5
Померанцев ходил взад-вперед по кабинету, слушая, что говорил ему Гера Шестаков.
— Значит, посмотрел я этот новый протокол вскрытия тела Игната Фомина… Одну пулю, она однозначно из ТТ, прозектор достал при мне. Они про нее в тот раз в спешке то ли забыли, то ли не успели. Хотели его тело кремировать до нашего появления… Причем стреляли из ТТ в Фомина с близкого расстояния. Одна эта пуля могла его убить. Впрочем, все другие раны тоже могли бы быть смертельными, если бы он уже не умер.
— Еще раз. Ты все-таки утверждаешь, что он уже был мертв, когда в него стреляли из милицейских «Макаровых»? — остановился Валера.
— Да, именно так, не хуже меня знаешь. Пистолет ТТ в нашем МВД давно снят с вооружения, им пользуется не милиция, а киллеры, и все это знают.
— А зачем эти пули из ТТ старались скрыть?
— А то ты не знаешь?
— Я-то знаю. Мне интересно, что ты скажешь?
— Ну как же… Гера кивнул на местную газету, лежавшую на столе. — Вот статья, на самом видном месте, в качестве подсказки: «Успешная операция нашей доблестной милиции». И по ящику вчера показывали. Здешним ментам нужно было, кровь из носа, еще до выборов поймать этого маньяка, желательно мертвым, и отрапортовать избирателям, призвав их голосовать за Сабурова.
— Словом, — резюмировал Померанцев, — в морге успели извлечь две пули ТТ, а третью уже не стали искать, поскольку спешили побыстрее сжечь труп.
— А спешка хороша при ловле блох или при адюльтере с чужой женой, — кивнул Гера.
— Скажи, этот ТТ удалось идентифицировать?
— Ловить здесь нечего, — покачал головой Гера. —
Как ты велел, я отправил результат баллистической экспертизы факсом в нашу контору, откуда уже ответили: в картотеке таковой, незамазанный, не значится.
— Штучный ствол, — кивнул Померанцев. — Похоже, дорогого киллера они наняли, так? Кого-нибудь из элитного спецназа. А он этого Игната выследил и пристрелил там, в лесу… А через несколько минут подошли милиционеры и пристрелили уже остывший труп… Чтобы извлеченные из него пули указали на них как на бесстрашных героев борьбы с бандитизмом.
— Навстречу выборам, как писали в советских газетах, — добавил Гера. — Лично мне, господин комиссар, не остается ничего другого, чтобы внимать вашим безукоризненным логическим построениям, в очередной раз гордясь тем, что являюсь вашим соотечественником и современником в одном флаконе.
— Лесть на меня, увы, никак не действует, — сказал Померанцев. — Врожденный иммунитет. Но если ты со мной, как со своим начальством, всегда и во всем согласный, тогда скажи мне: что они, по твоему, сделали с киллером?
— По всем канонам, они просто обязаны его замочить, — сказал Гера. — Раз им нужно записать уничтожение серийного маньяка на свой счет. Прямо там же, в лесу. Типа случайно. Иначе попробуй потом его найди, этого Рэмбо наших дней. Он же тоже понимает, что им от него лучше избавиться. И не забывай, он сам кого хочешь…
— Не катит, — покачал головой Померанцев. — Ты забываешь, сколько на этой облаве было всякой ментуры. Слишком много свидетелей, тебе не кажется? Учти, желающих подставить свое начальство, из любых побуждений, всегда и везде сколько хочешь. Ему хорошо заплатят. А за молчание — вдвойне.
Он остановился, закурил, протянул зажигалку Гере.
— Тебе следует посовещаться с кем-нибудь из здешних сыскарей, — обиделся Гера. И тоже закурил.
— С кем? — удивился Померанцев. — С этим, с Осокиным? А ты? Ты не вставай в позу, ты спорь, постарайся высмеять мои доводы и суждения.
— Ну да, тебе я нужен, как доктор Ватсон, — хмыкнул Гера. — Опровергая мои глупости, ты, как Шерлок Холмс наших дней, хочешь прийти к правильному выводу… Все правильно. Буду я твоим начальником, назначу тебя доктором Ватсоном… Слушай, ты же вроде бросил курить? Как, впрочем, и я.
