11 сентября. Н. И. Яковлев

Целое утро Николай Иванович рисовал. Не пейзажи, конечно, хотя в молодости было дело, баловался, и даже неплохо, говорят, получалось. Но сегодня он всерьез занялся портретом. Того самого незнакомого капитана, который приносил деньги. Усадив рядом Марину, Яковлев попросил ее вспомнить хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь деталь физиономии незнакомца, по опыту зная, что сплошь и рядом человеку достаточно хоть за что-нибудь ухватиться, а дальше даже напрочь забытое лицо всплывет в памяти как живое. Марина вначале не соглашалась, даже пыталась убедить его, что у скорпионов сегодня неподходящий день для творчества, но Николай Иванович настаивал, и она сдалась.

Дело несколько осложнялось тем, что он с техникой портрета был знаком весьма приблизительно, да и Марина совершенно не могла выразить свои воспоминания нормальными эпитетами:

– Глаза у него были как у Шона Коннери, – безапелляционно заявляла она, но Николай Иванович с трудом мог вспомнить даже широкие или узкие, близко посаженные или наоборот глаза у актера, не говоря уже о цвете, а Марина могла добавить только: – Пронзительные.

Пришлось искать в каких-то журналах фотографию Коннери, срисовывать глаза, зато потом в том же журнале Марина обнаружила и подходящий нос и даже подбородок – у Пирса Броснана и Бельмондо соответственно. Дальше пошло быстрее. Перерисовав несколько раз лоб, уши, волосы и прочие мелочи, Николай Иванович наконец добился сходства с капитаном, – по крайней мере, с тем капитаном, каким Марина его запомнила.

С этим портретом Яковлев отправился в Зеленые Холмы. Он хотел неофициально поговорить с коллегами Игоря. Об убийстве они вряд ли что-то знают, но капитана узнать могут, а вопрос денег волновал сейчас Николая Ивановича гораздо больше остальных.

До поселка снова пришлось добираться на такси. Ни автобусы, ни маршрутки туда не ходили, что, наверно, естественно, поскольку вряд ли хоть у одного из обладателей тамошних дач не было личного транспорта, а рейсовый автобус в Нижнереченск, в принципе проходящий совсем рядом, ходил только по выходным. Деньги, заработанные в «Глории», стремительно таяли, но Николай Иванович не особо по этому поводу переживал, миллионером в этой жизни все равно не стать. Марина вчера выдала, что в прошлой жизни он был забубенной негритянкой с табачных плантаций где-то в Штатах, прогресс налицо: и образования прибавилось, и гражданских прав, может, в следующей вообще удастся до английского пэра-миллионера дорасти.

На КПП у въезда в поселок дежурил один омоновец, и нельзя сказать, что он сильно надрывался – сидел на лавочке, причем не у открытого шлагбаума, а за домиком, читал газетку, грелся на скупом осеннем солнышке. Яковлев подошел, предложил служивому сигаретку, тот благосклонно ее принял и так бы и пошла беседа тихо, мирно, только Артуз все испортил. Он вдруг напрягся, шагнул вплотную к омоновцу и совершенно недвусмысленно обнажил свои весьма приличного размера клыки.

– Чего это он? – Охранник попытался было отодвинуться подальше, но ротвейлер предупредительно рыкнул. Николай Иванович призывно щелкнул пальцами, однако рефлекс на этот раз оказался сильнее команды, Артуз не среагировал, даже ухом не повел. Не воспитывать же его было при чужом, Яковлев счел за лучшее объясниться с омоновцем, хотя все это было ох как некстати.

– Боюсь оскорбить вас абсурдным предположением, – начал он несколько витиевато, тут же понял, что это звучит глупее не придумаешь, и закончил уже без всякой дипломатии: – Собака чует наркотики.

– Что за бред, я при исполнении! – возмутился охранник, не сводя глаз с собаки, но на нее это, казалось бы, вполне резонное объяснение никак не подействовало. Артуз продолжал скалиться, глядя в одну точку, и тихонько рычал.

– В левом кармане ваших штанов, я думаю.

– Ну ладно, ладно. – Омоновец выдернул из кармана помятый спичечный коробок и бросил его на лавку. – Конфисковал тут у молодежи, работа такая, понимать должны, между прочим.

Артуз мгновенно успокоился и улегся у ног хозяина, но коробочек из виду не выпускал.

– Чего вам здесь надо? – строго спросил охранник, смахивая со лба испарину. – Закрытый объект, посторонним без приглашения нельзя.

– Я не на объект, я к вам, – ответил Яковлев, понимая, что доверительной беседы уже не получится. А жаль. – Вы Игоря Яковлева знаете?

– А вы ему кто, адвокат?

– Родственник. Я просто поговорить хотел...

– Встречался я с Яковлевым, приходилось по службе, но на брудершафт не пил, так что ничем помочь не могу.

– Да не обижайтесь вы на собаку, скотина, что с нее возьмешь...

– Я не обижаюсь, но разговаривать мне с посторонними не положено, понятно? – Омоновец наконец решился встать и, косясь на Артуза, бочком-бочком начал потихоньку отступать.

– Всего пару вопросов, пожалуйста, – почти взмолился Николай Иванович и, видя, что охранник его и слушать не желает, едва заметно взмахнул рукой. Артуз тут же среагировал, преградив омоновцу путь к отступлению.

