Глава 5

Турецкий положил телефонную трубку и вышел из спальни в гостиную, где, развалясь в кресле, потягивал свежезаваренный кофе Вячеслав Иванович Грязнов.

– Привет тебе от Дениса.

– О! – живо отреагировал Слава. – С племяшом разговаривал? И как он там?

– Да ничего, говорит. Обстановку докладывал. Я ведь его перед отъездом озадачил.

– Гм, – Грязнов-старший поскреб подбородок. – Я его, между прочим, тоже озадачил. Но отчего-то не слышу доклада. Кто из нас его дядя?

– Он одновременно, – улыбнулся Александр Борисович, – просил передать, что сведения и для тебя тоже. Мы ведь его об одном просили.

– Ха! – хмыкнул Вячеслав Иванович. – А могло ли быть по-другому? Ну и что там у него?

– Если вкратце, то примерно так. Вся Москва – влиятельные государственные люди, предприниматели, спортсмены, журналисты, светские львы и львицы, да и простые обыватели – убеждена: Калачева заказал Красин, освобождая под себя кресло президента Российского олимпийского комитета.

– И давно для тебя слухи стали основанием для определения главной версии? – с сомнением покачал головой Грязнов.

– Фи! Не передергивай, Слав. Во-первых, дело мы ведем, как обычно. И никаких случайных версий не намечается. А во-вторых, я ведь не сплетничать Дениса просил, а о конкретных фактах сообщать. И тут много косвенных указаний на «гордость отечественного спорта». В устав Олимпийского комитета уже внесены требуемые Красину изменения. И он наверняка выставит свою кандидатуру на ближайших выборах. В самом крайнем случае, если не осмелится сам – своего кандидата. Марионетку. Но у покойного позиция на честных выборах была бы все-таки сильнее: за его плечами многолетний опыт, международные связи. Так что смерть Калачева в первую очередь на руку Красину. Однако даже власть – это далеко не единственный возможный мотив. Комитет для подготовки Сочи к проведению Олимпиады получит баснословные деньжищи. Первые платежи уже пошли. Полученные средства комитет сейчас использует для финансирования интенсивного строительства в Красной Поляне. Генеральный подрядчик всех работ – концерн «Диалог». Он якобы выиграл тендер, но разве для кого-нибудь секрет, кто именно в конечном счете определяет победителя? И стрижет купоны. А ради миллиардов долларов можно пойти на многое. В частности, ребята из «Глории» выяснили, что Красин встречался с руководителями строительных организаций, недовольных тем, что их вытесняют из олимпийского бизнеса люди из «Диалога». И что ты думаешь? После таких встреч на высокопоставленных сотрудников концерна тут же будто мор напал: один отравился, другой в море утонул, третьего сердечный приступ подстерег. Отравился, кстати, местный. Строитель из Красной Поляны. Не верю я в такие совпадения, Славка.

– Не наши это дела, Сань. Думаю, что работа по ним ведется. А может, и завершена уже.

– Верно. Пусть кому положено разбираются. Но не иметь этого в виду я не могу.

– Да имей на здоровье. Кто же запрещает? – пожал плечами Слава и поднялся. – Ну что? В прокуратуру едем? Совещание проводить будешь?

– Не знаю. Пока, быть может, и смысла нет. Посмотрим, кому и что удалось накопать, а там поглядим.

– Ладно. Я тогда в прокуратуру все же заскочу на часок. Или дольше – это как пойдет. С Москвой на халяву поговорю. Может, что новое о несчастных журналистах выяснилось. Ну и надо бы на всякий случай этого Майстренко и его людей тут прощупать. Попрошу материалы на него поискать в картотеке. Не случалось ли чего криминального еще в строительной сфере в окрестностях за последнее время. Материалы по отравлению того строителя тоже запрошу. Где они могут находиться? В Адлерской районной?

– По идее.

– Ладно. Отыщу. Как его фамилия?

Турецкий наморщил лоб:

– Краснухин. Болезненная такая фамилия...

Через тридцать минут после ухода Грязнова, в назначенный для визитов час, в номер к Александру Борисовичу явились Романова и Поремский.

– А местные орлы где? – с усмешкой поинтересовался начальник следственной группы.

– Землю роют, – улыбнувшись, пояснил Володя. – Наверстывают упущенное. Горы свернут ребята, если им хвоста накрутить. Между прочим, нарыли кое-что. Есть еще не успевший уехать отдыхающий, который видел троих мужчин, вроде бы договаривающихся о чем-то. Правда, неясно пока, тех же самых или других – на троих соображающих. Трех больших дядей видела и девчонка-первоклашка, дочь одной из работниц отеля, заходившая к матери вечером из продленной группы в школе неподалеку. Чтобы вместе с мамой домой потом идти.

– Отлично! – Турецкий поднял большой палец. – Умеют, когда захотят. Разнос явно пошел на пользу. Срочно делайте фоторобот.

– Уже ведем работу.

– Молодцы. Мне, вероятно, придется в Москву слетать на день-другой. Если будет готово без меня, сбрось по факсу портретики в Генеральную, чтобы я был в курсе.

Володя покивал.

– Ладно, тогда вот еще что. Попытайтесь по ходу дела узнать, не должен ли был Калачев встречаться с людьми Красина. Не обязательно в день трагедии. Накануне, днем раньше, днем позже – все равно. Просто интересны возможные контакты руководителей двух спортивных ведомств. Может, он говорил кому-то, что ждет гостей. Каких, откуда? Не упоминалось ли при этом спортивное министерство?

