. А под конец беседы, возбужденные и взволнованные, выпили по рюмке коньяку. Причем тост произносил мистер Платт. Он сказал:
— Господа, я рад, что встретился с вами. Наш разговор изменил мой взгляд на русский бизнес. Отныне я буду требовательней и осторожней. В своем открытом письме к топ-менеджерам я призову провести экстренное заседание директоров, и на этом заседании… — тут мистер Платт взял свою рюмку, — на этом заседании мы выясним, кто есть ху, как говорил когда-то ваш великий президент Горбачев. Предлагаю выпить за это!
Акишин и Кожухин не стали возражать и проворно подняли свои рюмки.
Из отеля они уходили обрадованными и почти счастливыми. Иван Петрович Кожухин даже предположить не мог, что спустя всего несколько дней он будет плавать в Истринском водохранилище с разбитой головой. А если бы в тот солнечный день кто-нибудь сказал всемирно известному финансисту, миллиардеру и филантропу мистеру Лайэму Платту, что он отправится на тот свет, отравившись своей любимой жареной рыбой с фисташками, он бы рассмеялся болвану в лицу.
2
Беседа с дебоширом, а по совместительству — руководителем фирмы «Уралинтек» Игорем Адамским, которого арестовали за драку во время собственной свадьбы, подтвердила подозрения Александра Борисовича Турецкого.
Он и раньше интуитивно чувствовал, что убийство миллиардера Платта, утопление председателя Союза инвесторов Кожухина и похищение «независимого директора» Акишина прочно связаны между собой. Но доказательств не было никаких.
То, что рассказал Адамский, четко указывало на конфликт, имеющийся между «независимым директором» Акишиным и руководством холдинга «Информинвест». Акишин ратовал за то, чтобы холдинг «Информинвест» в качестве системного интегратора выбрал не фирму «Устойчивые технологии», которую возглавлял некий Сергей Александрович Галин, а фирму «Уралинтек», которую возглавлял Игорь Адамский и с которой сам Акишин сотрудничал в качестве научного работника.
Оснований не верить Игорю Адамскому у Александра Борисовича не было.
Якова Наумовича Херсонского, руководителя холдинга «Информинвест», в городе не оказалось, и, чтобы не терять время даром, Турецкий позвонил помощнику председателя Союза инвесторов, договорившись с ним о встрече.
Помощник Кожухина Дмитрий Львович Дмитриев производил впечатление тихого, интеллигентного человека. Строгий деловой костюм, очки с сильными линзами, мелкие морщины на бледноватом лице. Да и говорил он негромким и почти лишенным интонаций голосом.
Он усадил Турецкого в кресло, вызвал по коммутатору какую-то Яну и заказал ей две чашки ее «фирменного» кофе. Не успел Турецкий рассказать Дмитрию Львовичу о причине своего прихода, как дверь кабинета открылась и в комнату вошла красивая девушка. Она поставила на стол поднос с двумя чашками черного кофе. Улыбнулась Турецкому дежурной улыбкой и ушла.
— Вам должно понравиться, — сказал Дмитриев, придвигая одну из чашек Турецкому. — Итак, вы ведете дело Ивана Петровича Кожухина, земля ему пухом. Я был бы рад вам помочь, но мало что обо всем этом знаю.
— О чем — обо всем? — поинтересовался Турецкий, пробуя кофе.
— О делах, которыми занимался Иван Петрович, — ничуть не стушевавшись, ответил Дмитриев.
Турецкий улыбнулся:
— Забавно. А разве вы не его правая рука?
— Я просто помощник, — ответил Дмитриев, улыбнувшись в ответ.
Турецкий глотнул кофе и кивнул:
— Кофе действительно отличный. Скажите, Дмитрий Львович, может, вы чего-нибудь боитесь?
— Боюсь? — Дмитриев слегка пожал плечами. — Отнюдь. Чего мне бояться?
— Ну мало ли… Кстати, вы не рыбак?
— Рыбак? — Дмитриев приподнял брови, но затем до него дошла суть вопроса, и он усмехнулся: — А, вот вы о чем. Нет. В отличие от Ивана Петровича, я охотник. И смею вас уверить, я неплохо стреляю.
— Ну тогда вы должны чувствовать себя в полной безопасности, — сказал Турецкий.
— А я и чувствую, — согласился Дмитриев.
Турецкий поставил чашку на стол, пристально посмотрел на Дмитриева и сказал с необычайной жесткостью:
— Тогда какого черта вы морочите мне голову? Я приехал к вам, отложив дюжину срочных дел, не за тем, чтобы выслушивать дежурные фразы. Я приехал, чтобы узнать правду. Правду, слышите! И вы мне ее скажете. Либо здесь, либо в прокуратуре. — Турецкий поднялся из кресла. — Завтра же вы получите повестку, — холодно сказал он Дмитриеву. — И не дай вам бог проигнорировать ее. Я лично вами займусь.
— Это что, угроза? — удивился Дмитриев.
Турецкий качнул головой:
— Нет, гражданин Дмитриев. Я не мафия, чтобы угрожать. Это предупреждение. Прокуратура — да будет вам известно — это карающий орган. Так что, предупреждая вас о возможной каре, я не превышаю собственных полномочий.
Турецкий повернулся, чтобы идти.
— Постойте, — сказал Дмитриев. — Подождите, Александр Борисович, не горячитесь. Вы даже толком не попробовали кофе. А наша Яна варит замечательный кофе.
— Здесь у вас что, кофейня? — сухо спросил Турецкий.
— Нет, но… — Голос Дмитриева стал мягким, почти умоляющим. — Александр Борисович, не спешите. Пожалуйста, присядьте. Давайте продолжим беседу.
Турецкий пожал плечами и сел в кресло.
— Я понимаю, что дело, которое вы ведете, не из простых, — продолжил Дмитриев елейным голосом. — Но поймите и вы меня. Я всего лишь…
— Помощник, — договорил за него Турецкий. — Это я уже слышал.
— Ну да, — рассеянно кивнул Дмитриев. — А что же вы хотите от меня услышать? Угрожал ли кто-нибудь Кожухину? Не знаю. Угрожал ли он кому-нибудь — понятия не имею.
— Я хочу, чтобы вы рассказали о большой сделке холдинга «Информинвест», — сказал Турецкий.
— Сделка по поставке техники и программного обеспечения в филиалы?
— Именно, — кивнул Турецкий.
Дмитрий Львович закинул ногу на ногу и почесал пальцем морщинистый лоб.
— А что о ней рассказывать? Сделка как сделка. Ну крупная, это да. Впрочем, мы часто занимаемся анализом крупных сделок.
— У Союза инвесторов был конфликт с «Информинвестом» из-за этой сделки?
— Э-э… — Дмитриев вновь почесал пальцем лоб. — Вообще-то да. Небольшие противоречия были.
— В чем их суть?
Дмитрий Львович выглядел озадаченным и рассеянным.
— Я не знаю, как вам объяснить, не пользуясь специальными терминами… Ладно, попробую. Сделка с фирмой «Dulle», которую собирался осуществить холдинг «Информинвест», была сделкой «с заинтересованностью». Термин «с заинтересованностью» подразумевает такую сделку, когда выбор поставщика происходит не на условиях тендера, а по рекомендации экспертов. Без одобрения независимого директора сделка «с заинтересованностью» может быть признана недействительной…
— И таким независимым директором выступал Сергей Михайлович Акишин, — договорил за Дмитриева Турецкий. — Дальше.
