СТОЛИК С СЕКРЕТОМ

Бывший морской пехотинец Роберт Маклевски был профессиональным охранником, и его умение ценили в посольстве. Это могли с полным основанием отметить и офицер безопасности мистер Клейн, и господин Лайонс. Поэтому им и в голову не могло прийти, что охранник продал своего патрона. Это исключалось. Причину же происшедшей трагедии они скорее связали бы с происками спецслужб, вероятно в чем-то ущемленных в связи с успешно и перспективно развивающимися разнообразными политическими и экономическими связями двух, надо смотреть правде в глаза, по-прежнему великих держав. Хотя имеются и кое-какие нюансы в этом смысле.

Саймон Лайонс поинтересовался, говорит ли русский следователь по-английски, и улыбнулся, когда тот ответил, что исключительно в пределах школьной программы. Лайонс представлял себе, что это такое.

А вот Грязнов отвернулся, чтобы скрыть свою усмешку от американца: ну Сашка, ну артист!

Господина Лайонса устраивали эти сведения. Таким образом, он мог, не вызывая особых подозрений, все-таки при необходимости слегка откорректировать показания охранника. Ему ведь совсем не светили неожиданные факты, которые могли бы скомпрометировать деятельность американского посольства в Москве, если бы эта тупоголовая горилла — в отличие от своего бывшего теперь уже коллеги, Лайонс никогда не относился с почтением к морским пехотинцам вообще, — вдруг заявила, что консул прибыл сюда на конспиративную встречу с русским агентом. Только этого и не хватало оппозиционной прессе, когда, пусть и с немалым трудом, однако же налаживаются межгосударственные отношения. Лайонс был прагматиком и смотрел на вещи достаточно реально, во всяком случае, факты оценивал ровно во столько, сколько они на самом деле стоили. Мистер Клейн свою точку зрения не высказывал.

Однако перешли к конкретному делу. Грязновский оперативник с усердием принялся заполнять протокол допроса анкетными данными свидетеля. Турецкий задавал вопросы и со скучным выражением на лице «не слушал», как мидовец и американец уточняли те или иные нюансы и после этого обращались к охраннику, сидевшему в кресле с каменным выражением лица. Тот, в свою очередь, оценивал вопрос и коротко, почти бурча, отвечал. Следовал обратный дипломатический обмен и наконец перевод на русский. Длинно, утомительно, но — ничего не поделаешь. Во всякой рутине свой протокол.

В окончательном же виде допрос выглядел так:

Турецкий. В котором часу вы прибыли в гостиницу и с какой целью?

Маклевски. К двенадцати. Господин Петри хотел побеседовать с каким-то журналистом.

Турецкий. Вы покидали свой пост?

Маклевски. Нет.

Турецкий. Когда был обнаружен труп консула? Кем конкретно?

Маклевски. Около двух дня. В номере находилось два трупа. Первым их обнаружил администратор гостиницы. Не знаю его фамилии.

Турецкий. Каким образом он их обнаружил? По собственной инициативе зашел в номер и увидел?

Маклевски. Нет, администратора вызвал я.

Турецкий. Когда и почему?

Маклевски. Примерно через полтора часа после ухода официанта.

Турецкий. Какого официанта? Опишите, как он выглядел.

Когда охранник равнодушным голосом робота описал внешность официанта, Грязнов, выразительно переглянувшись с Турецким, стремительно вышел из комнаты, где шел допрос. Заместитель начальника МУРа Владимир Михайлович Яковлев с оперативниками в это время шерстил все без исключения гостиничные номера и служебные помещения, вызывая естественные возражения обитателей и персонала. Спасали настойчивые объяснения, что американских консулов не каждый день убивают в «Мегаполисе» и, следовательно, придется немного потерпеть некоторые неудобства, связанные с обысками.

Новые данные сразу дали направление для более узкого и целенаправленного поиска. Да, кто-то из обслуги видел похожего человека. На нем была форма официанта. Но заказ, о котором шла речь, ни из ресторана, ни из буфетов не поступал. Посуда действительно принадлежит ресторану, но как она попала наверх, никому неизвестно. В общем, действовал как бы святой дух, облаченный, однако, в служебную форму отеля.