Володя кивнул еще раз.

– А у тебя, Галочка, как дела? – Турецкий неожиданно повернулся к скучающей Романовой. – Что с неизвестным Вадимом?

– Увы, Сан Борисыч. Пока остается по-прежнему «мистером Икс». Я прошерстила все руководство города, да и края – на всякий случай. Но все тамошние Вадимы – довольно мелкие сошки, которых к такой шишке, как Калачев, на пушечный выстрел не подпускали. А уж записочки главе Олимпийского комитета писать ни один из них не осмелился бы. Впрочем, Володя Назаренко их досье все равно проверил. Мало ли. Вдруг давние знакомые, школьные друзья, которых жизнь поразбросала и по-разному приголубила. Но не обнаружилось никаких пересечений с Калачевым – ни родственных, ни по учебным заведениям, ни по местам работы. Глухо.

Турецкий молчал, и Галина продолжила:

– С Москвой я связывалась тоже. Ох и намаялась. Вы же знаете наших чиновников. Одно дело в бизнесе новом, небольшом, мобильном, где работают, как на Западе. Там не имеет никакого значения, кому из сотрудников компании-партнера звонить по деловому вопросу. Узнаешь телефон и звонишь тому, в чьей компетенции находится принятие решения. И он воспримет это совершенно нормально: в самом деле, если именно он тут ключевая фигура в вопросе, естественно, что звонят именно ему. А кому еще и звонить-то? И совсем по-другому там, где я выхожу на уровень корпораций общегосударственного уровня. Допустим, что я заместитель генерального директора небольшой частной компании. Например, «Глории». – Галина улыбнулась.

– А что? – улыбнулся Александр Борисович в ответ. – Ты бы хорошо смотрелась в таком кресле.

– Вот. И тогда я запросто смогу звонить заместителю генерального аналогичной по размеру компании. А вот заместителю гендиректора Газпрома, положим, я звонить не буду, хотя формально – согласно титулам – мы находимся на одной ступеньке в корпоративной иерархии. Но поскольку де-факто заместитель генерального в Газпроме имеет гораздо больше власти и оперирует гораздо большими финансовыми потоками, чем я, он не станет разговаривать со мной напрямую, даже если обсуждаемый вопрос находится в его прямой компетенции. Он сочтет это ниже достоинства своей должности и поручит контактировать со мной подчиненному ему руководителю более мелкого подразделения. Этот последний и составит впечатление о проблеме, поймет, что она выходит за рамки его компетенции, и отправит ее уровнем выше. Там тоже на все посмотрят, поймут, что не им решать, и перекинут еще выше, самому заместителю. И уж только тогда он высочайше соизволит взглянуть на документ, предварительно проверив наличие на нем виз двух нижестоящих начальников. Весь процесс, таким образом, займет месяц, вместо того чтобы занять два часа. Зато честь большого начальника не будет запятнана контактом с мелкими и недостойными его прямого внимания людьми... А уж про Думу или министерства и говорить нечего. Все наши чиновники всегда и всюду соблюдают идиотскую субординацию...Такой снобизм... – Галя покачала головой.

– Хорошая лекция, – начал Турецкий, но Галя перебила его и успела похвастать:

– Но я все равно справилась! Врожденное обаяние, женские чары – ага! Чэрэз задынэе кирыльцо, – пытаясь имитировать голос Аркадия Райкина, доложила она, смеясь. – Теперь у меня список всех Вадимов в Государственной думе и в правительстве до уровня заместителей министров. Знали бы вы, чего мне это стоило! Я молодец?

– Молодец!

– Теперь пытаюсь выяснить, кто из них хоть как-то может быть связан со спортом или строительством спортивных сооружений и объектов. Кстати, таких, похоже, будет не слишком много.

– Умница, Галина свет-Михайловна, – уже искренне похвалил Турецкий. – Но дальше в этом направлении можешь не копать. Давай-ка тоже подключайся к поиску очевидцев всех свиданий Калачева в последние дни его жизни. С кем он говорил, о чем, какие строил планы. Нет ли там следов Красина. А список Вадимов отдай мне. Я в Москве планирую быть, возможно, даже завтра уже. Запущу его в работу. Если найдется записочный Вадим, это может здорово облегчить нашу работу.

...«Местных орлов» Турецкий уже вечером перехватил в прокуратуре, куда приехал уведомить Смирнова, что отбудет на денек по служебной надобности в столицу, и попросить прокурора распорядиться, чтобы ему срочно достали авиабилет в Москву.

Поговорив с Дерковским, вспомнил дело Кригера и порекомендовал посмотреть, а не было ли у жертвы, скажем, деловых или дружеских отношений с Красиным. Или они были, как говорится, на ножах. Как часто Аркадий обращался к спортивным темам? Не писал ли журналист в последнее время что-то такое, что могло бы бросить тень на министра. Или наоборот: явно выражал Красину симпатии и хаял главу Олимпийского комитета?..

Присутствовавший при этом Грязнов-старший, как обычно, воспротивился. Все это, конечно, проверить нужно, заметил он, но искать специально улики, изобличающие Красина, – пустая трата времени: из Москвы ему доложили, что и Кригер и Заславская действительно вроде бы писали о махинациях в руководстве российского спорта. Но напрямую с именем Красина ни один из агентов-осведомителей задания журналистов не связывает. И, ради бога, не надо на версии с Красиным зацикливаться.

