Книга: Волга впадает в Гудзон
Назад: 11
Дальше: 13

12

Мария Ипатьевна медленно осела на кухонный табурет и с трудом заставила себя перевести взгляд с незваного гостя, все еще пытавшегося подсунуть ей какую-то официальную бумажонку, испещренную печатями, на мужа.
Степан Петрович был бледен — он всегда бледнел, когда что-либо выбивало его из колеи, — но вполне спокоен, во всяком случае внешне.
— Степа… — Женщина почувствовала, как немеют у нее губы, — следовательно, приступ астмы, которой периодически страдала, почти на подходе. Она попыталась взять себя в руки. — Степа, что… что все это значит?
— Успокойся, Машенька. — Он повернулся к мужчине, имени которого она не запомнила. — Действительно, не могли бы вы поконкретнее объяснить, по каким причинам наша машина понадобилась со столь, я бы сказал, странной целью?
— Все просто, — улыбнулся оперативник. — Понадобилась она всего лишь для следственного эксперимента… Вы, разумеется, слышали о том, что произошло в вашем поселке?
Слепцов слегка пожал плечами, но от Марии Ипатьевны не укрылось то, как еле заметно дрогнули уголки его губ: это означало, что муж нервничает.
— Если вы имеете в виду убийство…
— А что, помимо гибели вашего соседа произошло что-то еще?
Степан Петрович, слегка усмехнувшись, пожал плечами:
— Ну в принципе ежедневно что-либо постоянно случается… Так при чем тут наша машина?
— Несколько свидетелей преступления показали, что на месте убийства находился синий «субару», исчезнувший оттуда сразу после взрыва.
Полковник слегка округлил брови:
— И что же? Вы ж не полагаете всерьез, что ваши свидетели в состоянии опознать конкретный «субару» среди нескольких машин одной и той же модели?.. Кроме того, будь я на месте водителя, я бы тоже не стал навязывать себя органам в качестве свидетеля убийства, оказавшись там случайно…
— Так вы отказываетесь предоставить ваш «субару» для следственного эксперимента?
Никаких контраргументов Слепцову оперативник приводить не стал.
— Боже упаси! — Степан Петрович покачал головой. — Просто хотелось бы выяснить, как долго этот ваш эксперимент продлится и соответственно когда моей супруге вернут машину? Продукты мы закупаем в городе, как вы понимаете, это довольно далеко.
— Думаю, машину мы в состоянии вернуть завтра к вечеру.
— Как, Машенька? — Слепцов повернулся к жене. — Что там у нас с холодильником, еще не совсем опустел?
Мария Ипатьева как-то неопределенно мотнула головой: удушья она больше не чувствовала, но тревога, охватившая все ее существо в тот момент, когда оперативник переступил порог дома, не только не отпустила женщину, но, кажется, сделалась еще навязчивее.
— Запасные ключи на месте? — задал очередной вопрос Степан Петрович, и она снова кивнула.
Полковник выдвинул ящик кухонного стола, достал ключи и вручил их оперативнику:
— Вот пожалуйста… Правда, никакой гарантии, что она по-прежнему на парковке, дать не могу: друг моего сына должен был сегодня в течение дня забрать машину… Мы, знаете ли, решили последовать нынешней традиции и освятить свои колеса…
Он смущенно улыбнулся и вслед за вежливо поблагодарившим его гостем двинулся ко входным дверям. Мария Ипатьевна, оставшись одна, перевела наконец дыхание и, поднявшись, двинулась к буфету, достала свой аэрозоль, хотя приступ явно отступил.
— Маша, тебе что, плохо?!
Степан Петрович, проводивший оперативника, возвратился очень быстро и теперь, стоя в дверях, с тревогой смотрел на жену.
— Нет, Степа, это я для профилактики… Степа, что происходит?
— По-моему, этот тип вполне внятно ответил на твой вопрос. — Слепцов жестко сжал губы.
— Я не об этом, ты прекрасно меня понял…
— Машенька, перестань, — голос полковника сделался мягче, — тебе вредно волноваться, тем более не стоит это делать, когда волноваться просто-напросто не о чем… Неприятно, конечно, что машина побывает в чужих руках, но что делать? У Юрских их «субару», говорят, тоже забрали.
— Кто говорит?
— Этот ментяра и говорит… Сама посуди: надо же им создать хотя бы видимость расследования?
