16
Голова у него закружилась, едва такси въехало в Москву. То, что казалось навсегда застряло в его памяти с того дня, как семья покинула Россию, было чем-то вроде черно-белого фильма, снятого последним выжившим документалистом на излете цивилизации: полупустые серые улицы, темные фасады домов и магазинов, за голыми витринами которых таились столь же голые прилавки; кое-как одетые и обутые редкие прохожие, спешащие еще до заката укрыться в стенах своих квартир, замотанные в жалкие тряпки бабульки, торгующие на обочинах квашеной капустой и нанизанными на нитки сушеными грибами…
То, что сейчас мелькало и плыло перед глазами Лени Славского, если уж продолжить сравнение, было цветным полнометражным кинофильмом из жизни справляющего неведомый праздник европейского мегаполиса, во всяком случае, на первый взгляд — сытого, довольного и нарядного… Славс-кий не узнавал улиц, по которым двигалось такси, в упор: нарядные здания с золотистыми тонированными стеклами, фигурными, как на теремах, крышами, обилие всех видов уличной рекламы, обширный поток иномарок — все это делало для него родной когда-то город неузнаваемым…
Таксист в очередной раз покосился на пассажира — довольно молодого брюнета-очкарика, правда, с ранней сединой на висках, и усмехнулся:
— Что, давненько у нас не бывали? Славского он принял за иностранца не только
из-за его чемоданов со штатовскими бирками и дорогого прикида, но еще и из-за легкого акцента, некоей замедленности речи, с которой тот говорил по-русски. Сам Леня вряд ли отдавал себе в этом отчет, но англоязычная среда за долгие годы действительно наложила свой отпечаток…
— Долго… То есть давно… — Он с трудом оторвался от созерцания и повернулся к водителю: — Я, вообще-то, русский, москвич то есть… Но так вышло — уехал.
Таксист с сомнением покосился на густую шевелюру пассажира, его нос явно семитских очертаний и вздохнул:
— Русский так русский… И сколько ты здесь не был-то?
— Пятнадцать лет. — Леонид тоже вздохнул.
— Ну, тогда действительно не диво, что как первый раз видишь… Небось и не узнаешь ничего?
— Не узнаю, — признался Славский. — Нет, вот теперь вижу, что мы почти на месте! Только вон того дома раньше здесь не было… И этого тоже! А тут что?
— Банк какой-то, — пожал плечами таксист. — А сейчас-то к кому едешь?
— К сестре, — пробормотал тот и тут же забыл про водителя, потому что машина въехала в его родной двор, — тут уж никаких сомнений не было! Вот он — его родной дом, слава богу, почти не изменившийся, если не считать глухих железных дверей на подъездах, которые запросто можно было не считать.
— Приехали. — Он сунул таксисту пятидесятидолларовую купюру и буквально выскочил из машины, замер на месте, пока тот неторопливо выбирался из-за руля и доставал из багажника два его чемодана. Он бы и попрощаться с водителем забыл, если б тот, немного поколебавшись, сам не тронул его за локоть:
— Эй, слышь, москвич…
— Да?… — Славский слегка вздрогнул и непонимающе уставился на дядьку: может, он ему мало дал? Но дело оказалось в другом.
— Говоришь, к сестре приехал? Леонид растерянно кивнул.
— Ну-ну… Не знаю, что у тебя за сестра такая, а только учти: нас с тобой от самого аэропорта вели…
— Вели?… — продемонстрировал Славский полное непонимание услышанного.
Водитель вздохнул и пояснил:
— Вели — это значит, кто-то сел нам… то есть тебе, на «хвост». Следят, одним словом! Теперь ясно? Да не оглядывайся ты, дурья голова! Лучше пили-ка поскорее в свой подъезд. Давай с чемоданами подмогну! А ежели тебя интересует, так тащилась за нами серая «вольва» с замазанными номерами, во двор, слава тебе господи, не поехала, на въезде тормознула… Словом, учти!
