Книга: Синдикат киллеров
Назад: 3
Дальше: ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТУРЕЦКИЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

4

В буфете на седьмом этаже за одним из пластмассовых столиков сидел плохо выбритый кавказский человек средних лет и, часто облизывая губы, пил прямо из бутылки ряженку. С того места, где он находился, хорошо просматривался длинный коридор. Он уже видел, как в глубине коридора, поближе к месту, где сидела за своим столом горничная, забегали вдруг люди, потом появилась милиция, а еще позже санитары вынесли из номера носилки с тяжелой поклажей и потащили к лифту в противоположном конце коридора. Потом и разный другой народ стал выходить и осталась в номере, наверное, одна милиция.
К небритому подошел поднявшийся по внутренней лестнице приятель помоложе, громко гортанно поздоровался на своем непонятном языке — так, видно, надо было понимать его интонацию и жесты. После чего придвинул ногой стул и сел спиной к коридору. Небритый подвинул товарищу свежую бутылку ряженки, и тот, сильно встряхнув ее, отколупнул лиловую крышечку и стал пить, как пьют на Кавказе вино — не прикасаясь губами к горлышку.
Закончив, они стали опять что-то громко обсуждать на своем языке. Было похоже, что они никак не могли прийти к согласию, хотя, видимо, говорили об одном и том же. Наконец тот, кто был постарше, вскочил со стула и сунул под нос младшему два растопыренных пальца. Молодой в ярости вскочил тоже, едва не опрокинув свой стул.
—   Эй! — закричала на них буфетчица. — Вы чего это так разгалделись, а? Кому говорю, граждане! — Тон ее был резок и суров.
Лица у обоих спорщиков мгновенно стали извиняющимися и подобострастными. Прижимая ладони к груди, они теперь всем своим видом демонстрировали, что больше горячиться не станут и сейчас уйдут.
—   Извыни, дарагая, савсэм, панимаешь, забыл себя!
—   Всо, всо, — тут же подхватил второй, — уже уходым, спасыба, красавица!
И они быстро ушли к внутренней, так называемой служебной лестнице, ведущей вниз, в боковой холл гостиницы.
Буфетчица нипочем бы не обратила на них внимание, если бы не одно странное, с ее точки зрения, обстоятельство: ведь целый час сидел этот чучмек, а всего-то и выпил, что бутылку ряженки. Да и ту наполовину. И чего сидел? А еще скандал устроить со своим земляком захотел. Вот же дураки-то, и носит же их земля!.. И все это — гыр-гыр-гыр, — кабы не ихние деньги, гнать бы их всех отседова поганой метлой. А так хоть какая польза...
В 217-м номере, куда они вошли, открыв дверь своим ключом, стояли две кровати, разделенные тумбочкой. Они сели друг против друга и стали ждать, молча и словно бы отрешенно, как умеют это делать люди, выросшие в южных республиках.
Минут двадцать, а может быть, и полчаса спустя, после двойного негромкого стука в дверь, которую тут же открыл молодой, в комнату вошел невысокий, но плотный мужик в кожаной куртке и кепке, с пластиковой синей сумкой на ремешке через плечо. Это был тот самый водитель «Жигулей», который час с небольшим назад проезжал по Кадашевской набережной.
Он вошел быстро и решительно, окинул злыми прищуренными глазами кавказцев и сурово спросил:
—  Ну?
—  Как дагаварылыс, началнык, — ответил один и криво усмехнулся.
Чего вы мне тут лепите горбатого? — свистящим шепотом, ощерив в гримасе рот с золотой коронкой, оборвал его водитель. — Чего вы мне лапшу вешаете, когда я его только что живого видел! Ушел он!
Кавказцы почти незаметно для постороннего глаза переглянулись.
—   Вы чего, чего?
—   А нычево! — резко махнул ладонью небритый, что сидел в буфете. — Ныправылно гаваришь, я сам, своим глазом видел, как его панесли. На насылках. И милиция была. Зачэм так гаваришь?
Он продолжал спокойно сидеть на кровати, поглядывая на вошедшего снизу вверх. А второй, тот, что помоложе, как впустил гостя, так и стоял, словно перекрывая ему выход.
—   Да вы кого, суки, приделали? — совсем уже разъярился водитель, но, понимая, что он не на улице, старался все-таки голос не сильно повышать. Однако ярость так и клокотала в нем.
—   Ты слушай, началнык, кого дагаварылыс, того прыдэлали. Расчет давай дэлать. — Сидящий говорил вроде бы мирно, но в это время второй сделал едва заметный шаг к водителю.
—   Ах вы, падлы! — снова ощерился водитель и быстро сунул правую руку в карман куртки. — Сидеть! Ни с места! — прикрикнул на попытавшегося вскочить небритого. — А ты, — он ткнул пальцем во второго, — сядь там! И не двигайся, сучий рот!
—   Слушай! — раздраженно, будто капризному ребенку, начал небритый. — Ты нам фоку давал? Давал. Вот он, твой фотка? — Он достал из внутреннего кармана пиджака фотографию шесть на девять и бросил на кровать рядом с собой. — Я смотрэл. Ты гаварыл, он к администратору прыдет. Он прышел. Я смотрэл. Он ключ брал, свой номер заходыл. Больше не выходыл. Чего тебе надо? Ты показал, мы сдэлал. Расчет давай. Оружие сказал бросыть — мы бросыли!