– Кроме того, – сказал Вячеслав Иванович, – хорошо бы, Сань, и дела о гибели журналистов проверить самим. Похоже, можно было бы многое и через них узнать про гибель Калачева.

Желая во всем докопаться до сути, Турецкий согласился с Грязновым и тут же поручил Рюрику Елагину тщательнее разобраться с эпизодом странной гибели журналистки Заславской при спуске с горы. А в помощь Дерковскому отрядил Володю Поремского, чтобы они совместно еще раз проверили все нюансы расследования дела Кригера. Надо было еще как-то и с судом все вопросы согласовать: дело-то уже туда передано. И вообще все, что наметил Александр Борисович, на самом деле было не слишком законно. И сделал Турецкий это исключительно на свой страх и риск, поскольку официальных полномочий для выяснения обстоятельств этих дел у него пока не было, но и выхода у него тоже не было: несмотря на небольшие подвижки в частностях, дело о смерти Калачева в целом зависло. А время не ждет, общественность беспокоится, начальство давит.

«Ладно, попробую как-нибудь убедить Москву в необходимости такого шага. А оформим все задним числом», – решил Турецкий.

– ...А еще он мне анекдот рассказал смешной. Хочешь расскажу? – щебетала по телефону Алка Куклова. И, не дожидаясь согласия, затараторила: – Средняя школа. На урок математики приходит учительница со страшнейшего бодуна...

«Дети, что мы проходили на прошлом уроке?» – «Геометрическую прогрессию, Марья Ивановна». – «Ну и скажи-ка нам, э-э-э... Петрова, что же такое эта геометрическая прогрессия?» – «Геометрическая прогрессия – это... когда каждый следующий член больше предыдущего в два раза!» – «Ос-тa-вь свои девичьи фантазии... Пет-ро-оова!!!»

Основательно захмелевшая Регина через силу вежливо хихикнула. Ей было не до смеха, хотя совсем недавно эта история насмешила бы ее до слез – Славик рассказывал, когда привычно завалился к ней в номер и пил с ней «Бастардо», развалившись в мягком кресле и распахнув халат, накинутый на голое тело, нечто подобное. Тоже про члены, особенно смешно было представлять огромные члены, держа в руке тот, что имелся в наличии, однако выбирать не приходилось. Обладатель оного предложил Регине работу в Олимпийском комитете. Она была ей позарез необходима...

– Смешно, правда? Но что-то ты не в форме, подруга, как я погляжу. Поссорилась со своим царем зверей?

– Нет, Алка. Я, как вернулась, его еще не видала. Просто настроения нет.

– Ну не буду мешать тебе печалиться. Я еще к парикмахеру записана сегодня. Побегу, да? Не грусти, Региша, все пройдет. Леве привет. Бай!

Для Регины Альтовой, выдающейся биатлонистки, золотые победные времена давно остались позади. И хотя готовность у спортсменки и сейчас была неплохая, кое-кому из молоденьких соперниц вполне еще фору даст, из сборной она ушла. Все, что могла сделать для страны, она сделала. Завоевала титул олимпийской чемпионки, навечно внесла свое имя в историю спорта, прославила Россию...

То был самый драматический момент Игр, надолго оставшийся в сердцах болельщиков этого вида спорта. В биатлонском спринте на семь с половиной километров со стрельбой на двух огневых рубежах Регина стартовала тридцать третьей. Минутой позже ушла на дистанцию опытнейшая немка Катарина Моторс. И та и другая сделали по одному промаху, который означал полторы дополнительные сотни метров дистанции. Теперь все решить должен был бег.

Иногда и нынешними ночами, почти восемь лет спустя, ей снился тот кошмар.

Когда не хватает свежего зимнего воздуха, сердце вот-вот проломит изнутри грудную клетку, в глазах темно, а ноги сводит судорогой и они отказываются идти, невероятно трудно просто пошевелиться, сдвинуться с места, не то что бежать, лететь к финишу...

А она летела. Хотя самой ей казалось, что она стояла на месте, из последних сил пытаясь хотя бы ползти. Она в голос кричала на последнем подъеме из-за невыносимой боли в ногах. А в одной минуте сзади так же стремилась к победе Катарина. Тренеры вели ее по времени Альтовой. Догонять в спорте, зная график впереди идущего соперника, всегда много легче. Знаешь, где нужно прибавить, а где можно расслабиться, передохнуть, поберечь силы. И одержавшая немало подобных побед Моторс прекрасно знала, как, держась за спиной у русской, она на последних метрах прибавит и обойдет эту наглую девчонку. Знала. Прибавила. Но обойти не смогла.

Семь десятых секунды решили исход этого потрясающего по напряжению спора. Молодая в ту пору Регина – почти на десять лет младше соперницы, а в спорте это целая жизнь – справилась с собой, с нервами, с тяжким грузом ответственности и бременем лидера. И принесла России олимпийское золото – единственную золотую медаль в биатлоне на этой Олимпиаде. «Девчонка» просто совершила подвиг. Чего это ей стоило, знала только она.

Долго еще, просыпаясь ночью в липком поту, она никак не могла понять, где находится. Что это ноги запутались в сбившейся простыне, а не усталость сковала их на снежной трассе. И ей не нужно больше никуда бежать, а можно просто перевернуться на другой бок и прикрыть глаза. И смотреть другой – добрый – сон...

