4
Мы с Солониным сидели в роскошных апартаментах бакинского «Интуриста» и откровенно позевывали. И ждали сами не знали чего.
Солонин хотел с дороги принять ванну, но эти цивилизованные замашки пришлось отставить. В огромной ванной, скорее, в бассейне с позолоченными кранами, не было горячей воды. А вместо холодной текла ржавая жижа. И горничная, усталая, пожилая русская баба, предложившая звать ее просто тетей Верой, сказала, что если пару часов подождать, то вода пойдет вполне сносная. И что слесарь-сантехник дядя Петя чуть ли не один остался на все здешние заведения, подобные нашему. Остальные разбежались. Как начали армян убивать, все русские стали разбегаться.
А дядя Петя тогда просто был мертвецки пьян. У него был самый пик запоя, когда приехали за ним на роскошном «кадиллаке» молодые бородатые парни, увешанные оружием, и повезли его в одну огромную квартиру, некогда принадлежавшую известному всему Баку врачу-армянину. Там нерасчетливый выстрел из автомата разворотил водопроводную трубу, и всю квартиру залило...
Дядя Петя рассказывал ей, что в ванной было полно крови, смешанной с водой, и он поначалу отказывался работать, но его заставили...
От всего увиденного в ту ночь он быстро протрезвел, все им починил, все наладил, и они ему даже дали какие-то блестящие цацки из сейфа богатого врача. Дядя Петя их не сохранил — потерял или пропил.
Она рассказывала нам про все пережитое сидя в кресле, махнув рукой на уборку и выключив пылесос, который еле-еле работал, а единственный на всю гостиницу электрик дядя Сережа был там же, где и дядя Петя, — у кого-то что-то ремонтировал...
Тетя Вера говорила, что этим Сереже и Пете, единственным в ту пору на весь Баку умельцам, новые власти предлагали отдельные квартиры, оставшиеся от армян, и дядя Сережа польстился, а дядя Петя сказал, что это не по-христиански, и его за эти слова чуть не убили. Что в новой квартире дядя Сережа запил еще больше, что его жена, тоже русская, не смогла там жить, поскольку замучила бессонница, и они сбежали оттуда в свой старый домик в Сабунчахе.
Сейчас — другое дело. Везде ставят импортную сантехнику, обслуживают турецкие специалисты (при этих словах Солонин усмехнулся, подмигнув мне, а я исподтишка показал ему кулак), но работы для немногих оставшихся здесь русских — невпроворот. Вот как с этой ванной, от которой эти турки отказались, не сумели исправить.
Здесь в голосе тети Веры послышались патриотические нотки, нечто вроде чувства законной гордости за дядю Петю.
Она еще сказала, что рада нас видеть, что сама бы давно все бросила и уехала, да не к кому, никто на ее письма не отвечает. Старшая сестра в Коломне живет в коммуналке, муж, поди, запретил отвечать, самим жить тесно...
И, вздохнув, снова принялась за уборку.
— Да ладно, не надо, — сказал Витя. — У нас и так чисто.
— А вы знаете, как мне попадет, если старшая по этажу соринку найдет? — спросила тетя Вера, выпрямившись.
— А мы повесим соответствующую табличку, что в уборке не нуждаемся, — сказал я. — Не беспокойтесь, в обиду не дадим.
— Просто так заходите, — сказал Витя, провожая ее до двери с пылесосом в руках, который не катился, поскольку у него недоставало двух колесиков.
— Что скажешь? — спросил я, когда мы остались вдвоем.
— Жуть берет, — ответил он, стоя возле окна и глядя на улицу. — Сплошные черные головы.
Хоть бы несколько лысых, не говоря уже о рыжих. О каких тайных операциях может идти речь? Ну перекрасимся, вставим соответствующие линзы... И что? Скулы-то татарские, морды рязанские.
— Мои слова, — сказал я. — Прежние приемы и заморочки сейчас не сработают. И наши компьютерные игры здесь бессильны. Здесь просто не существует компьютерных сетей. Мне об этом кое-что рассказывали. То есть компьютеры есть, но пока бездействуют. И это хорошо, что мы одинаково оцениваем проблему. Отсюда и возникает предложенный вариант нашей совместной легенды. Тебе придется как представителю международной корпорации войти в здешний истеблишмент, подписать парочку протоколов о намерениях... И не больше того.
— Я должен тебя прикрывать? — спросил Солонин. — Как своего секретаря?
— У таких, как ты, водятся не кривоногие секретари, а длинноногие секретарши, — вздохнул я, вспомнив о Ларе Колесниковой. — Я буду твоим телохранителем, говорил об этом уже. Или тебя что-то не устраивает?