— Дело в том, что Ивану Петровичу Кожухину эта сделка… как бы это лучше сказать… не совсем нравилась.
Турецкий чуть прищурился:
— Подробней, пожалуйста.
Дмитриев вздохнул, словно Турецкий поставил перед ним невыполнимую задачу. Подумал немного и продолжил:
— Ну претензии совершенно обычные. Любая крупная сделка акционерного общества — это затраты, которые в конце года приведут к снижению дивидендов, выплачиваемых в качестве дохода на каждую акцию. А стало быть, риск провала такой сделки должен быть сведен к минимуму. Так вот, Ивану Петровичу казалось, что «Информинвест» не делает этого.
От долгих «предисловий» Дмитриева Турецкий стал терять терпение.
— Не могли бы вы сказать, что конкретно не устраивало Ивана Петровича Кожухина? — немного повысив голос, спросил он.
— Ну… — Дмитриев пожал плечами. — Например, ему была не вполне ясна процедура выбора системы программного обеспечения, а также генерального поставщика. Почему именно фирма «Dulle», а не какая-нибудь другая? Технико-экономическое обоснование проекта казалось ему также недостаточным.
— Что за обоснование?
— Э-э… Скажем так, это понимание того, сколько будет стоить сделка после закупки компьютеров программного обеспечения, внедрения и обучения, окупятся ли эти затраты, и если окупятся, то когда… В общем, вот такие вот вещи. Если сказать короче, Кожухина не устраивал высокий риск провала проекта. — Дмитрий Львович отпил кофе и добавил миролюбивым голосом: — Но, помилуйте, Александр Борисович, за такие вещи не убивают. Такие спорные вопросы решаются на совете директоров.
— Кстати насчет совета директоров, — немедленно отозвался Турецкий. — Разрешить или отменить сделку должен был независимый директор Акишин, так?
— Так, — кивнул Дмитриев.
— Кожухин высказывал ему свои претензии?
— Конечно. Это была нормальная работа. Кропотливая работа, но иначе ведь и нельзя. Мы защищаем права инвесторов, стараемся защитить их от необоснованных рисков. Конечно, Кожухин вел переговоры с Акишиным.
— И к какому выводу они пришли?
— К какому выводу? — раздумчиво сказал Дмитриев. — Да, насколько я знаю, ни к какому. Работа была в самом разгаре. А вообще, этим делом подробно занимался Иван Петрович, в детали я не вникал. Так что… — Дмитриев выразительно посмотрел на часы. — Это все, что я могу вам рассказать. Извините, Александр Борисович, у меня сейчас важное заседание, я не могу на него опаздывать.
Аудиенция, таким образом, была закончена.
3
Он был красив, этот нахальный мужчина, безусловно красив.
Ирина Генриховна Турецкая высокомерно поджала губы и отвернулась к окну, не удостоив наглеца ответом. Мимо проплывала ночная Москва с ее неоновыми витринами, вывесками, рекламными щитами. Мужчина стоял над Ириной, держась за поручень, и улыбался как чеширский кот.
— И все-таки мне кажется, что мы с вами где-то встречались, — вновь заговорил он. — Вас случайно не Оля зовут?
Тут уж Ирина не утерпела.
— Молодой человек, оставьте свои дешевые трюки для кого-нибудь помоложе и понаивнее, — негромко и холодно сказала она.
— И сразу две ошибки, — усмехнулся незнакомец. — Во-первых, на молодого человека я уже не очень тяну. Мне сорок два. А во-вторых, вы переоцениваете свой собственный возраст. Сколько вам? Тридцать два? Тридцать четыре?
— Вообще-то женщин об этом не спрашивают, — сердито ответила Ирина. — А уж незнакомых и подавно.
— Ну так давайте познакомимся!
— Я не люблю новых знакомств, — отрезала Ирина.
— Любое новое знакомство в конце концов становится старым. Вам нужно лишь немного потерпеть. Итак, начинаем знакомство. Меня зовут…
— Меня не интересует, как вас зовут, — сухо сказала Ирина.
Незнакомец улыбнулся:
— Это для вашего же удобства. Не будете же вы все время называть меня «молодой человек» или «эй, вы». Итак, меня зовут Леонид. А вас?
— Ирина Генриховна, — неожиданно для себя призналась Ирина.
— «Генриховну» отбрасываю сразу и бесповоротно, — твердо сказал Леонид. — А насчет «Ирины»… Красивое имя. Оно очень подходит к вашим глазам.
— Имя не очки, — с легкой усмешкой заметила Ирина. — Оно не может подходить к глазам.
— Это как сказать. Например, когда я слышу имя Алла, я представляю себе полную женщину с опухшими, красноватыми спросонья глазами. А когда слышу имя Анна, представляю себе строгое, сухое лицо с серыми глазами. А когда слышу имя Ирина…
— Ну? — насмешливо спросила Турецкая. — И какие ассоциации вам навевает имя Ирина? Какое лицо вы себе представляете?
— Такое, как у вас, — ответил Леонид. — Красивое, аристократичное и слегка… надменное.
— Ну и описаньице, — хмыкнула Турецкая. — Прямо какая-то княжна Тараканова получается.
Троллейбус звякнул и остановился.
— Это моя остановка, — сказала Ирина, поднимаясь. — Прощайте!
Она вышла на улицу и с удовольствием вдохнула прохладный вечерний воздух.
— Ну нет, — услышала она у себя над самым ухом. — Так просто вы от меня не отделаетесь.
Ирина обернулась и увидела перед собой «троллейбусного красавца» Леонида.
— Вы что, преследуете меня? — строго спросила Ирина.
Леонид кивнул:
— Совершенно верно. Я вас преследую. Не могу же я позволить уйти красивой женщине просто так.
— В каком смысле — просто так? — нахмурилась Ирина Генриховна.
«Троллейбусный красавец» пожал плечами:
— Ну, например, не накормив ее ужином.
Турецкая внимательно вгляделась в его лицо. Что и говорить, лицо было очень симпатичное — слегка худощавое, загорелое, с решительным подбородком и полными, чувственными губами. Она усмехнулась:
— Это что, приглашение, что ли?
— Именно! — кивнул Леонид.
— Гм… Между прочим, я замужем. — Ирина показала «троллейбусному красавцу» кольцо.
— А меня это не пугает, — спокойно ответил он.
— Вы смелый человек, — похвалила Турецкая.
— Это одно из моих многочисленных достоинств, — ответил Леонид. Затем чуть склонил голову набок и ослепительно улыбнулся: — Ну так как? Вы согласитесь со мной пообедать?
— Вы хотели сказать — «поужинать».
— Простите, зарапортовался. Конечно, поужинать.
Турецкая задумалась.
Ужинать с почти незнакомым человеком. Вот так, прямо с улицы… Ирина Генриховна никогда в жизни не позволяла себе ничего подобного. Но в последние дни она все больше склонялась к тому, чтобы пересмотреть свои жизненные ориентиры. «А какого черта! — подумала Ирина. — Мужа все равно нет. Почему я обязана сидеть целый вечер дома, в четырех стенах, пялясь в телевизор с очередным дурацким сериалом?»