— Закуришь тут, когда знамя увели, — сказал Померанцев. — Значит, шарада решена? Первым в Игната Фомина стрелял киллер, он его и убил, а через несколько минут в труп стреляют наши братья меньшие. В смысле, милиционеры. Ну, это понятно, ты прав, хотят приписать себе заслугу, чтоб и отрапортовать…
— Я плагиатом не занимаюсь, — покачал головой Гера. — Это твоя ценная мысль.
— Так что они сделали с этим киллером, ты можешь объяснить? — остановился перед ним Померанцев.
— Ничего, — пожал тот плечами. — Киллер сбежал, в смысле, спрятался.
— Там была облава, — напомнил Померанцев. — Все время забываешь. Средь бела дня, палец, говорят, там не просунешь… Кто там может спрятаться? Вот где он сейчас? Не под землю же он спрятался?
— Чтоб тебе задать эти вопросы не мне, а участникам облавы! — с чувством сказал Гера. — Думаешь, у меня других дел нет? Ты вон сколько поручений на меня взвалил!
— В том-то и дело, — сказал Померанцев и посмотрел на часы. — Я как раз готовлюсь к этим расспросам.
— С минуты на минуту они должны за мной заехать, и сразу поедем ставить следственный эксперимент на место гибели Игната Фомина.
— Разве его еще не проводили? — удивился Гера.
— Они и вскрытие проводили без нас, — напомнил Померанцев. — Пора бы привыкнуть: за ними приходится перепроверять.
— Валер, сядь, не мельтеши… — сказал Гера. — Я тут вспомнил… Меня Александр Борисович Турецкий как учил? Если наряду с понятными явлениями происходят связанные с ними странные и необъяснимые, попробуй объединить их вместе. Найди, что у них может быть общего. Тогда, возможно, понятное поможет тебе объяснить непонятное.
— Ну да, это как при переводе иностранного текста, — сказал Померанцев, сев рядом на стул и еще раз взглянув на часы. — Известные слова помогут понять смысл всей фразы, а через него можно узнать, что означают неизвестные слова… А ты пробовал когда-нибудь объединять?
— Не приходилось, — вздохнул Гера. — Не для моего среднего ума. Видишь, ты сразу усек, а до меня еще долго доходило…
— Тебе всегда и так все было ясно? — усмехнулся Валера.,
— Не сказал бы. Но этот совет почему-то запомнился. Может, он тебе пригодится?
— Все может быть, — кисло сказал Померанцев. — Всякое бывает.
— Мне здесь говорят: сразу видно, Генпрокуратура приехала, — задумчиво произнес Гера. — Вот как вы, мол, сюда приехали, так маньяка этого ухлопали, и все тихо стало. Никого больше не убивают…
— Не обольщайся, — хмыкнул Померанцев. — То ли еще будет.
Потом, когда они ехали с милиционерами на место убийства Игната Фомина, Померанцев несколько раз вспоминал совет Турецкого. Черт его знает, думал он, что-то в этом есть. Что и с чем в нашем случае можно объединить? Например, эта гильза от «Макарова», принадлежавшего Игнату Фомину, найденная возле крыльца дома убитой Анны Прошиной. В кого он там стрелял? И где эта пуля? Промахнулся? Говорят, после нахождения этой гильзы там каждую пылинку осмотрели и своими руками перебрали… Врут, поди, насчет каждой пылинки, но поди проверь.
И здесь, кстати, есть некая странность. Только наоборот. Нашли пулю из ТТ в теле убитого, того же Игната, а гильза-то где? И вроде есть что-то общее, есть. Хотя и не связано единством места и времени, как в хорошей пьесе.
Что связывает оба эти события? А то, что и там и там это старались скрыть. Зачем, почему скрывали гильзу возле дома Прошиной, потом пулю в теле убиенного Игната? Обычное разгильдяйство? Или хотелось быстрей отделаться, да и лень обломовская? И все это вместе с желанием побыстрее от нас отделаться. Так будет, пожалуй, вернее.
