Глава четвертая.
Никита Бодров пригласил Люду Семенову в кафе. Ему не терпелось напроситься в отель, но он сдержался – сейчас она вполне может отказать, знакомы ведь без году неделя.
У девушки сегодня был выходной. Да и Никита, договариваясь о свидании, сослался на то же: мол, у него выдался на редкость свободный денек. В кафе они пришли в середине дня, поэтому с местами проблем не было. Никита выбрал укромное местечко в углу, за высоким раскидистым деревом в декоративной кадке.
– Шампанского? – спросил он, щелкнув пальцами.
– Что хотите, но только легкое. Водка сразу с ног свалит!
– А если под хорошую закусочку?
– Нет-нет, ни в коем случае.
– Хорошо, – согласился Никита.
Официант принес заказанные напитки и фрукты. Никита наполнил бокалы.
– Давайте за знакомство?
– Давайте.
– Скажите, Люда, вам нравится ваша работа?
– Почему вас это интересует? Хотите предложить другую?
– В общем, нет, но мне кажется, что в вашей работе есть плохие и хорошие стороны…
– Как во всякой другой, – пожав плечами, сказала она.
– Возможно. Но, однако, трудиться горничной в «Паласе» и, например, в Доме колхозника – это, наверное, разные вещи?
– Не знаю, – улыбнулась она, – не имела возможности сравнивать.
– То есть у вас нет никакой иерархии?
– В каком смысле?
– Ну, скажем, начигать с трехзвездочного отеля и за усердие, выслугу лет подниматься все выше и выше.
– Нет, я с таким не сталкивалась. Когда пришла устраиваться, то уже знала, что к претенденткам два основных требования: внешность и знание языков. Хотя бы английского. Но я знаю и немецкий. Собственно, это мой второй родной язык.
– Ого! – не сдержал восхищенного возгласа Никита и удивленно вытаращил глаза на девицу. – Второй родной… Это как? – полюбопытствовал он.
– Очень просто: отец – офицер, служил в Германии, в Западной группе войск. Потом приехал в отпуск в Москву, женился на моей маме. Когда я родилась, он забрал нас с собой в Дрезден. Вот там я до семи лет и общалась с немецкими девочками. После к русскому привыкать пришлось.
– Вот это да! – вновь совершенно искренне восхитился Никита. – За это стоит выпить…
– Да что вы, Никита, это же самый легкий способ усвоить чужой язык, – улыбнулась Людмила. Но неподдельный восторг ухажера ей был приятен.
– Самый да не самый, – уточнил Никита. – Меня вот, к примеру, хоть всю жизнь в Африке продержи, толку не будет никакого…
Людмилу эта фраза привела в полный восторг. Она смеялась до слез. Наверное, она в этот момент представила Никиту в набедренной повязке под жарким солнцем Африки.
– Ну с этим все понятно. Но ведь приста-ют? – резко перевел разговор в другое русло Никита.
– Кто?
– Постояльцы.
– Да нет… Вам-то зачем об этом знать?
– Не знаю, но мне было бы приятно, если бы к вам не приставали.
– Да-да, – Людмила рассмеялась, – помню, видела, как вам было неприятно!… Видите ли, Никита, горничная – это, попросту говоря, уборщица. Мое дело – прибирать за постояльцами. А они бывают всякие. Так что предлагают иногда, чего скрывать.
– Не думали поменять работу?
– На что?
– У вас же и внешность, и знание языков. Могли бы переводчицей или секретаршей работать в солидной фирме. Попробуйте.
– Ну, во-первых, не буду пробовать, потому что не дружу с компьютером. Во-вторых, разные предложения и там будут поступать, но отказаться будет сложнее, особенно если слюной закипит сам патрон.
– Да, Людмила, в ваших словах есть резон…
– Рада слышать! – снова засмеялась Людмила. – Расскажите лучше, Никита, о своей работе. Горничные существуют в стране не одну сотню лет, а вот брокеров тут сроду не водилось.
– Ну-у, – замялся Никита. – Рассказывать об этом – дело неблагодарное. Всего делов-то – вовремя перекупить и вовремя перепродать. Это когда сотни две таких, как я, суетятся в большом зале, может показаться, что именно там кипит жизнь.
– А заработки как?
– От выработки. Бывает густо, бывает пусто. Я еще не очень опытный спец, поэтому раз на раз не приходится. Я ведь этому не учился…
– Вы думаете, я училась люксовые номера чистить? Нужда заставила. Я институт иностранных языков заканчивала, приличного места при распределении не нашлось, все мужики и блатные дочки захватили, учительницей в школу меня калачом не заманишь. Вот и пошла туда. Так ведь тоже по знакомству, по рекомендации.
– А кто вас рекомендовал? Тот парень?
– Какой?
Людмила несколько насторожилась.
– Который тогда прощался с вами, в тот вечер, когда мы в первый раз встретились…
– А-а, ну что вы! Это Ваграм. Числится слесарем, но сами видели, что он похож скорее на директора компании «Лукойл».
– Левый бизнес? Девочки?
– Да, – с вызовом ответила Людмила. – Ко мне он относится хорошо. По-другому и не может быть, потому что в некоторых вопросах он от меня зависит. К тому же ничего не имею против бизнеса девочек. Сама насиделась без денег, так что если вас что-то шокирует…
– Нет-нет, Люда, что вы! Просто… ну как бы вам сказать, чтоб… мне кажется, я целуюсь не хуже!
– Ах вот в чем дело! Не переживайте, Никита, у него ко мне исключительно дружеские чувства.
– А есть человек, у которого другие чувства?
– Не знаю. Во всяком случае, мне он пока не известен. Я подозреваю, Никита, что вы ненавязчиво, но неуклюже пытаетесь выяснить, нет ли у меня дружка, так?
– Да.
– Ну так нет у меня сейчас дружка, хотя был, и не один. Не задерживаются почему-то. Наверное, характер у меня плохой и завышенные требования…
– К кошельку?
– К душе, к характеру. Кошелек, если голова есть, дело наживное.
– Если позволите, попытаю тоже счастья, а?
Бодров не чувствовал угрызений совести, когда говорил эти слова. Ему действительно хотелось пообщаться с девушкой не по долгу службы, а по велению сердца или если не сердца, то чего-то другого, с не меньшей силой заставляющего мужчину засматриваться на проходящих мимо милых дам.
– Что ж, Никита, вы мне отнюдь не противны. Опять же, проявили рыцарскую смелость…
Он наполнил бокалы, чтобы выпить по этому поводу.
– Вы, Никита, мне кажется, тоже не брокером родились и не на продавца воздуха учились.
– Да. По образованию я юрист, но, к сожалению, учился не по тому профилю, который нынче в ходу. У меня предложение.
– Какое?
– Давай…те попробуем перейти на «ты».
– Давай.
– Знаешь, Люда, было бы здорово, если бы та наша встреча оказалась действительно случайной…
– А что, это не так?
– Не совсем. То есть с тобой-то я встретился совершенно неожиданно для себя, но пришел к отелю не случайно.
– Интересно!
– Да нет, не слишком. Скорее, банально. Видишь ли, у моего приятеля неподалеку от отеля угнали тачку, хороший дутый «мерс». Он в него почти все свои бабки вбухал. Ну не мог жить человек без такой игрушки. Сейчас в отчаянии, рвет на голове остатки волос. А у нас среди брокеров много всякой информации бродит. И серьезной, и на уровне сплетен и бредней. Вот он и услышал, что будто бы в «Палас-отеле» не то штаб, не то постоянная стрелка бригады, которая по автомобилям тут в округе основная. Я и пришел, идиот, к отелю, думал, что-то замечу. Но не жалею!
Людмила помолчала.
– Я тоже кое-что слышала, но так, несущественно. Могу помочь только одним: сведу с Ваграмом, если, конечно, ты милицию на хвосте не притащишь.
– Да упаси Бог! – воскликнул Никита.
– Хорошо, верю. С Ваграмом встретишься. Но не завтра, хорошее дело быстро не делается.
После кафе Никита предложил Людмиле прогуляться по Москве. Они пошли по Тверскому бульвару.
– Я сейчас подумал, Люда, – кашлянув для солидности, сказал Никита, – что, наверное, проигрываю в сравнении с твоими прежними ухажерами. Роман с грузинским мужчиной – это море цветов, куча красивых слов и прочее… Словом, роковые страсти. Женщины это любят…
– Да никакой мне Ваграм не ухажер, – рассмеялась Людмила, – у нас с ним дело общее, и не более того.