– Две минуты, – выдохнул тот, – а потом вы уберетесь, и, если еще раз появитесь, я эту скотину пристрелю, ясно?

Надо бы познакомиться по-людски, подосадовал Яковлев, только времени на это нет.

– Вы сейчас без автомата, – кивнул он на пистолет в кобуре на боку охранника, – а обычно с автоматом дежурите?

– Когда как. Дальше?

– Можете вспомнить, шестого мая во сколько у Игоря была смена?

– Не могу, я в мае в отпуске был.

– Сколько вам здесь платят?

– Коммерческая тайна.

– Ну хотя бы порядок?

– Пятьдесят баксов плюс-минус тридцать.

– Если человек увольняется не по собственному желанию, а по приказу, ему принято выдавать какую-то денежную компенсацию?

– Не знаю, не пробовал.

Конечно, он просто издевался, Николай Иванович это понимал, но ничего исправить уже не мог. Показав охраннику портрет капитана, он задал последний вопрос:

– Это кто-то из ваших коллег, знаете этого человека?

– Впервые вижу.

Может, и правда впервые, смирился Яковлев. Пожалуй, он уловил бы в глазах омоновца, в лицевых мускулах момент узнавания, пусть на доли секунды, но это всегда проявляется. В этот раз не было ничего. Коротко поблагодарив, он свистнул Артуза.

– У вас еще тридцать пять секунд, – ухмыльнулся охранник.

– Может, я на полминуты загляну еще раз, – пообещал Николай Иванович.

Он вышел на дорогу, собираясь тормознуть попутку. И первый же заляпанный грязью до самой крыши самосвал, как по волшебству, остановился. Правда, как оказалось, никакого волшебства в этом не было, а был за рулем шурин Игоря Ключевский.

– Эй, родственничек! – Он гостеприимно распахнул дверцу. – Садись, подвезу.

– Ты откуда тут? – удивился Яковлев.

– Цемент возил на стройку. – Виктор махнул рукой куда-то в сторону дачного поселка. – Только пусть зверь ближе к двери сидит, собак терпеть не могу еще с детства. Мелкого меня один раз дворняга за ногу цапнула, с тех пор боюсь этих тварюг ужас как. Едем в город, к Маришке?

– Можно просто в город, там я уже сам доберусь.

– Да ладно, я теперь, считай, безработный, могу и покатать, а одолжишь на пузырь – и с ветерком прокачу.

– Почему безработный, – спросил, усаживаясь, Николай Иванович, – надоело?

– Где там! Уволили, гады. Без выходного пособия. Еще и убытки с меня через суд взыскать собираются, вообще охренели, козлы! Ну подумаешь, ну опоздал на пару дней, с кем не случается. А они мне: у нас строители простаивают, мы, чтоб тебя по Москве искать, сыщиков нанимали, бабки потеряли, время потеряли – короче, типа я один виноват, что у них там нерасклад какой-то. Придется вот «КамАЗ» продавать...

– Поехали, Виктор, – попросил Яковлев, все это время они так и стояли на месте, Ключевский только давил на газ, то ли психуя, то ли готовясь к рекордному стартовому рывку.

– Ничего! – Он наконец переключил скорость и на удивление медленно покатил вперед. – У меня против них тоже карта козырная имеется. Я Леве скажу, чтоб концерт у них в кабаке отменил, пусть побесятся, они от Левы знаешь как поезжают! – И довольно низким басом вдруг затянул:

– Собакина песня?

– Ага, Левы. Мы с ним теперь братья кровные, во! – Ключевский продемонстрировал свежий шрам на ладони. – Мы с тобой одной крови – ты и я! Только гораздо круче, чем у Маугли.

Впереди справа Николай Иванович заметил белый «опель», очевидно не вписавшийся в поворот и медленно увязающий задними колесами в болоте, рядом суетился водитель, еще какая-то «хонда» остановилась.

– Может, поможем человеку, выдернем? – предложил он Виктору.

Тот присмотрелся к происходившему и только поддал газу, расплывшись в довольной ухмылке:

– Пусть ему негры помогают, козлу вонючему! – и, видя, что Николай Иванович не понимает, в чем дело, пояснил: – А это как раз мой босс, который меня час назад на хрен послал. В суд он меня потащит, щас! Только штаны подтяну! – И снова запел дурным голосом:

– А что они там строят? – справился Яковлев – просто для поддержания разговора.

– Да могильник какой-то срочно латают, сразу за Буграми. Одно никак не пойму, почему бандиты?

– Какие бандиты?

– Натуральные. Вот и этот козел на «опеле» бандит, а дядюшка его вообще главный бандит в Златогорске – Сом, слышал небось?

– А что за могильник? – Николаю Ивановичу вдруг показалось, что, может, во всем этом что-то есть: бандиты, элитный поселок, срочное залатывание какого-то могильника – и все это в непосредственной близости от места гибели Вершинина. – В мае они его уже латали?

– Черт его знает, латали или нет, – только пожал плечами Ключевский, – я тут в мае еще не работал, а могильник какой-то серьезный, то ли радиация, то ли химические отходы, но в спецкостюмах они там конкретно рассекают.