Родилась Регина в небольшом живописном городке на Южном Урале. И первым ее тренером стал отец: в прошлом известный лыжник, а к моменту рождения дочери – молодой тренер, впрочем, уже воспитавший одну неплохую спортсменку-биатлонистку, которую привлекли в сборную страны. Но отец не видел в дочери стрелка, не хотел приучать к оружию, и вплоть до окончания школы Альбина серьезно занималась только лыжами и даже добилась кое-каких результатов.

После окончания школы она уехала в северную столицу, поступив на только что открывшийся факультет менеджмента в институт инженеров железнодорожного транспорта еще в то время, когда появилась мода на такую специальность, но мода переименовывать все учебные заведения в академии и университеты еще не набрала нынешнюю силу.

В институте в чести был биатлон – и Регина решила попробовать себя в этом виде спорта. Подошла с лыжами в начале зимы к тренеру институтской команды: покажите, что нужно делать. Он без лишних разговоров загнал ее на дистанцию. После финиша, косясь на секундомер, смилостивился: оставайся. Покажу.

Дело было, казалось, нехитрое. Бери ружье, становись на лыжи и беги в зимний лес, будто на охоту. К слову сказать, биатлон как вид спорта и начинался еще в восемнадцатом веке с противоборства скандинавских охотников. Первые международные спортивные соревнования уже в середине века двадцатого тоже начинались «гонками военных патрулей», вооруженных полноценными боевыми карабинами, и только многие годы спустя их заменили малокалиберными винтовками.

Да, вроде бы все просто. Но есть в биатлоне одна специфическая и непростая особенность: комплексное сочетание в одном соревновании различных по физиологическому воздействию на организм видов спорта – скоростной гонки и стрельбы. И далеко не всякому лыжнику или стрелку суждено добиться высоких результатов в таком несочетаемом двоеборье.

С первых же шагов в новой для нее спортивной дисциплине стало видно, что Альтова – на редкость одаренная спортсменка. Выяснилось, что помимо умения неплохо катить на лыжах у нее крепкие нервы, верный глаз и твердая рука. С каждым годом росли ее скоростные и стрелковые показатели, с каждым сезоном она все выше поднималась в табели о рангах. Норматив мастера спорта по биатлону она выполнила уже на втором курсе – в 1989 году. С 1993 года она, уже москвичка, – победительница чемпионата мира и мастер спорта международного класса, а после замечательного выступления на Олимпийских играх Регине было присвоено звание заслуженного мастера спорта.

Это был ее пик, расцвет, вершина. Повторить олимпийский успех Регине больше не удалось. Но она безоговорочно числилась в «основе» сборной. Были отличные гонки и заслуженные победы. Она стала трехкратной чемпионкой мира. Не раз выигрывала этапы Кубка мира. Но на следующей Олимпиаде она довольствовалась только бронзой в составе эстафетной команды. И хотя ее пребывание в национальной сборной никто не ставил под вопрос, саму себя не обманешь: силы шли на убыль. Давал знать о себе возраст и застарелые травмы: тридцать пять это, увы, не двадцать семь, в зимний Турин в следующем году ее могли уже не взять...

Конечно, известны примеры, когда и сорокалетние ветераны выигрывали Олимпиады. Но они потому и известны, что это исключительные случаи. Для такой победы помимо физической готовности должно иметь такой настрой, такое жгучее желание, какого и у юниоров не сыщешь. Ничего сколь-нибудь подобного – вообще ничего, кроме усталости – Регина в себе не ощущала. Поэтому собрала в Санкт-Петербурге, который со студенческой поры любила и по-прежнему считала своим городом, пресс-конференцию, заявила, что покидает сборную, освобождая дорогу молодым, хотя и не отказывается от участия во внутренних соревнованиях. Для поддержания тонуса. Поступок, как оказалось, заметили и оценили. Именно тогда на нее с интересом взглянул Калачев, который к спортсменам относился чаще всего как к неразумным детям. А в этой биатлонистке он увидел женщину...

А женщине надо было думать, как устраивать дальнейшую жизнь, поскольку она ничего больше не умела, кроме как носиться на лыжах и метко стрелять. Благодаря своим победам Регина была состоятельным человеком и могла жить безбедно многие годы, даже ничем себя больше не утруждая. Но ей, привыкшей к напряженному труду, непременно нужно было чем-то себя занять. Но чем? Хотя специальность у Альтовой формально была, она не проработала по ней ни одного дня. И сама прекрасно отдавала себе отчет, какой из нее менеджер железнодорожного сообщения и прочих путейных дел.

Искать себя Регина пыталась давно. Пока отдыхала от прошлой Олимпиады, успела попробовать себя на тренерской работе в родном башкирском городке Белорецке. Но не лежала у нее душа к возне с ребятишками несмышлеными. Они ее раздражали больше, чем нужно. И даже радость от растущих результатов у воспитанников не могла перевесить накапливающегося в душе недовольства. Явно не тот нервный склад у нее был. Не хватало терпения и доброты.

Пару раз совместно с комментаторами она пробовала вести репортажи с зимних лыжных соревнований, и вроде бы неплохо у нее получалось, но чувствовала Регина, и телевидение – все-таки не ее стезя. Ей требовалась нагрузка – если не физическая, то психологическая. Ей требовалось решать проблемы, ей требовались стрессы. Болтовня же с экрана казалась ей делом несерьезным. Сродни эстрадным выступлениям или бесконечному интервью.

