Конец субботы и весь воскресный день прошли для сотрудников оперативно-следственной группы в стремительном темпе. Их никто из городского руководства ни о чем не спрашивал и тем самым никто не мешал работать.

Гордеев, перебравшийся в редакцию «Новостей», вел бесконечный прием посетителей. Возле медленно сокращавшейся очереди с индифферентным выражением на бесстрастных лицах прохаживались двое-трое милиционеров, якобы наблюдавших за порядком. Но они тоже ни во что не вмешивались. Видно, такое указание получили — только от кого? Наверняка от самого главы городской администрации. На вопросы, чего вы тут, парни, делаете, не отвечали. Странная такая охрана.

А может, они просто тайно фиксировали жалобщиков, чтобы позже, когда уедут московские следователи, показать строптивым жителям кузькину мать? Ничего нельзя было исключить. Именно поэтому Юрий Петрович просил всех и каждого быть предельно внимательными и осторожными с представителями власти. Не перечить им в мелочах, не нарываться на скандалы, не провоцировать жестких ответных действий. Его слушались и подчинялись, хотя глаза многих горели острым желанием высказать в адрес правоохранителей все, что народ о них думает. Но... нельзя — значит нельзя.

А один из клиентов даже заставил Гордеева внутренне рассмеяться. Это был хозяин того клуба, где происходила зачистка, Самвел Манасян — невысокий, рыжий и с висящим крупным носом. Он сам не пострадал. Не понесло убытков и его помещение — в нем ведь не только дискотека была, но и казино, куда милиция вообще не заглядывала. Еще кое-какие иные приятные вещи имели место быть, вроде небольших кабинетов, которые обслуживались из буфета и где щедрый клиент мог даже провести некоторое время с понравившейся женщиной. Исключительно для узкого круга людей.

Но этот Самвел, оказывается, был до глубины своей темпераментной, горячей кавказской души потрясен и разгневан бесчинствами милицейских молодчиков. Они, по его словам, живо напомнили ему «азеров», которые поломали его жизнь в родной Нахичевани и из-за чего он, собственно, вынужден был покинуть свою прекрасную родину и уехать в гостеприимную Россию. Так он думал. И ругался, во всяком случае, Самвел с большим мастерством, очень рассчитывая на то, что московский адвокат защитит его честь и человеческое достоинство, а городская власть оплатит ему моральный ущерб — пусть даже небольшой, его устроило бы само признание этого факта.

—   Посмотрим, — с нескрываемой улыбкой сказал Гордеев, — как вообще дело обернется.

—   Ты постарайся, слушай, а? — посоветовал Сам- вел. — Я тоже в долгу не останусь.

—   Он постарается, — сказал о себе, словно об известном псе Мухтаре, Юрий Петрович и пригласил следующего посетителя...

Грязнов-старший договорился с Александром Борисовичем и, естественно, с Иваном Христофоровичем, который, кстати говоря, был не очень доволен именно такой инициативой представителя Министерства внутренних дел — лично допросить всех омоновцев, участников зачистки в Воздвиженске, да еще в выходной день. После этого Вячеслав Иванович забрал с собой Яковлева с Романовой, пришедшей наконец в себя, и отбыл на машине Турецкого с водителем Михаилом Евграфовичем «в область», как было принято здесь говорить. Ребят он взял с единственной целью — ускорить допросы. Там же порядка трех десятков человек! А список участников той команды, которую отправил в Воздвиженск генерал Седлецкий — да, разумеется, по настойчивым требованиям начальник? районного УВД и мэра города, а также по прямому указанию губернатора Кожаного, — он должен был сам же и представить Грязнову, не забыв никого из «героев». Малоприятная работенка — ведь генерал мог и не знать, кого конкретно назначил на выезд сбежавший майор Умаров Умар Закирович? Что ж, придется поднапрячься.

А Турецкий вместе с Поремским продолжали шерстить местную милицию. И в этом деле им здорово помогал Юрий Гордеев. Как только ему называли очередную фамилию либо давали более-менее точные внешние данные участника насилий, он тут же сообщал об этом Александру Борисовичу — для ориентировки. И чтобы у милиционеров, подозреваемых в совершении противозаконных акций, не оставалось сомнений в том, что их всех в конце концов выведут на чистую воду. А те в свою очередь пугались, откуда этим москвичам так много про них известно? И сникали на допросах. Но не все, далеко не все, были и упрямо стоявшие на своем — не был, не видел, не знаю. А без конкретных доказательств его вины поди докажи ее...