Как– то само собой получилось, что Никита оказался вечером в уютной двухкомнатной квартире на Сретенке. На полу валялись шкуры двух медведей, стены были увешаны декоративным холодным оружием. Особенно Никите понравился двуручный тевтонский меч. Он долго крутил его в руках, представляя себя средневековым рыцарем, а Люда глядела на него и покатывалась со смеху.
– Зачем ты собираешь это оружие? – спросил он. – Это же чисто мужское увлечение.
– Неужели не догадался? Это же должно выдавать мою суперсексуальность, – кокетливо выставив вперед ножку, ответила она. – А вообще-то все это оружие папа коллекционировал.
Никита прислонил меч к стене и одним прыжком преодолел расстояние до медвежьей шкуры, на которой в призывной позе стояла Людмила. Он упал перед ней на колени и стал целовать… Потом все происходило, как в сладком сне: он упивался ароматом ее волос и наслаждался трепетом юного тела. Перед его глазами, словно в бреду, расплывались пурпурные клинья ее платья…
Никита уснул тут же, на медвежьей шкуре. Утром, когда он открыл глаза, Людмила уже стояла над ним в том самом платье, в котором он ее увидел в первый раз у «Паласа».
– Ну что, тевтонский рыцарь, выспался? – весело спросила она.
Никита резко встал, но, видимо, выглядел несколько помятым, потому что Люда с ироничной улыбкой и некоторым сарказмом в голосе сказала ему:
– Ну вот что, Никита, мне скоро уходить, я дома никого не оставляю. Давай быстренько приводи себя в порядок и – вперед!
Никита чуть не ляпнул: есть, товарищ генерал! Да уж, не к месту был бы такой юмор. Прикусив язык, он промямлил:
– Я и не собирался оставаться. Сейчас, я мигом.
Проходя в ванную, он обратил внимание на фотографию, висевшую на стене. На фоне Берлинской стены были запечатлены улыбающиеся военные: генерал, полковник, майор и два капитана.
Не дожидаясь вопроса, Людмила объяснила:
– Полковник – это мой папа, а рядом его друзья по службе в Германии.
– Ага, ясно, – кивнул Никита и поспешил в ванную.
На улице Никита спросил:
– Люда, у тебя потрясная судьба: два родных языка, Германия… отец – полковник. А где твой отец сейчас?
– Папа погиб в прошлом году. Работал в одной фирме, которая продает на Запад, кажется, лом цветных металлов. Он сопровождал фуру с этими отходами, и на границе с Польшей на них напали бандиты. Обстреляли из автоматов. Видимо, думали, что в фуре какая-то дорогостоящая аппаратура или вещи. Сволочи…
– Прости, Люда. Бандюги совсем оборзели. – Он кашлянул и как можно безразличнее спросил: – Люда, а что за фирма такая, на которую бывшие полковники в качестве экспедиторов вкалывают?
– Да таких фирм сейчас хоть пруд пруди, не только полковники, но и генералы вкалывают. Деньги важнее погон! – грустно улыбнулась девушка.
– А фирма, где твой отец работал, как называется? – вновь задал вопрос Никита.
– «Каскад», – сказала Людмила.
Никита чуть не споткнулся. Вот так удача! Бодров представил, с каким удивлением и одобрением посмотрит на него Владимир Михайлович Яковлев, а потом и Грязнов, когда получат от него такую информацию. Никита решил приберечь «бомбу» на конец доклада о пустячных автомобильных делишках. Не просто сказать, а произнести по слогам: «Кас-кад»!
– Что с тобой, Никита? – хихикнула девушка.
– Извини, солнышко… – Никита поцеловал Людмилу в щеку. Люда остановила левака и помахала Никите рукой, крикнув, чтобы он позвонил ей вечером или зашел за ней в «Палас».
– Как у тебя дела в «Палас-отеле»? – сразу же поинтересовался Яковлев, когда Никита вошел к нему в кабинет.
– Медленно идут дела, но, кажется, верно, товарищ подполковник. Людмила пообещала свести меня с Ваграмом. Но есть и еще одна пустяковина…
– Что еще за пустяковина? – нахмурился Яковлев, почувствовав, что молодой коллега темнит.
– Дело в том, Владимир Михайлович, что, исполняя служебный долг, я оказался в квартире Людмилы и обнаружил на стене фотоснимок, на котором на фоне Берлинской стены запечатлены несколько наших военных из ЗГВ: генерал, полковник, майор и два капитана. Полковник – это родной папочка Люды. Он погиб в прошлом году на границе с Польшей, сопровождая фуру, груженную ломом цветных металлов. А работал этот полковник запаса в фирме «Кас-кад»! – Название фирмы Никита произнес, как и задумал, по слогам. Но эффект от его сообщения был для него совершенно неожиданным. Вместо того чтобы вскочить с кресла и воскликнуть «Не может быть!», Яковлев отвел взгляд в сторону и стал разглядывать картинку на стене своего кабинета. Никита с недоумением ждал, что за этим последует.
– Так-так, Никита, говоришь, исполняя долг, оказался в квартире красивой девицы, – переведя взгляд на Никиту, начал Яковлев. – А в постели-то побывал?
– Никак нет, товарищ подполковник, – отрапортовал Никита.
– Так что ж ты… – удивленно вздернув брови, начал было Яковлев.
– Я спал на полу, на шкуре белого медведя, товарищ подполковник.
– Ну это другое дело, – улыбнулся Яков-лев, – а то я уж подумал, что молодое поколение сыскарей с девками сладить не может. «Каскад», говоришь… Это замечательно. А ниточка, значит, аж в Германию потянулась.
– Семенов в Дрездене служил, там и Людмила с ним до семи лет жила. Немецкий – ее второй родной язык. Не пойму только, на кой черт ей этот «Палас» сдался. Горничной работает!
– А про генерала-то почему не спросил, кто такой?
– Да еще успею, товарищ подполковник, – отчеканил Никита.
– Она, говоришь, на работу поехала, – в раздумье произнес Владимир Михайлович и, сняв трубку, набрал номер по внутреннему.
– Привет, Миша, зайди на секундочку, дело есть, – попросил он кого-то на том конце провода.
Вскоре в кабинет зашел капитан Михаил Шумилин.
– В чем проблема, славяне? – спросил он, улыбаясь.
– Все в том же: как в дом без ключей попасть.
– Да это проще пареной репы, – еще шире улыбнулся Шумилин, – я сейчас за портфелем схожу и – поехали…
Пока Миша ходил за портфелем, Яковлев объяснил Никите, что Шумилин лучше всякого домушника замки отмычками открывает.
Осмотрев квартиру на Сретенке, подполковник одобрительно подмигнул Никите, мол, неплохо провел время в такой обстановке. Потом подошел к старому, штучной работы письменному столу и бесцеремонно стал рыться в ящиках. Никита в это время с вожделением взирал на медвежью шкуру, которая напоминала ему о бурно проведенной ночи.
Яковлев разложил на столе какие-то листы и стал щелкать фотоаппаратом. Он сфотографировал и групповой снимок, про который говорил Никита.
– Что за сочинения? – спросил Бодров, кивнув на листы бумаги.
– Немецкие тексты и вот, видишь, – Яковлев ткнул пальцем в один из листков, – над печатным немецким текстом идет русский перевод, сверху авторучкой написано. Понял?
– Конечно, понял, господин подполковник. Люда без немецкого жить не может. Второй родной, как говорится…
– Ни хрена ты не понял, Никита, – ухмыльнулся Яковлев. – Переводчица твоя Людмила, а никакая не горничная! Теперь понял?
Никита только руками развел и протянул:
– Да-а-а!
– Вот тебе и «да». Ну да ладно, поехали, – распорядился Яковлев.
По дороге он мысленно выстроил план дальнейших действий. На фотоснимке он узнал Сергея Колобова, директора фирмы «Каскад». Надо было срочно выяснить, кто этот генерал и офицеры, стоящие рядом с отцом Людмилы, полковником Семеновым. А также получить информацию об обстоятельствах гибели Семенова на польской границе. Ну и, конечно, постараться нащупать связь этого события с делом Иванова. Пока эту связь он видел только в том, что Семенов работал в фирме «Каскад», которая, в свою очередь, имела связь с телекомпанией «Спектр», возглавляемой Юрием Ивановым.
