Книга: Волга впадает в Гудзон
Назад: 10
Дальше: 12

11

Регина Голубинская бросила последний взгляд в зеркало и, оставшись довольна увиденным, неторопливо направилась через вестибюль в сторону зала, на пороге которого ее уже поджидал с самым восторженным выражением лица здешний метрдотель.
Ресторан, в котором она назначила встречу своей давней и, можно сказать, единственной подруге, был небольшим, очень дорогим и рассчитанным на элитную публику.
— Все как вы просили, — почтительно согнувшись, негромко пролепетал мэтр, — вас уже ждут…
Регина, преднамеренно задержавшаяся на четверть часа, и не сомневалась в том, что маниакально точная Марина будет ожидать ее, и специально дала ей возможность полюбоваться собой, пока дойдет до своего любимого столика в дальнем углу. Подруги не виделись почти пять лет, за это время много воды утекло, многое переменилось. Только не Регинина красота, для которой время, казалось, и вовсе не существовало. Интересно, в какой мере сохранила свою прежнюю форму Марина?
Едва глянув на вскочившую ей навстречу подружку, Регина ощутила что-то вроде ликования: Марочка явно сдала! Это видно даже издали, невооруженным глазом. А ведь тогда, пять лет назад, даже она, Регина, иногда завидовала ей. Как же, фантастически удачный брак, потрясающая внешность… Спрашивается: куда делся белокурый ангел с юным овалом лица, пухлыми губками и нежным румянцем во всю щеку?
Женщина, поднявшаяся ей навстречу, ангела не напоминала ничем, кроме сохранившихся пышных волос, уложенных в нарочито небрежную прическу. Время и сытая жизнь сделали со сладкоежкой Мариной Нечаевой свое черное дело: от когда-то изящной фигурки не осталось и следа — так же как от юного овала лица. Взглянув на подругу, Регина невольно припомнила ее мамашу — толстую, всегда хмурую бабу с тяжелым подбородком, преподававшую в их с Мариной школе химию. Слава богу, не в том классе, в котором учились тогда обе девушки.
Подружились они где-то классе в пятом. И хотя после окончания школы судьба их развела — Регина подалась в модельный бизнес, еще будучи ученицей восьмого класса, а Марина по настоянию матери поступила в химико-технологический, — дружба от этого не слишком пострадала. Надо сказать, в основном благодаря Марине, отчаянно завидовавшей подружке, ее красивой жизни. Ей так хотелось стать участницей этой жизни хотя бы краешком, а Регина ничего против не имела: Марочка при всем желании не смогла бы с ней соперничать — ростиком не вышла. К тому же эта бессильная зависть приятно щекотала самолюбие Голубинской, повсюду таскавшей за собой Нечаеву. Соперничества по части мужчин со стороны подруги Регина и вовсе не боялась: внешне девушки были очень разными, и столь же различались их вкусы по отношению к сильному полу. Голубинская предпочитала блондинов, Марина — исключительно жгучих брюнетов. И то, что ее супругом стал почти пятидесятилетний, бесформенный тип с серыми волосенками и вечно кислой физиономией, к реальным Марочкиным предпочтениям никакого отношения не имело.
— Боже, ты ничуть не переменилась!.. — В голосе Марины послышались истеричные нотки.
— Ты тоже неплохо выглядишь, — с удовольствием солгала Регина, высвобождаясь из жарких объятий подруги. — Полнота тебе очень идет!
— А-а-а! — Марочка махнула пухлой ручкой и опустилась на свое место. — Внешность меня уже давно не волнует. Плюнула после родов! Зато видела бы ты мою девочку — вот где красавица так красавица!
И не успела Регина ответить, как Марина, сверкнув крупным бриллиантом на безымянном пальце правой руки, схватила крошечную сумочку и извлекла из нее снимок:
— Ты только глянь на мою Катечку. Ради нее я способна на все. На все!
Ничего, кроме брезгливых чувств, дети у Регины никогда не вызывали. Но, учитывая предстоящий разговор, она изобразила умильную улыбку при виде запечатленного на снимке пучеглазого белокурого существа и кивнула, одновременно протянув руку к бокалу поданного официантом аперитива.
— Так ты назвала ее Екатериной?
— Ну да… В честь мамы, я же тебе писала!
— Должно быть, я это письмо не получила, у нас много писем не доходит до адресата… И что, папочка ничего не имел против такого выбора имени?