Наконец обнаружилась и главная улика. В подвале под рестораном, куда опускается служебный лифт, был найден сервировочный столик и сверток — форменная куртка, брюки и галстук-бабочка. Охранник опознал все эти предметы. И в первую очередь, столик, который он, по его утверждению, тщательно осмотрел, прежде чем разрешить официанту доступ в апартаменты.

По его убеждению, преступник не мог на себе пронести в номер оружие, которое было позже найдено в бельевом шкафу. Охранник предъявил личный металлоискатель, его тут же проверили — он действовал исправно.

Турецкий перевернул столик вверх тормашками, внимательно осмотрел нижние поверхности обеих полок, снова поставил столик на колеса и спросил:

— А вот здесь, внизу, между колесами, охранник проверял? — он показал пальцем под нижнюю полку.

Когда тому перевели, американец в буквальном смысле обалдел. Схватил столик, перевернул его и уставился на блестящие полоски прилепленного снизу скотча.

— Вот именно, — подтвердил Турецкий, забирая столик. — Только руками не надо трогать, кто знает, может, что-нибудь осталось. Слава, сделай одолжение, поинтересуйся у экспертов, не нашлось ли подобных следов и на том пистолете?

Грязнов, захватив столик, вышел в соседнее помещение.

— Пистолет, как я полагаю, — продолжил Турецкий, — был прилеплен скотчем. А так как расстояние между нижней поверхностью и полом очень маленькое, никому бы и в голову не пришло, что там может что-то находиться. Чтоб заглянуть туда, надо было лечь мордой… пардон, щекой на ковер в коридоре, а по нему ногами ходят, верно? Или снимать со столика всю мутату: вазы, кофейники, бутылки и прочее. Вот вам, господа, и логика убийцы. Вот и весь секрет. Осталось, по сути, немногое: найти его и узнать, за что он порешил господина консула. А заодно и неизвестного нам господина журналиста, если верить охраннику. Такие дела. Если господину Маклевски больше нечего добавить, то я могу его ненадолго отпустить. До завтра, когда он нам опять понадобится. А на прощание я прошу перевести ему по возможности дословно: он не сумел выполнить свои профессиональные обязанности, что лично я не могу оставить без внимания. Полагаю, что вы, господин Лайонс, тоже сделаете соответствующие выводы. И вы, мистер Клейн.

Вернувшийся Грязнов лишь молча кивнул, а Турецкий развел руками.

— Не кажется ли вам это странным, особенно после той весьма лестной характеристики, которую дали охраннику Маклевски господа Лайонс и Клейн?

— Что вы имеете в виду, господин следователь? — вскинулся советник посла. Охранник молчал, тупо глядя в пол. Какие мысли в данный момент обуревали его, не знал никто, но догадаться можно было.

— Я имею в виду то обстоятельство, что ваш охранник не проверяет, был ли сделан заказ кем-то из ведущих переговоры, осуществляет весьма поверхностный осмотр и, наконец, впускает в закрытое помещение человека с оружием, опять-таки не проверяя, чем это вторжение закончилось. Это, на мой взгляд, не просто халатность. Это пахнет вполне преступной беспечностью. Если не соучастием в преступлении.

Турецкий сейчас сознательно нагнетал страсти, а то как-то уж чересчур спокойно вел себя этот американский представитель. Хотя, с другой стороны, как высокопоставленному дипломату ему тоже не пристало изображать аффектацию и публично рвать на себе волосы.

— Другими словами, вы хотите сказать… — едва не взвился наконец американец.

— Только одно, — невежливо перебил его Турецкий, — мы можем теперь с определенной долей достоверности представить себе технологию убийства. А также то, что непрофессионализм господина Маклевски стал одним из поводов его совершения. О причинах говорить еще рано. Если же у вас или у ваших коллег, господин Лайонс, найдутся какие-либо факты, способные помочь следствию, да и себе самим, раскрыть причины преступления, прошу вас, абсолютно не стесняясь во времени, сообщить их мне по одному из указанных здесь телефонов. Я к вашим услугам круглосуточно.