А тут вдруг, как только она достаточно громко вышла из сборной, Слава Калачев, с которым они несколько раз пересекались при подготовке к крупным международным стартам, а однажды даже крупно поссорились, да и вообще долго были, что называется, на ножах, стал проявлять к ней явный интерес. Завлекал. Сулил работу в Российском олимпийском комитете. Не просто сулил, а фактически гарантировал, будучи уверенным в том, что и впредь будет руководить этой организацией.

Регина решила – была ни была! – попробовать себя на поприще спортивного функционера. Характер у нее волевой, с людьми при желании она умела договориться, с делами в федерациях зимних видов спорта была знакома не понаслышке. А уж проблем, требующих решения, хватало в спорте выше крыши. У нее могло и выйти.

Однако вопрос решался через интимную связь. Об этом Славик заявил биатлонистке нагло и недвусмысленно, не слишком беспокоясь даже, как это будет ею воспринято. Более того, планируя «инспекционную поездку» в Сочи, то есть собираясь в бархатный сезон отдохнуть с полмесяца на халяву, он и Регине, оформленной пока по договору консультантом строительства лыжного стадиона, заказал на недельку очень неплохой гостиничный номер по соседству. Словно бы знал, что она никуда не денется. «Сука он, конечно, – думала Регина, – а с другой стороны, меня ведь никто и не заставлял...»

Ну что же, не секрет, что именно таким общеизвестным способом решается большинство вопросов в любых властных структурах – будь то власть государственная или общественная. В политике, в спорте, на эстраде, в искусстве и литературе – всюду женская участь одинакова, так понимала это для себя Регина, давно и надолго наученная тренерами. И, поразмыслив, отправилась с шефом на курорт. И старалась в постели целую неделю изо всех сил – будущий работодатель должен был остаться доволен...

В последний вечер, как только Калачев ушел, она долго принимала ванну – хотелось дочиста отмыться от всего, потом добралась до постели и сразу же уснула. Встала по звонку портье, который напомнил, что в половине пятого от гостиницы идет специально заказанный микроавтобус в аэропорт. Так и уехала, ни о чем не догадываясь. Уже только в Москве в новостях увидела, что там ночью произошло. Как-то не по себе с того времени ей стало. Все ждала, когда ее арестовывать придут – ведь не докажешь же ничего и никому, если дело шить начнут. И не отвертишься, не отбрешешься – все равно раскопают, да и добрые люди найдутся, которые подтвердят: она последняя его живым видела. Он ведь почти сразу с балкона-то и шагнул. Она в ванну, а он на балкон... Что же она ему такого сделала?..

Господи, сними грех с души...

Но, к ее удивлению, за ней не шли. Минула неделя, но никакая милиция к спортсменке интереса не проявляла. И она стала приходить в себя. Но теперь появилась другая назойливая мысль: а вдруг узнает Лева?

Формально она была женщиной свободной. Так вышло, что вся молодость ушла на тренировки и соревнования. Мимолетные романы с тренерами и спортсменами не вылились ни во что значимое: ни семьи у нее, ни детей. Но в последний год появился внимательный ухажер. Партнер постоянный. Нормальный мужик вроде бы. Немного занудный и старомодный даже: не только в койку тащит при каждом удобном случае, но и цветы дарит, и в кино да рестораны водит. И не простой – начальник какой-то в той же милиции. Он бы помог, конечно, если копать под нее начнут. Отмазал бы. Но ведь и ему правды не расскажешь.

Нет, угрызений совести из-за «измены» Регина не испытывала. Какая же тут измена? Они никакими обязательствами со Львом не связаны. Вместе не живут. Семьи не создали. В конце концов, она взрослая самостоятельная женщина и вправе сама решать, под кого ложиться. Так и не для удовольствия же и не из бабской стервозности – для дела ведь. И не убудет ее из-за такого пустяка. Но все равно не хотелось, чтобы Лева узнал. Очень не хотелось. На душе ее было неспокойно еще и из-за этого. И уже третий день несостоявшаяся работница Олимпийского комитета искала успокоения в бутылке.

Она вспомнила Леву голым и, грустно усмехнувшись, налила полный бокал красного терпкого вина. Чокнулась с зеркалом:

– Что, Мария Ивановна? За геометрическую прогрессию? Ничего, будем живы – не помрем...

Визит в Москву пришлось отложить. Потому что «Москва» сама соизволила заявиться в Сочи.

Войдя в кабинет к Смирнову, Турецкий застал его стоящим навытяжку с телефонной трубкой в руке. Трубку, впрочем, городской прокурор тут же положил и, глядя на Турецкого, но обращаясь не к нему, а куда-то в пространство, произнес с неклассической вопросительной интонацией:

– К нам едет ревизор?

– Что-то случилось, Алексей Александрович? – выводя сочинца из непонятного транса, спросил Турецкий. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, Александр Борисович, – возвращаясь к действительности, ответствовал глава местной прокуратуры. – Нет, собственно, ничего экстраординарного не случилось. Просто не ожидал я такого внезапного визита.

– Кто этот «великий и ужасный», который собрался вас навестить? Чего вам-то волноваться? Ведь у вас сам президент уж месяц почти отдыхает.

– Президент в наши дела не лезет. Ему мэра нашего вполне для битья хватает.

– Ага, – понял Турецкий, – значит, начальство. Не Меркулов ли Константин Дмитриевич собственной персоной?

– Он тоже, – кивнул Смирнов. – И генеральный.