— О, он по-прежнему меня обожает, — рассеянно ответила Марина, удовлетворившая свое материнское тщеславие и теперь думавшая с чем-то другом. Голубинская догадывалась о чем. «А она здорово изменилась!» — решила Регина.
— Ну, дорогая, — произнесла она вслух, — за встречу! Даже если ты, как и раньше, не пьешь. Столько лет не виделись!
— Зато с твоим Аркадием я успела повидаться, — неожиданно сухо сказала Марина и пригубила свой бокал.
— Я в курсе. — Регина ответила спокойно и довольно холодно. — Более того, Марочка, Аркаша, прежде чем с тобой встретиться, обсудил детали со мной. Он меня, знаешь ли, тоже по-прежнему обожает… И боится!..
Марина бросила на подругу быстрый взгляд и ничего не ответила.
— И знаешь, родная, — продолжила та все так же спокойно, — я подумала, что тебе лучше все понять сразу, поэтому, прежде чем мы перейдем к воспоминаниям, давай завершим дело… Насколько я знаю, ты улетаешь послезавтра?
Нечаева кивнула и нервно крутанула в пальцах свой аперитив.
— Значит, завтра вся сумма должна быть у нас. Надеюсь, ты не думаешь, что я обведу тебя вокруг пальца?
— Но, Регина… Как же так? Мы же договаривались иначе!
— Предполагалось, что ты пробудешь в Москве до самого финала. — Голубинская холодно поглядела на подругу. — Но ты решила улететь раньше. Так о чем тогда вообще речь?
— А если…
— Никаких «если» не будет, дорогая! Ты меня знаешь: мое слово — лучшая гарантия. Ему верят все, кто меня знает. А уж ты-то меня знаешь точно!
Марина попыталась посмотреть Голубинской в глаза, но тут же отвела взгляд. Да, она знала свою подругу, знала это ее выражение лица, знала… О, она многое знала! И последнее, чего пожелала бы себе — так это столкнуться с Голубинской на узкой дорожке… Тем более сейчас, когда угроза нависла не только над ней, но и в первую очередь над малышкой.
— Похоже, у меня нет выхода, верно?.. — Она нервно хохотнула.
Регина на вопрос никак не прореагировала.
— Ладно, ваша взяла… Я расплачусь. Я верю в тебя, дорогая… Пусть твой Аркадий заедет ко мне в отель часов в восемь вечера. Только бы все получилось!..
— Неужели ты в этом сомневаешься? — улыбнулась Регина. — Ну в таком случае выпьем за успех мероприятия! На этот раз тебе придется допить свой бокал до конца!..
— Александр Борисович, факс из Штатов. — Миловидная секретарь Турецкого Наташа, постучавшись, вошла в кабинет Турецкого. — На английском…
— Естественно, на английском, — улыбнулся ее шеф. — А ты ожидала, что он будет на китайском или хинди? Ну ладно, не обижайся! Сделай для меня ксерокопию, оригинал — в отдел переводов. Скажи, срочно. Возможно, тогда хотя бы к концу недели получим. Что-нибудь еще?
— К вам Померанцев с утра рвался, но вы говорили не беспокоить — я попросила его зайти через пару часов.
— Правильно сделала!
— Еще только что звонил Константин Дмитриевич, просил вас к себе…
Турецкий тяжело вздохнул и, отослав секретаря, взялся за трубку внутреннего телефона:
— Костя, это я. Что-то срочное? А то я хотел почитать, чем нас американцы порадовали.
— Ну не то чтобы срочное, — кисло произнес Меркулов. — Хотел выяснить, как у тебя продвигается с Мансуровым.
— Костя! — Александр Борисович заговорил максимально проникновенно. — По убийству Мансурова у нас все продвигается в нормальном темпе — пока… Потому что если ты каждый божий день будешь требовать от меня ознакомления с подробностями, провозимся дольше во столько раз, сколько докладов ты от меня истребуешь! Объясни это, пожалуйста, своим вышестоящим и дай наконец возможность спокойно поработать!
— Легко тебе говорить «объясни»! — сердито возразил Меркулов. — Сам бы попробовал!
— Я и пробую — тебе, правда, но, поверь, это ничуть не легче!
Отдышавшись от общения с шефом, Турецкий, прежде чем заняться факсом, ксерокопию которого Наташа успела положить ему на стол, связался с собственным подчиненным — Померанцевым. Вопрос, правда, он задал ему точно такой же, как и Меркулову:
— У тебя что-то срочное? Если нет, давай по связи, мне некогда.
