Глава четвертая
ДЕСЯТЬ ДРАЧЛИВЫХ МОНАХОВ
1
Когда утром светом средней степени нежности окрасило глухую стену соседнего дома, на которую выходило окно кухни, капитан Марк Майер уже заканчивал нехитрый холостяцкий завтрак: яйца, ветчина, кофе. Заурядное и довольно надоевшее меню. В холодильнике, правда, имелась красная рыбка да излюбленные вяленые щупальца кальмарчиков — дары Тихого океана, присланные из Владивостока родителями. Но эту роскошь Марк оставил до вечера, когда, усталый, но честно исполнивший свой долг, он вернется домой, груженный пивом.
После завтрака, еще не сняв домашних шлепанцев, он уже приступил к работе. Первым делом надо позвонить в родной цех, подстраховаться. Как раз поднял трубку начальник отдела полковник Токарев, его ворье прозвало Токарь Скокарей за мастерство в раскрытии квартирных краж.
— С добрым утречком, Иван Иваныч!
— Ты такая холера, что самое доброе утро отравишь!
— Шо ж вам, так сразу надо кричать, а?
— Потому что ты сачок!
— Я?! Кто Васю Лапу взял на рабочем месте?
— Знаю кто! — с неохотой проворчал Токарев.
— А Лену Полуумок?
— Так я же и говорю — сачок!
— А если я хочу поработать в среде капиталистов и интеллектуалов? Там должно отдельное требование — персональное поручение быть, Иван Иваныч…
— Есть. Когда бы не было этой поганой бумажки, я бы давно за тобой послал машину с мигалкой и сиреной. На кого работаешь, фриц? Тут такая кража — конфетка! А ты на стороне вышиваешь!
— Какая, Иван Иваныч?
— Рожна тебе!.. Ладно, может, где нарвешься. У бабы в лифчике было спрятано полторы тысячи «зеленых». В автобусе сняли вместе с лифчиком!
— Фокусник! — восхитился Марк.
— Да нет! Профессионал! Пиской со спины разрезал пальто, платье и застежку бюстгальтера, прибрал деньги — и адью! Очень может быть, что не вор — воровка.
— Спасибо за доверие, Иван Иванович!
— Отработаешь!
Теперь можно было заняться сектой.
Марк позвонил в соответствующий отдел мэрии и, представившись по всей форме, попросил дать координаты религиозного объединения «Путь истины».
— С чем связан ваш интерес? — спросила его некая любезная, судя по голосу, но и холодновато-отчужденная дама. — Наверное, к вам обратились родители молодых членов этого объединения? Они и нас уже забросали жалобами.
— Пока я не могу ответить вам однозначно, — игривым и в то же время заговорщическим голосом пророкотал ей в ответ Марк, — но и не скажу категорическое «нет».
— Конечно, это не мое дело, но учтите — у них сильные покровители. А теперь записывайте…
То, что секта пользуется расположением кого-то из властей предержащих, не очень удивило Майера. В наше время все может быть, особенно если за деньги.
2
Примерно через час Марк добрался до бывшего подросткового клуба на Петрозаводской. Старой вывески слева сверху от входной двери не было, но и взамен ничего никто не прикрепил — так и оставался пустой прямоугольник, словно заплата, на стене. Поэтому, наверное, глаз, привычно скользнув по небрежно окрашенному, в разводах, как от сырости, фасаду, уперся в новую крепкую, массивную дверь с глазком и микрофоном для переговоров. На уровне глаз к стене крепилась кнопка звонка.
Марк нажал на эту белую, совсем хрупкую в сравнении с оснащением двери кнопку. Ожидаемого звонка не услышал. Либо сей мелодичный инструмент был выведен в глубину помещения, либо дверь не только прочная, но и двойная. В то, что звонок не работает, потому что сломался и некому починить, — поверить было трудно. И не стоило даже сомневаться.
Не прошло и двух минут, как из переговорного устройства послышался слегка скрежещущий, искаженный слабыми динамиками голос:
— Что вам угодно?
— Меня интересует секта «Путь истины».
— Здесь нет такой секты.
— А что тогда здесь? Пансион строгого режима для благородных девиц? — раздраженно спросил Марк.
Возможно, раздражение спровоцировано было не только ходом беседы, но также и тем, что голос, выталкиваемый через крохотные динамики переговорного устройства, принадлежал молодой женщине.
— У нас есть не только девицы.
— Где это — у вас?
— У нас, объединившихся для Истинного пути.
— Ну так в чем дело? Мне к вам и надо!
— Зачем?
— Хочу задать несколько вопросов.
— О чем?