— Хорошо, — сказала Турецкая. — Если вам некуда девать деньги, я с вами поужинаю. Я чертовски голодна.
— Правильное решение, — кивнул Леонид. — Вы любите пиццу?
— Угу.
— Я тоже. Здесь неподалеку есть превосходный итальянский ресторанчик. — Он повернулся к Ирине боком и сделал руку колесом. — Если хотите, — с улыбкой сказал он Ирине, — можете взять меня под руку.
Турецкая на секунду задумалась, потом сказала:
— Что ж, пожалуй, я это сделаю. Но только потому, что здесь темно и плохая дорога. Как говорится, ничего личного.
— Ничего личного, — с улыбкой кивнул Леонид.
Ирина взяла его под руку, и они пошли.
…Пока ждали пиццу, разговорились. Выяснилось, что Леонид — бизнесмен, владелец сети магазинов, торгующих компакт-дисками, аудио-и видеокассетами. Вид у него был соответствующий — хороший, дорогой костюм, шелковая рубашка, прическа в идеальном порядке, ногти — в идеальном состоянии. Лицо у Леонида смуглое и худощавое. Брови черные и вразлет. Что и говорить, этот троллейбусный прилипала был действительно красив.
— Бизнесмен, значит? — проговорила Ирина, недоверчиво поглядывая на своего нового знакомого. — А ездить предпочитаете на троллейбусе?
Леонид пожал плечами.
— Мне нравится общественный транспорт, — спокойно сказал он. — Но в троллейбус я попал случайно. Видите ли, Ирина, у меня сломалась машина. Я вызвал техпомощь, но эти кретины заявили мне, что машина нуждается в капитальном ремонте.
— Вы могли взять такси, — заметила Турецкая.
— Мог, — кивнул Леонид. — Но не захотел. Сто лет не ездил на троллейбусе, решил вспомнить это ощущение. Вы знаете, Ирина, лет десять — пятнадцать назад троллейбус был лучшим местом для завязывания романтических знакомств.
Ирина прыснула.
— «Романтических знакомств», — насмешливо повторила она. — Сказали бы проще — кадрили девушек в троллейбусах.
— Было дело, — улыбнулся он. — В те времена красивые девушки еще были доступны для простых смертных. — Он прикрыл ее руку своей ладонью. — Я рад, что и в наше время случаются приятные сюрпризы.
— На что это вы намекаете? — с напускной строгость сказала Ирина. — Хотите сказать, что я доступна?
Игорь покачал головой:
— Нет. Хочу сказать, что вы красивы.
Ирина высвободила руку.
— Ясно, — сказала она. — Значит, решили тряхнуть стариной?
— Угу. И, как видите, не напрасно. Кстати, а вы сами почему не на машине? Муж до сих пор не купил?
Ирина покачала головой:
— Машина есть, но я не люблю разъезжать на ней по городу в час пик. Ненавижу пробки, и, когда есть возможность проехаться на метро и троллейбусе, я этим не брезгую.
— Подход, выдающий умного человека, лишенного предрассудков, — констатировал Леонид.
Подошла официантка, поставила на стол бутылку вина и два бокала. Открыла вино и плеснула чуть-чуть в бокалы.
— Пицца будет готова минут через десять, — сообщила она с извиняющейся улыбкой.
— Ничего страшного, мы никуда не торопимся, — успокоил ее Леонид. — Ну-с, — продолжил он беседу, когда официантка ушла, — а вы кем работаете?
— Я педагог, — сказала Турецкая.
— О! Самая нужная профессия на земле!
— Смотря на чей взгляд, — сказала Ирина и пояснила: — Я учу детей музыке.
— Очень благородно с вашей стороны, — сказал он. — А ваш муж? Чем занимается этот счастливчик?
— Он… — Турецкая замялась. — Он работает в сфере услуг.
— Вот как?
— Да. Он ликвидирует… грязь.
— Химчистка, что ли? — уточнил Леонид.
— Да, — с улыбкой ответила Турецкая, — что-то вроде этого.
— Наверное, большой чистюля и педант, — предположил" Леонид.
— Не без этого, — вновь согласилась Ирина.
Он взял свой бокал и сказал:
— Ирочка… — Ирину неприятно покоробила эта небольшая фамильярность. — Давайте выпьем за знакомство. Что ни говорите, а нас с вами свела судьба. Не будь на улице столько пробок, не сломайся у меня машина — мы бы с вами не встретились.
Турецкая взяла свой бокал. Они чокнулись и выпили.
— А как проводите свободное время? — спросил Леонид.
Турецкая прищурилась:
— Это что, допрос?
— Угадали. А как иначе я узнаю о ваших увлечениях и вкусах?
— А зачем вам знать про мои увлечения и вкусы?
— Как — зачем? — удивился он. — Если вы любите оперу, то я приглашу вас в Большой. Там сегодня дают Стравинского.
— Стравинского-то дают, но вот билеты нам, боюсь, никто не даст, — вздохнула Ирина. — Разве что на места где-нибудь под потолком, откуда, кроме ног артистов, ничего не видать.
Игорь, ни слова не говоря, достал из кармана сотовый телефон и набрал номер. Приложил трубку к уху:
— Алло, Витя?.. Здравствуй, дорогой. Это Леня Арсеньев… И тебе того же. Слушай, мне нужно два билета на сегодняшний спектакль… Нет… Нет… Да, очень… Вполне… Спасибо, дорогой, за мной не заржавеет. Ну пока.
Он убрал телефон в карман и сказал:
— Вуа ля.
Пока Леонид говорил по телефону, Ирина наблюдала за ним с нескрываемым интересом. Теперь она спросила недоверчиво и удивленно:
— И что, мы действительно пойдем на эту оперу?
Леонид улыбнулся:
— Если только вы не передумаете.
— Вы что, волшебник?
— Угу. Джузеппе Бальзамо. Он же — Кристобаль Хунта.
— Погодите… — Ирина наморщила лоб. — Что-то знакомое… Это из Стругацких?
Леонид кивнул:
— «Понедельник начинается в субботу». В юности это была моя любимая книжка.
— Моя тоже, — сказала приятно удивленная Ирина.
Интерес в ее глазах стал более явным.
— Обеспеченный, образованный, со связями, — медленно перечислила она достоинства своего нового знакомого. — И без кольца на пальце. Чем это объяснить?
— Не знаю. Наверное, излишней требовательностью. Хотя когда-то кольцо было. Но, если вы позволите, я пока не буду об этом говорить.
— Почему? Вы что, Синяя Борода и боитесь разоблачения?
— Нет, просто…
Заиграла медленная музыка. Леонид поставил бокал, улыбнулся и вопросительно посмотрел на Ирину.
Она глянула в его глаза и, поняв, что у него на уме, покачала головой.
— О нет, — сказала она.
— О да, — кивнул он. — Здесь можно танцевать, только не все об этом знают.
Он встал со стула, обошел стол и протянул Ирине руку:
— Позвольте вас пригласить.