Но Турецкий был уверен, что буквально все до единого виновные и не понесут наказания, слишком зыбка и слаба будет доказательная база. Но уж тем, кому в этом смысле «повезет», им мышкины слезы отольются! И таких, судя по всему, будет немало. А если кто-то из них полагает, что следствие не станет проводить очных ставок и опознаний, то они сильно ошибаются. Вот когда начнется для них самое неприятное! Но этот процесс весьма трудоемкий. И теми силами, которые имеются в наличии, с ним не справиться. Нет, все можно, конечно, сделать, но уйдет уйма времени. И как Александр Борисович внутренне ни сопротивлялся, он, после дня напряженной работы, уже понимал, что необходимы дополнительные кадры. Об этом он решил вечерком, когда соберется вся группа, поговорить, а потом созвониться с Костей Меркуловым. Три-четыре следователя, видимо, еще потребуются.

В середине дня Александр Борисович сделал короткий перерыв и вспомнил, что не выполнил один из пунктов своего личного плана. За текучкой упустил намеченное на выходные посещение судьи Слепнева.

То, что раскопал уже Володя Поремский, в связи с «делом автомобилистов», как оно тут называлось, а также показания уголовного авторитета Солдатенкова о подлинной причине прекращения его указывали на то, что дело об угонах и торговле крадеными автотранспортными средствами надо было возобновлять в производстве по причине вновь открывшихся обстоятельств, по признакам части 3-й, 413-й статьи Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.

И это обстоятельство будет серьезным ударом по престижу господина судьи. Вот этот удар и собирался нанести Александр Борисович, чтобы вывести из команды мэра еще одного фигуранта. Ведь достаточно будет просто всерьез предупредить Антона Захаровича, что его полномочия как районного судьи могут быть прекращены из-за, мягко выражаясь, его служебной недобросовестности. И Слепнев больше ни о чем не станет думать, кроме как о спасении собственной шкуры. А где проявляются именно сугубо шкурные интересы, там нечего и думать о товарищеской взаимовыручке. Хотя таковой здесь у них и в принципе быть не может. Значит, каждый ринется защищать исключительно собственные интересы. Судья... О прокуроре, в общем, тоже говорить нечего, хотя работу с ним еще предстоит провести... Ну с главным милиционером уже понятно. Остается мэр — в полном одиночестве и гол как сокол. Перспективы не светят. Да и Юрка Гордеев наверняка сумеет повернуть свою защиту так, что главные претензии пострадавших бизнесменов обратятся не столько в сторону Затырина, сколько падут на Гузикова. И прощай надежда на новый мэрский срок!

Собственно, ради этого ж все здесь и делалось. Ну в области — на уровне губернатора Кожаного, а в Воздвиженске — ради утверждения власти Савелия Тарасовича. Будет дальше руководить он, останутся на своих жирных постах и все остальные его, теперь уже можно называть их этим словом, подельники. Примитивная, в сущности, картинка. И как они сами не видят? Власть глаза застилает...

Но перед тем как встретиться со Слепневым, Александр Борисович позвонил Рашиду Закаевичу, «главному чекисту», как его представил мэр, добавив «наш».

Небольшой, видимо в прошлом купеческий, дом в центре был окружен садом. И помещения внутри были все маленькие и уютные, за исключением большого зала. Прежде, наверное, для приема гостей, а ныне — для проведения общих собраний.

Сам Рашид Закаевич Султанов со своими славянскими чертами лица и чистой, без малейшего акцента, речью, ничем не напоминал восточного либо южного человека. Поднялся навстречу, пожал руку, предложил кресло и сам уселся в такое же — напротив. Посмотрел вопросительно, с легкой улыбкой. Наверное, он был не так молод, как выглядел внешне, — Турецкий разглядел острые лучики морщинок у глаз и обильную седину в светлом ежике аккуратной стрижки.

—   Тихо у вас тут, — сказал Турецкий.

—   Не жалуемся, — открыто улыбнулся Султанов, и только теперь в его улыбке проступили неожиданно острые скулы и хитрый прищур Чингисхана. Есть, значит...

—   Какие проблемы, Александр Борисович? Вы тут, я смотрю, действуете самостоятельно и решительно, так что я не знаю, нужна ли вам какая-то дополнительная помощь с нашей стороны? — Это был, скорее, не вопрос, а утверждение, хотя интонация и показалась вопросительной.