Полностью осознал слова таксиста Леонид, только очутившись перед дверью квартиры. То, что и нутро подъезда, и упомянутая дверь остались в точности такими, какими он их помнил, моментально перестало Славского трогать: впервые с того момента, как выяснилось, что Ромка бесследно исчез, а вслед за этим убили Лешку, он испытал ледяной, ползучий страх за собственную жизнь… Неужели Джина и на этот раз оказалась права, умоляя его не ездить в «эту жуткую Россию», а после беречь себя как можно тщательнее?! В то, что слежка, которую приметил опытный таксист, действительно имела место, Леонид Ильич Славский поверил сразу. Однако мысль, что она может быть хоть как-то связана с Соней, казалась ему абсурдной. Нет, не зря он сюда приехал, совсем не зря! Не будет ему покоя до тех пор, пока он сам, лично не разберется в обрушившемся на них на всех кошмаре!.. Что касается опасности для него лично, сегодня же он постарается найти какое-нибудь охранное агентство (конечно, если они вообще здесь имеются) и нанять охрану… В крайнем случае обратится в органы, с которыми ему все равно так или эдак предстоит общаться.
Славский не совсем еще забыл опыт своей прежней жизни и полагал, что помощь от соответствующих органов можно получить исключительно за хорошую — конечно же неофициальную — плату… Следовательно, в случае надобности «они» ее непременно получат.
Все это, вместе взятое, вкупе с изложенными выше соображениями наложило свой отпечаток на встречу с Соней, открывшей двери почти одновременно с его звонком, словно сестра караулила его прибытие непосредственно за дверью. Вопли и слезы Софьи Эдуардовны, кинувшейся Славскому на шею, не произвели на него ни малейшего впечатления — в том смысле, что не задели ни единой из струн его души. В отличие от Сонечкиного нынешнего веса, который Леонид очень даже ощутил, поскольку кузина повисла на нем всей своей тушей…
Терпеливо переждав первый бурный порыв, в который он, честно говоря, не слишком верил после их последних телефонных разговоров, Славский осторожно освободился из сестринских объятий и решительно направился в гостиную, некогда блиставшую чистотой и свежестью, поскольку его мать была отличной хозяйкой… Увы, одного взгляда стало достаточно, чтобы убедиться: лучшие времена для родового гнезда Славских безвозвратно ушли в прошлое.
— Извини, Ленюшка, у меня не прибрано. — Соня все еще изъяснялась сюсюкающим голосом. — Я так волновалась, ожидая тебя, что даже разболелась… Обострение… Чемоданчики твои куда отнести?
— Мой там только один, тот, что поменьше, — усмехнулся Леонид. — Во втором — все, что для тебя напихала маман…
— Милая тетя Манечка! — вновь завелась Соня, но Славский, которому ее ахи уже надоели, оборвал сестру:
— Соня, ты меня прости, но давай я тебе все про мать и остальных позже доложу… Ты ведь в курсе, из-за чего я приехал?
Софья Эдуардовна на секунду замолкла, потом горестно нахмурилась и тяжело опустилась в одно из кресел:
— Ну да… Такая беда!.. — Она бросила на брата быстрый, испытующий взгляд, не ускользнувший от Леонида. — Правда, я не очень понимаю, чем ты хочешь тут помочь…
— Про то, как у вас здесь расследуются такие дела, даже у нас известно. — Славский, поколебавшись, тоже сел в кресло напротив Сони. — Все зависит от платежеспособности заинтересованных в результате лиц… Впрочем, можешь не сомневаться, и у нас такое случается… Скажи, есть у вас тут частные детективы?
— Как собак нерезаных, — пожала плечами Соркина.
— Очень хорошо! Мне нужен лучший из лучших! Ты, конечно, мне в этом не помощница, понимаю…
— А вот тут ты очень даже ошибаешься! — с самым торжествующим видом перебила его кузина. — Еще какая помощница!..
— Что ты имеешь в виду? — удивился Славский.