— Да все устраивает... Кроме одного. Переговоры придется вести на полном серьезе. Чьи интересы я должен защищать? Свои мифические, или чьи-то еще?
— В том-то и дело... — сказал я. — Сам об этом постоянно думаю. Я русский или не русский? Вон уборщица таким вопросом не задается. А перед нами эта проблема будет стоять всегда. Пока мы ловим террористов, мы граждане мира. Террористы — везде сволочи. Но здесь иной разговор.
— Для меня здесь нет проблемы, — сказал Витя. — Я буду работать только на Россию. Питер Реддвей, при всем моем к нему уважении, не дождется, что я буду работать на кого-то другого.
— Не спеши зарекаться... — сказал я. — Ты уверен, что здесь, где варятся гигантские деньги, не объявится наша доморощенная мафия? Вспомни историю с алюминием. А здесь куш пожирнее. И потому ухо следует держать востро.
За окном послышалась автомобильная сирена, мы выглянули на улицу.
— Что за гусь? — спросил Витя, указывая на кортеж автомобилей, остановившийся возле нашей гостиницы. — Уж не сам ли Президент пожаловал?
— Пока нет, — сказал я, увидев знакомую фигурку, спешно передвигавшуюся под прикрытием здоровенных молодцов в распахнутых черных пальто. Они прикрывали своего хозяина, озираясь на окна и крыши близлежащих зданий.
Конечно, сверху Самед Асланович был уязвим для любого снайпера с хорошей винтовкой. Ему бы надеть широкополую шляпу и точно так же облачить свою охрану. Хоть какая-то была бы маскировка...
— Наконец-то, — сказал я. — Сейчас все прояснится. Будут нам паспорта, соответствующие бумаги и все такое. Итак, ты, Витя, больше не чиновник ООН, а кто именно — скоро узнаем.
— А кто это? — спросил Солонин, глядя вниз.
— Только не раскрывай окно, — сказал я. — Могут неправильно понять. А от пуль, даже снизу, уворачиваться ты еще не научился... Они берегут этого человека как зеницу ока. Видят в нем светлое будущее правящего клана. Умненький мальчик, здешний вундеркинд, хотя ему уже за двадцать. Его предпочитают держать в Москве, пока здесь не затихнет вся эта межродовая борьба. Он и родился в Москве, и прожил там все свое золотое детство. Его пару раз собирались похитить, как похитили его родственника, из-за которого мы здесь, собственно, и торчим. Подвели «Москвичи», эта гордость советского автомобилестроения, которые в самый решающий момент попросту заглохли... Впрочем, сейчас сам увидишь и услышишь.
В дверь постучали довольно скоро, так что я даже удивился. Обычно здешним лифтом приходится подниматься довольно долго. Он скрипит и останавливается на каждом этаже, возможно, что так его приучил дядя Сережа. Но, видимо, здесь существует и секретный лифт — не для всех, скоростной и без скрипа.
— Войдите! — сказал я, а Виктор встал возле окна, скрестив руки на груди, ни дать ни взять лорд Байрон, путешествующий по экзотическим городам и весям. Только золотой цепочки и жилетки не хватает вместо кобуры с пистолетом под мышкой...
Первыми в номер вошли, вернее, ворвались несколько молодых, экзальтированных юношей в упомянутых выше расстегнутых пальто.
Один из них толкнул кресло, и оно грохнулось на пол, отчего остальные выхватили свои «магнумы» и присели, побледнев от страха.
Театр, да и только. Похоже, свою науку они проходили все по тому же видаку. Витя Солонин при желании мог бы их перестрелять, не сходя с места.
Убедившись, что опасность миновала, ворвавшиеся поставили кресло на место и встали, сконфуженные, возле дверей, пропуская в номер уважаемого и долгожданного Самеда Аслановича.
Он что-то пробормотал им недовольным голосом, быстро вошел и протянул мне свою вялую ручонку, оказавшуюся к тому же потной.
— Как вы устроились, Александр Борисович? — спросил он после того, как я представил ему Солонина.
— Клопов пока не видели, но воды горячей нет, — сказал Витя. — И телевизор, кстати, — он кивнул в сторону гигантского «Панасоника», — только одну программу берет, и то религиозную...
— Это поправимо, — сказал Самед Асланович, коротко взглянув на одного из своих аскеров, хотя это, возможно, были его кунаки. — С горячей водой труднее. Я мог бы предложить вам загородную резиденцию МИДа, но боюсь, что вам следует лучше быть на виду.