—   И наши действия, надеюсь, не вызывают у вас протеста? Или, по-вашему, что-то делается не так?

—   Нет... какие вопросы? То, что у нас произошло, это, конечно, из ряда вон. Мы докладывали... по своим каналам. Даже, скажу между нами, слегка прикрыли тех правозащитниц, которые появились в городе. Они слишком рьяно взялись за собственное расследование, и это не понравилось руководству города. Соответственно и решение было принято довольно жесткое — устное, как вы понимаете. Ну а мы поломали немного их игру, не вылезая на первый план. Нам это ни к чему. Но и благодарности, — он снова улыбнулся, — ни на йоту. Впрочем, и не надо, тетки те живы остались, никто их пальцем не тронул.

—  А мне рассказывали, что они возмущались — обыски там, еще что-то.

—   Это мелочи, по сравнению с тем, чего они избежали.

—   Как интересно, — хмыкнул Турецкий, — расскажи кому — ведь не поверят. Это чтоб госбезопасность охраняла правозащитниц! Нонсенс, верно?

—   И не надо рассказывать. — Султанов так и сочился приветливыми улыбками.

—   Я понимаю... Хочу посоветоваться.

—   Я вас внимательно слушаю.

—    Сейчас прямо от вас отправлюсь к судье. Хочу побеседовать относительно возобновления производства по «делу автомобилистов», у вас имеются соображения по этому поводу? Вы же наверняка в курсе?

—   Имеются, — уже серьезно заговорил Султанов. — Мы вели оперативную разработку, кое-что документировали. Но отдать вам материалы я не могу, надеюсь, не надо объяснять почему. Разве что по прямому указанию моего руководства. А вот познакомить кое с какими бумагами — это пожалуйста.

—    Тогда вопрос. А почему, по-вашему, дело не получило развития в суде?

—   Вы ж, полагаю, в курсе, что одним из фигурантов оказался сын губернатора Кожаного? Правильнее сказать, организатором этого дела, а среди его подельников были... Впрочем, зачем я рассказываю? Вы сами и посмотрите.

—   Принеси, что там у нас есть по «Двойнику». Из папки «ДОР».

Это они так обозначают дело оперативной разработки, знал Турецкий. А «Двойник» — наверняка кодовое название.

Молодой человек быстро вернулся с тонкой папкой, как будто она лежала у него под рукой. Султанов поднялся, забрал ее и устроился за своим столом. Раскрыв папку, пролистнул несколько страниц, потом снял скрепку и протянул один лист Турецкому со словами:

—  Вот это вам будет наверняка интересно...

Прочитав первые строки, Александр Борисович чуть

не ахнул: это была расшифровка телефонного разговора подполковника Затырина с Виктором Кожаным. А суть заключалась в том, что хозяин акционерного предприятия «Автоимпорт» давал распоряжение начальнику РУВД о том, что к нему в район прибудут два трейлера, в которые надо погрузить известные им автомобили и в сопровождении милицейской охраны отправить по ранее утвержденному адресу.

—  Я могу воспользоваться этим документом? — спросил Турецкий.

—   Этим можете. И еще вот эти посмотрите. Но их преждевременная публикация нежелательна...

Уже через полчаса выборочного чтения ситуация с уголовным делом для Александра Борисовича прояснилась. Оставался непонятным один вопрос, и он задал его Султанову:

—  Извините, Рашид Закаевич, если я невольно вмешиваюсь в ваши служебные тайны, но какова дальнейшая судьба всех этих документов? Мне интересна ваша не только чисто человеческая, но и профессиональная позиция, если угодно.

«Главный чекист» многозначительно поиграл бровями, улыбнулся, тут же стер улыбку с лица, закрыл папку и уставился в высокий потолок со старинной лепниной, как бы раздумывая, стоит ли говорить о своих важнейших задачах постороннему человеку. И вся эта мимическая игра неожиданно стала понятной Турецкому. Что-то будто клюнуло его в затылок. Какое-то, скажем, подобие анекдотического жареного петуха, который на этот раз выступил не совсем по адресу. И Турецкий, возвращая прочитанные странички Султанову, с легкой усмешкой сказал словно самому себе:

—  Выборы, скорее всего...