– Сладкая парочка, – улыбнулся старший помощник этого самого генерального и почесал в затылке. – Что им тут понадобилось? Уж не по нашу ли душу?

– Не знаю. Вроде бы именно к президенту по вызову. Просили только встретить завтра в аэропорту и разместить.

– Отлично, – Александр Борисович потер руки. – Я думал завтра в Москву лететь, но часть вопросов можно будет, похоже, решить прямо здесь. Если их президент на ковер вызвал, думаю, они нам не помешают. А помочь могут. Возьмете меня встречать их?

– Разумеется. Если вам это нужно.

– Вот и славно. А в Москву мне все-таки надо будет. Вы можете побеспокоиться насчет билета на послезавтра? На вторую половину дня.

– Обеспечим.

И прокурор Сочи нажал кнопку селектора для вызова секретарши...

Ночью начался дождь. Как раз в тот момент, когда его меньше всего ждали, из конденсировавшихся над Сочи уже в течение суток серых, насыщенных влагой туч он пролился: закапал по бетонным и каменным дорожкам, из белых превращая их в черные, усеивал сквозистым пунктиром стекла, нежно постукивал по подоконнику. Не свирепый весенний ливень, а первый тихий осенний дождь, негромогласный, умиротворенный. Под такой дождь отрадно спать, завернувшись в теплое одеяло, чтобы он всю ночь до утра нашептывал умиротворяющие сны.

А утром от вчерашних туч не осталось и следов. Восходящее солнце быстро высушило асфальт, вместе с водой испарилось и воспоминание о ночной прохладе. Ясное небо своей синевой будто намекало на то, что лето здесь в сентябре не заканчивается. Белые самолеты на ярком голубом фоне виделись чистыми и такими свежими, словно пахли не керосиновым топливом, а только что выстиранным бельем.

В прокурорском автомобиле, стоявшем прямо на летном поле, коротал время над свежими газетами Алексей Александрович Смирнов.

Его спутники – Александр Борисович Турецкий и Вячеслав Иванович Грязнов, который тоже изъявил желание поучаствовать в мероприятии, – сидели в пластиковых креслах зала ожидания и посматривали то на взлетно-посадочную полосу сквозь стеклянную стену адлерского аэровокзала, то на часы – в ожидании самолета, который должен был доставить на курорт генерального прокурора Российской Федерации и его заместителя, давнего их друга Константина Дмитриевича Меркулова. В ожидании Кости они не скучали: хватили по кружечке пивка в буфете и успели пошататься по аэропорту, дающему столько материала для наблюдений приметливому человеку.

В аэропортах особенно заметен переживаемый нашей планетой демографический взрыв: в любое время суток здесь не редеет толпа. Пассажиры, встречающие и провожающие, сталкиваясь, суетясь, громогласно доказывая что-то служащим аэропорта или с выражением скуки ожидания обосновавшись в креслах, при этом не выпуская из-под руки багажа, – привычная картина. На кого-то она навевает уныние, предвещая холодный и безличный мир будущего, кого-то, наоборот, бодрит, с подмигиваньем намекает на неизведанность приключений, которые ждут впереди. А возможно, именно здесь, на перевалочном пункте между землей и воздушной сферой, судьба подготовила для вас случайную встречу, которая перевернет всю вашу жизнь...

Правда, ничего судьбоносного на этот раз сыщику и следователю высмотреть не удалось, но что сразу поняли друзья, так это то, что они давно не обращали внимания на цвет неба, давно не веселила их сердца белизна воздушных кораблей...

– Дежавю, – пробормотал Грязнов.

– Да, я тоже об этом подумал, – согласился Турецкий. – Все, как весной. Не хватает только, чтобы сейчас из-за угла выскочили обеспокоенные и взъерошенные Галочка с Денисом...

– Свят-свят! Или что там говорят? Чур меня?

– Точно, – ухмыльнулся Турецкий.

Динамик в зале проиграл привлекающую внимание мелодию из двух нот – блямс-блямс! – и железный девичий голос робота-информатора объявил о прибывающем рейсе из Москвы.

Кудрявцев таким кортежем встречающих был удивлен, но виду не подал:

– Здравствуйте, господа, – пожал он руки Турецкому и Грязнову. – Приятель ваш не к вам в гости нынче.

– Мы знаем, Владимир Михайлович, – вежливо склонил голову Турецкий. – Но, если позволите, мы все-таки отняли бы у него несколько минут. Исключительно по делу.

– По делу Калачева, надеюсь?

– Именно так.

Помощь Меркулова действительно была сейчас жизненно необходима. Ведь в процессе работы следственной группы выяснилось, что материалы некоторых сторонних дел могут пролить свет и на дело о трагической гибели президента Российского олимпийского комитета. Полномочия, которыми наделили московских следователей, безусловно, были велики, но все-таки Турецкий в данном вопросе не был ни Богом, ни царем. Он не имел процессуального права вести или соваться в те дела, которые его заинтересовали. Они в соответствии с законом велись другими следователями. И для вмешательства в их работу, Турецкому прямо не порученную, ему, согласно УПК РФ, необходимо было получить указание Генпрокурора или его заместителя. Александр Борисович намеревался решить этот вопрос в Москве. Но, как известно, на ловца и зверь бежит.

– Не возражаю. Нам в «Бочаров ручей» к шестнадцати. Машина будет подана к Сочинской прокуратуре. Мне Меркулов будет нужен в прокуратуре раньше, уже к полудню. Поэтому сейчас у вас есть около полутора часов. Если ситуация изменится, позвоню.

