Он ошибался, когда подумал, что его оставили в покое хотя бы на сегодня, имея в виду, что на дворе уже давно ночь. А ведь Александр Борисович собирался еще созвониться с Агеевым, чтобы получить информацию из первых рук. Нет, как же, дадут они тебе отдохнуть!

Едва вошел в номер, как «достал» звонок мобильного телефона; Такое ощущение, будто они вообще не спускают с него глаз. Естественно, Белкин, кто ж еще! Реакция ему интересна…

— Все в порядке? Доехали? Происшествий не было? — Голос прямо так и журчал, так и растекался сладким сиропом. — Ну, доложу вам, мой дорогой, удивили вы нас… в смысле меня, — поправился тут же. — И что ж это за курьер такой у вас? Прямо страх божий!

— Вы-то почем знаете? А мне он показался совершенно безобидным человеком. Мягким, вежливым.

— Ну да, поглядели б на его работу!

«Эге, да никак злорадство обнаружилось в голосе адвоката? И как же вас понять прикажете?»

— Чего не видел, того не видел… А вам-то, уважаемый, какое беспокойство? Чего смотреть поехали?

— Да больше из любопытства, честно говоря, — явно «сдал назад» Белкин, сообразив, что так-то уж ему бы вроде и действительно ни к чему. — Неужто у вас, в Генпрокуратуре, теперь такие кадры служат?

— Кадры бывают всякие… Информация тоже в серьезной защите нуждается, — мирным голосом ответил Турецкий. — А вот я, пользуясь случаем, что вы позвонили, хочу вас спросить, просто по-приятельски, между нами. Чего ж это вы больно уж неосмотрительно как-то беседовали с вдовой, Зорий Августович? Прямо-таки насмерть перепугали бедную женщину! Она теперь со мной и слово боится вымолвить.

— Ну вы скажете! Кабы насмерть, она бы, поди, молчала как рыбка, однако вы ж вот знаете.

— Так то — я! Расколол дамочку. Профессия такая. А она ведь и не догадывается, от кого исходят угрозы. Это я знаю. Ну ладно, спокойной ночи. Свидимся завтра, если я не улечу…

— Батюшки, да куда это вы? Уж не в Москву ли? — фальшиво обрадовался адвокат.

— Компанию хотите составить?

— Да нет, видно, я еще на денек-другой задержусь. Но и вы не забывайте, Александр Борисович, о наших договоренностях, да?

— А как поступают с теми, кто сперва договаривается, а затем начинает бой без всяких цивилизованных правил? Не знаете?

— И как?

— Соответственно, дорогой Зорий Августович, соответственно. Хотя лично мне претит любая необязательность. Особенно когда договариваются серьезные и солидные мужчины. Но это я так, к слову. На будущее.

— Я уверен, что в дальнейшем все будет нормально, Александр Борисович. — Напряжение оставило адвоката, и показалось, что он вздохнул с облегчением. Все же этот разговор ему самому был наверняка неприятен, да заставили. Куда денешься от своих клиентов… — И вам, полагаю, после нашей сегодняшней встречи, от которой, насколько я догадываюсь, у Николая Степановича осталось самое приятное впечатление, тоже опасаться нечего. Чисто по-человечески. Я ж уверял вас, что достойные люди всегда способны найти общий язык. Ну, не буду морочить вам голову на сон грядущий, хе-хе!..

Наконец Турецкий получил возможность связаться с Филиппом. А тот, похоже, спал, причем сном праведника, поскольку долго не отзывался, и спросил совершенно сонным голосом:

— Кому я сегодня понадобился?

— А ты взгляни на номер абонента.

— Понял. Через минуту буду как стеклышко. В смысле проснусь… — И действительно, ровно через минуту он заговорил нормальным тоном: — Что, Борисыч, доложили? Смотри, как у них тут быстро, года не прошло… Но я сработал чисто и никаких следов постарался не оставлять. Даже горлышко от графина унес.