Делать было нечего. Ирина встала, он обнял ее за талию, она положила руку на его крепкое плечо, и они стали танцевать. Через несколько секунд неловкость прошла, и Ирина поняла, что ей это ужасно нравится. Танцевать в ресторане с красивым, обходительным и почти незнакомым мужчиной — такого с Ириной Генриховной Турецкой не случалось уже много-много лет.
4
Александр Борисович Турецкий, в отличие от жены, итальянскую пищу недолюбливал. Ему были больше по душе блюда русской кухни, причем в понятие «русская кухня» он включал не только холодец, селедочку и пельмени, но и украинский борщ, и кавказский шашлык, и даже татарские чебуреки. Конечно, это была больше «советская», чем русская Кухня, но любовь к ней у Турецкого была давней и прочной.
Ту же любовь к «советской кухне» испытывал и генеральный директор представительства фирмы «Dulle» в СНГ Николай Иванович Кретинин. Поэтому не было ничего удивительного в том, что встретиться они договорились в ресторане «Самовар», где закоренелый холостяк Николай Иванович имел обыкновение ужинать каждый вечер.
Разговор продолжался уже двадцать минут, но Кретинин (несмотря на свою говорящую фамилию) оказался мужиком хитрым и увертливым.
— Александр Борисович, — радушно говорил он, наполняя рюмку Турецкого холодной водкой, — помилуйте, я ведь вам все уже рассказал. Сделка эта была выгодна всем участвовавшим в ней сторонам. Не верите — поговорите с Херсонским.
— Его сейчас нет в городе.
— Очень жаль, — сказал Кретинин и поставил графин на стол. Прищурил серые глаза и весело добавил: — Он бы вас сумел убедить.
— Да я вам и так верю, Николай Иванович. То, что я так пристрастен, не означает, что я вас в чем-то подозреваю. Просто я хочу знать все детали.
— Понимаю. И готов сотрудничать. Но отвечать на одни и те же вопросы по десять раз — занятие утомительное. К тому же оно плохо способствует пищеварению. В отличие, кстати, от водки. — Он поднял свою рюмку. — Будем здоровы!
— Будем здоровы! — ответил Турецкий.
Мужчины выпили. Закусили холодцом и солеными грибами.
— Понимаете, Александр Борисович, у меня такое ощущение, что вы стараетесь меня на чем-то поймать.
— Что вы, Николай Иванович. Упаси боже! Просто у меня такая работа — спрашивать.
— Да, но отвечать не моя работа, — весело сказал Кретинин. — И тем не менее вы видите, что Я абсолютно к вам лоялен.
— Значит, вы говорите, что у Херсонского не было никаких иных резонов обращаться к вам, за исключением прямой и явной выгоды?
— Именно! — кивнул Кретинин. — Фирма «Dulle» отлично зарекомендовала себя на российском рынке. Впрочем, я вам об этом уже рассказывал. Нет ничего странного, что руководство «Информинвеста» приняло решение сотрудничать с нами.
— Да, но тендер-то не проводился. У вас нет конкурентов.
— Ну и что? Вот, смотрите, Александр Борисович: допустим, вы хотите подарить жене ко дню рождения ее портрет. На примете у вас два художника. Одного зовут Илья Глазунов, а второго — Вася Пупкин. Кого вы выберете?
— Того, кто лучше рисует.
— Вот именно! — кивнул Кретинин. — А лучше рисует тот, кто более известен. Ведь репутация не приходит просто так, ее заслуживают годами. Поэтому топ-менеджеры «Информинвеста» во главе с Яковом Наумовичем Херсонским выбрали нашу фирму.
— А как насчет независимого директора? Похоже, Акишин не разделял вашу с Херсонским точку зрения. Он был против сделки между «Dulle» и «Информинвестом».
Кретинин положил вилку в тарелку и недоуменно уставился на Турецкого:
— Кто сказал вам такую глупость?
— Люди, — просто ответил Турецкий.
— Врут, — убежденно сказал Кретинин. — Пользуясь тем, что Акишин пропал.
— Он не пропал, его похитили и требуют выкуп.
— Да-да, я знаю… — Николай Иванович горестно вздохнул и взялся за графин. Разлил водку по стаканам и сказал: — Наш с вами спор совершенно нелеп. Как только похитители отпустят Сергея Михайловича, он сам подтвердит вам правоту моих слов.
— А если не отпустят?
— Кого? — рассеянно спросил Кретинин.
— Акишина.
— Ну что значит — не отпустят? Отпустят как миленькие. На дворе уже не девяностые. Нынче даже бандиты играют по общим правилам.
— А все-таки? — вновь спросил Турецкий. — Вы ведь не станете дожидаться его возвращения, правда? Сделка будет заключена?
— Уверен, что будет, — сказал Кретинин и одним глотком опустошил свою рюмку.
5
За пару часов до встречи со скользким Кретининым Турецкий беседовал с главой фирмы «Устойчивые технологии» (той самой, из-за которой дали отставку фирме дебошира Адамского «Уралинтек»).
Глава «Устойчивых технологий» Сергей Александрович Галин и сам выглядел вполне респектабельно и «устойчиво». С виду он был типичный рафинированный интеллигент. У Галина была одна не очень приятная для собеседника особенность — он постоянно вставлял в свою речь афоризмы и поговорки, словно апеллировал к ним как к безусловным и неоспоримым авторитетам.
— Роль системного интегратора в этой сделке одна из главных! «Информинвест» обратился к нам. Удивляться этому, я думаю, не стоит. У нас очень респектабельная, уважаемая в профессиональных кругах фирма.
— Вот как? — усомнился Турецкий. — . А я точно знаю, что независимый директор Акишин хотел, чтобы «Информинвест» работал с «Уралинтеком», а вовсе не с вашей «уважаемой фирмой», но многие влиятельные люди, а в их числе Херсонский и Кретинин, этого не хотели.
— Может быть, может быть… — философски ответил Галин. — Но, как говорится, кто успел, тот и съел. Авторитетных фирм много, но Херсонский обратился за помощью к нам. Какими соображениями кроме тех, что я уже перечислил, он руководствовался при этом выборе, я не знаю. Я вижу, вы мне не доверяете?
— Вообще-то не очень, — честно признался Турецкий.
— Зря. Как сказал Ларошфуко, больше всего беседу оживляет не ум, а взаимное доверие. — Галин вежливо улыбнулся. — Простите, Александр Борисович, а вы встречались с Акишиным?
— Нет. Нашей встрече помешало его похищение.
— Почему же вы с такой уверенностью утверждаете, что Акишин был против участия нашей фирмы в этой сделке?
— Коллеги Акишина рассказывали мне о его точке зрения по этому вопросу, — сказал Александр Борисович. (Это было полной правдой, за последние несколько дней Турецкий успел встретиться и переговорить с десятком менеджеров, капля за каплей собирая необходимую информацию.)
— Ну и? — поднял брови Галин.
— Акишин критиковал «Информинвест» за выбор системного интегратора. Он говорил Херсонскому о том, что «Устойчивые технологии» и вы лично, как шеф этой «уважаемой» фирмы, не самый лучший, не самый известный и далеко не единственный игрок на этом рынке. Акишин считал, что Херсонский ведет рискованную стратегию внедрения, что для компании лучше прибегнуть к услугам фирмы «Уралинтек» и ее боссу Игорю Адамскому.