— Мой друг… Мой самый лучший друг — владелец такого агентства… Ну или чего-то в этом роде!
— Что значит — «чего-то в этом роде»?
— У него ЧОП. Охранное предприятие! Славский с сомнением уставился на Соню, в
глазах которой поблескивали, как ему показалось, хитринки.
— Что ж, охрана мне, пожалуй, тоже понадобится, — произнес он, решив не вдаваться в подробности. — Но я имел в виду несколько другое — частного детектива, способного вести расследование.
— Уверена, Володечка тебе и тут поможет! Хочешь, я позвоню ему прямо сейчас?… Ох, какая же я дура! Ты ж, наверное, голодный с дороги, а мы все о делах да о делах…
— Я завтракал в самолете, — возразил Леонид. — Так что давай звони своему Володечке! И чем быстрее — тем лучше. Я пока пойду умоюсь и переоденусь… Звони!
Ноги сами понесли его в сторону комнаты, когда-то считавшейся его. И, едва переступив порог, он понял, что на сей раз у Сони хватило все-таки чуткости и ума именно ее для него и приготовить.
Между тем, убедившись, что брат отправился в ванную, Софья Эдуардовна поспешно схватила телефон и набрала номер Кабула, который по предварительной договоренности ждал ее звонка. Одновременно на противоположной от ее дома стороне улицы Коля Щербак, еще один сотрудник «Глории», глянув на заморгавшую красным глазком магнитолу, нажал нужную клавишу и, поудобнее устроившись в салоне все того же неприметного авто, в котором до него дежурил Филя Агеев, поправил маленькие наушнички, почти незаметные на его крупной голове. Разговор, длившийся не более пяти минут, Николая явно не только удовлетворил, но и заинтересовал.
Убедившись, что трубка в интересующей их квартире возвращена на аппарат, Щербак отключил запись и, взяв лежавший на соседнем сиденье мобильный, набрал номер Грязнова-младшего:
— Денис Андреевич?
— Случилось что?
— Да нет, ничего особенного. Подтверждаю, что замеченный вами серый «вольво» действительно из Кабулова ЧОПа…
— Ну это с самого начала было ясно!
— Это не все. Сестрица убедила Славского нанять оттуда охрану и детектива: господин Славский российским органам категорически не доверяет…
Денис немного помолчал, затем в трубке послышался короткий вздох:
— Ладно, сейчас отзвоню Турецкому, похоже, встречу с ним придется ускорить… Нам только бандита в качестве «коллеги» в этом сумасшедшем дельце недостает! Все, Коля, спасибо и до связи!
Переговорив с Александром Борисовичем, Грязнов-младший вновь приготовился терпеливо ждать дальнейшего развития событий. Правда, на самом деле долго скучать ему не пришлось: примерно минут через тридцать он приметил заруливающее во двор такси. Спустя еще несколько минут машина вынырнула из интересующего его двора с пассажиром, который заметно нервничал, поминутно озираясь, и в котором Денис безошибочно опознал Славского.
Прежде чем продолжить путь, Леонид неожиданно остановил такси и, выбравшись наружу, вновь огляделся. И почти сразу серый «вольво» с заляпанными грязью номерами тронулся с места и тормознул возле явно поджидавшего кого-то Слав-ского… От Грязнова-младшего не укрылось, что при виде этой машины, а затем вылезшего из нее типичного «круглоголового» типа в сером костюме американский гость заметно вздрогнул и, судя по его физиономии, на какое-то время лишился дара речи. Правда, ненадолго: что-то сказав пассажиру «вольво», весьма коротко и с самым что ни на есть неприязненным выражением лица, Славский вернулся в такси, которое тут же тронулось с места.
