Старинный трехэтажный особняк, который возвышался над своими приземистыми замоскворецкими соседями, примерно в середине Климентовского переулка, принадлежал генеральному директору многопрофильной фирмы «Сибирь» Наилю Мирзоеву, татарину армянского происхождения или, как шутливо говорил он сам, наоборот.

   Этот особняк был давно внесен Моссоветом в реестр строений, представляющих определенную историческую и градостроительную ценность, и потому добрых пять десятков лет, покорно разрушаясь, дожидался очереди на реставрацию. Населяли его разные конторы, въехавшие сюда Бог весть когда и не имевшие никакого желания покидать это удобное местечко в самом сердце относительно тихого еще Замоскворечья. В отделе нежилых помещений исполкома не знали, что делать, какой из многочисленных организаций передать ветшающий дом на баланс и от кого требовать очередного косметического хотя бы ремонта, даже и не мечтая о капитальном. На последний ни у кого не хватило бы средств. Фасад, украшенный невысокой колоннадой с незамысловатыми дорическими капителями, время от времени, в зависимости от вкуса районного архитектора и наличия краски, облекали то в голубой, то в розовый, то в салатный цвет, покрывали ярким суриком ржавеющую крышу, а в зимнее время, когда асфальтобетонные дорожные работы оплачивались по двойному и тройному тарифу, закатывали горячим асфальтом глубокие заледенелые выбоины на тротуарах и во дворе. Вот и вся реставрация. Дом ждал хозяина.

   И дождался. Договор на многолетнюю аренду стоил Мирзоеву больших денег. И в Моссовете, и в райисполкоме — на всех уровнях. Но он знал, с кем имеет дело, и не спорил. Дом того стоил. Хуже было с конторами, однако и их удалось уломать и расселить, не бесплатно конечно. А что у нас делается бесплатно? Только воробей чирикает.

   Потом начался ремонт, а скорее, новое строительство, тоже съевшее немало средств.

   Рабочий класс оказался на высоте, поди половину Сибири городами будущего застроил. С материалами тоже осложнений не было: Наиль в первый раз строил не для дяди, а для себя самого. Словом, Фирма. С большой буквы. Года не прошло, как засиял старый купеческий особняк, упрятанный в глубине двора, отгороженного кованой чугунной решеткой, первозданной своей красотой.

На первом этаже Наиль разместил офис, Московское, так сказать, свое сибирское представительство, а на двух остальных были жилые помещения: зал для приемов, закутки всякие, личный кабинет, а кроме того, спальни и комнаты для детей, которых у Мирзоева было двое.

Наконец-то, вздохнул Наиль, на пятом десятке по-человечески устроился. Надоело временное жилье.

— Не слишком ли размахнулся? — сдержанно укорил один приятель и не удержался от остроты: — Гляди, вот вернутся красные!

А они и вправду чуть было не вернулись. С отвращением к себе вспоминал Наиль, как всего полгода назад, услыхав, что в стране с утра введено чрезвычайное положение, почувствовал вдруг, как ухнуло сердце и затряслись руки, сжимавшие загранпаспорт. Вот тогда он понял состояние тех бедолаг дворян или купцов, возможно даже живших в этом самом доме, каково все бросить на потеху толпе и драпать в далекие Парижи...

   Вторично такое не пережить.

   И в то же время, если бы Наиля Мирзоева спросили, а что его, собственно, привязывает к этой стране, он вряд ли сразу и ответил. А в самом деле — что? Возможность быстро сделать очень большие деньги? Причем почти без проблем. Если под проблемами понимать так называемые общечеловеческие ценности: всеобщую справедливость, безоглядный и безвозмездный патриотизм и прочие большевистские химеры, рассчитанные на умственно отсталого обывателя. Он был всегда достаточно жестким и трезвым дельцом, чтобы позволить себе расслабиться и уступить куш более удачливому конкуренту, даже если тот является ближайшим другом, или распустить слюни, к примеру, при виде безадресной и требующей твердой хозяйской руки модной ныне гуманитарной помощи, коей буквально завалили страну человеколюбивые европейцы. Но когда один из газетчиков там, в Сибири, мягко этак задел в своем материале Мирзоева, упрекнув его в цинизме, Наиль почти искренне удивился и даже слегка обиделся. Правда, и этот журналист после долго провалялся в областной больнице с многочисленными переломами, но с кем не бывает? Наиль не был мстительным человеком, но иногда просто высказывал свое мнение, а уж занимались другие.

Напротив, Мирзоев считал себя человеком открытой души, широкой натурой. И поэтому не реже раза в месяц собирал в своем новом особняке служивую и деловую публику, устраивая негромкие, но вполне достойные приемы. Приезжали также известные артисты, певцы и балерины, писатели, хорошо знакомые хозяину по их сибирским гастролям. Нет, конечно, первые лица в государстве не посещали гостеприимный дом. Пока. Все-таки, понимал Наиль, не совсем тот еще уровень, а вот новые бизнесмены, банкиры, хозяева компаний и фирм и даже некоторые министры, не говоря уж об их замах, — те почитали за честь.

   Сам Наиль — широкоплечий, крупный человек с приятной, ухоженной внешностью, хорошо знакомый с удачей, которую сибирские старатели именуют фартом, по-армянски веселый и по-татарски хлебосольный, был всегда, что называется, золотым стержнем в любой компании, тем более на собственных приемах. У Наиля не соскучишься — это знали все.

