7
Солонин подъехал к бельгийскому посольству, когда на часах уже было начало второго ночи. Благодаря инфракрасным очкам, которые он надел еще в автомобиле, Солонин быстро сориентировался. Перелез через высокий бетонный забор с помощью тонкого троса. Когда был на гребне забора, огляделся. Улица была пустынна, охранники в будке возле въездных ворот курили, и огоньки их сигарет мерцали голубоватыми точками.
Первым делом надо на время вывести из строя электронную сигнализацию.
Солонин включил миниатюрный генератор дециметрового диапазона. Сейчас у них на экране перловая каша... Сирены садняще ревут, там жмут на кнопки и хватаются за тумблеры, щелкая и переключая... Но вот все прояснилось. Все — чисто. И на территории, и вокруг особняка.
Он недаром мерз в своей машине столько времени. Выследил, как госпожа Мансурова вышла из своего дома, а вот как добралась до посольства, не видел, но представлял себе.
Великая штука этот прибор ночного видения! Чувствуешь себя зрячим в стране слепых либо невидимкой в людской толпе.
Правда, госпожу Фирюзу он толком не рассмотрел. Тогда на приеме, краем глаза заметил, что она довольно изящна, но не от природы, а скорее от усиленных занятий аэробикой, от которой эти богатые бездельницы тащатся, как прежние скучающие барышни тащились от танцев на балах.
Цепляясь за выступы на стене особняка, прижимаясь к стене всякий раз, когда тусклый зрачок телекамеры бездумно смотрел в его сторону, Солонин забрался наконец на крышу, потом через слуховое окно на чердак. Здесь пахло, как пахнет на всех чердаках мира, начиная от хрущоб и кончая посольскими особняками, — запустением и пылью. Здесь было очень тепло, почти жарко, так что пришлось ему расстегнуть куртку. Он отмерил, согнувшись, чтобы не удариться головой о скат крыши, девять метров.
Атташе, или кто там он по чину, живет где-то здесь...
Виктор быстро собрал миниатюрную дрель, предварительно подключив ее провода к кабелю. Чуть-чуть поискрило, когда закрепил на обнажившихся проводах «крокодилы», и дрель тоненько завизжала.
Это был ответственный момент. Не дай Бог, если на спящих, если только они спали, посыплется штукатурка. Обороты у дрели сумасшедшие, но все равно даже пылинка не должна просочиться.
Наконец тончайшее сверло провалилось в пустоту, он быстро его втащил и замер. Кажется, не заметили. Он вставил в отверстие припасенную оптическую нить из стекловолокна. Такую штуку обычно вставляют в кишечник больному при операции.
Вот они, голубчики. Самому смотреть — незачем да и противно. Присоединил портативную видеокамеру. И решил передохнуть.
Закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать.
Впервые он увидел госпожу Мансурову обнаженной и почему-то при этом вспомнил о госпоже Амировой. О ее многообещающей улыбке.
Он привез ей ее возлюбленного из Тегерана. Их почти официальная связь наверняка возобновилась, обновленная и потому еще более страстная, но этот ее взгляд почему-то не уходил из памяти.
Он не решался даже назвать себе то, что испытывал к ней... Вот у кого природная грация, женственность и обаяние, несмотря на возраст и отсутствие занятий шейпингом и бодибилдингом.
Он, Солонин, был поклонником античной красоты. Рубенсовские телеса его не влекли, как и спортивная худоба.
И никогда не помышлял о том, чтобы подсматривать либо готовить компромат на кого- то... Однако пришлось.
Представил себе на секунду, что кто-то вот так же снимал бы на пленку его с госпожой Амировой. Он даже протянул руку, чтобы отключить камеру. Но остановился.
Говорят, господин Мансуров имеет связи где- то в Чечне. И может освободить русских пленных благодаря своим деньгам и знакомствам.
