С утра Турецкий поехал навестить хиппарей с промысловской квартиры.

Они уже проспались, и все, кроме Заи, способны были воспринимать окружающее вполне адекватно. Промыслова по фотографии опознали трое из пяти парней, но никто из них понятия не имел о его нынешнем местонахождении. Двадцатого июня, когда в последний раз Жека появлялся на своей квартире, они всей компанией были в Крыму, о чем заявили единодушно, и даже взялись расписывать Турецкому прелести пеших походов по южному берегу. С Сарыча на Балаклаву. И обратно. А потом...

Турецкий переписал их координаты, хотя был почти уверен, что пользы от этого мало. Можно, конечно, проверить, действительно ли они были в Крыму или врут, но это уже в крайнем случае. Судя по всему, с Жекой у них мало общего, просто пользовались его квартирой – ничего особенного в этом не было: нерушимое наркоманское братство.

И еще маленький нюанс, который грозил вырасти в огромную проблему. Любители тибетских напевов дружно утверждали, что Жека давно и прочно сидит на героине, что не очень согласуется со словами его папаши, но, возможно, тот не совсем в курсе. Жека мог ему всего и не рассказывать (наркоманы не самый искренний народ), а какова рыночная стоимость дозы колес или опиума и почему сын просил больше денег, Промыслов-старший наверняка не уточнял.

По поводу убийства Сахнова нужно держать военный совет с Меркуловым. Для начала выяснить, кто ведет дело, потом получить доступ к материалам следствия, и, по возможности, без объяснения причин собственной заинтересованности. А без помощи Меркулова тут не обойтись никак.

Меркулов разговаривал по телефону. Точнее, слушал с утомленным видом. Должно быть, высокое начальство.

– Давай, что там у тебя, – сказал он, прикрыв трубку ладонью.

– Я хочу ознакомиться с делом об убийстве директора клиники, где лечился наш пропавший.

Турецкий не успел изложить свои соображения, Меркулов кивнул и, продолжая внимать начальству, набрал номер на другом аппарате:

– Алексей Геннадиевич? Сейчас к тебе подойдет Александр Борисович Турецкий, он занимается одним из пациентов Сахнова, введешь его в курс дела.

– Что за Алексей Геннадиевич? – вполголоса поинтересовался Турецкий.

– Азаров. – Меркулов хотел что-то добавить, но по телефону от него, похоже, потребовали отчета. – Все необходимые меры... – Меркулова опять перебили, и он махнул Турецкому рукой, что означало примерно следующее: иди работай и не мешай другим.

С Азаровым Турецкий до сих пор не пересекался. Ему было двадцать восемь или даже двадцать семь лет, тем не менее он уже успел стать «важняком». За какие такие особые заслуги – неизвестно, наверняка чей-то протеже. Никаких слухов и сплетен по этому поводу Турецкий вспомнить так и не смог, сколько ни старался, единственное, что ему удалось восстановить по памяти совершенно отчетливо, – лицо Азарова. Волосы прямые, темные, глаза близко посаженные, лицо вытянутое, нос орлиный, сломанный. И это правильно.

Азаров ждал его в коридоре с толстой папкой под мышкой.

– Александр Борисович? Я Алексей Азаров, добрый день. Давайте пройдем к вам: у меня кондишен барахлит.

Такой поворот Турецкого обрадовал: на своем поле на правах хозяина проще давить авторитетом. Поэтому он молчал, пока не уселся в свое любимое кресло.

– Ну что там у нас есть?

– Сахнов Георгий Емельянович, профессор, директор НИИ нейрофизиологии и нейропатологии, ведущий специалист действующего при НИИ наркодиспансера, действительный член Академии медицинских наук Российской Федерации и прочая, и прочая, и прочая. Погиб в результате дорожно-транспортного происшествия при выезде из Москвы по Дмитровскому шоссе шестнадцатого июня около шести часов утра – на большой скорости не справился с управлением.