Он обернулся к Меркулову:

– До Сочи сами доберетесь, Константин Дмитриевич?

Меркулов покосился на энергично кивающих друзей.

– Доберусь, Владимир Михайлович.

Генеральный прокурор России в сопровождении Смирнова направился к машине.

Троица принялась весело хлопать друг друга по плечам.

На посиделки в гостиничном номере друзья расположились с комфортом. Но от выдержанного коньяка Костя отказался категорически. Негоже к президенту заявляться навеселе. Даже если просто запашок учует – не сносить головы. И насчет причин прилета нежданно объявившийся друг распространяться сильно не пожелал. Сформулировал кратко: «На ковер!»

Выяснилось, что президенту без работы как-то не отдыхалось. И он решил устроить прокуратуре профилактическую взбучку. Тем более имелось за что. Некоторые громкие дела, которые президент всенародно «взял на контроль», тянулись уже по нескольку лет. Гибель известного журналиста, покушение на главу российской энергетики, трагедия в Беслане. Уже несколько раз парламентские комиссии расследовали обстоятельства этого теракта, но президент до сих пор не был доволен итогами их работы. Как не был доволен и работой прокуратуры. Последовательность действий должностных лиц во время трагедии и без специального расследования всем известна. На любой российской кухне это обсуждали благодаря ушлым журналистам. Но взрывотехническая экспертиза так до сих пор и не была проведена. И никто пока не знает, что это были за два взрыва в час дня третьего сентября, с чего началась стрельба, штурм, паническое бегство заложников? Как не проведена доселе и экспертиза по очагам возникновения пожара, от которого погибли люди. Получается, что следствие вообще ничего толком не выяснило.

– В общем, на ковре у президента вертеться придется, словно пескарям на сковородке, – доверительно сообщил Константин Дмитриевич. – Не дай бог, вспомнит и о Калачеве. А ведь вспомнит. Дело-то прямо у него под боком случилось. И что я скажу?

– Ну, Костя, ты прямо как девочка. – Грязнов, которого к президенту не приглашали, с видимым удовольствием глотнул коньяку и почмокал губами. – А... ничего. Скажешь, что следствие ведется. Что рассматриваются разные версии, но предварительно следствие все-таки склоняется к тому, что мы имеем дело с умышленным убийством.

– Ну?! – Меркулов аж подскочил в кресле. – И вы молчите?

– Много неясного, Костя. Извини, что не докладывали пока, но сомнений выше крыши по всем вопросам в этом деле. Единственное, что можем пока предъявить, – фотороботы посторонних лиц, замеченных у номера Калачева. Один из возможных свидетелей, то есть свидетельница, – сейчас в Москве. И мне хотелось бы самому с ней по душам побеседовать. Да и еще ряд дел. Я уже сегодня в столице быть собирался, но ваш приезд... – начал пояснять Турецкий.

– С ней? Да, Саня, каким ты был, таким остался. Орел степной, казак лихой, – промурлыкал Меркулов с усмешкой. – Ну и летел бы. Беседовал. Кто не дает?

Прищурив глаз, Константин Дмитриевич вопросительно поднял брови:

– Ты, Костя, мне тоже был нужен.

– Ага. Всем я нужен. Даже президенту. Ладно, давай-ка сначала на физиономии возможных убийц поглядим. Интересно же. А потом расскажешь, чем я могу тебе помочь.

Изготовлением фотороботов подозреваемой троицы занимался первый межрайонный экспертно-криминалистический отдел по обслуживанию городского Управления внутренних дел города Сочи, располагавшийся в подвальчике, приютившемся в небольшом внутреннем дворике самого Управления.

Хозяйство это было востребованным и весьма суетным. С утра до вечера сюда тянулись потерпевшие граждане, чтобы «нарисовать» грабителя, разбойника или насильника даже при полном отсутствии художественных способностей.

Фоторобот не является юридическим документом – к делу его не пришьешь, но хотя бы дает зрительное представление о преступнике, личность которого неизвестна к началу его розыска. И оперативные работники получают в общих чертах представление о том, кого им следует искать. Для «рисования» используется компьютерная программа «Faces», название которой в переводе с буржуазного языка на отечественный означает «Лица», специально созданная для составления таких портретов. Лицо составляется из 2800 вариантов различных фрагментов, начиная от макушки, лба и бровей и заканчивая двойным подбородком. Комбинируя на компьютере отдельные части лица, специалисты создают портреты людей, максимально похожих на правонарушителей. Начинается все со стандартной «болванки», а в ходе следующего этапа обработки фоторобот доводят, что называется, до ума.

Отрасль экспертно-криминалистического ремесла, связанная с составлением фотороботов, называется габитоскопией, а сам робот по-научному величается субъективным портретом. В противовес объективному, который рисуется с натуры, этот портрет составляют исключительно со слов очевидцев преступления. Сумеют «сказители» правильно отразить черты внешности – появится качественный фоторобот, имеющий сходство с разыскиваемым. Не сумеют – вся работа насмарку.

А здесь очень многое, если не все, зависит от того, как долго свидетель видел преступника, при каком освещении и с какого расстояния. И насколько у него развиты художественное воображение и зрительная память. Ведь порой люди, прожившие не один год вместе, и то не могут с ходу описать черты лица друг друга.