— У меня, Александр Борисович, скорее приятное, чем срочное: оба «субару» мы нашли: один в Калениках, непосредственно в гараже у отставного генерала Юрского, это тот, что посветлее. Второй обнаружился в городе, стоял у подъезда московского дома ее хозяйки — подполковничихи. Некой Марии Ипатьевны Слепцовой. Военных там в семье двое — муж и сын. Постановление на временное изъятие в связи с необходимостью проведения оперативно-следственных действий я уже выдал, и ребята поехали.
— В Каленики?
— И туда, и туда… Яковлева я отправил к городской квартире Слепцовых вместе с экспертами, мне почему-то эти Слепцовы представляются поперспективнее. Да, еще один «субару», тоже синий, абсолютно новый к тому же, обнаружился у довольно близкого знакомого Мансурова, бизнесмена Сопрыкина. Как ни странно, пока все.
— Дай-то бог, — вздохнул Турецкий, — чтобы на самом деле это было все! Свяжись с Томилиным и его охранником, покажите им ваши находки, кто знает, вдруг да все-таки всплывут у них в памяти какие-нибудь детали отличительные. Тем более оба утверждают, что машина была далеко не новая! По каким-то признакам они же это определили?
— По модели, вероятно, — предположил Померанцев.
— Не только, Томилин, помнится, употребил слово «довольно потрепанная», так что дерзай. Когда эксперты дадут предварительное заключение?
— Ну если повезет и хотя бы в одной из машин отыщутся какие-то следы, на словах, наверное, к концу осмотра чего-нибудь и скажут.
— «Чего-нибудь»… — проворчал Турецкий. — Ничего они не скажут! Преступники, по-твоему, что, кретины полные? Наверняка этот проклятый «Субару» уже пару раз и помыли, и пропылесосили. Ладно, зайдешь ко мне вечером, в половине шестого, раньше не дергай.
Организовав себе таким образом условия для работы, Александр Борисович наконец, сладко потянувшись и заказав Наташе очередную чашечку кофе, углубился в факс, присланный по его просьбе Генеральной прокуратурой США.
…Собственно говоря, ничего нового по сравнению с тем, что уже было известно следствию, Турецкий из американского факса не узнал, — во всяком случае, на первый взгляд. Разве что в материале присутствовали довольно скудные данные о семейном положении обоих обвиняемых.
Профессор Шрадер оказался старым холостяком, прослывшим среди коллег помешанным исключительно на науке. Косвенно это подтверждало мнение о нем Томилина: вероятно, в авантюру Крисса втянул действительно его ассистент и преподаватель того же университета Хайгер.
Вот этот господин привлек более пристальное внимание Александра Борисовича.
Как выяснилось, в России, а еще раньше в Советском Союзе, Джон Хайгер в течение пятнадцати лет побывал целых десять раз, правда, в последние пять лет, то есть после женитьбы, ни одного визита к нам за Хайгером не числилось. Правдой оказалось и то, что женился он действительно на русской: на москвичке Марине Петровне Нечаевой, имя которой Турецкому ни о чем не говорило. Сведения о супруге и вовсе сводились практически к нулю. Миссис Хайгер была, судя по всему, обыкновенной домохозяйкой и примерной матерью четырехлетней дочери, родившейся уже в Штатах. Ни о ее прежней жизни в России, ни уж тем более о семье и профессии в факсе не было ни слова.
Александр Борисович задумался и, просидев за размышлениями минут пять, взялся за телефон в надежде, что нужный ему человек окажется на месте.
В последний раз с сотрудником МИДа Иваном Васильевичем Коловротовым они пересеклись по одному из дел, которым занималась Генпрокуратура, всего около полугода назад, и Турецкий надеялся, что Коловротов еще не успел забыть, что благодаря именно стараниям Сан Борисыча не лишился тогда своей должности.
Судя по радостным интонациям, с которыми он приветствовал Турецкого, Иван Васильевич провалами памяти и впрямь не страдал.
— Рад вас слышать! — подтвердил это впечатление Коловротов. — Как поживаете, Александр Борисович?
— Вашими молитвами… надеюсь, — произнес тот, невольно улыбнувшись.
— Это правда, — вполне серьезно ответил мидовец. — И если нужна какая-то помощь — всегда пожалуйста, — дал он понять Турецкому, что насчет его внезапного звонка ничуть не обольщается: вряд ли столь занятый человек будет звонить ему, исключительно чтобы справиться насчет течения жизни.