— Это разумно, — кивнул Витя, с интересом разглядывая гостя. — Если не хочешь, чтобы тебя искали, старайся примелькаться.
— Вот ваши паспорта и рекомендации, а также водительские права, — устало произнес Самед Асланович.
По его знаку нам подали папку, в которой находились перечисленные документы.
Мы с удивлением увидели там свои фото, на которых мы красовались в смокингах и бабочках, хотя, по моим наблюдениям, Витя к указанным нарядам отношения пока не имел.
— Компьютеры сегодня творят чудеса, — сказал Витя в ответ на мой взгляд. — Могу облачить тебя хоть в королевскую мантию, хоть в шапку
Мономаха. А ты, помнится, говорил, будто здесь не в ходу кибернетика.
— Гак и есть, — сказал Самед Асланович, — это сделано в Москве.
Он говорил с таким ностальгическим чувством, что даже Солонин, видевший его впервые, почувствовал, как ему здесь неуютно. Как ему хочется назад, с родины исторической на родину малую.
Возможно, он тащится от русских девушек, но ему запрещают на них жениться. Он себе не принадлежит. Он должен беречь чистоту своего древнего рода, хотя древность эта весьма сомнительна, положил ей начало бывший генерал КГБ.
Думаю, московские красавицы с их шейпингом и бодибилдингом не очень-то зарились на него, рыхлого и женоподобного, пусть даже у него и была перспектива сесть на азербайджанский трон.
— Итак, я — Майкл Кэрриган, полномочный представитель и член совета директоров концерна «Галф»? — спросил Солонин. — А если проверят?
— Кто тут станет проверять? — грустно усмехнулся Самед, который вызывал у меня все большую симпатию, отчего не хотелось называть его по отчеству. — Пока что вам, представителям мирового бизнеса, здесь смотрят в рот. Отчего, я полагаю, сюда скоро устремятся, если уже не устремились, многочисленные проходимцы. Ну разоблачат, но только как самозванца, авантюриста, но не как секретного агента... А за это время, полагаю, вы успеете сделать наши дела.
— Освободить вашего родственника? — спросил Солонин. — Или что-то еще? Есть ведь что- то и более важное, я прав?
Самед помедлил. Потом покачал головой и занялся своими четками. По-моему, Витя тоже заметил пристрастие нашего гостя к этому культовому предмету, и это начало его забавлять.
— Хорошо. Скажу как есть, — произнес Самед со вздохом. — Есть приз в сто миллиардов долларов. И даже больше. К нему рванулись едва не все великие державы. Россия немного задержалась на старте. То ли развязался шнурок, то ли полагала, будто во имя нашей прежней дружбы мой троюродный дядя сам преподнесет Баку «а блюдечке с голубой каемочкой вашему Президенту. Увы, все обстоит не так. У России очень много врагов. И могущественных. И прежде всего — Рагим Мансуров...
— А вы, наблюдая за этой гонкой, за кого болеете? — спросил Солонин.
— За Россию, — сказал Самед. — Иначе меня бы здесь не было. Иначе я бы с вами об этом не разговаривал.
Мы с Витей задумались.
— Значит, похищение вашего родственника — только повод? — спросил я. — Мой друг прав?
— Еще скажите, что я это похищение сам организовал, — иронично улыбнулся Самед, — чтобы силком втянуть вашу страну в эту гонку. Россия слишком долго запрягала, пока другие не зевали, — жестко закончил он, и его глаза блеснули.
А он не такой уж теленок, отнюдь не маменькин сынок, подумал я. С ним надо держать ухо востро. Поди знай, какую интригу этот мальчуган затеял. И лучше исходить из того, что им на самом деле движет.
Солонин медленно и элегантно, будто танцуя, расхаживал по комнате. Самед наблюдал за ним, возможно любуясь.
Я, чтобы не терять времени, раскрыл свою ксиву. Итак, Фернан Косецки. Просим любить и жаловать — гражданин Германии. У меня всегда были пятерки по немецкому. Те, кто готовил эти бумаги, наверняка все учли. Еще один вопрос: откуда они это знают? Этот малыш вызывал у меня все большее уважение и интерес.
— Я должен быть при господине Кэрригане неотлучно или могу время от времени заниматься своими делами? — спросил я.
Мне начинало казаться, что проблема поиска троюродного братца интересует Самеда уже не так, как раньше.
— Безусловно, поиск тех, кто похитил Алекпера никто не отменял, — сказал Самед. — Это дело у Президента на контроле. Благополучно проведя розыск, вы окажете услугу не только Азербайджану, но и своей стране.