К концу дня выяснилось, что генерал на снимке – это и ныне служащий в Генштабе генерал Борис Авдеев. А полковник запаса Семенов погиб, сопровождая фуру с ломом цветных металлов через Польшу в Германию. Прошлой осенью на подъезде к польской границе фура была обстреляна. Водитель, экспедитор и охранники погибли. Все ящики с ломом цветных металлов были перевернуты, но не тронуты. Видимо, налетчики ожидали найти что-то более для них интересное. В штабе пограничной службы была информация: боевиков, напавших на фуру Семенова, обнаружили и попытались взять. В перестрелке со спецназовцами был убит один из налетчиков. Остальным удалось уйти. Рядом с убитым валялся миниатюрный автомат точно такой же системы, как у охраны Президента – АКС-74 У.
– Мой молодой друг, – обратился Яковлев к Бодрову, отложив в сторону лист с информацией, – тебе не кажется, что на этом «Каскаде» лежит печать смерти? Только недавно мы узнали о существовании этой фирмы, а уже знаем о двух таинственных смертях. Возможно, таинственное исчезновение Иванова и тот, кого похоронили вместо него, – это звенья цепочки одного преступления…
– Все надо проверить следственно-оперативным путем, – с готовностью ответил Никита.
– Молодец, – улыбнулся Яковлев. – А теперь пошли к Грязнову докладывать.
Внимательно выслушав своего зама, Грязнов сказал:
– Я склоняюсь к мысли, что мы фиксируем подпольную войну между мафиозными кланами, но, конечно, уровнем повыше, чем, как любит выражаться один наш общий друг, между парнями в цепях, перстнях и с пальцами веером. Здесь мы можем столько нарыть, что и вся следственная часть Генпрокуратуры не увезет… Но не будем пока торопиться в гости к этому генералу, а сходим в гости к очень привлекательной женщине – Ангелине Ивановой. Я решил, так сказать, поддержать почин старшего лейтенанта Бодрова. Тебе, Никита, Людмила понравилась? – с лукавинкой взглянул он на молодого опера.
– Во девка, Вячеслав Иванович! – расплылся Никита в улыбке.
– Но в отличие от Никиты я, прежде чем сделать такой пусть и приятный, но ответственный шаг, посоветуюсь с глубоко нами уважаемым следователем. Интересно, что он мне на это скажет.
Улыбка слетела с лица Бодрова, и он с грустью сказал:
– Понял, товарищ полковник, но ведь Людмила не подследственная.
– Сегодня нет, но кто поручится, что она не станет таковой завтра, – заметил Яковлев.
– Вот, Володя правильно тебе говорит, – уже набирая номер телефона Турецкого, заметил Грязнов.
Передав следователю оперативную информацию, полученную от Яковлева и Бодрова, начальник МУРа мечтательно произнес:
– Знаешь, Саня, а меня подследственная Ангелина Иванова сегодня вечером в гости пригласила. Полагаю, что ей сейчас надо довести спектакль с исчезновением Иванова до логического завершения. Эта дура решила затащить меня в постель, потом всучить сластолюбивому менту информацию, которую он заглотит. Но эти работники средств массовой информации и не подозревают, оказывается, что мы тоже можем придумывать хлесткие заголовки, которые почтет за честь напечатать даже «МК». Например, «Начальник МУРа в постели с подозреваемой в убийстве!» или «МУР на мару променял!». Грязнов рассмеялся собственным остротам и замолчал, внимательно слушая друга. Через некоторое время он сказал в трубку: -До встречи, Саня, – и, подмигнув своим подчиненным, продолжил: – Итак, господа офицеры, как я ни отлынивал от этого визита, а ехать все же придется, но поеду я к Ангелине вместе с Турецким. В интересах следствия просто необходимо осмотреть квартиру таинственно исчезнувшего гражданина Иванова.
Бодров пожал плечами и вздохнул так, будто эта тирада Грязнова была обращена лично к нему: мол, набирайся, Никита, ума-разума.
После службы Турецкий на своей машине заехал за Грязновым, и они помчались к Ангелине. Грязнов сыпал остротами по этому поводу. Следователь, слушая его, сдержанно улыбнулся.
– О тебе, мой дорогой шеф МУРа, ходят легенды, будто ты ни одной юбки не пропускаешь, а сегодня я убедился в их нелепости, – вставил Турецкий, добродушно хмыкнув.
– Ну почему же, – картинно обиделся Грязнов.
– А потому! – под стать ему изрек Турецкий и остановил машину возле цветочного киоска. – Какой же ты, Слава, бабник, если едешь на свидание к женщине и про цветы не вспомнил?
– Точно, Саня, не дадим нашим душам очерстветь! – воскликнул Грязнов, хлопнув себя по левой стороне груди.
Ангелина, увидев на пороге Грязнова и Турецкого с тремя красными гвоздиками в руках, произнесла с нескрываемой досадой:
– Господин Грязнов, вы и на свидание с женщиной, как на дело, с товарищем приходите.
– Что поделаешь, Ангелина, работа у нас такая, – протягивая ей цветы, сказал Турецкий.
– Ну проходите, – несколько оттаяла Ангелина. Было заметно, что она мгновенно перестроилась: приняла ситуацию такой, как она есть, и приготовилась извлечь из нее хоть какую-то для себя пользу.
Хозяйка пригласила пришедших в гостиную и усадила за длинный стол, за которым спокойно могли бы уместиться человек двадцать. Гостиная благоухала закусками, винами и дорогими духами.
Ангелина была в роскошном вишневого цвета платье с более чем скромным вырезом. Изгибаясь, как сиамская кошка, она уселась за стол напротив Турецкого и Грязнова и, вздохнув, сказала:
– Угощайтесь, господа начальники. Может, когда передачку принесете…
– Что так грустно? Господин Иванов, как выясняется в ходе следствия, жив-здоров, – мягко заметил Турецкий.
– Юра-то, может, и жив, да вот другой мертв. И вы это мокрое дело желаете на нас с Юрой повесить.
– Это наш долг. Особенно если это ваших рук дело. А чьих-то других лапок я пока не усматриваю, – продолжал Турецкий.
– Вот и зря не усматриваете, – встрепенулась Ангелина. – Да уж давайте выпьем, что ли, за этот неординарный допрос, – с ироничной улыбкой добавила она и подняла бокал с вином.
Грязнов, отхлебнув вина, задумчиво произнес:
– Не говорите загадками, Ангелина. Мы вас понимаем: не повезло, раскрылся ваш фокус с подметными похоронами. Теперь вы думаете, как с наименьшими потерями выйти из положения. Не зря на прошлом допросе вы хотели убедить меня, что без Иванова телеканал сдохнет…
– Если не перекупит какой-нибудь способный человек, – перебила его Ангелина.
– Тогда какой вам был смысл хоронить Иванова, если без него вы ноль без палочки? – вставил Турецкий.
Ангелина надолго замолчала и вдруг резко, с вызовом бросила:
– Зачем вы приехали ко мне? Ведь вы, как я поняла, уже имеете достаточно оснований для моего ареста? Знаете, что Юра жив и что я послала сына на трассу…
– Успокойтесь, Ангелина, – оборвал ее истерику Турецкий. – Вы будете арестованы, если выяснится ваша причастность к убийству того, кто оказался в гробу под именем вашего мужа. Если вы к этому причастны, то советую вам чистосердечно во всем признаться. Это облегчит ваше положение… Потом… следствию все более становится ясно, что исчезновение вашего мужа – это реакция на более важные события, нежели какой-нибудь, пусть даже солидный, личный денежный интерес…
– Угадали! – оживилась Ангелина. – Юра действительно жив и прячется от своих спонсоров.
– Что так? Набрал кредитов и не расплатился вовремя? – спросил Грязнов.
– Да нет. Подобная проблема решается просто: продают имущество и тэ дэ. Юрка мой задолжал политически.
– Кому же? – спросил Турецкий.
– Концерну «Кононг».
– Изложите схему подробнее, – попросил следователь.
Ангелина нервно закурила и, бросив взгляд на Турецкого, чуть ли не выкрикнула:
– Какая, к черту, схема! Они дают бабки, «Спектр» раскручивается, приобретает значительное влияние на общественность и расплачивается политическим лоббированием.
– Так-так. И что же господин Иванов? Не захотел или не смог расплатиться этим самым лоббированием? – вставил Грязнов.
– А как тут сможешь, когда обстановка вокруг Президента постоянно меняется, ситуация давно непредсказуемая. А тем, кто сейчас командует парадом в Кремле, теперь нет дела до того, что и кому обещал какой-то телевизионный продюсеришко, хотя именно он в свое время обеспечил им еще несколько лет безраздельной власти в стране! – с пафосом завершила Ангелина.