   Он был теперь достаточно богат, чтобы, по собственному выражению, начать ценить подлинную красоту. Вот и сегодня завершилась, наконец, удачная сделка: у бедных и оттого безумно нудных наследников художника Юона ему удалось купить несколько картин и этюдов, которые были написаны еще в начале века.     Причем недорого, сравнительно конечно. Чем же, скажем, не повод для презентации, как нынче принято выражаться?

   А если к этому чисто внешнему поводу добавить результаты напряженных операций на товарной бирже хотя бы за последнюю неделю, можно с уверенностью сказать: имеется и веская причина.

   И еще одно обстоятельство, пожалуй главное, грело ему душу. На пятом своем десятке ему, наконец, удалось прорваться в сильные мира сего. С Наилем    Мирзоевым стали считаться всерьез. Причем не новые бизнесмены, вчера еще создавшие свои первоначальные капиталы на пивных бутылках, а умудренные хозяйственные зубры, ни при каких обстоятельствах не покидавшие высшие сферы. Менялись генсеки и предсовмины, хоронили вождей, а эти всегда оставались у руля экономики — никем не учтенные миллиардеры, «акулы» социализма. Но они, кстати, знали, что нельзя, например, надевать поверх смокинга кожаное пальто, хотя никогда и не носили этих смокингов (им говорили знающие люди). А вот Наиль еще недавно не знал. И не мог простить себе этого незнания: не хватало еще, чтоб манерам его гардеробщик учил...

Покончив с делами до середины дня, Мирзоев предупредил начальника своей многочисленной охраны, которая располагалась в левом крыле дома, о вечернем приеме и поднялся к себе на второй этаж, чтобы, согласно твердому распорядку дня, введенному им не без сопротивления домашних, принять перед обедом ванну и переменить костюм: это ему представлялось и полезным для здоровья, и отдавало определенным аристократизмом.

Карина, полная и яркая брюнетка с чуть раскосыми, темными, как маслины, глазами, уже открыла золотистые краны, и огромная ванна начала наполняться зеленоватой, пахнущей хвоей водой. А сама пошла в спальню, чтобы приготовить мужу свежее белье.

   Наиль разделся, поболтал ладонью в воде — достаточно ли прохладная — и подошел к широкому без переплетов окну. Он раздвинул занавески, увидел чистую, омытую весенним солнышком крышу дома напротив, через улицу, и, желая глотнуть свежего, еще пахнущего талым снегом воздуха, отворил тяжелую раму.

   Пасмурное с утра небо сейчас стало пронзительно голубым. Червонным золотом полыхали невдалеке церковные купола. Скоро стрижи прилетят и все здесь станет как на картине того же Юона, которую Наиль однажды увидел на почтовой открытке и полюбил на всю жизнь. А называлась эта картина «Купола и ласточки» и, как оказалось, висела в Третьяковке, буквально в двух шагах отсюда. Наиль очень удивился такому удачному стечению обстоятельств и решил в ближайшие дни заказать копию какому-нибудь приличному художнику, чтоб в натуральную величину, один к одному. И в кабинете, внизу, в офисе, повесить... Сразу вид другой. И сердце радуется...

   Сегодня после долгого перерыва обещал выбраться из своей берлоги Сучков.    Согласился, явно наигрывая, no-старчески кряхтя и жалуясь на нездоровье. Да кто ж этому поверит? С прошлого сентября, как начались аресты тех, кто приветствовал и поддерживал ГКЧП, неохотно появлялся бывший первый заместитель Павлова на людях. Всячески избегал интервью прохиндеям газетчикам и вообще старался держаться в тени. Знал, конечно, кот, чье мясо съел, ибо известно было Мирзоеву — немало неугодных и строптивых голов крепко пострадали под шумок этой самой «чрезвычайки», но опыт Сучков имел такой, что не всякому по плечу. Многолетнее руководство крупнейшим концерном страны — Газпромом — дорогого стоило. Недаром же вот и новый премьер Иван Силаев назначил Сучкова своим заместителем. Такими фигурами не бросаются.

Осторожен Сергей Поликарпович, мил и даже обаятелен, когда захочет. А уж доброжелательности в иных ситуациях, кажется, сверх всякой меры. Но мертвой его хватке учиться и учиться, никогда не забывал этого Мирзоев. И если кто вставал на его пути, Сергей Поликарпович уподоблялся танку: редко кому удавалось выбраться из-под его пяты просто, скажем, с крепко намятыми боками. Чаще ставкой была сама жизнь.

И вот такого гостя ожидал нынче Наиль, пожелавший объединить деловые встречи с довольно представительным домашним концертом.

Наиль еще раз зачем-то окинул взглядом крышу дома напротив, полуразрушенную печную трубу возле темного слухового окна, в котором что-то неярко вспыхнуло.

И он еще подумал, что есть все-таки какая-то необъяснимая радость от жизни на вулкане, когда у твоих ног — бездна, а в ней клокочет раскаленная лава, и ты не просто наблюдаешь за этой клубящейся пламенем воронкой, а еще и особняк себе возводишь на самой бровке кратера для долгой жизни, что конечно же неразумно с точки зрения обывателя, не понимающего, какой иногда восторг испытываешь, сжигая свою единственную свечу. Интересно, что это там за вспышка?..

   Смерти он не почувствовал. Просто голова его резко откинулась назад, и он грохнулся на спину, размозжив затылок о борт ванны.