— Почему — видимость? — Она вдруг ощутила усталость и снова присела к столу.
— Потому что на моей памяти они с каждым «заказником» возятся годами, после чего сдают в архив.
— А я недавно по телевизору слышала…
— Брось, Маша! Мало ли что по ящику болтают… Мы сегодня обедать будем?
Она пристально посмотрела на мужа и, покачав головой, поднялась и двинулась к плите.
— Степа, — тихо произнесла Мария Ипатьевна, после того как тарелка с супом заняла свое место перед мужем, — ты… уверен, что мне… нам действительно не о чем волноваться?
— Да что ты, в конце концов, имеешь в виду?! — Полковник наконец рассердился на нее всерьез. Но жена, казалось, этого не заметила.
— Мне так не нравится Федина дружба с этим Бурлаковым, — задумчиво произнесла Мария Ипатьевна.
— Да при чем тут Бурлаков, ради бога?
— Степа, ты не знаешь, куда Феденька улетел?
— А это тут при чем? Понятия не имею! И как жена и мать военных людей, офицеров, могла бы и не спрашивать. Садись, в конце концов, есть!
Слепцова послушно опустилась за стол, взяла в руки ложку и хлеб, потом положила их обратно. Есть ей совершенно не хотелось.
— Ну, убойная команда… — Турецкий с удовольствием оглядел собравшихся в его кабинете следователей, — приступим?
Его эпитет не произвел впечатления разве что на Грязнова-старшего, продолжавшего пребывать в состоянии решительно несвойственной ему, а потому весьма странной отрешенности. Зато на лицах Померанцева и Дубинского удовольствие их шефа отразилось в полной мере.
— Правда, — продолжил Турецкий, — особо радовать мне вас пока что нечем: кое-какие сведения, запрошенные мной по супруге Хайгера, я получил, но, помимо досады, пока ничего они мне не дали… Ну почти ничего… После пятилетнего перерыва миссис Хайгер прибыла неожиданно в Москву — за десять дней до первого покушения на Мансурова. К сожалению, пообщаться с ней нам не удастся — улетела в Нью-Йорк около суток назад, тоже вполне неожиданно, по крайней мере с точки зрения служащих отеля. Кстати, Слава, сможет твой Яковлев с упомянутой обслугой пообщаться?
Грязнов-старший нехотя кивнул, но рта пока что не открыл.
— Отлично, но ты, вероятно, понимаешь, что делать это надо срочно, по горячим следам?
Вячеслав Иванович снова кивнул, никак не прореагировав на мимолетное недоумение, промелькнувшее во взгляде Турецкого, вздохнул, и, достав мобильный телефон, начал набирать номер Володи Яковлева.
— Да, не забудь ему сказать, что Марина Хайгер могла зарегистрироваться в отеле и под своей девичьей фамилией — Нечаева… — Он терпеливо переждал разговор Грязнова-старшего с оперативником. — Да, так вот. Меня в биографии Нечаевой-Хайгер заинтересовало одно обстоятельство. Эта дамочка родилась и выросла, а также провела свою юность и даже часть молодости в Москве. Закончила химико-технологический институт…
— Да ну? — не выдержал Померанцев. — Между прочим, я с самого начала, когда выяснилось, что кинжал отравлен, вспомнил старую истину: убийство с помощью отравления ядом — чаще всего дело женского ума и ручек!..
— Это не наш случай, — возразил ему негромко Дубинский.
— Как это — не наш?
— Женщины действительно предпочитают довольно часто яд, потому что чаще и больше мужчин боятся крови. А кинжал, как ты понимаешь, это в любом случае кровь…
— Все равно, то, что она химик…
— Господа, — ядовито поинтересовался Турецкий, — я вам случайно не помешаю, если продолжу?..
— Извините, — смешался Дубинский.
— Да, так вот, то, что она химик, конечно, интересно хотя бы с той точки зрения, что химику быстрее придет в голову мысль подстраховаться на всякий случай ядом. Далее, рицин не только опаснейший яд, но еще… как бы это сказать политературнее?.. Ну, скажем, так: вещество труднодоставаемое…
— Ты хочешь сказать, что достать рицин, — ожил внезапно Слава Грязнов, — настолько сложно, что это под силу только человеку, облеченному определенными полномочиями? Например, работающему в ФСБ?
От неожиданности Александр Борисович на секунду примолк, потом повернулся к Грязнову-старшему:
— Вообще-то ничего такого я сказать не хотел, но… Почему именно в ФСБ?