— Что ж… Наверняка у нашей фирмы есть свои недостатки. Но лучше быть угловатым нечто, чем круглым ничто…
Беседа с Галиным, так же как беседа с Кретининым, так ни к чему и не привела. Бизнесмены умело обходили «проблемные места», отделываясь общими фразами и советуя Турецкому побыстрее найти Акишина, чтобы тот сам расставил все точки над «и».
Возвращаясь вечером домой, Александр Борисович чувствовал себя измотанным. Мало того что основные фигуранты дела были высокомерны и несговорчивы, так вдобавок к этому генеральный взял дела об убийствах Платта и Кожухина под свой «личный и непосредственный» контроль. Сегодня утром Турецкому недвусмысленно дали понять, что эти дела продвигаются чересчур вяло и что от него, Александра Борисовича Турецкого, начальство ожидает большей резвости и большего служебного рвения.
Интуиция подсказывала Турецкому, что в этом деле не все так однозначно, как кажется. За долгие годы работы следователем он привык не доверять первому мнению, сколь бы очевидным оно ни казалось.
Безусловно, за убийствами Платта и Кожухина маячили черные тени Херсонского, Галина и Кретинина, но тень на то и тень, что у нее есть только очертания, но нет черт лица.
Чутье подсказывало Турецкому, что помимо клубка, связавшего всех «фигурантов дела» в единое и неразрешимое целое, есть еще что-то, какая-то посторонняя темная сила, которая вполне могла умело воспользоваться очевидными обстоятельствами как дымовой завесой, чтобы совершить свое черное дело.
Чтобы решиться убрать с горизонта такую заметную (и даже знаменитую) фигуру, как Лайэм Платт, и надеяться избежать разоблачения, нужно быть или полным идиотом, или гением.
Бизнесмены и менеджеры, с которыми встречался Турецкий, не были похожи на идиотов.
Погруженный в свои мысли, Турецкий чуть не проехал место парковки. Пришлось немного сдать назад. Окна квартиры были темны, — стало быть, Ирины все еще не было дома.
Припарковав машину, Александр Борисович закурил и некоторое время сидел в салоне, покуривая сигарету и размышляя. Потом он выбрался на свежий воздух, поставил машину на сигнализацию и двинулся к подъезду.
«А какого черта мне идти домой? — вдруг подумалось ему. — Квартира пуста, Ирины нет. Сидеть на кухне с чашкой чаю и смотреть какую-нибудь идиотскую передачу?»
Эта мысль вдруг показалась Турецкому отвратительной. Он остановился у подъезда и стоял так несколько секунд. Затем повернулся, сунул руки в карманы и неспешной походкой двинулся прочь со двора.
Пройдя так пару кварталов, Турецкий почувствовал голод. В «Самоваре» он не поел как следует. Выпить водки с неприятным человеком еще куда ни шло, но сидеть и чавкать в присутствии неприятного человека, уподобляясь в некотором смысле ему самому, было для Турецкого неприятно.
Турецкий знал поблизости пару хороших, недорогих кафе. Но к ним нужно было возвращаться, а идти в сторону дома Александру Борисовичу почему-то не хотелось.
Впереди он увидел кроваво-красные неоновые буквы ресторана «Перелетная пицца».
— Дурацкий каламбур, — проворчал Александр Борисович и, вздохнув, двинулся в сторону ресторана.
Войдя в «Перелетную пиццу», Турецкий сел за первый же столик, покрытый чистенькой клеенкой в красно-белую клетку.
Не успел Александр Борисович достать сигареты, как перед его столиком нарисовалась смазливенькая официантка. Она положила перед Турецким меню и хотела идти, но Александр Борисович удержал ее за руку. Девушка остановилась и удивленно воззрилась на Турецкого.
— Как вас зовут? — спросил Александр Борисович.
— Ну Алена. А что?
— Вы очень красивая, Алена, — сказал Турецкий. — Скажите, ангел мой, какого дьявола вы здесь работаете?
— А что? — спросила официантка.
— Мне кажется, девушка с таким лицом достойна большего.
Официантка внимательно посмотрела на Турецкого и на всякий случай улыбнулась.
— А вы можете мне что-то предложить? — игриво спросила она.
— Все, что в моих силах.
Щеки красотки слегка порозовели. Она быстро обернулась, затем чуть наклонилась к Турецкому и быстро прошептала:
— Вы на машине?
— Да, — соврал Турецкий.
— Через три часа заканчивается моя смена. Если хотите, мы можем куда-нибудь прокатиться.
— Боюсь, что сегодня не получится, — сказал Турецкий, отпуская руку девушки.
Официантка выпрямилась и презрительно усмехнулась.
— Что и требовалось доказать, — насмешливо сказала она. — Теперь вам ясно, почему я здесь работаю? — Она достала из кармана блокнот и карандаш: — Будете что-нибудь заказывать?
— Да, — сказал Турецкий. — Кружку пива. И еще… какую-нибудь пиццу.
— Какую именно?
— На ваше усмотрение.
— С грибами подойдет?
— Вполне.
Официантка вписала в блокнотик пиццу с грибами.
— А сколько? — спросила она.
Турецкий вставил в рот сигарету и сказал:
— Чтобы я смог наесться.
Девушка ушла. Александр Борисович прикурил сигарету и принялся рассеянно оглядывать зал.
Тут ему в глаза попал сигаретный дым и вызвал слезы.
— Черт! — сказал Турецкий, достал из кармана платок и промокнул глаза.
Подошла официантка, брякнула на стол кружку с пивом.
— Приятного аппетита, — холодно пожелала она.
— Спасибо, Алена.
Официантка ушла. Турецкий отхлебнул пива, затем достал записную книжку и авторучку. Раскрыв книжку, он принялся вычерчивать на чистой странице схему отношений Платта, Кожухина, Акишина и бизнесменов, с которыми ему удалось поговорить в последние дни.
Когда танец закончился, Ирина Генриховна и Леонид не сразу сели за стол. Они некоторое время стояли в полумраке зала. Леонид откровенно любовался лицом Ирины. Она в свою очередь, зачарованная танцем, смущалась убрать его руки со своей талии.
Наконец она сказала:
— Леонид, на нас уже смотрят. Давайте сядем.
— Вас смущают чужие взгляды? — спросил он.
— Честно говоря, да, — созналась Ирина.
Леонид подвел ее к столу, поцеловал руку, подождал, пока она усядется, и лишь после этого сел сам.
На столе их уже ждала горячая пицца. Леонид наполнил бокалы вином.
Пицца была чудо как вкусна, а запивать ее итальянским вином было просто восхитительно.
— Ну как? — весело спросил Леонид. — Не зря я вас сюда привел?
— Да уж, — согласилась Ирина, вытирая руки салфеткой. — Пицца здесь и впрямь хорошая.
— А как насчет всего остального?
— Остального? — Ирина улыбнулась. — Что вы имеете в виду?
— Наш танец, — ответил он, чуть понизив голос.
— Напрашиваетесь на комплимент?
— Напрашиваюсь, — кивнул он.
— Танец был хороший. Вот только музыка не очень.