Когда подъехали к Ельнинскому лесу, Померанцев тронул плечо водителя «газика», в котором ехал.
— Я пройдусь пешком, — сказал он. — Поезжайте, только не быстро, помедленнее, чтоб я знал, в какую идти сторону. Далеко тут еще?
— Метров триста, — сказал водитель.
Через минуту он об этом пожалел. Надо было надеть резиновые сапоги. Грязь, местами непролазная. Лучше идти по высокой и мокрой траве и промокнуть там насквозь, чем чавкать и дальше по глине…
Он тоскливо посмотрел на небо. Дождик моросит и моросит… До сих пор думал, что такие мелкие и противные дожди могут быть только в Москве. А они по всей России. Вот откуда эта вселенская тоска, заглушить которую можно только водярой…
Так что мы там хотим увидеть, Валерий Александрович? Конкретно? А хотим мы там видеть место, где убили Игната Фомина… Правильно? Чтобы понять, что же там произошло. Несмотря на всю лапшу, которую собираются повесить нам на уши…
— Может, сядете? — спросил сидевший за рулем старший из омоновцев по фамилии Илюхин, крепко сбитый парень с медным лицом. Он приоткрыл дверцу, выглянув из машины. — Грязь смотрите какая.
— Пожалуй… — он догнал машину, тщательно вытер травой ботинки.
Ангина, кажется, обеспечена, подумал он. Надо бы попарить ноги, когда вернусь в гостиницу. Кстати, не забыть бы встретиться там с Игорем. Обещал сегодня вернуться из Красноземска, где население ломает себе голову, которого из своих бандитов посадить себе на шею на следующие четыре года.
— Вот это место, — сказал водитель, остановив машину.
Здесь уже стояли два «газика», из которых выбирались другие милиционеры, смурные, недовольные. Осокин с маской оскорбленной добродетели остался в машине.
— Итак, кто из вас будет Фоминым? — спросил Померанцев.
Они переглянулись. Никому не хотелось валяться на мокрой траве, изображая труп.
— Вот он. — Милиционеры в шутку вытолкнули самого молодого, одетого в брезентовую накидку.
— Он был при этом? — спросил Померанцев у Илюхина.
— Да нет вроде, — пожал тот плечами. — Слышь, Сереж, ты где был при прочесывании?
— В другом месте, — сказал Сережа. — Вон там, где ребята второго подстрелили. — И он махнул рукой в сторону лужайки, где был убит Леха.
— Это ничего. Он и в прошлый раз, при первом следственном эксперименте, тоже изображал Фомина, — сказал меднолицый Илюхин. — И все нормально прошло.
Наверно, уже легенды сложили насчет моего педантизма и занудливости, подумал Померанцев. А когда уеду, будут передавать из поколения в поколение.
— Ладно, — сказал он вслух. — Пусть будет Сережа. Вы бы тоже подошли сюда, — сказал он Осокину. — Вы же писали протокол? И здесь же схема расстановки действующих лиц — вашей рукой…
Он достал из папки и перелистал протокол следственного эксперимента
— Так, и кто из вас первый стрелял в преступника?
— Ты, Андрон, верно? — сказал Илюхин.
Он обернулся к угреватому, хмурому и долговязому парню. Тот молча кивнул и сплюнул окурок в траву. Похоже, не нравится ему этот театр, подумал Померанцев.
— Потом он… — Илюхин кивнул на другого, такого же матерого, как он сам, омоновца, только более кряжистого. — Ну потом я.
— Ладно, — кивнул Померанцев, — теперь вы встаньте, как тогда, по этой схеме… — Он провел пальцем по рисунку, приложенному к протоколу. — А Сереже еще раз покажите, где и как он при этом стоял. Все верно? — спросил он Осокина.
Тот молча кивнул.
Они встали, переглянувшись, вокруг одетого в брезент Сережи, примерно на расстоянии трех — пяти метров. Будущий покойник, подумав, поднял руки вверх.
— Он разве сдавался? — удивленно спросил Померанцев.
— Сделал вид, — пояснил Илюхин, — а потом рванул через кусты на него. — И указал на долговязого.
