29
Наконец пришли запрошенные документы из Иркутска. Прочитав в дневнике Долговой о подозрениях насчет причастности ее отца к убийству деда Коржевского, Турецкий страстно возжелал прояснить так называемого ДСДД – Другого Старого Друга Деда. Но скорее не в свете давнего убийства, а в свете похищения Божены.
По тем скудным данным, которые присутствовали в дневнике: примерный возраст, профессия и перелом в девяносто четвертом обеих рук – иркутские коллеги все-таки отыскали нужного человека. Им оказался Максим Максимович Ариев, который все еще был жив и даже неплохо себя чувствовал.
В пухлом пакете лежали копия давнего акта баллистической экспертизы того самого ружья, из которого, возможно, был убит дед Коржевского, копия протокола допроса Ариева и изъятое у него последнее письмо к нему Долговой, датированное двадцать первым июня.
Письмо было коротким, и, по сути, только один абзац по делу:
«...В свойствах БЭ я уверена и все же не решилась попробовать его на Ж. Отговариваюсь перед собой же, что никто бы мне этого не позволил, что начались бы новые неприятности, что я все-таки в первую очередь ученый и не пристало мне создавать „подпольные абортарии“, но если честно, легче не становится. Ж, как ни чудовищно это звучит, просто создан для БЭ, с его абсолютно чистой клинической картиной предрасположенности. В результате я пребываю в состоянии раздвоения личности: то кусаю локти от досады, то пою себе дифирамбы за то, что не дерзнула рисковать его жизнью...»
К сожалению, тогда Долгова о похищении Жеки, скорее всего, еще не знала, так что никаких упоминаний об этом или предположений о личности похитителей в письме не было. Более того, даже не упоминалось об автокатастрофе, в которую попал Сахнов.
Обращаясь к иркутским коллегам, Турецкий отослал им копии некоторых материалов из дела об убийстве деда Коржевского, благо что за давностью лет его позволили изъять из дела, находящегося в архиве КГБ-ФСБ.
Как ни странно, дело было расследовано по всем правилам, даже с предъявлением обвинения какому-то Суслову А. П., рецидивисту, которого судили и даже дали высшую меру, не абы кого убил все-таки однофамилец тогдашнего идеолога КПСС. Правда, оружия так и не нашли, этот Суслов показал, что утопил его в Яузе и, конечно, тут же забыл, где именно.
И вот теперь почти двадцать лет спустя Турецкий держал в руках акт баллистической экспертизы, в котором черным по белому было написано, что выстрел в Павла Коржевского был произведен из одноствольного охотничьего карабина ТОЗ-14У производства Тульского оружейного завода, изъятого у гражданина Ариева М. М.
А самого Ариева факт сокрытия вещественного доказательства тяжкого преступления совершенно не смущал. Турецкий прочел протокол:
«Ариев. С Афанасием Долговым мы вместе после войны работали. Арестовали нас тоже вместе, фактически всю нашу биохимическую лабораторию, времена тогда сами знаете какие были, дело врачей, космополиты безродные... А потом Афанасия вдруг выпустили и еще двоих. А остальные получили сроки за вредительство, мне, например, дали еще скромно – восемь лет с последующим поселением здесь вот, в Иркутске. На Долгова, разумеется, никто обиды не держал, и за предателя его не считали, тогда от этого мало что зависело – кому-то вдруг невероятно повезло, так тот и вышел. Рады были, что хоть не расстрел. А потом уже, в шестьдесят втором, Афанасий меня нашел, звал к себе в Москву, обещал лабораторию, только я уже осел тут, обжился, жену здесь похоронил, умерла от туберкулеза, тоже лагеря сказались. Тогда-то мне Афанасий и рассказал о своем приятеле, который на него донос настрочил. А дальше я знаю только то, что мне Толик, сын Афанасия говорил, а потом уже Божена, его внучка.
Следователь. Объясните, каким образом в вашем доме оказалось изъятое ружье.
Ариев. Ружье старое, его Афанасий лет тридцать—тридцать пять назад купил у какого-то егеря в заповеднике, не хотел свое из Москвы возить, а здесь в тайге без ружья нельзя. Потом оно у меня хранилось, каждое лето они приезжали, забирали, а уезжали – опять его ко мне. В 80-м, когда Афанасий погиб, как-то все хлопотали, суетились, все добро свалили в сарай, а когда руки у меня наконец дошли все разобрать и почистить, Толик мне уже контейнер прислал с какими-то деталями – и в нем же ружье разобранное. А убил он Коржевского или не убивал, не знаю, ружье было вычищенное, да я и не собирался докапываться до подробностей. Даже когда он на следующее лето приехал и сказал, что за отца отомстил, я его как и что не расспрашивал. Был бы Толик жив, вы бы от меня ничего не добились, а так никому от моих рассказов хуже не будет. Божена, кажется, сама и без меня обо всем догадалась, она девочка умная...»
Теперь нужно было внести протест в порядке надзора по делу по обвинению этого Суслова, расстрелянного за преступление, которого он не совершал. Верховный суд просто обязан будет прекратить дело ввиду допущенной судебной ошибки. А родственники Суслова вполне могут подать в суд на ФСБ как правопреемника КГБ и требовать компенсации за причиненный моральный ущерб.
Турецкий выделил материалы в отдельное производство, составил постановление и отнес все это в уголовно-судебное управление.
Интересно, знал ли Анатолий Долгов, что за него страдает невиновный?