Включая движок своего «лексуса», Денис отметил, что и «вольво» через какое-то время двинулся следом за Славским, уже ничуть не скрываясь… Интересно, что так удивило Леонида Ильича? Немного поразмышляв на эту тему, да так ни до чего и не додумавшись, Грязнов-младший сосредоточился на дороге и своем объекте и очень скоро понял, что путь они держат в сторону дома так и не найденного пока, несмотря на все усилия оперативников, Романа Антоновича Белецкого. Очевидно, свои визиты к пропавшим, погибшим и пока что еще оставшимся в живых друзьям детства Славский запланировал в той же последовательности, в какой они становились жертвами. Хотя Банников, единственный оставшийся в живых, если не считать самого Леонида, ныне, судя по всему, куда больше напоминает подозреваемого, чем жертву. О том, что произошло сегодня ночью, Денис уже знал от Померанцева, позвонившего ему прямо с утра.
Валерию, похоже, так и не удалось поспать, поскольку, убедившись, что Банников действительно куда-то исчез, после того как вошел в клуб, он вслед за Галей покатил в сторону банниковской дачи, предположив, что, пока они «разевали рот от неожиданности и прочих непоняток», Виктор Александрович вполне мог спокойненько вернуться на свою дачу.
— Понимаешь, — пояснил он, громко зевнув в трубку, — на крыльце этого клубешника почти всю ночь кто-нибудь толчется, хоть и небольшая, а все же толпа… Я вполне мог его проглядеть, пока то да се… Ждал-то я не столько его, сколько Володьку или Галку. Ну и пока с парковки выруливал, местечко поудобнее искал для обзора, тоже мог упустить. Словом, когда мы до этого гребаного Ново-переделкина добрались, машина нашего дружка Вити уже торчала посреди двора. В том смысле, что один из его хмырей-охранников как раз ее разворачивал в сторону гаража.
Денису, понимавшему, что такой расклад вряд ли сильно порадует Турецкого, оставалось в ответ только сочувственно хмыкнуть: он знал, что Галя Романова работает практически без проколов и не зря считается одной из лучших оперативниц своего департамента. Тем более восприняла свою неудачу она наверняка тяжело.
— Ну и что ты сейчас намерен предпринять? — поинтересовался Грязнов-младший у Валерия.
— Ну многого-то я, пожалуй, сделать до совещания сегодняшнего не успею. — Померанцев вновь сладко зевнул. — Есть у меня, однако, один знакомец — завсегдатай этого клубешника. Знал бы, что все так обернется, еще вчера бы его поспрошал насчет ихней обслуги да администрации.
— Так он тебе все и выложит! — подначил его Денис. — Конечно, если упомянутый знакомец не на крючке у тебя.
— Пусть попробует не выложить! — фыркнул Валерий и завершил разговор, заявив, что ему пора заправляться неким напитком под названием «Энергетический коктейль», иначе он заснет прямо сию секунду, не успев отключить трубку.
…Леонид Славский конечно же знал о несчастье, постигшем семью Белецких, и в принципе считал себя готовым к встрече с сестрой Романа, которая уже много лет, по его сведениям, не вставала с постели. Но вот к чему готов он явно не был — так это к тому, что Марта окажется такой красавицей… Он-то весьма смутно помнил ее белобрысенькой девчушкой, частенько вертевшейся возле брата и его друзей, воспринимавших сестру Ромки в те времена как некую «липучку», мешавшую их общению.
И вот сейчас, сидя на принесенном полной женщиной с добрым и грустным лицом стуле возле Мартиной кровати, Славский никак не мог заставить себя оторвать взгляд от нежного, обрамленного путаницей светлых локонов лица девушки. Он понимал, что его поведение выглядит, мягко говоря, не совсем приличным, однако взгляд ее невероятно синих огромных глаз, светившихся вполне искренней радостью, Леонида буквально заворожил. Неожиданно Марта весело улыбнулась и, еще раз глянув на так пока и не раскрывшего толком рта Славского, заговорила сама:
— Молодец, что приехал… Знаешь, ты почти не переменился, я бы тебя обязательно узнала, если б… Если б, например, встретила где-нибудь случайно…
Она слегка прикусила нижнюю губу, очевидно, сообразив, что сказала глупость: никого «встретить» ни случайно, ни нарочно она в ее положении была не в состоянии. Леонид почувствовал, как его щеки обдало жаром.