— В эту сторону? — сомкнул брови Померанцев. — Что-то я не совсем понимаю…
— Сейчас поймете. Ну давай беги, как тебе показывали, до этих кустов, и сразу падай! — сказал меднолицый Илюхин Сереже.
Тот рванулся в сторону долговязого, потом упал в кусты. И остался там лежать, дожидаясь команды.
За идиота держат, подумал Померанцев. Ну да, они могут не знать насчет пуль из ТТ. А начальство не успело предупредить. Или решили замять на более высоком уровне, раз не удалось соврать?
— Значит, он выбежал отсюда, так? — спросил Померанцев, кивнув в сторону березок. — Потом здесь остановился, поднял руки вверх и рванул на вас? — спросил он долговязого и угрюмого.
Тот кивнул, продолжая хмуриться.
— И вы выстрелили? Покажите как…
Тот пожал плечами, переглянулся со старшим, вытянул руку с пистолетом…
Ну-ну, забавлялся про себя Померанцев. Сейчас ты мне будешь туфту впаривать, а я сделаю вид, будто поверил.
— Он был к вам лицом? — спросил он вслух. — Раз уж бежал на вас?
— Ну, — сказал тот. (Еще немного — и бросит пистолет. Плюнет и уйдет куда глаза глядят.)
— Это ваш пистолет? — спросил Померанцев, краем глаз заметив, как насторожился Осокин. — Посмотрите на номер, это точно ваш?
— Ну мой… — пожал плечами угрюмый, коротко глянув на свой пистолет.
— А в чем дело? — спросил меднолицый Илюхин, бросив взгляд на Осокина. — Все так и было.
Наверно, репетировали еще до получения результатов баллистической экспертизы, подумал Померанцев. А сменить легенду забыли. Или не было команды. Ох, погубит когда-нибудь Россию это всеобщее разгильдяйство.
— Пуля, попавшая в Фомина спереди, была выпущена не из вашего пистолета, — сказал Валера угрюмому. — Вот схема, которую я потом составил, после изучения результатов баллистики. — Он развернул вытащенный из кейса лист бумаги, где карандашом было изображено человеческое тело и три кружка с номерами на нем. — Здесь номера ваших пистолетов в тех местах, где он получил раны. Видите? — Он нарисовал эти кружки на брезентовой накидке молодого омоновца, изображавшего Игната Фомина. — Именно вы, — он указал на кряжистого, — должны были быть на его номере, ибо вы попали спереди. — Затем указал на угрюмого. — А он, в свою очередь, на вашем, — обратился Померанцев к Илюхину. — Вы, ребята, все перепутали. Лапшу вешать тоже нужно умеючи, правда? — обратился он к Осокину.
Они молча переглянулись. Угрюмый смотрел в землю. Сейчас, на их месте, я бы меня застрелил, подумал Померанцев. Прямо здесь, не сходя с места. А кто узнает? Мы были в лесу одни, без свидетелей. Случайно, мол, нажали на спуск, забыв разрядить пистолеты. Драма на охоте. Только этот, угрюмый и долговязый, может их подвести. Противно ему. Не нравится это все, ох как не нравится… И они это не хуже меня видят. Придется и его… А две драмы на одной охоте— уже перебор. В Москве могут не поверить. Но мне тоже не следует ждать милости от Осокина, как Мичурину от природы.
— И еще, — сказал Померанцев, пристально глядя на угрюмого. — Вы, наверно, не в курсе. В погибшего стреляли еще до вас. В спину. И попали. Или вы это не знали?
— Не-ет… — растерянно протянул меднолицый Илюхин, оглянувшись на Осокина. — Выстрелы тут вроде были. Может, в него попали и он в шоке был, когда на нас выскочил?
— Жмурики бегать не умеют, — покачал головой Померанцев. — Даже будучи в шоке. Поэтому не надо мне вешать лапшу на уши. Вам так приказали, я понимаю… Теперь хотите услышать, как все было?
Они молчали, глядя в землю.