– Стоп, стоп, стоп. Я что-то не понимаю. Его все-таки убили или он погиб в результате несчастного случая? Если последнее, тогда при чем здесь Генпрокуратура, с каких это пор мы занимаемся ДТП?!

– Одну минуту, Александр Борисович, я как раз подхожу к сути дела. По данным судмедэкспертизы, Сахнов скончался не от травм, полученных при аварии. К этому моменту он уже был мертв от десяти минут до получаса.

– Замечательно, – пробурчал Турецкий. – От травм при аварии он не скончался. От них он ожил.

Азаров открыл следственное дело на нужной странице и протянул Турецкому. Он быстро пробежал глазами акт экспертизы. Акт не содержал ничего сверх того, о чем только что было сказано. Итак, профессор Сахнов действительно убит. С этим, по крайней мере, разобрались.

Убедившись, что Турецкий прочел заключение судмедэксперта, Азаров продолжил:

– Есть пять (!) очевидцев, все ехали в одной машине, возвращались с дачи.

– Очевидцев чего?

– Непосредственно самой аварии – как он вылетел на обочину и врезался в столб – никто не видел. Свидетели слышали сильный удар и подъехали к месту происшествия меньше чем через минуту. Дальше начинается самое интересное. Пока свидетели вытаскивали тело Сахнова из-под обломков, появились двое сотрудников автоинспекции, очень оперативно: прошло, по разным показаниям, от двух до пяти минут. Они покрутились вокруг сахновской тачки, якобы вызвали по рации опергруппу, записали фамилии свидетелей происшествия, попросили не расходиться и отчалили. Свидетели прождали еще полчаса, пока не появились еще одни гаишники – на этот раз уже настоящие.

– А первые, значит, больше не светились?

– Нет. Я проверил все зарегистрированные сообщения. Сведения об аварии на Дмитровском шоссе поступили в шесть тридцать две, когда наших виртуальных ментов и след простыл.

Турецкий вздохнул и не почувствовал никакого облегчения.

– Ну хорошо. Меня, собственно, интересует связь между убийством Сахнова и его профессиональной деятельностью. Есть какие-нибудь зацепки, Алексей Геннадиевич?

– Геннадиевича можно опустить. Пока выявлена всего одна связь – зато практически железная. В машине Сахнова обнаружено значительное количество героина. В его квартире во время обыска – и того больше. Недельный запас для всех его хануриков. Я пытался выяснить, что к чему, непосредственно в клинике, но без шума – сами понимаете: уважаемый человек, медицинское светило и все такое прочее. Но там круговая порука, все молчат.

– Молчат как рыбы об лед, – грустно добавил Турецкий.

– Точно так. Можно, конечно, внедрить своего человека, но, во-первых, это бюрократическая волокита, нужно согласовывать с УНОН, во-вторых, время упущено. С момента смерти Сахнова схема распространения наркотиков в клинике уже наверняка поменялась.

– А ты уверен, Алексей, что это не подставка? Если кто-то посадил уже мертвого Сахнова в машину и упер его ногу в педаль газа, почему этот кто-то не мог подбросить наркоту в багажник и в квартиру?

Азаров как-то странно посмотрел на Турецкого, словно почувствовал в его словах подвох.

– Вы уже не первый, кто выгораживает Сахнова. У вас, как я понимаю, есть какие-то факты?

– Никого я не выгораживаю, – возразил удивленный Турецкий. – Просто высказываю версию. Вполне допустимую. На тебя что, кто-то давил в связи с этим делом? Костя... Константин Дмитриевич в курсе?

– Я нашел одного бывшего пациента Сахнова. Он... подтвердил, правда при беседе, что наш уважаемый профессор снабжал пациентов наркотиками через доверенных сотрудников. Но официальные показания он давать отказывается – боится. И правильно делает, между нами говоря. Я что-то ничего пока не слышал о существовании российской программы защиты свидетелей. Так что хоть уверенность в причастности Сахнова у меня и есть, но фактов-то нет...