– Почему ваш муж не попытался объяснить ситуацию своим спонсорам? – спросил Турецкий.
– Ну почему же не пытался? Еще как пытался. Он ведь честно на них работал. Когда его заходы в Кремль остались без ответа, Юра поехал в «Кононг» и попытался объяснить, что, пока Президент снова не возьмет все в свои руки, ни он, ни кто другой ничего для них не смогут сделать, – снизив тон, объяснила Ангелина.
– А что он должен был сделать, вы не в кур-се? – прямо поинтересовался Грязнов.
– Неужели непонятно? – сделала Ангелина удивленные глаза. – Юрка должен был тащить их людей на ключевые посты в правительстве, в Совете безопасности. Наконец они возжелали и своего премьера. Чтобы их человек всегда рядом с Президентом находился. Но все пошло прахом: Юрины «должники» на его просьбы реагировали вяло, мямлили, что пока ничего не могут сделать. В результате вскоре все желаемые «Кононгом» посты заняли совсем другие люди. Юрку после этого и приговорили. Они предложили объявить в одной из передач, что Иванов будто бы получил огромную взятку за то, что во время избирательной кампании поддерживал Президента, а совсем недавно за взятку же способствовал выдвижению одного из нынешних вице-премьеров. В частности, помог провести избирательную кампанию в провинции, откуда этот вице-премьер явился в Кремль. Так сказать, обеспечил ему тылы. Все это, естественно, означало бы лишь одно: капут каналу «Спектр». В противном случае его грозились просто убить.
– Может, блефовали? – спросил Грязнов.
– Нет. Угроза была серьезной. – Ангелина достала сигарету и закурила. После довольно продолжительной паузы она срывающимся голосом сказала: – Для начала они собаку нашу застрелили. Как раз после того разговора, когда прозвучала угроза, Юра, приехав домой, нашел убитого пса прямо в своем кабинете. Вот тогда мы поняли, что с нами не шутят!…
– Какие-нибудь встречи у вашего мужа с руководством «Каскада» и «Кононга» при вас проходили? – спросил Турецкий.
– Только с директором концерна «Кононг» Тураевым. Он даже пару раз в гостях у нас был. Но в основном Юра общался в ним по телефону. В последнее время отношения были натянутые.
– Вы не хотите назвать Тураева одним из инициаторов наезда на вашего мужа? – допытывался Турецкий.
Ангелина пристально поглядела на следователя, будто прикидывала, как правильно ответить.
– Я этого не исключаю, но думаю, что на Юру наехали люди повыше рангом… Тураев может играть здесь лишь какую-то четко определенную роль.
– Ваш муж коллекционирует холодное оружие? – кивнул Турецкий на стену.
– Да, эти два меча ему друг какой-то подарил. Не помню уж и кто. К знаменитостям все в друзья норовят… Вот добрую половину дорогого барахла, что вы видите в нашем доме, нанесли доброхоты.
– А вам фамилия Семенов ни о чем не говорит? – вдруг вклинился в разговор Грязнов.
Ангелина дернулась, словно злая кошка, которую попытались вдруг погладить.
– Семенов… А кто он, собственно говоря?
– Работник фирмы «Каскад». Погиб прошлой осенью. Очень любил коллекционировать холодное оружие, – отчеканил Грязнов.
Поняв, что Ангелина более не намерена ничего сообщать, следователь и муровец откланялись.
В машине они поделились впечатлениями.
– Ангелина тянет время, Слава. Она пытается пустить нас по пути, на котором она и ее муж окажутся игрушками в руках всевластных преступников. Она даже наивно полагает, что, намекнув на принадлежность этих преступников к власть имущим, она охладит наш пыл, – ухмыльнулся Турецкий.
– Да, она знает много, если не все, и положение ее в общем-то незавидное. Меня удивляет, как ее еще не убрали…
– Вот-вот, Слава. Значит, она в этой опасной игре кому-то еще нужна. Даже несмотря на то, что она уже под следствием…
– Недолго ей осталось ходить на свободе, но таких и в тюрьме достают, – задумчиво произнес Грязнов.
– Намекаешь, что надо Ангелину для ее же блага изолировать? – спросил Турецкий и сам же ответил: – Нет, Слава, и на этот раз от буквы закона мы с тобой отступать не будем. Арестуем только после выяснения обстоятельств гибели того человека, которого похоронили вместо Иванова. А все это время постоянно с ней работать. Позаботься, чтобы за ее домом установили наблюдение.
Заместитель начальника МУРа подполковник Яковлев не представлял свою жизнь без телевизора. На массивном сейфе в его кабинете тихо и беспрестанно мерцал экран маленького «Фотона».
Подполковник включал его, приходя на работу, и выключал в момент ухода со службы. Словом, «Фотон» отдыхал только по ночам, и то не всегда…
Пристрастие Яковлева к телевизору породило массу всяких анекдотов в кругу его коллег и друзей. Грязнов подозревал, что его друг – большой ребенок, и всячески старался помочь ему преодолеть затянувшееся детство. Сам начальник МУРа терпеть не мог телевизоры, а яковлевский «Фотон» он просто возненавидел. Подполковник это знал, но все равно забывал выключать телевизор, когда Грязнов по делу иногда заходил в его кабинет. Вообще-то «Фотон» находился в кабинете зама еще и потому, что сыграл определенную роль в раскрытии одного весьма запутанного преступления.
Несколько лет назад искали крупного мошенника, взявшего под фиктивные договора крупные кредиты в нескольких столичных банках. Про мошенника все было известно: в какой одежде ходит, под какой фамилией и даже где проживал. Но разыскать его не могли. Причем было известно, что из Москвы он никуда не уезжал. Вокзалы и аэропорты были перекрыты. Он мог выскользнуть из столицы, разве что сделав пластическую операцию.
Проверяли все притоны, где он мог быть. Поговаривали, что есть у этого Остапа сообщница, но толком никто ничего сказать не мог. Остап принципиально трудился в одиночку.
Сыскари уже придумывали всякие формулировки-оправдания. Помог «Фотон». Яковлев по обыкновению сидел за столом и время от времени поглядывал на экран. Транслировали эстрадный концерт. Камера оператора выхватывала из зала лица зрителей. Вдруг Яковлев увидел почти восторженное лицо Остапа. Муровец тут же, никому не сказав ни слова, помчался в концертный зал. Как человек нечуждый культуры, он позволил Остапу дослушать песню, но прежде наручниками приковал его запястье к своему.
Теперь, если кто хотел подшутить над пялящимся в телевизор подполковником, он просто спрашивал загадочным полушепотом: «А кто в розыске?»
Сегодня утро было обычным. Яковлев врубил «Фотон» и, сев за стол, стал разбирать бумаги. На экране какой-то специалист от космонавтики эмоционально восклицал:
– Что такое, господа! От космического корабля, извините, гайки отваливаются, а мы твердим: все нормально! Что нормального-то, господа!
Яковлев удивленно поднял брови. Как-то он действительно не очень расстроился, узнав об аварии на нашем космическом корабле, и даже плохое самочувствие капитана корабля его не потревожило. Прав этот парень, подумал Яковлев, что-то в нас сдвинулось.
Зазвонил телефон. Яковлев поднял трубку и услышал голос Федорова. Генерал-лейтенант весьма сухо поприветствовал его и спросил:
– Куда твой шеф делся? Все телефоны оборвал, но не могу его достать со вчерашнего вечера. Неужели ты не знаешь, где он может быть?
– Только что был тут и сказал, что поедет минут на пятнадцать в прокуратуру к Турецкому.
– Знаю я их пятнадцать минут! Ладно, прими человека, который к Грязнову придет!
– Слушаюсь! – сказал Яковлев и с грустью посмотрел на экран телевизора.
Вскоре раздался стук в дверь и в кабинет вошел Сергей Колобов.
– Здравствуйте Владимир Михайлович, – поприветствовал он подполковника.
– А я-то думаю, что за человек к нам пожалует, а это опять вы, Сергей Васильевич, – добродушно приветствовал его Яковлев. – Не нашли еще своего брата?
– К сожалению, нет, – нахмурился Колобов. – Поэтому я снова здесь. Я прочитал в «Московском комсомольце» статью о происшедшем на Ваганьковском кладбище. Честно говоря, я не очень в это верю – кому в наше время надо гробы выкапывать? Чертовщина какая-то!
– А если, например, сатанисты? – спросил Яковлев.
– Так Иванов же вроде ни разу про них ничего не снимал…
– Вот этого я не знаю, – пожал плечами подполковник.
