А на ступеньках подъезда сидел Славка и нагло и одновременно обиженно ухмылялся этой своей ухмылкой, разрушая такие стройные, такие хрустальные мечты Турецкого о глубоком и безмятежном сне.

– Ну где тебя носит? Целый час сижу. Денис сказал, ты домой поехал. И чего это ты такой розовый, как из бани?

– А я и есть из бани, – буркнул Турецкий.

– Неужели со Старухиной парился?! – восхищенно присвистнул Грязнов. – Склеил все-таки?

– Со Старухиной я в кабинете парился. И не склеил. – Турецкий впустил друга в квартиру. – Ужинать будешь?

– Пожрать я всегда не против, – честно признался Вячеслав Иванович. – Чем угощаешь?

– Глазуньей, болтуньей или омлетом. Выбирай.

Грязнов подумал и выбрал:

– Хочу жареной картошки.

– Ну жарь. – Турецкий налил себе ледяной минералки и устроился под вентилятором. – И кофе свари, я спать хочу.

– А кто не хочет? – Грязнов заглянул в морозильник и, убедившись, что оставшаяся с прошлого раза бутылка коньяка на месте, принялся за картошку.

Ловко орудуя ножом, он объяснил причину своего появления:

– Я, собственно, забрел информацией поделиться. Насчет сахновского института.

– Они там новый философский камень изобрели, который сахарную пудру в кокаин превращает? Или лекарство от похмелья?

– Лекарство от наглости изобрели. Кто к кому, вообще, в гости пришел, бери нож, присоединяйся.

Турецкий взглянул на плававший в кастрюльке десяток картошин:

– И достаточно. У меня еще тушенка есть.

Грязнов, обреченно вздыхая, развел огонь под сковородкой.

– В этом сахновском заведении происходят, оказывается, странные вещи. Например, шестого апреля в подъезде своего дома была застрелена некая Столярова Ирина Геннадьевна, которая трудилась в лаборатории известной тебе Божены Долговой в должности младшего научного сотрудника. Убийство было профессиональным и явно заказным, «макаров» бросили в подъезде, контрольный выстрел присутствовал, в общем, все чин чинарем, только жертва непонятная... Где у тебя соль?

Слава изрядно посолил и поперчил картошку, подумал и добавил еще карри и кардамон.

– Ну сам посуди, кому могло понадобиться заказывать двадцатишестилетнюю химичку без вредных привычек, капитала и влияния в каких-либо кругах?! Рассматривались две версии: ее заказал муж, которому она до смерти надоела, или ее просто с кем-то спутали. Нет, ну конечно, мог кто-то интриговать на работе...

– Слава, давай ближе к делу, – зевнул Турецкий, – я сейчас засну под твои сказки.

– Ну ты хам! Я стараюсь, бегаю по жаре, одалживаюсь у кого-то, здоровье порчу, потому что друг попросил. И вот вместо благодарности что я слышу? Может, тебе письменный отчет составить? В баню без меня ходил, теперь я тебе ужин готовлю...

– Да не заводись ты, – остановил излияние справедливого возмущения друга Турецкий. – Извини, спасибо, я больше так не буду, честное пионерское. Доволен?

– Доволен, но не удовлетворен. Тушенку давай. – Грязнов вывалил полбанки мяса поверх картошки, вбил пару яиц и еще раз для верности посолил. – Короче, муж оказался ни при чем, остался с двумя малолетними детьми, любовницы у него не было, особых разногласий с женой тоже. Зато насчет обознатушек выяснилось, что в этом же подъезде проживают целых три бизнес-леди, каждая из которых вполне могла раздражать конкурентов, или «крышу» или еще кого-нибудь. Правда, ни одну из них по внешнему виду спутать со скромной химичкой было нельзя, но мало ли как в жизни нашей скорбной случается. Киллер неопытный попался, темно было в подъезде, возможно, она его заметила и заподозрила. В общем, ковырялись с этим убийством долго и фактически списали в висяки. А новорусские дамы завели себе по эскадрону телохранителей, но ни на одну из них повторного покушения совершено так и не было. В конце концов следствие решило, что мишень, которая прозорливо догадалась, что именно она была мишенью, восприняла это убийство как суровое предупреждение и уладила свои проблемы мирным путем.

Турецкий нехотя оторвался от вентилятора и занялся нарезкой петрушки и зеленого лука. А Грязнов продолжал излагать нарытые сведения:

– Но двадцать шестого апреля исчезает еще один сотрудник той же лаборатории – Щетинин Максим Максимович. Исчезает бесследно, и ничто не говорит о том, что он это сделал по собственной инициативе. А пятого мая его труп вылавливают из Москвы-реки. С переломом основания черепа и привязанной к ногам бетонной балкой. Опознали, правда, только по одежде и ботинкам, отпечатки пальцев, к сожалению, рыбы съели, а к стоматологу он если и обращался, то к частному. В общем, два трупа в течение месяца для одной, даже химической, лаборатории многовато. Особенно если учесть, что в ней всего работает девять человек, включая начальницу. Ничего сверхсекретного, согласно документации, они не производят. Сам Сахнов, пока был жив, уверял, что ни конкурирующим импортным ученым, ни местным мафиози их разработки особенно интересны быть не могут, и все сотрудники единодушно сходились во мнении, что все это цепь трагических совпадений. Теперь убили Сахнова. А он хоть и не из этой лаборатории непосредственно, но как бы идейный отец ее и наставник... Вот такие, Саша, дела.

Грязнов взгромоздил сковородку на стол и достал коньяк.

– Жарко же, – вяло запротестовал Турецкий.

– А кофе пить не жарко? – Слава решительно разлил по стаканам. – За нашу победу.

Рука его замерла на полпути ко рту – запищал пейджер.

– Черт, а такой вечер намечался. – Он все же выпил и только потом прочитал сообщение. – Однако не все еще потеряно. Спи спокойно, дорогой товарищ, а у меня сексуальное свидание.

– С кем? – справился Турецкий, лениво ковыряясь вилкой в сковороде.

– Не со Старухиной. – Слава сделал ручкой и помчался на выход.

– Ну и флаг вам в руки. – Турецкий, недолго думая, засунул сковородку в холодильник и, удовлетворенный таким исходом вечера, отправился спать.