— В него до вас три пули влепили. Две раны смертельные. И были выпущены из пистолета ТТ. А он с вооружения МВД давно снят. Понимаете? Он был уже мокряк, когда вы в него стреляли! У него кровь начала сворачиваться, когда вы ему влепили свои пули! И потому она свернулась и уже не вытекала! Это всем понятно?
Они молчали. Не на них надо орать, подумал Померанцев, остывая. Зря я так. У них корпоративная солидарность, они не хотят связываться с начальством и все такое…
— Словом, мне придется обратиться к своему руководству с целью возбудить уголовное дело по факту попытки использования служебного положения, чтобы ввести в заблуждение следователей Генпрокуратуры. А это статьи двести восемьдесят пять и двести девяносто два, — сказал Померанцев вслух, обратившись к Осоки-ну. — Сейчас я сам составлю протокол следственного эксперимента со всеми выводами, а вы — подпишетесь!
— Валерий Александрович, можно мы отойдем… — Голос Осокина дрогнул, он поднял глаза на Померанцева. — Мне нужно кое-что вам сказать.
Померанцев медленно обвел всех взглядом. Кажется, все всё понимают. В спину стрелять не будут. Он пожал плечами и отошел вслед за Осокиным за молодую сосну с обнаженным корневищем.
— И не вздумайте дальше врать и вилять, а также использовать этих ребят, — сказал он, кивнув в сторону понуро молчащих омоновцев. — Вы их подставили. Использовали в своих целях, какими бы благими они ни были!
— Да какие у меня могут быть цели! — махнул рукой Осокин. Его лицо теперь казалось смертельно бледным и вытянутым. — Не мои это цели, понимаете?
— Ну да, я отсюда скоро уеду, а вам здесь оставаться, — кивнул Померанцев, пристально глядя на него. — Знакомая песня. Вы, мол, там в Москве у всех на виду и в безопасности, а меня тут без хлеба сжуют.
— А что, не так? — В глазах Осокина теперь светился вызов. — Вы понимаете, что будет с нами и нашими семьями, когда вы тут добьетесь правды, и только вас и видели! А они, — он показал пальцем вверх, — останутся здесь в любом случае. При любом исходе выборов и любом раскладе.
Померанцев не ответил. Есть в этом своя сермяжная правда, есть… Осокин, конечно, не боец, обычный запуганный чиновник. Плевать ему на честь и профессию..^ уже давно плевать. А как бы ты на его месте? Вот то-то… Скорее всего, настоящих бойцов за справедливость, если такие здесь и были, давно извели, и путь бандитам к власти оказался открыт. Чем те и воспользовались. Наверх двигали только своих, и вот — додвигались. А сегодня — чего стесняться-то? И, главное, кого? Никто ведь против слова не скажет. Да и электорат туда же… Красные пришли — грабят, белые — тоже, бандиты, те вроде уже насосались. И у них лучше получается то, за что они берутся, чем у этих болтунов.
— Думаю, мы не можем здесь это долго обсуждать. — Померанцев кивнул в сторону омоновцев. — Но поговорить есть о чем. Но не здесь и не сейчас. Жду вас завтра утром у себя, к девяти ноль-ноль. Там и напишем протокол.
Осокин молча кивнул.
Для таких, как он, вопрос вопросов — кого он больше боится на данный момент, подумал Померанцев, меня или хозяина. Хозяин о нашем разговоре пока ничего не знает. Значит, сделаем так, чтобы меня он боялся больше.
— Будешь и дальше морочить мне голову — загремишь по совокупности! — негромко, но внушительно сказал Померанцев, неожиданно для себя, как уже было однажды, при обнаружении гильзы, перейдя на «ты».
И отошел от сосны, едва не споткнувшись об ее корень. Чертыхнулся, поднял глаза и встретился взглядом с Илюхиным. Не нравится мне это все, подумал Валера, садясь в машину, нет, не нравится. Особенно это многозначительное молчание краснорожего Илюхина.
— Сергей Васильевич, вас к дому подвезти? — вежливо спросил Илюхин у Осокина.
— Да, если можно… — отстраненно, ни на кого не глядя, ответил тот.