Услышал, как легко хмыкнул, но ничего не ответил Рашид Закаевич. Взглянул на него, тот смотрел с иронической улыбкой, как бы говоря: «Ну чего еще надо объяснять умному человеку?» Но не произнес ни слова.

Да, убедился Турецкий, это прежде всего компромат. Та чернуха, которая выльется на кандидата в губернаторы Кожаного, собравшегося баллотироваться на очередной срок. И если сейчас этот компромат пока не фигурировал в суде, значит, приказано сверху придержать его до удобного, а главное — нужного момента. И уже тогда решить окончательно судьбу того, кто намеревался продлить свою власть в области еще на приличный срок. «Это что ж получается, господа? — задал себе невольный вопрос Александр Борисович. — А выходит так, что вами уже давно решен вопрос ближайшего будущего? Поди и новый кандидат, — возможно, кто-нибудь из уходящих в отставку армейских генералов либо, что верней, из преданных президенту чекистов, — уже известен? И если это так, то какого черта?.. Нет, дальше пока развивать тему не следовало.

Турецкий взглянул Султанову в глаза и увидел, что тот полностью разделяет его мнение по данному вопросу.

—  Я полагаю, что лично мне еще какое-то время не потребуются ваши материалы, которые вы, Рашид Закаевич, любезно предлагаете следствию. Но почти уверен, что они обязательно всплывут в ходе возобновленного расследования в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Разве не так?

—   Я просто восхищен вашей проницательностью, Александр Борисович! Буду рад и в дальнейшем оказывать вам любую помощь, если она потребуется, можете на меня вполне рассчитывать.

Вот так, обменявшись взаимными любезностями, они и стали прощаться.

—   Вы сейчас куда, Александр Борисович? Не нужна помощь? С транспортом, например?

—   Нет, благодарю. А хочу я навестить судью Слепнева.

—  Вон как? Ну что ж, полагаю, вам будет чрезвычайно любопытно взглянуть на этого человека, так сказать, в домашнем кругу.

И стало понятно Турецкому, почему не входил Султанов в узкий круг приближенных Савелия Тарасовича. Они просто все его побаивались. И теперь ясно, что не без причины. Но зачем же он отправился с ними на пикник?.. А не исключено, чтобы познакомиться лично с ним, Турецким.

—   Да и у Керимова следовало бы поинтересоваться, как он чувствует себя после нечаянного купания.

—   Нормально, — даже не улыбнулся Султанов. — Их особняки, между прочим, рядом... А вы всех восхитили, Александр Борисович, своей самоотверженностью... — Вот тут он не удержался и раздвинул губы в ухмылке. — С вашей-то загруженностью давно, наверное, в бассейн не ходили?

«Смотри-ка, и это он знает... »

—   Давно. Почти все забыл. Держусь на воде кое-как, и на том спасибо.

—  Ну что вы! Юношеские пристрастия обычно остаются на всю жизнь. Поэтому могу сказать совершенно искренне, уж за вас я не испугался. Водичка, правда, холодноватая, да и то как для кого. Всего вам доброго...

...Хороший особнячок, однако, выстроил себе судья Слепнев в элитном поселке. И что у них, право, за страсть такая? Чуть к власти подобрался, сразу хоромы возводить?

Антон Захарович, когда Турецкий нажал кнопку звонка у железной калитки и на вопрос: «Кто?» — представился, был искренне изумлен. Чего это вдруг понадобилось москвичу от него в воскресный день? Но отказать в приеме, сославшись на какие-нибудь домашние сложности, не смог. Сам вышел встретить к калитке.

За рулем «девятки» сидел Филипп Агеев, для конспирации натянувший на голову черный парик и приклеивший над верхней губой залихватские черные усики явно кавказского происхождения. И тем не менее судья успел обратить на него внимание. Спросил: кто такой? Александр Борисович пожал плечами и ответил, что это наемный водитель из того автосервиса, где Владимир Дмитриевич Поремский, его сотрудник, оформлял машину во временное пользование. Слепнев кивнул.

Прошли в дом. Антон Захарович познакомил Александра Борисовича со своей весьма, надо сказать, дородной супругой Ираидой Михайловной — типичный образец анекдотической супружеской пары. Затем, уяснив, что Турецкий прибыл не для отдыха, а все-таки по делу, пригласил его в свой рабочий кабинет, на второй этаж.