— Одно другому не мешает, — согласился Солонин, глядя на меня.
— Я буду работать под твоим прикрытием, ты — под моим, — кивнул я. — Интересно, кто все это придумал.
И мы оба посмотрели на Самеда, меланхолично перебирающего четки. Он, казалось, вопроса не слышал, думал о чем-то своем.
— Можете не беспокоиться. Повторяю еще раз: это согласовано на самом верху. В том числе поиск архива Грозненского нефтяного института, что очень важно и можно доверить только таким, как вы, — сказал после довольно продолжительной паузы Самед.
— Вы остаетесь здесь или уезжаете? — спросил я.
— Я возвращаюсь в Москву, — ответил он.
— Простите, а с кем из правоохранительных органов мы здесь сможем контачить? — спросил я.
— Только не с теми, кто сейчас ведет следствие, чтобы побыстрее его угробить, — грустно усмехнулся Самед.
— Тогда спрошу по-другому: на кого мы могли бы здесь опираться в своей работе? — спросил Солонин.
— Вам позвонят. Завтра, — сказал Самед. — Позвонит человек, который представится Курбаном Мамедовым. Настоящее его имя Новруз Али-заде. Поймите, здесь все осложнилось... После путча бывшего министра обороны Сулейманова, когда, казалось, все противоборствующие кланы были повержены, началось брожение в семействе Президента. Иначе говоря — склока. Все полагали, что им чего-то недодали за проявленную преданность. Все стали интриговать друг против друга. Опасность оказалась позади, но это привело лишь к печальным последствиям. Особенно когда началась эта нефтяная эпопея, которая может стать счастьем или несчастьем для моего народа. Увы, предают только свои. Эту истину мы только начали постигать. И Президент, как и вы, тоже ищет, на кого бы опереться.
— Почему вы не доверяете тем, кто проводит расследование? — спросил я.
— Это нам предстоит выяснить, — ответил Самед. — У нас только подозрения. В частности, что кое-кто в прокуратуре, так или иначе, связан с полковником Сулеймановым, который в настоящее время находится в бегах.
— Почему же вы их не прогоните? Почему не постараетесь освободиться под благовидным предлогом?
— Зачем? — Самед пожал плечами и оставил наконец в покое свои четки. — Раньше мы так и поступали, но тем самым рубили связи подозреваемых с нашими врагами. Пусть работают. Пусть думают, что им доверяют.
— Надо бы решить одну проблему, — сказал Солонин. — Уже кое-кто здесь знает, что мы русские, например уборщица. Как, впрочем, знают и ваши охранники...
Витя показал на телохранителей Самеда.
Те и ухом не повели, будто ничего не слышали.
— И что вы предлагаете? — спросил Самед.
— Мы должны быть в них уверены, — сказал Солонин.
— Мои ребята уже не раз могли бы предать меня, — ответил Самед. — Они проверены в деле. Я ведь не рассказал вам о второй попытке похищения? — спросил он у меня.
— Нет, — подтвердил я. — Но ваша уверенность — это еще не наша уверенность. Мы должны быть уверены наверняка.
— Так вот, двое из них, два брата, погибли. Понимаете?
— Их братья? — Солонин посмотрел на охранников.
— Да, это их братья, — подтвердил Самед. — Их мать — моя кормилица. Это что-то значит, не правда ли? Мы вскормлены одним молоком. Они воевали в Карабахе под руководством полковника Сулейманова, воевали храбро, он их наградил, а потом предал. И они выбросили его ордена! — Его голос зазвенел от обиды за своих людей.
— Я верю вам, — сказал Витя, не меняясь в лице, хотя я видел, что тирада Самеда произвела на него впечатление. — Я тоже полагаю, что уборщица, которая здесь работает, нас не выдаст. Но проговориться может.
— Хотите, чтобы мы ее убрали? — спросил Самед.
— Безусловно, — кивнул Витя.
— Ты в своем уме? — спросил я его.
— Я неточно выразился, — сказал он. — Убрали туда, куда она сама хотела бы убраться. Я говорю о городе Коломне, что под Москвой. Там вы купите ей однокомнатную квартиру. И чем быстрее, тем лучше. Это одно из наших условий.
Самед помедлил, испытующе глядя на Витю, потом мотнул головой.
— Ну вы даете! — сказал он вполне по-московски. — Считайте, что она уже там. — Все условия или будут еще?
— Конечно, все, — поспешил я.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Витя. — Хорошо бы нам машину.
— Она уже стоит возле гостиницы, — сказал Самед. — Вот ключи.