— Марточка, — сглотнул он внезапно образовавшийся в горле ком, — я… я просто потрясен! Ты стала такой красавицей!
И понял, что покраснел еще больше: так уж сложилась жизнь Леонида, что говорить дамам комплименты он не научился. А эта наверняка прозвучавшая грубо фраза выскочила словно сама по себе. Похоже, едва открыв рот, он сумел зарекомендовать себя в глазах девушки круглым дураком.
Белецкая в ответ тоже слегка порозовела, а после покачала головой:
— Ну, красавицей меня, по-моему, назвать трудно… — Ее взгляд невольно скользнул на тщательно прикрытые одеялом ноги, и Леонид, понявший, что допустил не просто глупость, но еще и жуткую бестактность, от отчаяния похолодел. Единственным выходом было, как это ни ужасно, продолжить тему, задел которую поневоле…
— Скажи, — с трудом преодолевая неловкость, спросил он, — разве ничего сделать нельзя?… Мне кажется, во всем мире… есть же какие-то операции, специальные массажи…
— Есть, — спокойно кивнула Марта. — Собственно говоря, знаешь, почему я еще так рада тебя видеть?
— Почему?
— Я так хотела сама объяснить тебе, из-за чего Ромочка… — на имени брата голос девушки слегка дрогнул, но она тут же взяла себя в руки: — почему Ромочка в… в это во все ввязался…
— Что ты имеешь в виду? — Теперь Славский смутился совсем по другой причине.
Марта бросила на него укоризненный взгляд и была права: для чего он задал этот вопрос? Чтобы выгадать время и на ходу начать оправдываться, придумав новые аргументы, а вовсе не те, которые заготовил для ребят?… Так ведь и тупому ясно, что с ТАКОЙ девушкой никакая ложь, никакая фальшь не пройдет!
Леонид Ильич Славский вовсе не был уверен в том, что он сам, по собственной инициативе, хоть когда-нибудь попытался бы не только вспомнить о «Соглашении», но и выполнить его… Если бы не звонок Витьки, после которого он почувствовал себя ворюгой, пойманным на месте преступления, вряд ли бы он…
— Знаешь, Лень, — прервал его внутренние метания голос Марты, — я была категорически против поначалу, когда… когда они все это затеяли. Мы с Ромочкой даже едва не поссорились… А ваше это «Соглашение» я хранила просто так, на память, вместе с Ромочкиными тетрадками школьными и записками, которыми вы на уроках перебрасывались… Но Рома стоял на своем как раз из-за меня. Понимаешь? — Она подтянулась на руках и села. — Он где-то вычитал, что в Германии такие операции делают… Или в Швейцарии?… Да, в Швейцарии. Ну и вбил себе в голову, что это якобы выход, хотя я точно знаю, что операция помогает не всегда.
— Но шансы есть, и очень большие! — Славс-кий внезапно почувствовал какую-то странную, почти горячую волну, поднявшуюся, кажется, из самой глубины его души, — абсолютно не знакомое ему ощущение. — Марточка, я вспомнил, я тоже это знаю… Марта, прости меня!
Если бы кто-нибудь еще час назад сказал Леониду Ильичу Славскому, мистеру Слаффски, что он способен стоять на коленях перед пусть даже самой распрекрасной в мире женщиной, при этом еще и целуя ее руки, он бы даже не рассердился: мало ли в мире сумасшедших фантазеров? Просто пожал бы плечами и тут же забыл об этом… Тем не менее именно это сейчас и происходило, к немалому потрясению не только его самого, но и вспыхнувшей до ушей Мартуси, и подглядывающей в щелочку слегка приоткрытой двери за этим визитом Анны Васильевны.
— Марта, если даже с Ромой действительно… что-то ужасное… Клянусь, я вытащу тебя, я все сделаю, чтобы вытащить тебя, поднять… Молчи, пожалуйста, прошу тебя, молчи!..