Как сообразил уже Турецкий, судя по обстановке, детей у Слепневых не было. Да теперь и поздно уже заводить. Но для кого тогда возводилось это могучее строение? Нет, странные люди... А может, просто для престижа? Но ведь престиж, как таковой, может в одночасье кончиться, и что тогда? Впрочем, этот вопрос не требовал ответа, ибо, если бы он вообще вдруг возник, немедленно проявилась бы вся иллюзорная сущность этого ложного величия. Но об этом никто, видимо, не хотел здесь думать.

Цель у Турецкого была простая: объяснить судье, что называется, на пальцах, что после ознакомления с материалами дела об автоугонщиках он имеет все основания потребовать возвращения его для дальнейшего производства предварительного следствия. Вновь открывшиеся обстоятельства указывают на то, что предварительное расследование производилось с многочисленными нарушениями требований статьи 225-й Уголовно-процессуального кодекса РФ, и в ходе его совершенно не принимались во внимание имеющиеся факты преступной деятельности ряда ответственных государственных лиц.

Судья был искренно возмущен такой постановкой вопроса. Он заявил, что, по его твердому убеждению, если тут и есть вина следственных органов и суда, державшего это громкое дело под своим контролем, то заключается она в том, что они — суд и прокуратура — невольно пошли на поводу у недобросовестных лиц, которые оклеветали честных людей, известных предпринимателей. Это было, да, спорить трудно. Но ведь ошибаться может каждый, и слава богу, что ошибка была ими вовремя исправлена, а подозреваемым в несовершенных преступлениях были принесены извинения. К счастью, дело окончилось к всеобщему миру и пониманию. И вдруг такие чудовищные обвинения!

«Прекрасно, — сказал себе Турецкий, — что и требовалось доказать».

Он уже потерял интерес к Слепневу и на предложение Антона Захаровича отобедать в его доме, раз уж сложилась такая ситуация, ответил отказом. Но в ответ попросил о небольшой услуге — если это не составит труда, проводить его к прокурору Керимову. Ему сказали, что его дом находится где-то рядом.

Отказать гостю в такой малости Слепневу показалось неловким, и он согласился.

Дом прокурора, не менее величественный, чем особняк судьи, оказался не рядом, а чуть ли не на другом конце поселка. Решили, чтобы не идти пешком, доехать на машине, а Филя, которого Турецкий назвал Гургеном Самсоновичем, пообещал доставить судью домой. Просто показать, хотя Слепнев, видимо, уже подумывал, что ему было бы очень уместно поприсутствовать при разговоре Турецкого с Керимовым. Но... предложения от Александра Борисовича не последовало, а самому напрашиваться — это показалось судье несколько унизительным.

Турецкий вышел возле указанной калитки с точно такой же, как у судьи, кнопкой звонка и микрофоном для переговоров. А Филя, не разворачивая машину, почему- то предпочел двигаться на задней передаче. При этом он положил правую руку на спинку сиденья и, обернувшись, смотрел назад.

Маленький судья тоже попробовал вертеться на переднем сиденье машины, но это было ему неудобно. Поэтому, вероятно, он и не заметил, как под воротник его пиджака незаметно вошла и уютно устроилась там почти незаметная, маленькая булавочка с темной головкой. В технике такого рода Филипп был мастак, да к тому же он получил толковую консультацию от Коли Щербака, коллеги по агентству и специалиста по всякого рода подслушивающим устройствам, применяемым спецслужбами всего мира.

Остановившись у дома судьи, Филипп резво выскочил, обежал машину и помог выбраться Антону Захаровичу — и все это по-южному темпераментно и несколько бестолково, как и положено. Удобная позиция микрофона сомнений не вызывала. Оставалось только надеяться, что по выходе из дома судья Слепнев останется в том же пиджаке. Турецкий сказал потом Филе, что именно в нем он и видел судью — и у мэра, и даже на пикнике. А теперь и дома, — правда, он встречал нежданного и нежеланного гостя, но свой ритуал все же соблюл, облекся в пиджак из хорошего английского твида, сшитого наверняка по заказу. Где ж найти такие размеры?..

...Керимов старательно изображал неважное самочувствие. Но все же нашел в себе силы еще раз поблагодарить Александра Борисовича за то человеческое мужество, с которым он спасал его в ледяной воде. Турецкий кивал. Он слышал где-то в доме голоса, но прокурор, видимо, не горел желанием представить гостя своей семье. И Турецкий решил тоже не тревожить хозяина долгим своим присутствием и сразу объяснил причину визита. «Дело автомобилистов» подлежит отправить на доследование. И указание на этот счет он готов дать в любую минуту, имея на то санкции генерального прокурора и его заместителя по следствию.