– Нет, не снимал, – убежденно заявил Колобов. Он посмотрел на часы. – Послушайте, может, я не дождусь Грязнова. Не поможете ли вы мне?
– Смотря в чем.
– Видите ли, вчера, кажется, по радио и на ТВ просили помочь установить личность мужчины, убитого примерно месяц назад…
– Да, такое практикуется. А что? – спросил Яковлев.
– Некоторые приметы очень похожи на приметы моего брата…
– Я не советовал бы вам сильно обнадеживаться… хотя, извините, здесь это слово не совсем уместно, – заметил подполковник.
– Я понимаю и не обнадеживаю себя излишне. Не все-таки кое-что… Вот послушайте…
Колобов, по всей вероятности, успел записать сообщение на магнитофон, а затем переписал некоторые моменты в блокнот. Теперь он зачитал глуховатым голосом заинтересовавшие его приметы.
Уже с первых слов Колобова сыскарь сидел как на иголках. Дело в том, что гость говорил о приметах мужчины, обнаруженного в гробу, в котором, как раньше утверждалось, будто бы был захоронен Юрий Иванов.
Яковлев попросил Колобова подождать в приемной шефа, а сам сразу же позвонил Грязнову на пейджер.
В Наро– Фоминск поехали Турецкий, Грязнов, Яковлев, Колобов и два специалиста из московского бюро судмедэкспертиз. Местный судмедэксперт встретил московских гостей, улыбаясь и заглядывая в глаза.
– Что, выяснили, кого в гробик сунули? – настороженно спросил он.
Турецкий быстро оглянулся на Колобова и сухо сказал:
– Пока ничего сказать не могу, надо разобраться.
Медик торопливо засеменил за москвичами, торопливо объясняя на ходу:
– Мы тоже у себя объявили по радио и по кабельному телевидению. Пока никто не откликнулся. А тело хранить все труднее. Знаете, эти перемещения, перепады температур, все сказывается.
– Ничего, мы достаточно оснащены, чтобы и на этой стадии эффективно провести экспертизу, – успокоил его московский коллега.
Все вошли в помещение, уставленное металлическими столами. Колобов закашлялся.
Жутковато было смотреть на осмоленный сверху и синюшный ниже пояса труп. Но Колобов решительно подошел к краю стола и стал всматриваться в изуродованную огнем плоть.
– Можно его перевернуть? – обратился он к судмедэкспертам.
Те натянули резиновые перчатки и с помощью угрюмого, пахнущего водкой санитара перевернули труп. С мягким, омерзительным шлепком мертвое тело легло спиной вверх. Теперь стали видны черные трупные пятна на спине мертвеца.
Колобов наклонился, чтобы лучше видеть, но теперь уже приложил белоснежный носовой платок к лицу. Некоторое время присматривался, затем поднял глаза на стоящего наготове судмед-эксперта.
– Вы не могли бы мне помочь? – попросил он.
– Да. В чем дело?
– Подскажите, нет ли в этом месте родимого пятна…
Длинный крепкий палец Колобова навис в нескольких сантиметрах от трупного пятна в том месте, где спина плавно переходит в ягодицу.
Медик послушно наклонился над телом, потрогал пальцами указанное место, подавил, потыкал.
– Вполне вероятно, – сказал он, торопливо отступая от стола. – Очень даже похоже, что пятно есть. Не помните, какая была величина пятна?
– Да с пятак, наверное.
– Тогда определенно пятно там имеется.
Колобов посмотрел на Грязнова, промолвил медленно и как будто растерянно:
– У него от рождения на этом месте родимое пятно было.
Грязнов кивнул, позвал местного милиционера и распорядился:
– Найдите понятых. Будем оформлять опознание.
Колобов подошел к Яковлеву и негромко спросил:
– Скажите, может быть, сохранились какие-нибудь личные вещи, одежда?
– Какие могут быть личные вещи у обгоревшего человека, которого уже хоронили?! Постарайтесь вспомнить индивидуальные особенности, что-нибудь, кроме родинки, например, переломы, может, какие были в детстве, – вздохнул Яковлев.
– Боже мой! – воскликнул Сергей Колобов, хлопнув себя ладонью по лбу. – Вспомнил, конечно, был перелом, но не в детстве, а когда брат ко мне в Германию приезжал в отпуск. У него был перелом указательного пальца на правой или левой руке, точно не помню.
– Это мы сейчас установим, – сказал доктор и кивнул своим помощникам.
Пока определяли, был ли перелом, Сергей Колобов рассказал муровцам, как Олег сломал палец.
– Я его в первый день повозил по магази-нам, – вспоминал Колобов, – накупил всякого барахла и, зная, что он большой любитель «Битлов», подарил ему особенный брелок. Поднесешь его к губам, свистнешь и – звучит одна из битловских мелодий. Он с этим брелоком целый день, как ребенок, играл. Вечером, возвращаясь из бара, подъехали к дому, брат вылез из машины и рукой, в которой продолжал сжимать свой любимый брелок, как-то неловко захлопнул дверцу. Видимо, цепочка от брелока зацепилась за что-то, и брат прищемил палец. Так он весь отпуск и проходил с шиной на указательном пальце.
– Да, любовь к рок-музыке драматична, – глубокомысленно изрек Грязнов.
Вскоре судмедэксперты подтвердили, что на правой руке покойного указательный палец имеет следы сросшегося открытого перелома.
– Все. Можете оформлять протокол. Я уверен: это Олег. Я хорошо помню – тогда, в Германии… – Сергей Колобов замолчал и опустил голову. Видно было, как он сильно страдает.
Работники морга засуетились.
– А этого Иванова нашли? – спросил вдруг посуровевший Колобов. – А впрочем, неважно. Я его сам найду! – отрезал он.
На улице Яковлев обратился к Колобову:
– Извините, Сергей Васильевич, что в такой трудный для вас момент лезу с вопросами, но…
– Да что вы, спрашивайте, я отвечу на все ваши вопросы.
– Вы с покойным Константином Семеновым в Германии подружились?
Колобов удивленно взглянул на сыскаря. Он явно не ожидал такого вопроса.
– Так-так, товарищ подполковник, вам уже и про Семенова все известно. Ну да здесь никакой тайны нет. Что значит – подружились? Он был командиром полка, а я у него в подчиненных ходил. Потом, на гражданке, по иронии судьбы, он стал моим подчиненным – почти в том же качестве, в каком я у него был в армии. Жаль его. Хороший был мужик, честный, деловой, надежный. Погиб случайно. Бандиты, которых сейчас полно на наших магистралях, думали, что в фуре дорогостоящий ходовой товар везут. Перестреляли всех. А в фургон сунулись – там, кроме ящиков с кусками металла, ничего нет. Так глупо получилось. Жаль Константина. А что вас, собственно, Владимир Михайлович, заинтересовало в этом деле?
– Да знаете, Сергей Васильевич, те, как вы говорите, бандиты не очень-то на бандитов смахивают, хотя бы по экипировке и вооружению. Автоматики-то у них были той же системы, что и у охраны Президента. Стало быть, можно предположить, что владельцы этих автоматиков из Москвы на польскую границу приехали вашу фуру подкараулить. Потом, бой со спецназовцами они вели уж слишком грамотно для обычных бандитов: ушли, потеряв лишь одного боевика. Вот такие пироги. Вы бывший военный. Как это обстоятельство тогда вас не насторожило?
– Ну о чем вы говорите, Владимир Михайлович! Сейчас в бандиты и профессиональные военные, и спортсмены идут. Так что трудно судить…
Яковлев улыбнулся.
– Но все равно автоматики-то наши, московские. У обычных бандитов таких не могло быть. При такой жизни, может, через годок и появятся, но сейчас…
Колобов сделал вымученную гримасу и со вздохом спросил:
– Говорите уж прямо, что вы здесь усматриваете. А то я начну мямлить, а вы мне все больше не верить.
– Прямо так прямо. В этой фуре ведь мог быть какой-то другой груз, кроме кусков меди.
– А-а, вот оно что! – облегченно вздохнул Колобов. – Нет, Семенов, как я уже говорил, был честным офицером, а потом честным сотрудником моей фирмы. Левый груз он бы никогда не взял.
До этого молчавший и внимательно вслушивающийся в разговор Грязнов заметил:
– Хочется верить, что все российские офицеры честны, но вот недавно один немецкий журналист опубликовал статейку, а наша телекомпания, кстати «Спектр», ее прокомментировала. Так вот, один небезызвестный бывший начальник охраны Президента, по утверждению немецкого журналиста, «одалживал» своих людей у Службы безопасности Президента мафиозным синдикатам для охраны. Вот как! Диву даешься, откуда у немцев такая информация?