— А вас до гостиницы? — на этот раз Илюхин спросил у Померанцева, после того, как Осокина высадили возле небольшого двухэтажного дома с облупленной, грязной штукатуркой. Высоковольтный переулок, дом 4, отметил про себя Валера. Ну и название. Значит, где-то должен быть Низковольтный, не иначе.
— Да… Устал я с вами, — мрачно сказал он вслух. — И не пойму я вас… Ладно, до завтра. Хочу сегодня отдохнуть, отключу все телефоны, приму ванну… Вы не подскажете, где вы так здорово загорели? — неожиданно спросил он Илюхина. — Вроде у вас здесь все бледные, будто и лета никакого не было.
— Дожди с июня как зарядили, так и не заканчиваются, — охотно ответил кряжистый и примолк под пристальным взглядом Илюхина.
— С детства, — буркнул он. — Мама уродила таким, теперь вот все вопросы задают.
Ну это ты врешь, подумал Померанцев. Альбинос, можно сказать, и чтоб кожа такая смуглая? Загорал, конечно. Хорошие бабки стоит такой загар, кстати говоря. В России такого ровного и красивого не найдешь…
Возле гостиницы он дождался, когда они уедут, поймал такси и погнал назад в Высоковольтный.
Квартира Осокина была на нижнем этаже. Входная дверь противно завизжала ржавой пружиной. Открыла ее, по-видимому, жена Осокина, пожилая, старше его возрастом, в неряшливом халате, со сбитой набок прической. Сам Осокин в майке и тренировочных штанах стоял сзади и смотрел враждебно. Из квартиры доносился запах стирки, смешанный с кухонными запахами.
— Извините, — сказал Валера. — Сергей Васильевич, можно вас на пару слов?
— А что случилось? — спросила жена. — Вы когда-нибудь оставите его в покое? Что вам еще от него нужно!
— Тася… — попытался остановить ее Осокин.
— Как вы можете такое говорить? — удивился Померанцев. — Вы же видите меня впервые…
— Кто вас не знает! — Она задвинула локтем назад мужа, попытавшегося выдвинуться на первую позицию. — Думаете, приехали из Москвы и можете всем тут указывать, да? Вам, думаете, оттуда виднее?
Вот откуда ноги растут, подумал Померанцев. Слишком много начальства на голову одного бедного Сергея Васильевича. Дома и то командуют, требуя доклада обо всем происходящем…
— Тася! — На этот раз Осокин повел себя решительнее. — Помолчи. Одну минуту, я только оденусь… Подождите меня возле подъезда, хорошо?
Померанцев успел выкурить сигарету, прежде чем сзади снова — до мороза по спине — завизжала дверь.
— Сергей Васильевич… — вздохнул Померанцев. — Поймите меня правильно. Вам есть где переночевать этой ночью? Завтра же я отправлю вас вместе с семьей в Москву, там вы будете в безопасности. Вы понимаете, о чем я?
Осокин обреченно махнул рукой. И тоже закурил.
— Негде. Да и незачем… Разве что у тещи. Если захотят, найдут и там.
— Вы, по-моему, не до конца понимаете…
— Все я понимаю, — усмехнулся Осокин. — Для вас я ценный свидетель. Но они это тоже понимают.
— Да кто они! — воскликнул Померанцев, потом беспокойно оглянулся.
Вроде никто за ними не следит. Никаких машин, стоящих неподалеку. Никто не разглядывает внимательно афиши и плакаты с призывами голосовать за Сабурова или Солодухина…
— У тещи вас найдут, — сказал Померанцев. — Это верно. Но может быть, у вас есть тайная любовница, про которую никто не знает и которая вас примет до утра?..
Должна же у тебя быть, при такой-то жене, на стороне какая-нибудь баба, подумал он, ведь нестарый еще мужик.
— Даже если бы у меня на стороне была женщина… — Осокин бросил под ноги сигарету и затушил ее ногой. — Мою больную дочь она все равно не примет. Как будто вы не знаете, Валерий Александрович! Не найдут меня, возьмут дочь в заложники… А у нее диабет. Инсулин ей искать никто не будет… Ладно, до завтра. Надеюсь, они ничего до завтра не успеют.