Собственно говоря, Марта и не пыталась говорить. Она как раз молчала, изо всех сил пытаясь удержать столько дней подряд сдерживаемые слезы, предательски закипавшие на глазах. А еще ей казалось, что все происходящее в данный момент ей просто-напросто снится… Ну не мог в реальной жизни, а вовсе не в ее смешных и наивных детских мечтаниях, Леонид Славский, в которого она была влюблена чуть ли не с детского садика, вот так вот, как сейчас, стоять перед ней на коленях, целовать ей руки!.. Боже мой, разве могла она знать, что иногда сбывшиеся мечты причиняют такую острую, почти непереносимую боль?!
Славский не сразу увидел и не сразу осознал, что девушка плачет. Ему понадобилось на это какое-то время, ушедшее на то, чтобы справиться с собственными, совершенно прежде не свойственными Леониду Ильичу Славскому, ощущениями. Но, увидев слезы в Мартиных глазах, он, никогда не отличавшийся какой-то особой сверхчуткостью и проницательностью, словно по наитию понял и почти ощутил ее горечь, боль и отчаяние, на грани которого она балансировала… Именно это и заставило Леонида собраться и почти мгновенно взять себя в руки. И уже гораздо спокойнее, но все с той же впервые им испытанной нежностью, он привлек ее к себе и осторожно обнял.
— Не плачь, девочка, — прошептал Славс-кий. — Все будет хорошо, вот увидишь — все будет хорошо… Только не плачь!..
У него не было ни секунды для того, чтобы самому понять причины, по которым он говорил это, в сущности, не знакомой ему девушке, говорил с абсолютной уверенностью в том, что именно так все и будет. Да и окажись для этого время, все равно бы, пожалуй, не понял: ведь и Леня Славский, и господин Люк Слаффски отродясь не верили в столь эфемерное, к тому же затасканное по страницам дамских романов понятие, как любовь с первого взгляда…
Он собирался прямо тут, сейчас, рассказать ей, каким эгоистом, какой свиньей по отношению к ребятам был все эти годы, и, хотя никогда по-настоящему не забывал об их «Соглашении», тем не менее все тянул и тянул со звонком в Москву, оправдывая себя то тем, то другим, то сумма недостаточно большая и недостаточно круглая, то денег на расширение фирмы и без того не хватает… А на деле… на деле…
И Славский уже набрал в легкие воздуха, уже открыл рот для покаяния, но… Видимо, в жизни и впрямь трогательное и смешное охотно существуют рядом.
Именно в этот момент за дверью комнаты послышался громкий всхлип, затем кто-то трубно высморкался, и тут же раздались тяжелые шаркающие шаги, удалявшиеся в сторону кухни. Леонид с Мартой невольно переглянулись и так же невольно расхохотались, и этот смех моментально высушил слезы на глазах девушки.
— Ох!.. — прошептала она. — Тетя Нюра такая смешная и милая… Она меня правда любит…
— А тебя можно не любить? — ласково поинтересовался он. — Я этого не заметил! Марточка, я ведь хотел сказать…
— Не нужно. — Она посерьезнела и, протянув руку, накрыла ладонью его рот. — Ты ни в чем и ни перед кем не виноват, Леня, и никому из нас ничем не обязан… Я так думаю и буду так думать всегда! И не говори ничего, ладно?
Ее ладонь была легкая, прохладная и еле уловимо пахла фиалками.
Леониду Славскому вдруг показалось, что многие годы, посвященные вначале раскрутке «Розочки», потом отчаянной борьбе с конкурентами, потом… А черт его знает, чему еще — все это, включая Джину и ее папашу Джеремию, ему просто приснилось. И он улыбнулся мелькнувшей у него в голове смешной мысли о том, что теперь точно знает, что именно чувствует вдоволь наскитавшийся, потрепанный бурями корабль в тот момент, когда достигнет наконец родного берега.