Солонин входил в роль моего начальника, и было видно, что ему это нравилось. Просто тащился от сознания, что может покомандовать. А я-то полагал, что скромнее курсанта у меня в свое время не было.
— Теперь хотелось бы взглянуть на дело, если это возможно, — сказал я.
Самед поморщился, переглянулся со своими ребятами. Те ему кивнули: сделаем.
— Вы же понимаете, что поскольку вам придется вести негласное расследование, то и никаких контактов с официальным следствием быть не должно. Ночью мы постараемся... — Самед посмотрел на юношу, стоявшего к нему ближе других, — я правильно понял тебя, Маггерам? Ночью мы постараемся снять ксерокопию с того, что они в прокуратуре успели накопать. Хотя я уверен, что они только заметают следы.
— Хоть бы немного информации, — попросил я. — Куда и в какое время направлялся похищенный? Кто мог знать его маршрут следования? И сколько вообще прошло с тех пор дней?
— Не знаю, — пожал Самед своими круглыми плечами. — Я в это время был в Москве.
— Но вы рассказывали мне о некоторых подробностях... — напомнил я.
— Да, да. Две «девятки» и белая «вольво», — вспомнил он. — Но это мне самому рассказали. И, вы правы, создалось впечатление, что моего троюродного брата на площади Ахундова ждали.
— Еще вопрос, — сказал я. — Могу я пользоваться услугами вашей криминалистической лаборатории? Хотя бы через вашего человека, который мне должен позвонить. Новруз Али-заде, если не ошибаюсь...
Самед задумался.
— Не думаю. Вернее сказать, не знаю, на кого там можно будет положиться... Единственное, что могу обещать, — ваши материалы будут доставляться для экспертизы в Москву и обрабатываться в ваших лабораториях в первую очередь. По коммерческой цене. Об этом еще нет договоренности, но считайте, что она уже есть. Что еще?
— Чеченцы, — сказал Солонин. — Я слышал, они у вас вольготно себя чувствуют?
— Мне тоже это не нравится, — вздохнул Самед. — Но такова реальность. Президент не может не считаться с общественным мнением. После того как в Баку погибли десятки мирных граждан при вводе советских войск, после той помощи, что Россия оказала сепаратистам в Карабахе...
Его голос звенел от волнения. Теперь перед нами был не милый азербайджанский мальчик, всю жизнь проживший в уютной арбатской квартире, а воин Аллаха, чьи глаза сверкали от праведного гнева.
— Только не надо заводиться, — спокойно сказал Витя. — Я хотел спросить о другом. Не так давно мне пришлось предотвратить захват самолета группой чеченцев. Они четко идентифицировали меня как русского. Полагаю, они уже на свободе. Не сомневаюсь, они уже здесь, в Баку, куда и собирались. Что, если они меня узнают? Один из них — некто Ибрагим Кадуев, с длинной бородой. При встрече я обязательно укорочу ему бороду, если он начнет выступать. Но как это скажется на нашей легенде?
— Словом, мы успели наследить, — сказал я. — И хотим знать, существует ли вариант нашего отхода на случай, если будем разоблачены.
— Не хотел бы об этом даже думать, — вздохнул Самед, снова занявшись своими четками. — Но вопрос правомерный. Что я могу для вас сделать? Разве что оставить своих телохранителей?..
Мы с Витей переглянулись.
— Зачем они нам? — спросил я.
— Человек моего ранга, не нуждающийся в охране, внушает подозрения, — откликнулся Витя. — Поэтому господин Косецки будет меня сопровождать на рауты и деловые встречи. Хотя есть ситуации, когда я хотел бы обойтись без него. Вы понимаете меня — как мужчина?
— Понимаю, — вздохнул Самед, и четки стали быстрее передвигаться под его пальцами. — Соблазнов тут хватает. Русских девушек почти не осталось, но есть очаровательные полукровки. И все они, насколько я знаю... — он переглянулся со своими нукерами, — на учете в госбезопасности.
— Я бы предпочел, чтобы они были на учете в венерологическом диспансере, — буркнул Витя.
— В этой гостинице презервативы — ходовой товар, — опять вздохнул Самед.
Мы на минуту замолчали, обдумывая открывающиеся перспективы. Только не хватало в результате оперативно-розыскных мероприятий подхватить триппер. И привезти в Москву в качестве подарка из солнечного Азербайджана.
Я опасливо посмотрел на Витю. Гот, освоившись с ролью человека из высшего общества, продолжал фланировать по комнате. Ему явно не хватало тросточки.