— Потом, — отмахнулся Вячеслав Иванович. — Потом я все объясню!
— Потом так потом, — пожал плечами Турецкий. — Словом, Валерий, я так думаю, что относительно личности миссис Хайгер с места сняться придется тебе самому.
— То есть? — оживился Померанцев. — Неужели мне предстоит поездка в Штаты?! Лично я с огромным удовольствием!
— Как говорится, мечтать не вредно, — ядовито фыркнул Александр Борисович. — Нет, мой милый, я имел в виду несколько иное, ну совсем чуть-чуть. Необходимо выяснить биографию этой дамочки в деталях. Причем если и не начиная с нежного возраста, то по крайней мере как можно раньше…
— Мне что, поговорить с ее первой учительницей или воспитательницей детского сада? — хмуро отозвался Померанцев.
— Приятно, когда тебя понимают с полуслова подчиненные, — спокойно парировал Турецкий. — Правда, что касается детского садика и начальной школы, — пожалуй, обойдемся. А вот насчет старших классов — тут ты абсолютно прав. Ну и конечно, родители… Словом, принцип возможно и небезызвестного тебе журнала «Семья и школа», почившего в бозе, кажется, в момент перестройки.
Валерий вздохнул, пожал плечами и наконец нехотя кивнул.
— Теперь ты, Владимир Владимирович… — Турецкий посмотрел на Дубинского, как ревниво отметил Померанцев, с явной симпатией. — Что там с Сибиркиным, он действительно заболел?
Очередной допрос генерального директора клуба «Энерджи» должен был состояться накануне, однако этого не произошло: Гордей Васильевич взял больничный и в данный момент, если верить ему на слово, пытался избавиться от приступа гипертонии в домашних условиях.
— Если верить его доктору — так оно и есть, — кивнул Володя.
— Но ты, судя по всему, не веришь?
— Да нет, почему? — улыбнулся Дубинский. — Скорее удивляюсь, с чего бы это ему, если с ним все чисто, разволноваться до такой степени, что в итоге даже давление подскочило?
— Скажи, твой Калина проверил еще раз, не мог ли все-таки Сибиркин выпустить этого Григорьева через ту практически потайную дверцу из своего кабинета? Сам при этом выйти через центральный вход, сесть за руль и подхватить поджидавшего его в условленном месте псевдоменеджера?
— Нет, Александр Борисович, — покачал головой Дубинский. — Причина простая: попасть из зала или из-за кулис в кабинет Сибиркина невозможно, для этого нужно обязательно пройти через холл. Из холла, как вы знаете, поскольку план здания у вас прямо перед глазами, наверх ведет лестница, верно?
Турецкий быстро перелистал папку с делом, найдя нужную страницу, и внимательно всмотрелся в кальку с поэтажным планом клуба.
— Ага… — пробормотал он. — Ну и что? На втором пролете, насколько я могу судить, она раздваивается, затем… затем левый пролет ведет в ресторан и бар… Так, правый…
— Справа, — подсказал Дубинский, который мог бы уже восстановить план здания с закрытыми глазами, — справа находятся общая гостиная для членов клуба, маленький бар с фирменными напитками, комната для индивидуальных встреч членов клуба с их деловыми гостями, которую они называют «переговорный зал»… Из гостиной ведут две двери в кабинеты сотрудников и еще несколько помещений.
— Ну да, в том числе и к кабинету Сибиркина… И что?
— Только то, что к моменту начала встречи с Мансуровым двери, ведущие в служебные помещения, были заперты охраной…
— Ну а что насчет запасных ключей?
— Запасные ключи, как и положено, в шкафчике на пожарном стенде в комнате охраны, шкафчик был заперт, ключ от него находился у нашего бывшего майора — их начальника… Все. Калина проверил это трижды…
Турецкий помолчал, потом покачал голевой:
— И впрямь мистика… Интересующий нас тип, по словам свидетелей, — всех, кроме твоего, Володя, лгуна Сибиркина, вошел в зал, где проходила встреча, после чего растаял в воздухе. Кажется, я начинаю понимать, почему ты выдвинул не совсем традиционную версию его исчезновения…
— Скорее, Александр Борисович, преображения, — вполне серьезно произнес Дубинский.