Ну, бля, свалились на мою голову! — Водитель с маху врезал себе ладонью по кепке. — Откуда вы такие мудаки взялись-то?! Нет, я скажу Самеду, что больше с вашими никаких дел! Никогда! Чурки вы сраные!
—   Зачэм «чурка» гаваришь? — обиделся небритый. — И Самед не пугай. Ты сказал — мы сдэлал. Расчет давай.
—   А хрена не хочешь? — Водитель стукнул себя ребром ладони по сгибу локтя. И, наклонившись над кроватью, подхватил фотографию и сунул ее в боковой карман куртки.
И в этот миг парень, который был помоложе, кошкой прыгнул водителю на спину. Но водитель точным, отработанным ударом снизу и сбоку перехватил прыгуна в полете и отправил его на соседнюю кровать. Тот рухнул всем телом и с такой силой, что ножки у кровати с громким треском подломились и все это древесно-стружечное сооружение грохнулось на пол.
А вовремя обернуться ко второму, небритому, водитель уже не успел. Еще в повороте он вдруг резко дернулся, словно вытянулся, потом изогнулся и пополз по стене, царапая ее рукояткой ножа, который глубоко вошел ему под левую лопатку.
Небритый с неожиданной для него ловкостью мгновенно перехватил падающее тело, сорвав с головы кожаную кепку, натянул ее на лицо водителя и опустил на пол ничком, чтоб кровь из раны в спине не запачкала палас на полу.
Минуту спустя в дверь резко застучали и женский голос раздраженно закричал:
—   А ну открывайте, живо! Чего вы там ломаете?
—   Сейчас, дарагая, сейчас... — заторопился небритый и, ухватив молодого за плечи, начал его трясти, шепча ругательства на родном языке.
Наконец тот очухался, увидел лежащее на полу тело и непонимающе уставился на своего приятеля.
Сейчас, дарагая, открываю... — продолжал бубнить небритый в ответ на крики, доносившиеся из-за двери.
Молодой быстро все сообразил, они подхватили водителя за ноги и за плечи и быстро засунули согнутое тело в шкаф для верхней одежды.
Справившись с этой работой, небритый открыл, наконец, дверь и чуть не отлетел к противоположной стене, едва не сбитый с ног ворвавшейся в номер разъяренной толстухой горничной.
—  Почему долго не открываете, а? Батюшки! — Она картинно всплеснула руками, увидев сломанную кровать. — Да что же это за безобразие такое! Да ведь она таких денег стоит! Да меня ж из-за вас с работы уволят!
Молодой на миг выглянул в коридор и, никого не обнаружив, живо закрыл дверь. А небритый, вежливо склонившись к бушующей горничной, стал ей объяснять, смешно коверкая русские слова, какая слабая теперь делается в государстве мебель — ни сесть, ни лечь нельзя даже одному мужчине, а если, например, с такой вот красивой, драгоценной, с такой щедрой, понимаешь, женщиной — он даже легонько погладил горничную по пышному бедру, — тогда вообще никакая, даже самая дубовая мебель не выдержит. Поэтому не надо кричать, не надо бояться, никто не уволит такую роскошную красавицу, потому что всегда можно заплатить любые деньги, раз такая неприятность случилась.
Услышав про любые деньги, горничная поутихла и даже ладонь небритого со своего бедра не стала сбрасывать. А он тем временем достал из кармана пиджака толстый, набитый купюрами бумажник и вытащил пару пятисотрублевок, подумал и добавил третью.
Ну теперь нэ будэшь сэрдиться, красавица? — продолжая поглаживать бедро и несуществующую талию горничной, небритый стал легонько подталкивать ее к выходу. — Ты эту кровать оставь так, — махнул он рукой, — мы сейчас отдыхать будэм, завтра убэрем, завтра…
Закрыв за горничной дверь, он шумно перевел дыхание. Но и теперь, хотя они заговорили на родном языке, смысл их разговора и действий был понятен любому, даже постороннему.
Молодой открыл шкаф и залез в карман куртки убитого водителя. Тут же выругался и презрительно сплюнул: никакого оружия у него не оказалось. Все обычная туфта. Жалко, хороший «Макаров» пришлось возле того, убитого, оставить.
Деньги есть — купить новое не проблема, так можно было бы истолковать пренебрежительный жест небритого. Раскрыв «молнию» на синей сумке, он вынул и потряс перед носом молодого несколькими толстыми пачками купюр. Небрежно швырнул их обратно. Молодой только хмыкнул и подмигнул партнеру.
Они внимательно оглядели номер, молодой гостиничным полотенцем тщательно протер спинки стульев и кроватей, стенки и ручки шкафа и дверей, то есть все то, к чему их руки могли прикасаться в этом номере. Хотя вели они себя тут максимально осторожно и опрятно. Ну за исключением, конечно, небольшого конфликта с работодателем.
Но тут он сам напутал, решил небритый. Они же выполнили инструкцию точно. Кто виноват, что Фиксатый нарисовал одного, а подставился другой?.. Самедом еще хотел напугать! Самеду плевать на Фиксатого, Самед сам работу дает и свой процент имеет. Большой процент. И ему наплевать, кто чего напутал. Башли на стол — и весь разговор.
Успокоив себя таким образом, небритый кивнул молодому напарнику, и, вскинув на плечо сумку с деньгами, они спокойно вышли из номера и отправились в противоположную от горничной сторону, к служебной лестнице. Ключи от номера и от шкафа в нем они унесли с собой, имея, таким образом, около суток форы.
Назад: 3
Дальше: ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТУРЕЦКИЙ ВОЗВРАЩАЕТСЯ