– Ей-богу, не знаю, что вам на это и ответить, – развел руками Колобов.
– Я к тому, Сергей Васильевич, что понятие честности в наше время в разных кругах общества трактуется по-разному, – философски изрек Грязнов.
– Успокойтесь, господа! – вступил в разговор Турецкий. – Нам пришлось жить в смутное время. Есть издержки, но далеко не все скурвились. Смею утверждать, что достаточно еще честных профессионалов, для которых существуют и законы морали.
В это время подошли московские судмедэксперты, сообщившие, что в результате сравнения данных судмедэкспертизы с медицинской картой Олега Колобова они сделали официальное заключение, подтверждающее факт: труп принадлежит именно Олегу Колобову.
– О чем задумался, Саня? – спросил Грязнов друга.
– О том, что сразу же по возвращении в Москву вцеплюсь в мадам Иванову мертвой хваткой. На сей раз мы явимся к ней без цветочков. Необходимо провести обыск в квартире. Арестовать ее или нет, покажет допрос… Сколько времени потеряли из-за этих нарофоминских… – в сердцах добавил следователь.
– Как бы еще московские не обнаружились, – озабоченно заключил Грязнов.
Но немедленно вцепиться в Ангелину Турецкому не удалось. Ее не оказалось ни дома, ни на службе. Грязнов пообещал другу в течение дня разыскать Иванову и доставить в кабинет следователя для допроса. Полдня он потратил на опрос сотрудников «Спектра», прежде чем узнал ее предположительное местонахождение. Он нашел подследственную в косметическом салоне «У Мери».
Ангелина сидела в кресле перед огромным зеркалом, а над ее головой колдовала мастер в хрустящем от крахмала халате.
Грязнов сунулся в женский зал, но дорогу ему преградила высокая блондинка со строгим, начальственным лицом.
– Вы куда, молодой человек? – сухо спросила она.
– Спасибо, конечно, за комплимент. Я к той дамочке, – полковник кивнул на Ангелину.
– Вам придется подождать, – спокойно ответила блондинка.
– Извините, гражданочка, но я не могу и не имею права ждать!
Он сунул оторопевшей блондинке муровское удостоверение и, ловко обогнув ее, подошел к Ангелине.
Иванова в шапке мыльной пены и с толстым слоем крема на лице неподвижно восседала в кресле.
Грязнов взял стул и подсел рядом.
– Ну вы прямо робот на колесах из таблеток аспирин-упса! – взял он шутливый тон.
– Что тебе надо? – грубо оборвала его Ангелина.
– А ты разве не знаешь? – притворно удивился он. – Тогда стройтесь, Ангелина!
– Что это значит?
– Это значит – встать и вытянуть ручки для заключения их в наручники, – также весело уточнил Грязнов.
– Что?! – выдохнула Ангелина.
– А то, что в этом деле, кроме вас, мадам, наручники надевать не на кого. По заключению судмедэкспертизы в гробу оказался мужчина по фамилии Колобов. Спеша к вам, я опережаю его решительного брата-близнеца от силы на полчаса. От того, кто первым найдет живого настоящего Юрия Иванова, зависит многое. Так что быстренько освобождай голову от пены и следуй за мной.
– Куда? – растерянно пробормотала Ангелина.
– В кабинет к Турецкому, – отрезал муровец.
– Сейчас, – раздалось из-под толщи крема и пены. – Подождите меня в предбаннике. Я быстро…
– Нет, мадам, – улыбнулся Грязнов. – От вас я с этой минуты ни на шаг не отойду. Во всяком случае, сегодня. Если вам не терпится сделать предупреждающий звонок начмеду Чижу, то вы вполне сможете это сделать из кабинета следователя.
Ангелина зло фыркнула и отдернула руку от сумочки, где лежал сотовый телефон.
В кабинет Турецкого Грязнов доставил мадам Иванову еще мокренькой.
– Гражданка Иванова, вы подозреваетесь в соучастии в убийстве Олега Колобова. Также вы должны нам разъяснить, что случилось с вашим мужем. Как выяснилось в ходе следствия, к его исчезновению вы имеете прямое отношение, – сурово начал Турецкий.
– Юра живой! – испуганно воскликнула Иванова.
– Тогда немедленно сообщите, где он скрывается, – наседал следователь.
– Но я этого действительно не знаю, – приходя в себя, тихо проговорила Ангелина. – Я же говорила, что его судьба после всего, что произошло, меня совершенно не интересует.
– Ты настоящая миледи из «Трех мушкетеров», – хмыкнул Грязнов. – Скажи хоть, что твой муженек собирался делать после, так сказать, собственной смерти?
– Он собирался сделать пластическую операцию и отвалить за границу.
– Насовсем? – спросил Турецкий.
– Как получится. Во всяком случае, если бы все прошло удачно, то на Западе у нас появился бы классный партнер, – мечтательно сощурилась Ангелина.
– У кого – у вас? – не понял следователь.
– У телекомпании «Спектр», разумеется.
– На телекомпанию вы со своим мужем давно наплевали, – вновь прервал ее Турецкий. – Я беседовал с вашими операторами и уяснил, что интересы коллектива телекомпании и ваши давно разошлись. Например, мне стало известно, что за месяц до своего исчезновения ваш муж ездил в командировку в Германию. Он взял с собой видеоаппаратуру, предназначенную для ведения скрытой съемки. Он даже консультировался на этот счет у своих сведущих коллег, так как у самого опыта не было, а свидетели ему были не нужны. Я также узнал, что никакого сногсшибательного видеоматериала телекомпания не получила. А сам продюсер после возвращения из Германии, по словам сослуживцев, стал нервным, раздражительным и почти не появлялся на работе.
Турецкий сделал паузу и резко спросил:
– Что за видеокассету привез ваш муж из Германии?
Ангелина после этих слов «важняка» побледнела и зло уставилась ему в глаза.
– Это вопрос к Юрке, а не ко мне! – взвизгнула она. – Он своими тайнами со мной не делился!
– Вы же только что обмолвились, что у вас на Западе мог появиться классный партнер, – не обращая внимание на ее истеричные выпады, продолжал Турецкий. – Вы сказали «у вас», а «не у него одного». Значит, вы тоже знали, за что вас может полюбить Запад. Не за эту ли кассету? Не эта ли кассета явилась причиной всех последних трагических событий, начиная с псевдопохорон Юрия Иванова?
– Оставьте меня в покое! – продолжала изображать истерику Ангелина. – Найдете Юрку, он вам все расскажет. Лучше, чтобы вы его нашли. Но если не вы, как мне сказал Грязнов, тогда его найдет Колобов. Так что хоть пеньком сову, хоть сову о пенек. Иванову, скорее всего, труба! Он сам во всем виноват. Вот пускай сам и расхлебывает. Я действительно не знаю, где Юрка, но я вам дам телефон человека, который вас к нему проводит.
Она продиктовала телефон начмеда нарофоминского дома отдыха Виктора Григорьевича Чижа.
Грязнов сделал вид, что не знает этого телефона, и записал его в свой блокнот.
– Значит, вы не хотите помочь следствию разобраться в данной криминальной ситуации? – строго спросил Турецкий.
– Куда уж больше помогать, даже на Юрку вас вывела! – запальчиво воскликнула Ангелина.
– Вы делаете большую ошибку, мадам, – поставил точку следователь.
– Что, я уже арестована? – с тревогой в голосе спросила Иванова.
– Пока нет, но это дело времени,– бросил Турецкий.
Когда за Ангелиной захлопнулась дверь кабинета, Грязнов спросил:
– Пусть помечется? Я правильно тебя понял, Саня?
– Да, Слава, ты всегда меня правильно понимаешь, поэтому годы идут, а наша дружба не ржавеет, – улыбнулся Турецкий.
Тем временем Ангелина, сев в машину, достала сотовик и, набрав нужный номер, нервно заговорила:
– Людочка, это тебя Ангелина беспокоит. Лапунь, передай, пожалуйста, дяде Боре, что к Юре направляются незваные гости, от которых ни ему, ни хозяину дома радости не будет. Обнимаю тебя, лапунь.
Турецкого вызвал к себе начальник отдела по надзору за расследованием особо важных дел Павлищев. Турецкий пытался позвонить Меркулову, но секретарша сказала, что тот на совещании у генпрокурора.