— А какая музыка вам нравится? Только не говорите, что классическая, — быстро добавил он, заметив веселый блеск в глазах Ирины.
Турецкая притворно вздохнула:
— С вами абсолютно невозможно говорить. Вы предугадываете все мои реплики.
— У меня есть идея, — сказал Леонид и встал из-за стола. — Никуда не уходите, я скоро.
Он ушел. Несколько минут Ирина сидела за столиком одна и с рассеянной улыбкой пила вино. «Познакомиться с мужчиной на улице и тут же пойти с ним в ресторан… — думала она. — Что с тобой такое, Турецкая? Неужели кризис среднего возраста? Но ведь он вроде бывает только у мужчин? Эх, видела бы тебя сейчас твоя дочь…»
Леонид вернулся. Сел за стол и сказал интригующим голосом:
— Следите за моими руками! — Он поднял ладонь и принялся отсчитывать, по очереди выпрямляя пальцы: — Раз! Два! Три!
Из динамиков полилась нежная, красивая музыка, обработка какой-то классической вещи, название которой Ирина не могла припомнить.
— Ну как? — спросил он. — Сумел я вам угодить?
— Вы просто волшебник! — сказала Ирина. — Вы что, заказали им эту музыку?
— Угу. Я сделал им предложение, от которого они не смогли отказаться. За вами должок.
— Вот как? И что я должна сделать?
— Я бы не отказался, если б вы пригласили меня на белый танец.
Леонид протянул Ирине руку.
— Ну хорошо, — сдалась Турецкая. — Но только это будет последний танец на сегодняшний вечер.
Она встала из-за стола, и вдруг взгляд ее остекленел, а рот приоткрылся в изумлении.
— Что с вами? — тревожно спросил Леонид. — Вы как будто привидение увидели!
— Так и есть, — быстро проговорила Турецкая и вдруг села.
— Э-э… — начал было он, но Ирина не дала ему сказать.
— Сядьте! — тихо приказала она. — Ну!
Он послушно сел.
— Я не понял, а что…
— Потом все объясню. Посидите минуту молча.
Леонид пожал плечами и протянул руку к бутылке.
— Нет! — сказала Ирина. — Не наклоняйтесь. Сидите прямо.
На лице Леонида нарисовалось искреннее изумление, однако он и на этот раз повиновался. Лишь тихо проговорил:
— Однако…
И тут же осекся, натолкнувшись на холодный, отчужденный взгляд Ирины.
По ее лицу пробежала туча.
За столиком, который находился почти у самого входа, стояла молоденькая официантка. Она о чем-то тихо переговаривалась с посетителем, который по непонятной причине держал ее за руку. Посетитель выглядел значительно старше официантки. Это был зрелый, симпатичный мужчина с усталым, немного насмешливым лицом.
Турецкая не отрывала от парочки глаз, и лицо ее делалось все холоднее и холоднее.
— Мне это не нравится, — обиженно произнес Леонид, уставший от неизвестности. — Ирочка, вы делаете из меня идиота.
— Если он вас заметит, он сделает из вас отбивную, — холодно сказала Ирина. — Так что лучше уж оставайтесь идиотом.
— Что это все значит? — нахмурился Леонид. — Кто это — он?
— Мой муж, — просто ответила Ирина.
— Муж? Какой муж? Погодите… — Тут до него дошло. — Он что, здесь?
— Да, — тихо сказала Ирина.
Леонид тихонько присвистнул, выпрямил спину и замер. Затем спросил, не поворачивая головы:
— Простите, а он у вас очень ревнивый?
— А вам это обязательно надо знать?
— Да, вы знаете, хотелось бы, — ответил Леонид. — Кстати, он один?
— Не знаю. Он только что разговаривал с официанткой и держал ее за руку.
— Это с какой официанткой? С той сексапильной красоткой в мини-юбке?
Ирина перевела взгляд на Леонида и прищурилась:
— А вы откуда знаете? Она ведь не обслуживала наш столик.
Тот натянуто улыбнулся. Пожал плечами:
— Ну… мы с вами сидим здесь уже полчаса. Ее трудно не заметить. Значит, ваш муж тоже любит итальянскую кухню?
— Он ее терпеть не может, — сказала Ирина.
— Тогда что он здесь делает?.. Погодите… Кажется, я понял. У вашего мужа роман с официанткой!
Леонид похабно улыбнулся. Лицо Ирины стало еще суровей.
— Перестаньте нести чушь! — сказала она громким шепотом.
— А как еще вы объясните то, что он держит ее за руку?
Ирина не ответила. Она продолжала следить за мужем.
Официантка ушла, при этом она выглядела недовольной. Муж закурил сигарету и принялся блуждать по залу взглядом. Ирина поспешно спряталась за Леонида.
— Что он делает? — с тревогой спросил кавалер.
— Оглядывает зал.
— Может быть, он следил за вами?
Ирина поморщилась:
— Полная чушь!
Леонид пожал плечами:
— Я просто предположил.
К столику мужа вновь подошла та развратная официантка и поставила перед ним кружку пива. Они обменялись парой реплик, потом официантка отчалила, а муж достал блокнот и принялся что-то задумчиво в нем вычерчивать.
Ирина усмехнулась. «Он и здесь работает», — насмешливо подумала она.
— Вижу, вас это страшно смешит, — вновь заговорил Леонид. — А меня, признаюсь, не очень.
— Не бойтесь, — успокоила «троллейбусного красавца» Ирина. — Он здесь оказался случайно. Мы живем неподалеку. Наверно, он пришел домой, увидел, что меня нет, и отправился поесть.
— Но ведь он не любит итальянскую кухню.
— Не любит, — согласилась Ирина. — Скорей всего, Он задумался и забрел слишком далеко от дома. Возвращаться ему было лень, вот он и зашел сюда.
— Вы рассуждаете как следователь, — заметил Леонид.
— Что делать, — улыбнулась Ирина. — Жена следователя тоже немного следователь.
— Постойте… — Лицо Леонида вытянулось. — Какого следователя? Вы же говорили, что он у вас… Так он что, следователь?
— Угу. Из Генеральной прокуратуры.
Глаза кавалера тревожно забегали. Он осторожно повернулся и посмотрел на Турецкого. По всей вероятности, увиденное не доставило ему никакого удовольствия.
— Крепкий парень, — тихо пробормотал Леонид. Он снова повернулся к Ирине и, натужно улыбнувшись, сказал: — Знаете что… Давайте я тихонечко встану и тихонечко уйду отсюда. Как будто меня здесь и не было, а?
— Вы что, боитесь его?
Леонид смущенно дернул плечом.
— Не то чтобы боюсь, но… Не люблю выяснять отношения с мужьями.
— Так, значит, у вас это не в первый раз? — холодно поинтересовалась Ирина.
— Это неважно. Пересядьте чуть-чуть правее, и он вас не заметит. А я… Извините, Ирочка, но мне пора. Меня дома ждет жена.
— Вот как?
— Да. Приятно было с вами познакомиться, Ирочка.
Леонид быстро поднялся со стула, хотел махнуть Ирине рукой, но, покосившись в сторону Турецкого, передумал.
— Простите, — сказал он, повернулся и быстро зашагал к выходу.