— Помощь действительно нужна, — не стал отпираться Александр Борисович. — Естественно, на официальном уровне мы ее получим, однако, сами знаете, сколько времени уйдет на все эти наши запросы-ответы, а у нас, как всегда, горит. Могу сказать, что связано это с гибелью Мансурова…
— Я слушаю вас очень внимательно!
— Благодарю. Интересует меня вот что. Около шести лет назад некая Нечаева Марина Петровна, москвичка, одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, вышла замуж за американца, сотрудника Нью-Йоркского университета Джона Хайгера. Вы меня слышите?
— И уже записываю, — отозвался Коловротов.
— Отлично. Меня интересует все, что отыщется о ней в ваших архивах. Плюс сведения о том, сколько раз за последние годы миссис Хайгер наведывалась на родину. Пожалуй, это все.
— Так… Когда вам, Александр Борисович, необходимы сведения?
— Как всегда… — вздохнул Турецкий.
— Как всегда, — хохотнул Иван Васильевич, — это значит — вчера. Правильно я вас понял?
— Абсолютно!
— Так, дайте подумать… Ну поворачивать время вспять я пока не выучился. Но, думаю, сегодня к вечеру или завтра утром хотя бы часть интересующей вас информации получить реально… Диктуйте ваш имейл!
— Благодарю вас, Иван Васильевич! — искренне произнес Турецкий. — Собственно говоря, я почти не сомневался, что вы нам поможете!

 

— Просто мистика какая-то! — На физиономии Володи Дубинского, появившегося в кабинете Турецкого вместе с Яковлевым сразу после обеда, читалось искреннее недоумение. Яковлев, в отличие от следователя, как обычно, сохранял полную невозмутимость. — Мы, — продолжил Дубинский, — проделали огромную работу, просея за неделю почти тридцать человек — всех, кто работал тогда в клубе в вечернюю смену из охраны и большую часть присутствующих в зале… Допустим, те, что в зале, были сосредоточены на выступлении Мансурова и по сторонам не глазели, поэтому могли Григорьева и не увидеть. Но охрана на обоих входах-выходах в один голос твердит, что этот тип помещение клуба вечером вообще, по крайней мере через их пост, не покидал. Как входил — видели, и на центральном входе сей факт, как положено, отмечен. А дальше, несмотря на показания Сибиркина, который клянется, что уехал из «Энерджи» с ним вместе, не только никаких положенных записей, но еще и дружное утверждение, что тот вообще из здания не выходил. Словно в воздухе растворился!
— С того момента, как вошел в зал перед встречей, верно? — уточнил Турецкий. Дубинский кивнул:
— Ну после покушения вообще никого из клуба не выпускали, пока не опросили и не записали все данные. А до этого я уже сказал…
— Насколько я понимаю, — Александр Борисович задумчиво повертел в руках карандаш, — на входе-выходе отмечается приход и уход исключительно сотрудников клуба.
— Да, включая и Сибиркина, и его замов.
— Но гостей ведь не отмечают, верно?
— Гостям выдаются бейджики, которые готовятся заранее, это, к слову сказать, очень упростило нашу задачу. Этот «Энерджи» действительно закрытый клуб! Учет посетителей крайне строгий, если кто-то из сотрудников или членов клуба приглашает гостя, обязан проинформировать об этом администрацию заранее, за день.
— И что, на гостя готовится отдельный бейджик?..
— Не совсем… Бейджиков у них там заготовлено достаточно, фамилии приглашенных в этих штуках легко меняются, поскольку таблички не заламинированы. Володя и мой оперативник Калина проверили всех мужчин, и все они действительно присутствовали на встрече…
— Между тем Сибиркин утверждает, что вышли они не только вместе, но и через центральный вход, верно?
— Ну да, машина Сибиркина к тому моменту давно уже находилась на клубной парковке…
— Не могли охранники все-таки его прохлопать? Все же люди покидали клуб в большом количестве — я имею в виду гостей…
— Думаю, не могли, — вмешался Яковлев. — Вечер был довольно прохладный, Александр Борисович, большинство присутствующих на встречу пришли в верхней одежде, соответственно понадобилось время взять ее в гардеробе. К тому же охрана там бдительная, а на главном выходе стоял, кроме всего прочего, их начальник, майор Павленко — очень профессиональный мужик: он и без всяких записей ничего не спутает, запомнил даже пару человек, просто выскочивших — кто покурить, кто из машины что-то взять.