И Турецкий элегантным жестом протянул Саймону Лайонсу красиво отпечатанную, лакированную визитную карточку.

— Я бы хотел, в свою очередь, — вмешался Грязнов, — просить вас, уважаемые господа, дать нам возможность составить фоторобот преступника. Для этого потребуется помощь господина Маклевски. Это, кстати, можно было бы сделать и сегодня, но… как на это посмотрит сам господин Маклевски? Судя по его состоянию, ему было бы неплохо прийти в себя и сосредоточиться.

Полагая, что Турецкий действительно плохо понимает английский, американский дипломат, сохраняя любезное выражение на лице, в довольно резкой форме сказал охраннику, что его разгильдяйство — во всяком случае, именно так перевел для себя, конечно, куда более грубое выражение Турецкий, но, естественно, не подал вида — будет предметом отдельного разговора в… он понимает где, но сейчас необходимо помочь русским как можно скорее завершить расследование этой громкой истории. Поэтому охраннику предлагается немедленно убрать с физиономии маску идиота и сделать то, что от него требуется.

Словно бы вспомнив о присутствии русского дипломата, американец, продолжая изображать вежливую улыбку, объяснил всем по-русски, что ему, конечно, неприятно говорить об этом, но, в конце концов, что возьмешь с тупой гориллы? Эмоции — не по их части. Этим он как бы оправдывал несообразительность своего сотрудника. Соучастие в преступлении — при всех сомнительных аспектах подобного обвинения — все равно звучит очень скверно. Этак еще кому-нибудь придет в голову, а затем и, не дай бог, просочится в прессу мысль о том, что заговор против консула вызрел в недрах самого посольства! Странно, что до сих пор нет никаких сведений об этих проклятых папарацци, о вездесущих журналистах, повсюду сующих свои провокаторские носы. Правду говорят, что русские долго думают и… запрягают. В Штатах этот чертов «Мегаполис» уже обложили бы толпы газетчиков и фотокорреспондентов, сбежавшихся со всей Америки…

Высказанная в несколько шутливой форме, приемлемой, во всяком случае, для данной ситуации, фраза американца вызвала скептическую усмешку Грязнова.

— Я сейчас выходил к своим сотрудникам, и мне доложили, что гостиница в буквальном смысле окружена представителями прессы. Так что на этот счет можно не беспокоиться и заранее продумать ответы, которые в любом случае придется дать журналистам. Но при этом желательно не раскрывать сути того, о чем здесь шла речь. А что касается охранника, то, если он не возражает, с ним могли бы поработать специалисты-криминалисты и с его помощью составить фоторобот предполагаемого преступника. Но для этого ему придется, в вашем сопровождении или без, проехать на Петровку, 38, это неподалеку, можно сказать, совсем рядом.

Саймон Лайонс подумал и сказал, что представитель посольства вряд ли понадобится, а что касается переводчика… Ему очень не хотелось участвовать во всем дальнейшем. Грязнов это сразу усек и заявил, что с переводчиком проблем не будет. А после работы господина Маклевски доставят в посольство.

Американский дипломат стал сама любезность. Уже не спрашивая согласия охранника, а лишь приказав ему следовать на «легендарную Петровку, 38», он заявил, прощаясь, что русским правоохранительным органам в целях торжества правосудия будет оказана со стороны американского посольства и, разумеется, правительства Соединенных Штатов любая необходимая помощь.

Все понимали, что это было сказано, конечно, сильно, но так того, вероятно, требовал момент. С тем и расстались. Русский дипломат и американцы покинули апартаменты, Грязнов отправился их проводить и распорядиться относительно охранника. Турецкий остался один, мысленно переваривая все, что удалось накопать. Немного, но кое-что уже имелось. О чем он и доложил Константину Дмитриевичу Меркулову, позвонив ему по мобильному телефону на работу.