Ирина проводила его взглядом, усмехнулась и тихо произнесла:
— Так испугался, что даже за ужин не заплатил.
Леонид быстро просеменил мимо Турецкого, открыл дверь, юркнул в дверной проем и был таков.
Ирина перевела взгляд на мужа. Турецкий все еще чертил в блокноте свои схемы. Лицо у него было задумчивым и сосредоточенным, как у математика, решающего сложную задачу.
— Шерлок Холмс, — тихо, с мягкой улыбкой произнесла Ирина.
Она подозвала официанта и попросила принести счет. Затем расплатилась, встала и, не таясь, двинулась к столику, за которым сидел муж. Погруженный в свои мысли, Турецкий не обратил на ее приближение никакого внимания.
Ирина Генриховна остановилась возле столика мужа. Он по-прежнему ее не замечал. Она отодвинула стул и села. Александр Борисович поднял на жену взгляд и слегка оторопел.
— Это ты? — удивленно спросил он.
— А ты кого ожидал увидеть? — ответила Ирина Генриховна вопросом на вопрос.
Турецкий растерянно пожал плечами:
— Я? Э-э… Никого. А ты что здесь делаешь?
— А ты? — спросила Ирина.
— Да вот зашел поесть.
— Я тоже, — сказала Ирина. — Ты уже что-то заказал?
— Э-э… Да. Пиццу.
Ирина Генриховна внимательно посмотрела на осунувшееся, усталое лицо мужа. Глаза у него были воспаленные: последние две ночи Турецкий плохо спал. Он то и дело вставал с постели и шел на кухню курить.
— Бедняжка, — тихо сказала Ирина Генриховна, протянула руку и ласково погладила мужа по голове. Не кормят тебя дома, да? Ну ничего. Сегодня я все исправлю.
— В каком смысле? — не понял Турецкий.
— В прямом. Пойдем отсюда.
— Вообще-то я уже…
Ирина Генриховна достала из бумажника несколько сотенных банкнот и положила их на стол.
— Этого хватит? — спросила она.
— Должно, — растерянно ответил Турецкий.
— Вот и хорошо. А теперь пошли домой. Я приготовлю тебе шикарный ужин.
Насчет шикарного ужина Ирина Генриховна не обманула. Уже спустя час на столе в квартире у Турецких стояло блюдо с горячими пельменями (не беда, что магазинными), вазочка с селедкой в горчичном соусе, блюдце с кабачковой икрой и запотевшая от холода бутылка «Гжелки».
— Ты так и не сказала, по какому поводу весь этот банкет, — поинтересовался Александр Борисович, усаживаясь за стол.
Ирина сидела, опустив локти на стол и подперев ладонями худощавое, красивое лицо.
— А разве нужен повод? — с тихой задумчивостью сказала она. — Разве женщина не может накормить любимого мужчину без всякого повода?
— Гм… Вот оно в чем дело.
— Мы слишком много ссорились в последние дни, — мягко сказала Ирина Генриховна. — Я перестала быть хорошей женой.
— Глупости. Ты самая лучшая из всех жен на свете!
Александр Борисович наклонился и крепко поцеловал Ирину в губы.
Спустя полчаса он был сыт и весел. Глаза блестели, как у мальчишки, который нашел пиратский клад.
— Понимаешь, — рассказывал он жене, — в этом деле много странного. Во-первых, шеф-повар ресторана Марат Соколов. Он опытный повар, порядочно зарабатывал, у него не было поводов жаловаться на жизнь.
— И все-таки он пошел на преступление, — сказала Ирина.
— Вот именно! И на страшное преступление. Люди, уговорившие Соколова подсыпать яд в рыбу, должны были не только предложить ему хорошие деньги, но и суметь убедить его! Это должны были быть не просто бандиты, понимаешь? Чтобы благополучный человек решился на такое, он должен чувствовать серьезную поддержку, он должен чувствовать себя защищенным. Он должен чувствовать, что за спиной у него стоит система! Пусть даже это чувство абсолютная фикция.
Турецкий нанизал на вилку пельмень и отправил в рот.
— Да и сам стиль преступления… — продолжил он с набитым ртом. — Уж очень он необычен для бандитов. А яд!
— А что с ядом? — спросила Ирина.
— Яд довольно редкий. В аптеке такой не купишь. Повар перестарался с дозой, иначе все выглядело бы как обыкновенный сердечный приступ. Убийство Кожухина тоже обставлено самым тщательным образом. Как говорится, по всем законам жанра! Да и с похищением Акишина все далеко не просто. Ведь там были свидетели. Да! Две женщины. Они в один голос твердят, что выглядело все так, будто операцию проводил спецназ. У них даже сомнений на этот счет никаких не было.
— Думаешь, за всем этим стоит, какая-то спецслужба?
— Вряд ли. Но люди, организовавшие все эти преступления, имеют отношение к спецслужбам. Впрочем, все это лишь версия. — Турецкий посмотрел на жену и виновато улыбнулся. — Знаешь что… Я больше слова обо всем этом не скажу. Правда!
— Вообще или только сегодня?
— Насчет «вообще» не обещаю, но «сегодня» — точно. И вообще… — Глаза Турецкого сузились и томно заблестели. — Тебе не кажется, что мы оба устали и нам нужно пораньше лечь спать?
— Кажется, — сказал Ирина. — Но сначала я помою посуду.
— К черту посуду, — прорычал Турецкий. Он наклонился к жене, обнял ее за талию и хрипло сказал: — Иди ко мне.
6
Если бы старший следователь Генпрокуратуры Александр Борисович Турецкий присутствовал при разговоре Платта с Акишиным и Кожухиным, он бы не послал свою интуицию (твердившую ему, что в этом деле замешана какая-то неизвестная до сих пор, «третья» сила) к черту.
Платт принял гостей радушно. Будучи приверженцем здорового образа жизни, он не стал предлагать гостям спиртное, но предложил — на выбор — апельсиновый сок, минералку, колу. Гости выбрали сок.
— Я очень рад, господа, что вы зашли ко мне, — сказал Платт. Он явно был возбужден после всех этих встреч и банкетов, устроенных в его честь. — Это очень важно, чтобы люди, подобные нам с вами, встречались. Ведь мы с вами столпы общества. Не интеллектуалы, не рабочие и не фермеры, а именно мы — топ-менеджеры и бизнесмены. Только нам под силу сделать наше общество открытым.
— Вы правы, — сказал смуглый, как цыган, Кожухин, отхлебнув сока и поморщившись. — Но есть силы, препятствующие этому. Именно об этом мы и пришли…
— Именно! — воскликнул Платт. — Именно так!
Платт принялся расхаживать по номеру со стаканом апельсинового сока в руке.
— Сообщество людей должно быть демократическим и открытым, — разглагольствовал он. — В основе этого сообщества должны лежать либеральные ценности. Вы знаете, господа, я всегда считал, что в жизни живых существ солидарность играет гораздо более значительную роль, чем антагонизм.
— Спорный вопрос, но… — начал было Кожухин, однако Платт, никогда не упускавший возможности пропагандировать свои мысли, не дал ему договорить.