Ну а отпечатки на битой посуде они и сами вряд ли смогут идентифицировать. Для этого же надо головы на плечах носить, а не кошельки, куда им башли суют. Но я все же попросил… одного человечка поинтересоваться у местных криминалистов, на всякий случай, если те вдруг додумаются… Не беспокойся. Что у тебя?

— А вот теперь, Филя, нам с тобой придется соблюдать полнейшую конспирацию. Ты у меня проходишь под грифом приезжего курьера. А общие впечатления? Зверь, конечно, не страшен, но очень опасен. Потенциально. И еще есть у него некто Миша, похожий на бурята — длинный такой и хладнокровный. Вот его бы надо вычислить. Думаю, на нем много чего висит интересного…

— Учтем… Еще?

— Что тебе еще? На тебе уже висит тот бортмеханик. Ты хоть с этим-то разберись!

— Разберемся, Сан Борисыч, и достанем, и расколем. Я здесь найду помощников, не волнуйся. Полетим-то когда? Мне что-то тот бывший градобой все покоя не дает.

— Я тоже о нем думал. Но, видимо, лететь туда, опять-таки, придется пока тебе одному. Я договорюсь с утра с Нечаевым, чтоб тебя потихоньку забросили на строительство. И покуда я здесь буду изображать бурное расследование, ты там пошарь. Да и нам с тобой пересекаться в ближайшие несколько дней нежелательно. Курьер прибыл — убыл, и весь сказ. И потом, я думаю, что после сегодняшних «посиделок» у Бугаева вряд ли появится острая нужда приставлять ко мне своих соглядатаев. У меня сложилось ощущение, что он понял: лучше худой мир, чем самая развеселая ссора с Генеральной прокуратурой. И адвокат, я почти уверен, будет стараться нам в том способствовать. Уж ему-то никак не выгодно, чтобы мы с его клиентом уперлись рогами. Но все равно нужна, Филя, предельная осторожность — и подставят, и схавают, не успеешь заметить. Крутые ребятки… Особенно этот Миша.

Покончив с первоочередным делом, Александр Борисович взглянул на часы и многозначительно крякнул. Времени-то уже третий час ночи! Ни хрена себе, как говорится! Это ж он Филю поднял самым свинским образом…

А ведь весь вечер думал, что надо бы еще сегодня, в смысле уже давно вчера, позвонить сестре Катерины и уточнить у нее еще один момент относительно Гены Нестерова, о котором только что напомнил Филипп. Вот и он тоже усек, что здесь имеется для следствия какая-то неясная еще перспектива. Да, но теперь звонить, конечно, нельзя.

Ну а если нельзя, а спать совсем не хочется, то что? Вот же город, никого знакомых! Хотя, впрочем?..

Он взял список местных телефонов, пробежал глазами гостиничные номера и набрал три цифры.

Откликнулся немного сонный голос:

— Администратор Ромашкова… Слушаю вас?

— Настенька, а ты все еще не спишь? — убаюкивающим голосом спросил Турецкий. — Сегодня, оказывается, ты дежуришь?

— Скажите на милость! — чуть сварливо отозвалась она. — Просвистал мимо, даже не взглянул! Совесть, что ли, проснулась?

— И совесть — тоже.

— А что еще? — Он почти увидел, как она тягуче потянулась всем телом. Даже, кажется, слегка застонала. Подумал: а почему бы и нет? Она ж там наверняка не одна, значит, есть кому на некоторое время ее подменить. Да и зачем вдруг, в три-то часа ночи, может потребоваться администратор?

— А еще, — невольно передразнивая ее сытую, сонную лень, промурлыкал в трубку Турецкий, — будет потом. У тебя нет желания… провести принципиальную беседу, как мне следует вести себя с красивыми женщинами, полными этого… ну, скрытой страсти и, как говорится, потрясающей мужское воображение неги?