Азаров замолчал, выжидающе глядя на Турецкого, очевидно собираясь теперь услышать его историю. Вопрос о давлении он, между прочим, аккуратно обошел, подумал Турецкий. Вообще парень – явно не промах. С этим делом ходит наверняка как по минному полю, но до сих пор не подорвался и не наложил в штаны. Но не это сейчас главное. Когда Азаров сказал про бывшего сахновского пациента, у Турецкого затеплилась надежда, почти уверенность.

– Кто этот свидетель? – спросил он, стараясь не показать своей заинтересованности.

– Александр Борисович, – усмехнулся Азаров, – вы прекрасно понимаете.

– Ты мне не доверяешь? – выпалил Турецкий. – Нужно письменное указание от Меркулова?

– Я вам доверяю, Александр Борисович, я же рассказал вам о свидетеле, хотя в материалах по делу вы не найдете о нем ни строчки. Но мне не известны причины вашего интереса, а не зная их, я не могу гарантировать ему безопасность, да и вы сами, скорее всего, тоже. Есть еще и второе «но», которое все и определяет: я сам не знаю его имени.

– ?!

– Он вышел на меня самостоятельно и обещал поддерживать связь более или менее регулярно.

– Твой свидетель – мужчина?

– Я бы сказал, совсем пацан: ему лет двадцать максимум.

Промыслов отпадает. Обидно, подумал Турецкий. Ему тридцать два, и он наркоман, на двадцатилетнего никак не тянет.

– А когда этот тип лечился последний раз?

– По его словам, более года назад, но он может сознательно называть неверные сроки, чтобы я его не вычислил.

– А ты не пытался сфотографировать и предъявить карточку сотрудникам клиники для опознания?

– Нет, конечно, Александр Борисович, это было бы тактически неверно. Он сам на меня вышел и никаких рычагов, чтобы заставить его колоться, у меня нет. Пусть пока играет по своим правилам. Если я его засвечу – всем будет хуже.

Может, подумал Турецкий, Азаров допросил информатора-агента какой-нибудь службы МВД или ФСБ и не может его афишировать? Один черт... После некоторых колебаний Турецкий достал фотографию Промыслова и протянул Азарову:

– Поинтересуйся при встрече, что он о нем знает.

Азаров внимательно рассмотрел снимок:

– Кто это?

– Тоже пациент Сахнова, зовут Евгений. Пока все.

– Хорошо, договорились.

Азаров засобирался.

– Погоди, а мотив убийства Сахнова ты установил? – спросил Турецкий.

– Версий несколько. Наиболее вероятные, на мой взгляд, две: либо он не заплатил вовремя поставщикам, либо что-то не поделил с «крышей», – скорее всего, с большими звездами из МВД. Но вы сами понимаете: это только мои предположения, и вообще, дело дохлое. Ладно, Александр Борисович, я пошел, если что-нибудь выясню про вашего Евгения, сразу сообщу. Все, счастливо.

Темнит коллега, подумал Турецкий, глядя ему вслед. Если Сахнов действительно занимался распространением наркотиков – этого не скрыть от ближайшего окружения, как ни крути. Не может же, в конце концов, лечащий врач не заметить, что его пациент под кайфом. И насчет круговой поруки – тоже туфта, всегда найдется слабое звено в цепи империализма... А Азаров как следователь ведет себя странно, это видно с первого взгляда, хотел бы – поставил бы всех на уши в сахновской клинике. Но не поставил и оправдание нашел – была установка действовать без лишнего шума. Возможно, даже от Кости. Выходит, нашему юному другу указали на его место в истории. И он в целом согласился. А теперь потихоньку что-то там себе разнюхивает в надежде повысить свой статус.

Ползучий борец с мафией, придумал определение Турецкий. Оно ему понравилось, и от этого захотелось поскорее приняться за работу, но для начала выпить пива похолоднее. Потому что опять начиналась жара, и остатки вчерашней амстеловской роскоши нагревались в портфеле.