— Что, и такие были?
— Были, Александр Борисович, — снова перехватил инициативу Дубинский. — Я на всякий случай записал: один из официантов выходил подышать свежим воздухом, фамилия, если не ошибаюсь… Сейчас…
Володя торопливо полистал свой блокнот.
— Клопов Кирилл… К машине за какой-то надобностью — то ли перед самым концом встречи, то ли сразу после нее — выскакивал, кстати, уже мелькавший во время прошлого совещания Аркадий Генрихович Шварц. С ним мы тоже поговорили, на другой день после покушения он был в клубе — говорят, он там часто мелькает, поскольку является представителем совладелицы «Энерджи». Но и он никого похожего на Григорьева не видел, — кстати, весьма высокомерный мужик. Из таких самоуверенных красавчиков…
— Ясно, — вздохнул Турецкий. — Что ж, Владимир Владимирович, поскольку в мистику мы с вами не верим — так же как и в то, что человек из плоти и крови способен просто раствориться в воздухе, — вывод можно сделать один: Сибиркин действительно лжет. И скорее всего, уехал он из клуба не до покушения, а после него, выпустив предварительно Григорьева через ту самую запасную дверцу.
— Лжет-то он лжет, Александр Борисович, только, по утверждению охраны, уехал этот Гордей все-таки до покушения. Майор собственными глазами видел, как его машина тронулась с места, а затем скрылась в той стороне, где проходит единственная дорога, ведущая к шоссе. Вернуться обратно до покушения он бы точно не успел, мы с Померанцевым и Яковлевым втроем несколько раз все просчитали.
— С сотрудниками «Технокласса», насколько понимаю, тоже успели пообщаться?
— В том-то и дело, — произнес Дубинский. — Я ведь почему насчет мистики заговорил? В «Технокласс» Григорьев, по словам охраны не покидавший клуба действительно прибыл с Сибиркиным. Так что тут наш Гордей Васильевич вроде бы не лжет. Но дело в том, что девица, занимавшаяся с ними в тот вечер, видела Григорьева впервые. К тому же на фоторобот среагировала как-то неуверенно: вроде бы, говорит, он, а вроде бы и не он. Но назвался именно Григорьевым…
— Когда следующее собеседование с Сибиркиным?
— Завтра в одиннадцать ноль-ноль.
— Я подъеду, — кивнул Турецкий. — Теперь ты, Володя: совершенно очевидно, и я думаю, что очевидно это всем присутствующим, что необходима наружка за сладкой парочкой. И так затянули. В качестве напарницы к тебе пристегнем Романову, она как раз освободилась от секретарских обязанностей при Вагине…
— Александр Борисович, — осторожно возразил Яковлев, — я не успел вам сказать — Вячеслав Иванович меня уже загрузил по полной программе, и не на один день… Тоже наружка, только за Вагиным…
Некоторое время Турецкий молча смотрел на оперативника, после чего вздохнул и потянулся к своему мобильному, справедливо полагая, что вряд ли застанет Грязнова-старшего на месте по рабочему телефону.
— Привет, Слав, ты где? — поинтересовался Турецкий, дозвонившись, причем не с первого захода, до своего друга.
— В одном хорошем месте, — буркнул явно недовольный его звонком Вячеслав Иванович. — В том, где не только у тебя имеются знакомые…
— Так с ходу и не догадаешься, где именно, — улыбнулся Турецкий. — Ладно, когда сумеешь, расскажешь, но одно дело надо решить прямо сейчас.
— Давай быстрее, я занят!
— У меня Яковлев сейчас здесь. Говорят, ты меня опередил с заданием, уверен, основания у тебя для этого есть, хотя мог бы меня и проинформировать заранее…
— Некогда было, потом объясню.
— Романова тоже с ним?
— Соответственно.
— Что ж… Тогда я тебя проинформирую: нужно звонить Денису, у меня людей нет, а дело, как ты понимаешь, не терпит…
— Звони, — неожиданно легко согласился Грязнов-старший. — Я и сам уже об этом подумывал. К тому же вы к нему довольно давно не обращались… за просто так!
— Иронизируешь? — обиделся Турецкий. — Ладно, я понимаю, блюдешь семейные интересы. Я, конечно, поговорю с Меркуловым, но, после того как он оплатил секретаршин отпуск, если мне удастся его уболтать, с твоего Дениса будет причитаться, так и знай… В конце концов, как там насчет гражданского долга?..