— Ох, да что ж с тобой поделаешь, проказник ты этакий… Слова-то все какие! Ладно уж, так и быть, возможно, подойду сейчас, погляжу, хотя ты совершенно недостоин моего внимания, посмотрю, в какой такой неотложной помощи нуждается наш клиент. — И добавила тише: — Через полчасика, ключ-то вынь из двери.

«Ну да, у нее же наверняка запасной имеется… Вишь, как все в мире просто». — Александр Борисович вздохнул и отправился в душ…

Там, в «резиденции», после ужина, Бугаев пригласил его, так сказать, «прошвырнуться» по разным помещениям, где были оборудованы и небольшое казино с рулеткой и джекпотом, и бильярдная, и, естественно, ресторан с баром и кабинетами, и даже сауна с номерами для полноценного отдыха трудящихся братков и их подруг, так следовало понимать, исходя из контингента присутствующих.

Демонстрируя, во что можно при желании превратить бывшую официальную губернаторскую резиденцию, Николай Степанович мимоходом обмолвился, что в принципе на переоборудование, на все про все, ушло не больше недели. Умеем, мол, когда хотим. И имеем соответствующее настроение. И бабки, разумеется…

А для президента, если вдруг потребуется, в городе имеются куда более достойные его положения места для приемов и проведения совещаний на самом высоком уровне. Недаром же строительная отрасль в крае, по сути, контролируется тем же Николаем Степановичем. А народ говорит, что вкус у него на этот счет есть… Скромненько так заметил о себе Бугаев, хотя было видно, что, может, от чего другого, но уж от скромности-то он никогда не умрет. А тут и слушатель представился — лучше некуда. Обработать его и привести в свою веру — это ли не достойная задача? Но если человек очень хочет выглядеть в глазах своих слушателей победителем, зачем же ему мешать в этом? Ощущение собственного величия, между прочим, расслабляет, это известно. И на ошибки толкает, чаще всего, непредвиденные, непредсказуемые.

И так же, что называется — к слову, Бугаев с небрежной этакой солидностью добавил, что во второй половине ночи присутствующим здесь может быть представлена весьма оригинальная программа. Со стриптизом. Нет, не какие-нибудь там провинциальные штучки, а все без подделки, от лучших столичных кабаре. Не желает ли Александр Борисович оказать честь своим присутствием? Может, чего приглянется, а? Сказано было, конечно, походя, но как само собой разумеющееся. И не без подковырки — честь, мол, оказать. Высоким штилем заговорил… Тоже, понимаешь, апостол Матфей!..

А вот тут уже и Турецкий несколько кокетливо, как он это умел, и предельно вежливо извинился перед хозяевами, чтоб, не дай бог, не обидеть отказом, но и заронить при этом мыслишку, что в жизни, в общем-то, нет ничего такого, против чего нормальный, живой человек возражал бы категорически. Ну не сегодня, так завтра, мало ли, как ляжет карта! Тем более что и сильно пьяного изображать из себя тоже не было нужды — и выпито за столом вполне достаточно, и язык под хмельком, известно, сам иногда развязывается, как ты его ни стереги…

Не стоило изображать из себя «упертого следака», для которого шаг вправо и шаг влево считается побегом из-под стражи, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Выгоднее было немного замутить, запудрить им мозги. Что, по мнению Александра Борисовича, и было проделано не без успеха. Во всяком случае, быстрые, понимающие взгляды, которыми пару раз обменялись адвокат с Бугаевым, подтвердили, что его игра достигала цели. Вот и хорошо, вот и славно…

Но теперь-то можно чуточку и расслабиться. Нельзя ж без конца держать себя в неспадающем напряжении. Да к тому же Филя поклялся, что глазок в спальне больше «не пашет». Ну а о «прослушке» вообще речи нет. Следовательно, и риска тоже. А организм, может, не столько и требовал, сколько, пожалуй, не возражал бы против некоторой встряски, ибо память услужливо подсовывала Александру Борисовичу отдельные нескромные картинки общения с пылкой женщиной, обнаружившей вдруг изрядное количество достоинств, которые, впрочем, еще изучать да изучать…