Следователь вошел в кабинет начальника отдела, пытаясь по издавна укоренившейся привычке определить, за что сейчас будет получать накачку. Самым «гнилым» из текущих дел он считал дело Юрия Иванова. Но тут, кажется, пока не за что было ни ругать, ни хвалить.
– Присаживайтесь, Александр Борисович, – после дружеского рукопожатия пригласил Павлищев.
Вид у него был озабоченный, но тон дружелюбный.
– Я получил ваше сообщение о новых фактах, появившихся в деле руководителя телекомпании «Спектр». Доложил их генеральному. Тот, естественно, выше…
– Там конечно же недовольны? – спросил Турецкий.
– Да нет, не то чтобы они гневались. Но изрядно озадачены.
– В этом они не оригинальны, – заметил следователь.
– Генеральный просил меня уточнить у вас, насколько точно установлено, что на кладбище похоронен не Иванов, а другой человек.
– В этом вопросе у нас стопроцентная уверенность, – сказал Турецкий. – Это подтверждается заключением судебно-медицинской экспертизы.
– А кто же тогда похоронен под фамилией продюсера? – спросил Павлищев.
– В гробу оказалось тело охранника фирмы «Каскад» Олега Колобова. Это также подтверждено судмедэкспертами. Я абсолютно уверен, что со дня на день в результате оперативно-розыскных мероприятий, которые я поручил руководству МУРа, этот Юрий Иванов будет найден живым или мертвым, – заверил Турецкий.
Начальник отдела вздохнул:
– К сожалению, в правительстве мнения и запросы меняются часто и неожиданно. Им совершенно наплевать, как тяжело мы работаем, чего нам стоит раскрывать преступления в современных сложных условиях.
– Неужели вы хотите сказать, что Кремлю уже совсем неинтересно, что стряслось с Ивановым?
– Вероятнее всего, да.
– В таком случае замять дело никому не удастся. Вы же знаете, что пресса в атакующей стойке.
– Знаю-знаю! – раздраженно перебил Павлищев. – На меня уже наезжал генеральный, думал, что от нас в прессу утечка пошла. На вас, между прочим, намекал. Помнит, что публицистикой баловались.
– Не мой жанр, – покачал головой Турецкий. – Для меня интереснее анализ, а не горячий факт.
– Не оправдывайтесь, Александр Борисович, знаю, что не вы. И даже не милиция. У «Московского комсомольца» система такая: покупают информацию у кого угодно, хоть у бомжа. Главное, чтоб она подтвердилась. Вот какой-то могильщик и решил заработать на пузырь.
– И чего теперь хотят наши очень важные заказчики?
– Тишины и умолчания. Это что касается уже имеющейся информации.
– И на поисках новой они не настаивают?
– Нет.
– Баба с возу – кобыле легче. Мне не очень и хотелось вникать в это темное дело. С парнями в цепях, перстнях и с пальцами веером работать проще.
– Вы правы. Но я еще не все сказал… – продолжал Павлищев.
Турецкий насторожился.
– Видите ли, Александр Борисович, я так и не понял, что от нас теперь требуется. Активный поиск не приветствуется, но и сворачивать дело не рекомендуют.
– Как его теперь свернешь? У нас, извините, установленный покойничек, причем умерший насильственной смертью. Пусть хоть сам премьер-министр не рекомендует мне заниматься этим делом, но закон не дозволяет приостановить следствие. Мы обязаны найти убийцу, даже если этот убийца уважаемый господин Иванов.
– Да-да, я полностью с вами согласен, – торопливо сказал Павлищев. – Только давайте не будем пока афишировать успехи следствия.
– Никогда к этому не стремился.
…Минут через десять после того, как начальник отдела по надзору отпустил Турецкого, он смог зайти к Меркулову. Заместитель генерального прокурора неспешно заваривал чай.
– Ну как на ковре, Костя? – спросил Турецкий.
Тот усмехнулся:
– То же самое хотел у тебя узнать.
– Да ну! Идиотская ситуация. В кои-то веки начальство предложило не копаться в грязном политическом белье, так по закону подлости проклятый долг не позволяет!
– Да уж, бедному жениться – ночь коротка!
– Что же мне теперь делать, посоветуй, старший товарищ!
– А что бы ты, интересно, сказал, если бы я посоветовал тебе довести это дело до конца, несмотря на реакцию сверху? Иными словами найти убийцу Олега Колобова и отыскать Юрия Иванова.
– А я бы сказал, что в тебе не ошибся, Кос-тя! – улыбнулся Турецкий. – На Грязнова с Яковлевым их департамент может надавить, но их уже не остановишь. Вот посмотришь, что они нароют! – с гордостью сказал о друзьях Турецкий.
– Ну-ну, хлебни чайку и успокойся. Что есть – то и нароют, – задумчиво произнес Меркулов. – А впрочем, я очень рад, что вижу перед собой прежнего Турецкого. Надо сказать, кое-кто из нашего брата приуныл. Оно и есть с чего: сегодня не знаешь, откуда удар в спину ждать. А ты вот как в 91-м радовался, так и сейчас добренький.
– А знаешь, Костя, я не больно-то радовался. Вернее, недолго радость моя длилась, но я профессионал…
– Все верно, – кивнул Меркулов. – Свобода явилась к нам нагая, но годы шли, и эта святая ее нагота на наших глазах превратилась в стриптиз, а вот материальное – в икону.
– И тут я могу похвастаться тебе, Костя, что никогда не стремился, чтобы общество уважало меня прямо пропорционально моему благосостоянию. А что творится в правительстве? Что в Думе? Чем они – члены правительства и депутаты – сейчас принципиально отличаются от всех тех, кого мы поперли из Кремля в 91-м? Россиянину далеко не безразлично, какими моральными качествами обладают наши министры и думцы с губернаторами. Так вот, я тоже не исключение из этого общего российского правила. Поэтому, Костя, моя бодрость, повторяю, качество чисто профессиональное. Я ведь отчетливо понимаю, что на моем поприще добиться благосостояния можно только одним: брать на лапу, в шляпу, в карман, кого-то покрывать и так далее.
– Вот найдется этот Иванов, я стрясу с него в твою пользу за причиненный моральный ущерб, – рассмеялся Меркулов.
– Ладно-ладно, – отмахнулся Турецкий. – Расскажи лучше, о чем у тебя была беседа с генеральным?
– Кроме всего прочего обсудили последние газетные сообщения о деле Юрия Иванова…
– Мне уж тут пеняли, – вставил Турецкий.
– Я тебе не пеняю. Только могу сообщить, к какому выводу мы пришли.
– Вот за это спасибо, – поблагодарил прокурора следователь.
– Так вот, – продолжал Меркулов, – господа, которые попросили прокуратуру поинтересоваться этим делом, вдруг резко изменили свои намерения. Возможно, это связано с появлением новых людей в окружении Президента. Во всяком случае, заказчиков теперь совершенно не интересует, найдете вы Юрия Иванова или нет. Мы же, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, решили довести расследование этого дела до конца независимо от мнения верхов и в конце концов передать его в суд.
– Если позволят, – улыбнулся Турецкий.
– А мы и спрашивать не будем, – в таком же тоне ответил «важняку» Меркулов.
Выходя из кабинета начальника МУРа, Яковлев увидел болтающего с секретаршей Бодрова.
– Если у тебя срочных дел нет, зайди ко мне, поговорим, – бросил он Никите на ходу.
– Вроде бы нет, товарищ подполковник, – уже догоняя его, с надеждой в голосе пробормотал Никита. – Да, точно, никаких срочных дел у меня нет!
В кабинете Яковлев сообщил, что хочет взять его с собой на одно мероприятие.
– Всегда с удовольствием, – живо согласился Никита. – А кого брать будем?
– Большого человека: Юрия Степановича Иванова. Того самого, из гробика. Только имей в виду: мы едем туда инкогнито. Я, например, работник торгового дома «Вавилон» и зовут меня Коля Максимов. Тебе я советую сменить пока лишь профессию, а имя оставь свое.
– Если буду студентом, пойдет?
– Будь студентом, но только не юрфака, – согласился Яковлев. – Ладно, вырабатывай торгово-закупочное выражение лица, как студент торгового техникума. Поедем на моем «форде».
Следом за «фордом» к Наро-Фоминску мчался джип с оперативной группой. Оперативники по плану операции должны были находиться незамеченными недалеко от Яковлева и Бодрова. Получив сигнал тревоги, они немедленно должны были оказаться рядом с шефом.