— Сделай милость, отвяжись! — вздохнул Вячеслав Иванович. — Я больше не могу говорить как раз по той причине, что именно его в данный момент и исполняю… Все, пока!
— Что это с ним? — Турецкий с некоторым недоумением посмотрел на свой заглохший мобильник и пожал плечами. — Ладно, Яковлев, свободен! Иди занимайся Вагиным, а мы, судя по всему, вынуждены идти другим путем. Вы, Владимир Владимирович, пока останьтесь.
— Денис — это случайно не из ЧОПа «Глория»? — поинтересовался Дубинский, после того как Яковлев ушел.
— Он самый… Вы знакомы?
— Нет, но я наслышан.
— Будем надеяться, что познакомитесь, причем скоро. — Турецкий уже набирал номер Грязнова-младшего. — Привет, Денис Андреевич… Я, конечно… Похоже, не быть мне богатым — в отличие от тебя, узнаешь сразу!
Некоторое время он с улыбкой слушал своего абонента, с горячностью отрицавшего свою принадлежность к состоятельным людям, дожидаясь, когда же наконец тот поинтересуется целью звонка.
— Ладно, — так и не дотерпев до паузы, прервал он Грязнова-младшего, — я понял: ты в данный момент беден как церковная мышь…
— Ну не то чтобы уж совсем, — устыдился Денис, — на зарплаты ребятишкам пока что хватает, но…
— Слушай, а как насчет того, чтобы потрудиться во славу Родины?
— Э-э-э… — Грязнов-младший явно растерялся. — Я думал, ты, дядь Сань, звонишь, чтобы на шашлычки меня пригласить! Вон погодка-то какая золотая установилась. А ты все о своем да о своем…
— Будут тебе и шашлычки, только попозже! Вначале надо убийц нашего магната изловить, а там, сделавши дело, как говорится, гуляй смело. А если серьезно, Денис Андреевич, без твоих ребятишек на данный момент полный зарез…
— Странно, — не поверил тот. — Дело-то столь громкое, что, как я понимаю, весь личный оперсостав нашего славного МВД просто обязан быть в твоем распоряжении.
— Ну это если мы его востребуем. Ты насчет уровня профессионализма упомянутого тобой личного состава вообще-то в курсе?
— Ты мне и моим ребятам, дядь Сань, похоже, льстишь…
— Льщу! — охотно согласился Турецкий. — То есть на самом деле не льщу, а отдаю должное: так вести объект, как это делают твои Голованов и уж тем более Кротов, вряд ли кто сумеет!
— Кротов особенно, — подтвердил Грязнов-младший. — Он же у нас бывший гэрэушник… Что, наружка нужна?
— Нужна, Динечка, еще как нужна… Обманывать тебя не стану, я, конечно, попытаюсь заставить Меркулова раскошелиться, но надежды на успех мало…
— Ну если говорить о Кротове, наш Алексей Петрович вполне может позволить себе любовь к искусству, — хмыкнул Денис. — А его одного точно маловато?
— Дело в том, что подозреваемых двое.
— Ясно… — Денис некоторое время помолчал. — Ладно, дядь Сань, Севка Голованов как раз вчера жаловался, что ему приелась слежка за неверными супругами… Поймаем на слове. Агеев у меня как раз свободен, сниму Головача с задания, и через… Через сколько и где встречаемся?
— А Алексей Петрович точно в пределах досягаемости?
— Точно, — заверил Денис. — Он минут через двадцать будет у меня. Ну так во сколько и где?
— Знаешь что… — Александр Борисович покосился на часы. — Не знаю, как ты, а вот я сегодня пообедать не успел…
— Ну тогда на нашем любимом Арбате в известном тебе кафе через час… Идет? Там и в курс нас, всех сразу, введешь.
Завершив разговор с хозяином ЧОПа «Глория», Турецкий посмотрел на скромно сидевшего в уголочке Дубинского и улыбнулся:
— Бьюсь об заклад, Владимир Владимирович, вы сегодня тоже хорошо если завтракали… Так что поехали убивать двух зайцев: знакомиться и вводить в курс дела наших негласных, зато очень надежных партнеров и отдавать долг организму. Да не смотрите вы на меня с таким ужасом, за обед платим традиционно мы с Денисом Андреевичем пополам! Возражения не принимаются — это приказ!
Назад: 10
Дальше: 12