Александр Борисович тоже такой вот компромат не одобряет, но понимает, что это от безвыходности. Сказал недавно: представь, мы сидим здесь, а наш паренек откуда-нибудь с Вологодчины сидит в яме и получает корм, который сбросят сверху эти его хозяева. А держава по имени Россия, со всеми ее межконтинентальными ракетами, атомными подлодками и спутниками-шпионами, унижаясь, просит этого хозяина-бандита, чтобы он пожалел парнишку, отпустил его во славу Аллаха...
— Мне легче пойти самому туда и освободить этого пацана, — сказал тогда Солонин, — чем заниматься всей этой клубничкой и собирать компромат на подонка...
— Я тебя понимаю, — сказал Александр Борисович. — Но нет другого выхода, Витя. Я тоже лучше бы сам пошел выручать наших ребят. Но как это сделаешь? В этих горах всякий чужак на виду, у всех вызывает подозрение. Ну освободишь одного, ну двух, трех... И тебя в конце концов окружат, расстреляют с этими ребятами вместе. И твое умение там окажется столь же ненужным, как не нужны там все наши атомные подлодки и другие достижения военной техники. Вот чего не учли наши бездарные стратеги, когда пошли на них войной. Вот почему нам теперь порой приходится собирать этот компромат, чтобы обратить его во благо. Чтобы спасти молодые жизни — потерпим, побудем немного в шкуре мерзких циников.
Турецкий прав, хотя трудно с ним согласиться. Особенно когда камера снимает, ты сидишь на чердаке, а внизу — запретная, греховная любовь. Даже если не любовь, а просто блуд — все равно твоя роль не из лучших.
Он продолжал сидеть, зажмурив глаза, заткнув уши руками, чтоб ничего не видеть и не слышать, и потому не сразу заметил, что на чердаке появились люди.
Пришедшие, похоже, что-то искали. Солонин услышал скрипы и шорохи, когда они были уже совсем рядом.
— Вот здесь, — сказал один из них. — Здесь находится этот люк...
Затаив дыхание, Виктор следил за происходящим. И это продолжалось минут пять, прежде чем он понял, зачем они пришли...
Эти люди явно были не из посольства. Интересовал их тот же объект — госпожа Фирюза.
Видимо, им тоже был нужен компромат, чтобы шантажировать ее, пока, правда, непонятно, с какой целью. По-видимому, они неплохо знали, что и как здесь устроено. Нашли люк, который искали, приоткрыли его и стали снимать с помощью фотоаппарата все происходящее внизу.
Солонину стало не по себе. Чем он лучше их? Экипирован лучше, подготовлен тоже, аппаратура у него самая современная, да и цель — наверняка куда выше. А в остальном ничем не отличается.
Наверное, они тоже хорошо подготовились к этой акции. Следили за ней. Кто еще в городе знает о связи жены известного нефтепромышленника с бельгийским дипломатом?
Если это стало секретом полишинеля, можно ожидать, что появятся еще желающие, готовые ее скомпрометировать. И труды Солонина не будут стоить и гроша. И те, ради которых он пошел на это сомнительное дело, останутся в рабстве.
Что-то надо было делать. Никакой конкуренции не допустим, сказал себе Солонин и осторожно, оставив камеру работать дальше, отполз со своего места в сторону пришельцев.
Подобравшись к ним сзади, он натянул на себя маску — так будет страшнее... Но не вспугнуть бы их. А то поднимут крик, переполошат тех, кто внизу.
Итак, их всего двое. Через прибор ночного видения он различил их молодые, безусые лица. Надо решительно и аккуратно действовать.
Он сунул им обоим стволы двух пистолетов под ребра.
— Только тихо, — сказал на фарси. — Осторожно поднялись и, не привлекая к себе внимания, пошли, — закончил он по-русски. И ногой отшвырнул подальше их карманный фонарик.
В зеленоватом полумраке прибора был виден смертельный ужас на их лицах. Выражение такое, будто перед ними предстало привидение.
А так и есть. Под привидение в таких ситуациях работать лучше всего. Тем более что призрак, приходящий в этот особняк по ночам, хорошо вооружен и прекрасно говорит на двух понятных им языках.
Он поставил их к стене, метрах в пяти от места, где они были застигнуты врасплох.