Естественно, прокурор вяло удивился: какое отношение имеет данное уголовное дело, которое, как показали факты, было притянуто за уши, то есть основывалось на ложных показаниях людей, пожелавших свести чисто финансовые счеты со своими конкурентами? Это уже всем известно. Неужели появились какие-то немыслимые новые аргументы?

— Появились, — туманно ответил Александр Борисович, чем немедленно сильно насторожил Иннокентия Мурадовича.

Тот даже забыл о своем скверном самочувствии, напрягся. Но Турецкий и тут не собирался открывать карты. Он просто заявил, что завтра подъедет в прокуратуру, где они, в присутствии судьи Слепнева, окончательно обсудят этот животрепещущий вопрос и наверняка придут затем к единому и обязательно справедливому решению.

С тем он готов был уже и покинуть прокурора, но теперь тот захотел разузнать побольше. Он даже предложил отобедать чем бог послал. Ну бог им, как сказано было еще у классиков отечественной сатиры, возможно, послал многое, но Турецкого заинтересовал не этот мелкий вопрос. Обернувшись к провожающему его Керимову, он наивным тоном поинтересовался:

—   Скажите мне, Иннокентий Мурадович, если не профессиональный секрет, конечно... Вот я смотрю, неплохо вы все тут живете. Был у Слепнева — отличный дом, особенно если раскинуть его на двоих... У вас тоже, гляжу, здорово все устроено. У Затырина не был, не знаю, но, вероятно, тоже нехило. Не говоря уже о мэре вашем. Нет, я понимаю, что на дворе — капитализм, значит, никакой социальной уравниловкой пахнуть и не должно. Да и в бумажник ваш никто не собирается заглядывать... за исключением ну разве что налоговых органов, перед которыми вы, уверен, абсолютно чисты. Но все же как вам всем удалось так красиво устроиться? Вопрос не из зависти, а так, из формального интереса. Не на зарплату же, верно? Да и взяток, я просто уверен, вы не берете. Из этических, полагаю, соображений. Так откуда все? Только не рассказывайте мне про наследство жены и прочие легенды.

Керимов, изображавший невыразимое словами возмущение, естественно, молчал.

—  Вот и для меня это тоже загадка, — как бы подвел итог Александр Борисович. — Ладно, благодарю вас, Иннокентий Мурадович, за содержательную беседу. Завтра непременно встретимся, а сейчас я, с вашего разрешения, поеду работать дальше. Там 'у нас еще полсотни милиционеров очереди своей ждут.

Он сел в машину, кивнул Филиппу:

—  У тебя все в порядке?

Тот нахально ухмыльнулся:

—   Проверка уже была. Этот твой судья, Сан Борисыч, успел пободаться со своей супружницей. Как она вообще? Голос-то у нее генеральский.

—  И не говори, вдвое его крупнее — по всем параметрам. Для меня всегда были загадкой такие пары.

—   Ничего странного, говорят же — маленький, да удаленький. Там еще насчет золотника есть поговорка. Опять же некоторые в сучок растут. Много чего интересного, о чем мы, большие люди, и не догадываемся, а вот женщины иной раз по глазам видят. Вот где тайна!

Турецкий расхохотался.

—  Ну так из-за чего они бодались все-таки?

—   О-о! Это тебе надо обязательно потом послушать... Она упрекала его, что он тебя не уговорил посидеть у них за столом.

—   Так это ж прекрасно! Значит, следуем дальше. Ты теперь пиши все, лишнее выбросим. Но, я думаю, уже сегодня вечером они все кинутся к мэру — за советами и указаниями. И опять же им поделиться надо своими впечатлениями. Ну впечатления их мне, как говорится, по... боку, а вот тема их разговоров «о главном» очень важна. Пиши, Филя... Виноват, Гурген Самсонович... А он тебя, случаем, не расколол?

—   Не-а, я в таком стиле вел машину, что ему было явно не до меня.

—   Артист! — смеялся Турецкий, примерно представляя себе, о чем сейчас напряженно думают судья с прокурором. И когда ж им еще и устраивать-то военный совет, если не сегодня!..