— Зря! — сказал он. — Зря вы так считаете. Мне все это кажется столь очевидным, что любой спор на эту тему теряет всякий смысл. Я, друзья мои, полагаю, что развитие социальной жизни заключается в расширении замиренной среды, то есть круга людей и обществ, сознающих солидарные интересы и умеющих их согласовывать!
Платт остановился перед гостями и изрек, потрясая полупустым стаканом:
— Общественная солидарность как факт должна обратиться в систему солидарности, в план организации общества и в юридическую систему! Солидарность, которая проявляет свою силу в отношениях частных лиц и отдельных групп, должна связать разделенное на группы население!
Акишин и Кожухин переглянулись.
— Вижу, джентльмены, вы считаете мои мысли пустой абстракцией, — констатировал Платт, заметив, что гости переглядываются. Он снисходительно улыбнулся. — И тем не менее я считаю, что и в обычных условиях улучшение условий социальной жизни находится в прямой зависимости от уровня этической культуры. А материальный прогресс достигается не только техническими и организационными мероприятиями, но и способностью людей к сотрудничеству, их преданностью общественным интересам. С этой точки зрения современный мир нуждается больше всего в новых этических принципах!
— Господин Платт, все это, безусловно, так, — вежливо заговорил добродушный с виду Акишин. — И мы с вами согласны — во всем. Но мы с моим коллегой пришли поговорить на другую тему.
— Да-да, конечно, у вас ведь было ко мне какое-то важное дело. — Оптимистичная улыбка исчезла с губ Платта. Он деловито нахмурился. — Я так устаю от всех этих светских вещей, что голова идет кругом и совершенно невозможно сосредоточиться, — пожаловался он. — Итак, джентльмены, о чем пойдет речь?
— Речь пойдет об одной сделке, — сказал Кожухин. — Вернее, даже не столько о сделке, сколько о методах ведения бизнеса этой фирмой.
— Мы говорим о фирме «Информинвест», — сказал Акишин.
Господин Платт сел в кресло и закинул ногу на ногу. Посмотрел на гостей и сказал:
— Продолжайте, коллеги.
Говорил в основном Кожухин. Акишин лишь согласно кивал и время от времени вставлял свои реплики. С каждой минутой лицо Платта делалось все угрюмей и угрюмей. Кожухин подробно объяснил ему свои (и Акишина) претензии к этой сделке, к «Информинвесту», к фирмам «Dulle» и «Устойчивые технологии», а также лично к господам Херсонскому, Кретинину и Галину.
— Я не знаю, как пойдут дела дальше, — говорил Кожухин, — но на этом этапе мое мнение совершенно совпадает с мнением Сергея Михайловича Акишина. Я говорю не только о своем личном мнении, но о мнении Союза инвесторов России, который я здесь представляю.
— Да, — поддакнул Акишин. — Поняв, что придерживаемся по этому вопросу одних и тех же взглядов, мы решили апеллировать к консорциуму «Samstcom», который принадлежит вам. Ведь ваш консорциум владеет блокирующим пакетом акций «Информинвеста».
Платт слушал внимательно, не перебивая. Наконец Кожухин замолчал. Платт еще некоторое время сидел молча, обдумывая услышанное, потом сказал:
— Значит, в «Информинвесте» творятся темные дела…
— Да, — кивнул Акишин. — Это касается не только сомнительных сделок, но и таких элементарных вещей, как уплата налогов.
— Да-да, — еще больше нахмурился Платт, — вы уже об этом сказали. Что ж, господа, мне нравится ваша идея насчет введения в России системы прозрачности для всех без исключения структур, занимающихся предпринимательством. Это вполне согласуется с моими собственными идеями.
— Богатые должны помогать бедным, — сказал Кожухин, отчасти резюмируя собственные выкладки, отчасти чтобы угодить миллиардеру.
Платт кивнул:
— Да. Богатые должны помогать бедным. И если профессор Акишин предлагает ввести в России систему прозрачности, то я эту идею одобряю полностью, так как в этом случае бедные выиграют. Монополисты обязаны делиться с ними своими огромными доходами через систему взимания налогов. Из ваших слов мне понятна диспозиция сил. Мне понятно, какую шкурную выгоду хотят извлечь из сделки Херсонский и его друзья. Кстати, о фирме «Устойчивые технологии», которой руководит господин Галин, я тоже слышал много плохого.
— Поэтому я и предложил Херсонскому привлечь к сделке в качестве системного интегратора другую фирму — «Уралинтек», — сказал Акишин. — Я хорошо знаком с работой этой фирмы. Я и сам сотрудничал в ней в качестве научного работника. Руководитель фирмы — Игорь Адамский — человек довольно странный. Но дело он знает отменно.
Платт покрутил в пальцах опустевший стакан и сказал:
— Что ж, я верю вам, джентльмены. Разумеется, я тщательно проверю все ваши слова. Если проверка даст положительный результат, на заседании директоров компании «Информинвест» я однозначно поддержу ваше предложение о передаче контракта фирме «Уралинтек».
— Кое-кому это сильно не понравится, — желчно усмехнулся Кожухин.
— О да! — сказал Платт и тоже усмехнулся. — Я, как владелец блокирующего пакета акций холдинга «Информинвест», обращусь к топ-менеджерам холдинга с открытым письмом и предложу раскрыть детали сделки по приобретению программного обеспечения от «Dulle».
— В ближайшее время пройдет заседание совета директоров холдинга, на котором будет обсужден этот вопрос, — напомнил Акишин.
— Я потребую у Херсонского в недельный срок объяснить схему и параметры сделок дочерних компаний «Информинвеста» по приобретению систем управления. — Платт говорил холодно и жестко, он уже не был похож на того мечтателя, каким был сорок минут назад. — Я поставлю его перед тем фактом, что акционеры дочерних компаний намерены заявить серьезный протест против негативных деталей сделки с «Dulle».
— Господа Херсонский, Кретинин и Галин будут в ярости, — с угрюмым злорадством заметил Кожухин. — В случае, если сделка не состоится или состоится не по их правилам, они потеряют миллионы долларов.
Мистер Платт нахмурил мохнатые брови и жестко произнес:
— Не знаю, как насчет вас, господа, но меня это нисколько не огорчит. Кстати, джентльмены, чем вы намерены заняться в субботу? Я намерен пригласить вас на открытие выставки картин и банкет по этому случаю.
— Не знаю, как Сергей Михайлович, а я еду на рыбалку, — сказал Кожухин. — Попытаюсь побить свой собственный рекорд.
— А какой у вас рекорд? — спросил Платт.
— Пять кило на удочку, — сказал Кожухин.
— Это много или мало?
— Это прилично, — сказал Кожухин.
— Что ж, удачи! — Платт повернулся к Акишину: — А вы?
— А я собираюсь провести выходные с дочерью. В последнее время мы с ней так редко видимся.
— Что ж, понимаю. В таком случае успеха вам, господа. — Платт озорно прищурился. — У меня есть отличный коньяк. Что, если мы выпьем по рюмочке в ознаменование нашей встречи?
— Я не против, — сказал Акишин.
А Кожухин растянул негнущиеся губы в улыбку и кивнул:
— Это можно.
Бизнесмены выпили за долгую, счастливую жизнь, не подозревая о том, что двоим из них судьба в этом уже отказала.