— Что-то до сих пор я ни с чем подобным не сталкивался, — с сомнением произнес Померанцев. — Как-то слишком уж… по-киношному, что ли…
— А отравленный кинжал — это, по-твоему, традиционный метод убийства? Он что, не по-киношному? — неожиданно горячо заговорил Дубинский. — Да все это дурацкое покушение ни в какие схемы не укладывается, за ним, сам видишь, стоят люди, я бы сказал, с нетрадиционным мышлением! Так почему бы нет? Тем более что и фигуранты подходящие… ну почти подходящие… Словом, хорошо, что мы за этой Голубинской и ее хахалем установили наружку!
Александр Борисович кивнул, но сказать ничего не успел, на его столе ожил селектор — Наташа, извинившись, доложила о прибытии ответа на запрос, отправленный Вячеславом Ивановичем Грязновым сразу в несколько адресов.
— А-а-а, да, ты извини, я не предупредил, — слегка оживился Слава. — Я попросил ребят, если какие-то документы прибудут, сюда пересылать… Погоди-ка…
Грязнов-старший вскочил со стула и наклонился над селектором:
— Натусечка, красавица моя… Скачай, деточка, эту бумажонку и давай ее сюда!
— Сейчас, Вячеслав Иванович, я быстро!..
Переждав щелчок селектора, означавший конец связи, Турецкий улыбнулся и, кивнув головой на своего друга, подмигнул молодым следователям:
— Слышали, как надо с женщинами разговаривать? Красавица, деточка, уси-пуси… Мне, например, Наталья никогда не пообещает сделать что-либо быстро: вначале чайку попьет, потом с коллегой посплетничает — и после пятого напоминания наконец сделает… Учитесь, словом, пока есть возможность!
Мужчины дружно рассмеялись, и Наташа, вошедшая в этот момент в кабинет, растерянно остановилась на пороге.
— Не пугайся, Натусечка, — ласково промурлыкал дамский угодник Слава, — это они над собой ржут… Спасибо тебе, красавица моя!
Дождавшись, когда покрасневшая от смущения секретарь выскочила обратно в приемную, Грязнов-старший мгновенно посерьезнел, достал из кармана очки и быстро просмотрел полученную бумагу. После чего извлек из своего портфеля блокнот, открыл нужную страницу и начал что-то сверять с принесенным Наташей документом. Следователи терпеливо ждали, когда же наконец Вячеслав Иванович заговорит и хотя бы пояснит, какой именно запрос и куда он отправлял, а главное, что именно ему ответили.
Грязнов-старший между тем загадочно улыбнулся и, продолжая, очевидно для пущего эффекта, держать паузу, неторопливо снял очки, спрятал их обратно в карман и повернулся наконец к Турецкому.
— Ну-с, Саня, — произнес он, — надеюсь, теперь дело пойдет несколько быстрее… Запрос я посылал руководству нашего спецназа: если помнишь, автоматы «клин» — пока что штука почти экспериментальная, выпущенная небольшой партией, отданной спецназу…
— Помню, — коротко подтвердил Турецкий.
— Ну как я и предполагал, кое с кем наши спецназовцы «клинами» поделились, штука-то, сам понимаешь, дорогая. Словом, вполне официально часть автоматов на законных основаниях была распродана в три военные части. Вот их номера…
— Давайте угадаю! — Темпераментный Померанцев снова не выдержал и таким образом, к вящему возмущению Вячеслава Ивановича, испортил ему эффектный финал: — Одна из частей, в которые ушли автоматы, — та самая, в которой проходит службу один из фигурантов, связанных с «субару», то бишь… Здравствуй, Федя!
Турецкий посмотрел на Померанцева, затем на моментально побагровевшее от злости лицо Грязнова-старшего и, не выдержав, расхохотался.
— Все-все, ребята, только не вздумайте устроить сейчас соревнования по части того, кто из нас умнее!.. Валерий, ты задание получил?
— Если вы имеете в виду эту Хайгер-Нечаеву…
— Ты снова угадал, умник! А посему — марш на выход… К вечеру жду первые результаты!
Померанцев обиженно посмотрел на шефа, но с учетом гневных взглядов, которые бросал на него Грязнов-старший, счел за благо не сопротивляться.
— Есть, на выход, — буркнул он и, не слишком торопясь, поднялся со своего стула и действительно покинул кабинет, подмигнув по дороге Володе Дубинскому.