Но даже когда человек хорошо запомнил злоумышленника, идентичного портрета все равно не получится, да этого и не требуется. Цель экспертов – добиться, чтобы он обладал типажным сходством с разыскиваемым лицом. Например: худощавое лицо, крупный нос, узкие глаза, оттопыренные уши. Если все это совпадает с оригиналом, шансы на успешный розыск повышаются. Сходство субъективного портрета с реальным человеком должно быть не меньше чем наполовину – в противном случае искать преступника не имеет смысла.

На этот раз специалистам межрайонного отдела пришлось потрудиться по полной программе. Дело осложнялось тем, что образ разыскиваемого обычно хорошо сохраняется в памяти свидетеля в течение трех суток, а время было упущено.

Да еще вторым свидетелем, помимо внимательной горничной, была девочка восьми лет от роду, а по закону на составлении портрета ребенком непременно должен присутствовать кто-то из родителей. И если первоклашка оказалась очень смышленой и наблюдательной девицей, то к ее мамаше подобные эпитеты отнести было никак невозможно.

Она – администратор буфета при отеле, настолько привыкла «администрировать», а проще говоря, командовать, что пыталась рулить не только ребенком, но и криминалистами.

– Ну шо вы тут намалювалы? Мне Олеся говорила, шо этот вот тип – с усами – был кругломордый. И лопоухий. Надо зробыть, щоб покруглее, полопушистее.

Олеся округлившимися от недоумения глазами смотрела, как стройный, высокий, худощавый дяденька, которого она повстречала в коридоре, ведущем из фойе к ресторану, стремительно превращался в усатого Чебурашку. Пыталась что-то исправить, но мать ей слова не давала сказать.

– Ну помолчи, доча, когда старшие балакають. Не встревай, риднэнька, ты же менэ усе рассказала уже. Дальше мамка сама знает...

Пришлось идти на хитрость. Когда уставшая Олеся попросила пить, наглым образом соврали, что в здании с утра отключена вода. И отправили мамашу в магазин за минералкой. За те полчаса, когда командирша отсутствовала, девочка без помех смогла вполне уверенно вернуть портреты мужчин к изначальному состоянию без мамашиных дополнений, которое и оказалось самым точным.

– Вот, значит, какие. – Меркулов тасовал в руках распечатанные на фотобумаге виртуальные портреты.

– Да. Красавцы, – согласился Турецкий. – Объявлены в розыск. Но это еще не все...

Александр Борисович вкратце, поскольку время поджимало, ввел Константина Дмитриевича в курс всех дел. И о непонятной записке доложил, что в кармане пиджака Калачева обнаружил. И о подозрениях московского паталогоанатома. И о странной гибели известных журналистов. И о смертях в руководстве строительного концерна «Диалог». Рассказал, какая у следствия вырисовывается начальная версия: это убийство связано с предстоящей Олимпиадой в Сочи и, возможно, с началом строительства спортивных сооружений в Красной Поляне. Не скрыл он и своих собственных подозрений, касающихся заказчика одной или нескольких смертей.

Меркулов выслушал доклад очень внимательно.

– Ну что же, – сказал в конце. – Сдвиги видны, хотя можно было бы трудиться и поинтенсивнее. Если прием у президента надолго не затянется, я свяжусь с тобой вечером. Понимаю, о чем ты хочешь попросить. Полномочий, чтобы копать и вширь и вглубь, у тебя, Сань, действительно маловато. Если сегодня не удастся, завтра непременно нужно будет встретиться. Ты готовь пока ходатайство о проведении оперативных мероприятий – в том числе наружного наблюдения – в отношении Михаила Красина. Санкцию, конечно, только суд может дать. Но я ваши соображения до Кудрявцева доведу – он одобрение на ходатайстве напишет, не сомневайся. Суд здешний проштампует – куда денется? А в Москве будешь – на Богородский вал забеги.

– К Ольге Александровне? В городской?

– Ну да, можешь сразу прямо к ней. Она тебе не откажет. Ну и считай, что разрешение истребовать и анализировать дела, в которых так или иначе просматривается связь с делом Калачева, у тебя в кармане. Бумагу соответствующую получишь по факсу на адрес сочинской прокуратуры. Действуй!

– Спасибо, Костя! – искренне поблагодарил Турецкий.

– Не за что. Ты главное, работай. И не мешай работать мне, – Костя Меркулов расплылся в улыбке. – Эх, ребята, вот бы с вами бы да за убийцами побегать, за столом посидеть, а не...

Он только рукой махнул. Потом взглянул на часы и встал.

– Никуда не деться. Пора мне. Такси уже должно быть у подъезда.

– Ты помни, что даже если тебя уволят, ты нам все равно друг, – трагическим тоном напутствовал друга Александр Борисович.

– Ага. Ты, эта, ежели че, заходи, – голосом обожравшегося волка из смешного мультика просипел Грязнов, подыгрывая Турецкому. – Мы тебе коньяку оставим.

– Тьфу-тьфу! Ну и шуточки у вас, парни. Расстрелять вас мало. Ладно, я в любом случае зайду, не сомневайтесь. Так что, Сань, ты в Москву не улетай, пока меня не повидаешь. Лады?

– Лады. Удачи тебе там! Ни пуха!

– К черту!

Когда за Костей закрылась дверь номера, Саня со Славой налили еще по рюмочке. Молча чокнулись и выпили. А что тут было говорить? Руководители Генпрокуратуры фактически дали их следственной группе особые полномочия. И теперь у них, как говорится, были развязаны руки. Теперь бы еще немного удачи.