Природа утратила уже свое многоцветье. Окружающий санаторий осенний лес выглядел серо и уныло. В корпусах лечебно-профилактического учреждения было пустынно, но начальник медицинской части доктор Чиж тем не менее был на месте.
Яковлев постучал в дверь два раза, после чего, не дожидаясь приглашения, вошел в кабинет. Следом проскользнул Никита.
– Привет, Витек!
Доктор взглянул, присмотрелся, узнал.
– Здравствуй. А это кто?
– Дружок мой. Никита. Прошу любить и жаловать.
– Зачем привел?
– На всякий случай.
– Какой еще случай?! Здесь тебе не бандиты!
– Это еще вопрос! Тебе Ангелина звонила?
– Да.
– Она сказала тебе, что чухаться некогда?
– Ну-у в общем…
– Давай поехали! Время дорого.
– Вы на машине?
– Тебе без разницы, поедем на твоей. Наша здесь подождет.
– Такое впечатление, что вы чего-то опасаетесь.
– А че, не надо?
– Кого? Мы же интеллигентные люди! – забеспокоился Чиж.
– Это точно! Какого-то бедолагу аккуратно замочили! До сих пор ментура голову ломает, кого в ящик спрятали.
– Юра никого не убивал! – возразил доктор.
– А кто? Ангелина? – спросил Никита.
– Тьфу ты! Давайте уж лучше поедем! – махнул рукой Чиж.
Он решительно встал из-за стола, подошел к шкафу и начал одеваться.
– Вот это правильно! – одобрил его действия Яковлев.
Хотя во дворе административного корпуса стояла личная автомашина доктора, Виктор Григорьевич открыл дверцу микроавтобуса защитного цвета с красной надписью на боку «Медпомощь». Поймав удивленный взгляд Никиты, он счел нужным объяснить свой выбор:
– Ехать не очень далеко, но по бездорожью…
– Все правильно, Витек! – поддержал его Яковлев. – Своя тачка ближе к телу.
Когда потихоньку выехали за ворота и, не торопясь, поехали лесной дорогой, Чиж заметил:
– Я, конечно, отвезу вас на встречу с Юрием Степановичем, но, откровенно говоря, ни он, ни я не понимаем, зачем Ангелине это нужно?
– Скажи-ка, алкозельцер… – начал было Яковлев.
Но доктор перебил:
– Послушай, Коля, я понимаю, что ты воспитывался не в Гарварде, но лучше зови меня Витькой!…
Муровец виновато развел руками:
– Как скажете, мил человек! А все же ответь, не ты ли Юрке морду должен перекраивать?
– То есть?
– Да ладно тебе! Ангелина говорила за пластическую операцию. Ну?
– А, это. Нет. Я терапевт. Аля договаривалась со специалистом высокого класса… Однако же много она вам разболтала! – покачал он головой.
– А мы ей люди не посторонние.
– Вот как?
– Конечно! Не ты же ему будешь делать документы, командировку и отправлять за кордон!
– Не я, – улыбаясь, согласился Чиж.
Извилистая, грязная дорога, словно набухшими жилами, пронизанная тут и там толстыми корнями деревьев, вспучившими утрамбованную почву, – словом, тряская и утомительная дорога вывела к тихой лесной речушке. Возле берега на неширокой поляне был сооружен неприхотливый уголок отдыха: стол со вкопанными вместо стульев деревянными чурками, навес от дождя и специально оборудованное костровище.
Доктор вырулил к столу, заглушил мотор и сказал:
– Приехали.
– Уже? – не понял Яковлев. – Он, прямо как партизан, в землянке живет?
– Почему? Он в другом месте обитает. А сюда должен на велосипеде приехать.
– Когда? – только и спросил Яковлев.
Чиж посмотрел на часы:
– Мы с запасом прибыли. Минут через десять появится.
– Видал, Никита, как нам не доверяют, – сказал Яковлев. – Ну ладно, мы тоже можем понты покидать. Вот придет он за своими бумагами, а мы начнем ломаться и выделываться!…
– Вы в бутылку не лезьте, ребята, – посоветовал Чиж. – Не так легко и просто у него жизнь складывалась, чтоб он всем сразу доверял.
– Однако деньжонок сколотил? – заметил Никита.
– Не знаю, не считал. Только не поверю, если мне скажут, что заработать сейчас легко.
– И не верь, – согласился Яковлев.
Прошло десять минут, затем еще десять. Иванов не появлялся.
Яковлев украдкой посматривал на доктора: нет ли подвоха? Если бы это было так, доктор, как человек неискушенный, наверное, не смог бы достаточно натурально сыграть удивление такой безалаберностью товарища.
Виктор Чиж выглядел явно раздосадованным. Он то и дело посматривал на часы, всматривался в участок дороги, от моста уходящий в чащу, кривил губы, явно сдерживал какие-то слова, готовые сорваться с языка.
– Что-то не торопится господин Иванов, – буркнул Никита. – Может, не надо ему ничего от нас?
– Откуда я знаю? – отозвался Чиж. – Это было его условие – здесь встречу провести.
– Так ты, значит, не знаешь, где его берлога?
– Почему не знаю? Он на моей территории отсиживается.
– Так поехали посмотрим, что случилось!
– А что может случиться? Здесь заповедная территория. Ни колхозов, ни фермеров, ни сел.
– Так чего ему бояться? – подключился к разговору Яковлев.
– В общем-то нечего.
– Н-да…
Яковлев достал сигарету и зажигалку…
И тут после осенней, глухой тишины леса они услышали странный звук – не то гул, не то приглушенный рев двигателя. Звук доносился с другого берега реки.
– Что бы это значило? – спросил Никита.
Чиж молчал, а Яковлев обронил:
– Никак господин Иванов тусовочную дискотеку организовал!
Никита с готовностью улыбнулся, но шутку не поддержал:
– Это мотор, то… – Бодров осекся на секунду, затем добавил: – Точно – мотор!
– Какой мотор? – удивился Чиж.
– Думаю хорошей, мощной тачки, – предположил Никита.
– Откуда она тут? – удивился Чиж.
– Ну-ка поехали! – не допускающим возражений тоном распорядился Яковлев.
Доктор счел за лучшее послушаться.
Яковлев и Никита быстро залезли в салон, и Чиж аккуратно тронул автомобиль с места. Они осторожно проехали деревянный, видавший виды мостик, снова поползли по лесной дороге. Мощные сосны нависали крепкими ветвями над дорогой, словно грозили незваным гостям.
– Из той берлоги, куда едем, еще дорога есть? – спросил Яковлев.
– Да, – кивнул Чиж.
– Плохо!
– Почему?
– Потому что наш мотор тоже слышно далеко, хоть и не такой он мощный. Могут уйти… Той дорогой далеко можно убраться?
Чиж наморщил лоб, вспоминая, потом доложил:
– Километров пятнадцать до лесничества. Оттуда еще двадцать до Митяева, а там начинается асфальт.
– Все понятно. Жми, дорогой доктор! Представь, что едешь к умирающему, типун на грешный мой язык! – своеобразно приказал Яковлев поторопиться.
– Вот именно! – проворчал Чиж, но скорости все же прибавил, отчего еще больше затрясло.
Впереди показался просвет, и машина выехала на небольшую площадку, которая заканчивалась невысоким, почти декоративным заборчиком. За ним стоял добротный деревянный дом.
– В этом, значит, схроне Юрий Иванов и обитает? – спросил Яковлев.
– В этом.
– А если бы не он, то кто бы здесь гостил?
– Обычный охотничий домик, – неохотно объяснил Чиж. – Приезжают люди из района, отдыхают…
– Может, они и были, да наткнулись на одичавшего… или как это… одичавшую телезвезду и вон подались?
– Не дай Бог!
– А я думаю, что для Иванова это было бы лучше всего.
Яковлев осторожно выскользнул из машины, подошел к калитке, присел на корточки, затем привстал, но, согнувшись, глаза в землю, прошел вдоль дороги, уходящей мимо ограды перпендикулярно той колее, которой они сюда приехали. Потом вернулся, открыл калитку, вошел, присмотрелся к выложенной тротуарной плиткой дорожке.
Не менее двадцати минут ждали его в машине Никита и доктор. Наконец подполковник подошел к ним и без обычного художественного вступления начал:
– Пойдем-ка аккуратно со мной Бодров. Для тебя найдется работка. А вы пока оставайтесь здесь, но не вздумайте уезжать. Обычный охотничий домик, говорите? А крови столько – зачем?
И он показал отпрянувшему начмеду испачканные бурой кровью пальцы…