Они смотрели прямо на него. Наверное, особенно жуткими им казались очки — огромные, как глаза у пришельца.
— Кто вы? Кто вас прислал? — спросил Солонин на русском, который на них, как ему показалось, действовал особенно подавляюще. — Ну?
И еще сильнее прижал, буквально вдавил стволы в их податливые животы. В кромешной тьме голос его звучал глухо и грозно.
— Хозяин приказал... — всхлипнул один из них. — Велел за ней наблюдать. Мы подумали, что он решил с ней разводиться.
— Обещал нам заплатить хорошо, — всхлипнул второй. — Велел сделать к его возвращению из Москвы. Сегодня звонил, спрашивал. Она часто сюда приезжала, а мы все никак не могли...
Они свободно говорили по-русски.
— И давно он ее подозревает? Да опустите руки. Давно, спрашиваю, выслеживает?
— Не знаем, — вздохнул один из них.
— Почему он вам это поручил? — спросил Солонин.
— Мы агентство открыли. Сыскное. Выслеживаем дамочек, которые изменяют мужьям. Или наоборот. Ему нас рекомендовали.
— Хорошо заплатил? — спросил Солонин, опустив пистолеты.
— Да... А вы нас отпустите? — Голос спросившего прозвучал жалобно.
— Оружие, — сказал Солонин. — Живо выкладывайте все, что в карманах. И без шуток. Я вас вижу — вы меня не видите!
Они вытащили и протянули в темноте что-то вроде старого дамского «бульдога» и выкидного ножа.
Он не решился взять. И подался в сторону на случай, если кому-то из них захочется выстрелить или ударить в темноте... Но это была излишняя предосторожность. Особой угрозы они не представляли. Тем более что друг друга они не видели. И это снижало их способность к отпору.
— Как вы сюда попали? — спросил Солонин. — Тут сигнализация, охрана.
— Есть старый подземный ход, — сказал тот, что стоял слева. — О нем тут не знают. Он идет сюда издалека, от древней крепости.
Солонин смолк, раздумывая. Кто он для них? Вопросов они не задают, не решаются. Возможно, они полагают, что он служит здесь, в посольстве.
— Ну что мне теперь с вами делать? — спросил Солонин.
— Отпустите нас, — попросил тот, что стоял справа. Его товарищ вздохом поддержал просьбу.
— Почему я должен вас отпускать?
— Мы больше сюда не вернемся. Обещаем.
Солонин подумал о том, что не худо бы самому воспользоваться этим древним лазом, чтобы уйти отсюда. Но кто знает, не будут ли они поджидать его там, у этой древней крепости, когда он начнет выбираться.
Итак, все остается как есть.
— Выметайтесь! — сказал Солонин.
— А фотоаппарат? — спросили они в один голос.
Эти юные сыщики, наверное, все свои сбережения отдали за этот аппарат. А тут еще придется возвращать деньги этому мужу, господину Мансурову...
— Скажите спасибо... — начал Солонин и вдруг получил удар по ногам, отчего отпрянул назад, стараясь устоять.
Значит, разглядели его в темноте? Кинулись от отчаяния, поскольку терять уже нечего? А он потерял бдительность, полагая, что к этой тьме египетской глазам невозможно привыкнуть...
Он настиг их у слухового окна, через которое они, по-видимому, сюда забрались и теперь решили удрать, прихватив свой аппарат. Идиоты. Они же привлекут внимание охраны к себе и к нему! Но не объяснять же им, кто он такой.
Он свалил их и скрутил так быстро, что они даже не поняли, что он по-прежнему один, без сообщников.
— Черт с вами, забирайте свой аппарат, — сказал он шепотом. — Только без шума.
— А вы кто? Вы здесь работаете?
— В настоящий момент — да, — ответил Солонин.
— Вы русский?
— А почему ты спрашиваешь?
— Я сам русский... — сказал парень со вздохом, как если бы сделал трудное признание.
Солонин какое-то время смотрел им вслед. Пацаны. Тоже, можно сказать, попавшие в плен к своим.