— Нет, Саня… — заговорил крайне сердито Вячеслав Иванович, едва Валерий исчез, — все-таки ты перегибаешь палку! Вот мои, например, ребята ничего такого себе ни в жизнь бы не позволили! Где это видано — перебивать старших по званию?!..
— Солнце мое, — мягко улыбнулся Турецкий, — ты все время забываешь, что, хотя мы и люди служивые, званий, как таковых, у нас не имеется. Юристы мы…
— А как насчет класса и должности?! Нет, Саня, не знаю, как остальных, но Померанцева ты точно распустил!
Володя Дубинский, чувствовавший себя крайне неловко, внимательно разглядывал натертый до медового сияния паркет, — в сущности, он был частично согласен с Вячеславом Ивановичем, однако и Валерий ему нравился, где-то даже вызывал чувство, похожее на восхищение, — во всяком случае, профессионал точно высококлассный и мозги работают что надо. Кроме того, он уже понял несколько игровые отношения, сложившиеся в оперативно-следственной группе Турецкого, понял и то, что Александр Борисович нетрадиционный элемент в отношения с подчиненными привносит совершенно намеренно и тем более сознательно…
Кто знает, возможно, именно такой метод работы, такие отношения с людьми, работающими с Турецким в одной команде, и есть залог его почти легендарного успеха?..
Между тем Александр Борисович спорить со своим старым другом не стал. Вместо этого, добродушно улыбнувшись, кивнул:
— Может, ты и прав, Слава, да только сделанного уже не поправишь. Хотя можно и с другой стороны на это взглянуть.
— С какой, например? — все еще сердито поинтересовался Грязнов-старший.
— Ну как… Ясно же! Если человек, да еще с Валериным темпераментом, где-то в чем-то слегка нарушает принятые границы допустимого…
— Во-во, а я о чем? — не выдержал Слава.
— …словом, — невозмутимо продолжил Турецкий, — если он это делает, то возможность нарушить традицию у него непременно распространится на все, в том числе на мышление. А для следствия нетрадиционное мышление всегда полезно!
Некоторое время Вячеслав Иванович молча смотрел на своего друга, слегка приоткрыв рот. Потом неожиданно спокойно покачал головой:
— Опять твои психологические штучки… Как я к ним отношусь, ты отлично знаешь! Я считаю, для следствия важны в первую очередь факты, логика и анализ. А все эти ваши выверты…
Александр Борисович бросил быстрый, внимательный взгляд на Дубинского, который, в отличие от Грязнова-сташего, смотрел на Турецкого из своего угла с явным восхищением, и улыбнулся.
— Ладно, оставим выверты, давай о фактах. Точнее, об одном из них, который ты почему-то упорно скрываешь…
— Я скрываю?! С чего ты взял, что я что-то скрываю?
— Слава, — нежно поинтересовался Александр Борисович, — скажи мне, ради бога, чем ты был занят вчера, когда я тебе звонил насчет Дениса?.. И я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы видеть, что тебя мучает нечто связанное со следствием, но ты об этом ни гугу… А?
Вячеслав Иванович молча поглядел на Турецкого. Потом вздохнул и слегка поерзал в своем любимом кресле, в котором просидел все совещание.
— Ничего я не скрываю, — буркнул он в конце концов. — Просто пытаюсь вспомнить и не могу… То есть частично все-таки вспомнил…
— Да о чем вспомнил-то? — не сдержался Турецкий.
— Вчера, когда ты звонил насчет Дениса, я на Лубянке был.
— Где-где?.. На Лубянке? — Александр Борисович недоуменно уставился в свою очередь на друга. О Дубинском они оба забыли. — И за каким лешим тебя туда понесло?
— Помнишь эту запись от Вагина, которую Галка принесла? Ну ту, которая с этим Тараном, Григорием?..
— Не просто помню — могу наизусть процитировать.
— Я тебе тогда говорил, что голос бандюка мне вроде бы знаком?
— Говорил, — кивнул Турецкий.
— В общем, я вспомнил, где именно его слышал: на последнем совещании спецслужб. Помнишь, месяц назад?
— И кто?
— Коли б я знал кто! Помню, что там, а кто… Ну вот я и решил побродить там по их кулуарам, попросил знакомого, он мне пропуск заказал…
— Похоже, зря потерял время, — предположил Александр Борисович, а Слава в ответ уныло кивнул головой, но тут же нахмурился:
— Все равно вспомню! Помнишь, мы заподозрили, что они кого-то из своих подозревают в сливе информации?
— Между прочим, мысль эту высказал как раз Померанцев, — не преминул вставить Турецкий, но Грязнов-старший только отмахнулся:
— Неважно! И так всем было очевидно… Беда в том, что совещание, которое я упомянул, было совместным с представителями СМИ, речь шла об освещении в прессе и на телевидении терактов… Ты ж понимаешь, эти журналюги, особенно с телевидения, все время вопят, что мы чуть ли не в цензоры метим… Ну вот и решено было собрать все заинтересованные стороны вместе, поговорить, наладить хоть что-то похожее на взаимопонимание…
— Насколько знаю, — внес свою лепту Турецкий, — сейчас готовится такое же совещание международное: проблема-то у всех, а у демократически развитых стран особенно, одна и та же. Ну и что? Теперь, если следовать твоей логике, тебе придется погулять и в газетно-телевизионных коридорах? Только учти: войдя один раз в то же Останкино, ты рискуешь заблудиться и пропасть там навсегда, как в Бермудском треугольнике!
Александр Борисович хихикнул, а Грязнов-старший в очередной раз обиделся:
— По-твоему, я такой темный и не знаю, что там у них целый город в городе? Я что, по ящику никогда не выступал и не знаю про их вечный бардак?!.. К тому же ни в какие походы по СМИ я не собираюсь! А вот на Лубянку еще парочку раз наведаюсь обязательно, вдруг повезет?
— Основания?
— Все те же, сформулированные твоим любимчиком Померанцевым!
— Н-да… — Александр Борисович неуверенно покачал головой. — Ну не знаю… Версия вообще-то на воде вилами писана. Давай, Слав, попытаемся проделать эту операцию «Ы» другим методом?
— У тебя что, есть предложения получше?
— Ну попытаться-то можно… Знаешь, Кирилин все-таки неплохой мужик, поверь, там есть гораздо хуже.
— Охотно верю! — бросил Вячеслав Иванович.
— Плохо, что ты мне сразу не сказал, где, по твоим предположениям, слышал этот голос. Я бы еще позавчера с ним повидался.
— А сегодня что?
— Сегодня генерал отбыл дня на три куда-то с инспекцией. Ладно, не страшно. В конце концов, с Вагина теперь глаз не спускают, но даже если ни на чем противоправном не застукаем, пока что это не горит…
— Откуда ты знаешь, что отбыл?
— Видишь ли, официальный ответ на запрос по поводу общественных офицерских объединений они нам прислали. Но у меня тут же возникла масса вопросов. Насколько знаю, у тебя тоже…
Вячеслав Иванович кивнул.
— Ну я и собирался предложить ему встретиться, так сказать, на нейтральной полосе…
— В ресторане, что ли?
— Может быть, и в ресторане, а может, и вовсе в гости пригласить, Ирина была не против… Еще лучше — пока на улице тепло-светло, выехать втроем на шашлычки. Уж на берегу-то нашего озера он точно будет откровеннее, чем в том же ресторане.
— Жди — авось дождешься… Впрочем, я его, в отличие от тебя, почти не знаю, раскланиваемся при встрече, и на этом все. Ладно, уговорил, считай, что твой план принят!
В этот момент в своем углу смущенно кашлянул позабытый ими Володя Дубинский. Друзья переглянулись, и Турецкий смущенно посмотрел на следователя:
— Извините, Владимир Владимирович, сами видите — очередная нетрадиционная ситуация. Я хотел у вас выяснить последнее: когда, на ваш взгляд, мы все-таки удостоимся чести лицезреть Сибиркина?
— Я, Александр Борисович, собирался сегодня после совещания к нему нагрянуть — не для опроса, а, так сказать, проведать больного. Думаю, после этого сумею ответить на ваш вопрос.
— Что ж, разумно… В таком случае, друзья, думаю, можно временно разбегаться. Слава, ты, насколько понимаю, займешься частью, в которой служит Слепцов-младший?
— Сейчас буду связываться с командиром, — кивнул Вячеслав Иванович, — поеду к нему сам. Постараюсь прямо сегодня.
— Отлично! Володя, пока болен Сибиркин, сориентируй своего Калину на сбор всех возможных сведений о семье Слепцовых, они должны быть у меня максимально быстро. Скажем, не позднее послезавтрашнего утра. Все постановления и запросы на твоей совести…
Назад: 11
Дальше: 13