«Представляю, с каким идиотским видом топчусь возле этой двери!» — раздраженно подумал Марк.
— О чем хочу, о том и задам! Открывайте немедленно!
— Вы из милиции?
— Милая тетя, я пришел не отвечать на вопросы, а задавать! Если вы и дальше будете продолжать прятаться за дверью и корчить мне рожи, позову представителей местной управы и вскроем вас, как банку шпрот!
— Я не корчу вам рожи! — хихикнула за дверью девица-сектантка.
Майер знал о сектантстве в пределах учебной программы, но и тех знаний хватало, чтоб нарисовать облик пугливой дуры, повязанной платочком, меж мягких складок которого торчала постная, отталкивающая рожа. Поэтому короткий, но искренний колокольчик смеха, прозвучавший по ту сторону двери, удивил его. А кого-то по ту сторону суетливой жизни, наверное, обеспокоил.
Два крепких, хорошо смазанных замка звонко, молодо щелкнули, тяжелая створка двери подалась вперед — и Марк едва сдержался, чтобы не отшатнуться. Он разговаривал с девицей, а двери открыл крепкий чернявый мужик со славянскими, впрочем, чертами лица, облаченный в некое белое одеяние, похожее сразу и на японское кимоно и на поповскую рясу.
Мужчина, по всей видимости монах, быстро оценивающе оглядел фигуру Марка, слегка кивнул, словно остался доволен увиденным, не поздоровался и спросил:
— Кто вы?
Что-то удержало Марка от привычного жеста: достать из нагрудного кармана муровское удостоверение и надавить на этого служителя неизвестному Богу проверенным и доселе безотказным способом — при помощи генетического страха советских людей перед силой и неотвратимостью закона, постеленного под ноги власти. Этот человек выглядел чужим, хотя говорил без акцента, но и не был похож на американца или немца, которые чем-то неуловимым всегда отличаются даже от самых образованных или крутых русских. Несмотря на нелепое для весны одеяние, мужчина напоминал скорее наиболее могущественных бизнесменов, выросших на этой несчастливой, но плодородной земле, и теперь благодаря кошельку и недолгой тренировке в разговорном английском чувствовавших себя везде как дома, то есть почти по-хозяйски.
— Представитель частного сыскного агентства, — представился Марк.
— Имеете какой-нибудь документ?
— Имею, — сказал он, предполагая, что, если монах будет настаивать, придется показать то, что есть.
Но убежденность, которая прозвучала в голосе Марка, вызвала у мужчины доверие.
— Как бы то ни было, на вас распространяется закон о неприкосновенности жилища, поэтому войти сюда вы можете только с нашего разрешения или с санкции прокурора.
— Где же тут жилище?
— Здесь кроме верующих мирян проживают также и монахи. Соединение храма с кельями — есть монастырь, сочетающий в себе и культовое сооружение, и жилье.
— А вы, наверное, будете старший?
— Почему вы так решили?
— Выражаетесь гладко и красиво, прямо как мед в уши!
— Мед в уши? Ну это скорее липко и неприятно.
Марк удивился, но не растерялся, развел руками и сказал:
— Вот я и говорю: лезет из вас образованность, хоть повязку из травы наденьте на бедра вместо этих простыней. Так вы старший?
— Это зависит от того, что вам угодно.
— Моему заказчику угодно найти своего сынка.
— У вас есть основания предполагать, что он здесь?
— Что в секте — да.
— Это не секта, а религиозное объединение.
Марк не стал пререкаться:
— Поймите, мое время — мои деньги, спрашиваю, как покороче.
— Понимаю. Так кого вы ищете?
— Эдуарда Бибарцева.
Мужчина помедлил минуту, припоминая или делая вид, что припоминает разыскиваемую персону.
— Здесь такого нет.
— А в других этих ваших…
— Обителях? — подсказал монах.
— Да-да, в них!
Монах улыбнулся и развел руками:
— Этого не могу сказать. Знаете, сколько по Москве наших филиалов?
— Нет, — простодушно признался Марк.
— Больше двадцати.
— Ребята, вы хорошо устроились!
— Это только значит, что наше служение угодно Богу.
— У Бибарцева друг есть, Воробьев Кирилл. Такого не знаете?
— Такого знаю. Заходит иногда. Но он ведь не монах, а верующий мирянин, живет не здесь.
— Хотелось бы войти посмотреть, вдруг, пока мы с вами разговариваем, они влезли в окошко и сидят себе спокойненько молятся.
— Нельзя! Только с согласия их личного и настоятеля или вышестоящего начальства.
— А если я подключу милицию?
— Не получится. Мы как раз под охраной властей находимся и в большой с ними дружбе.
— А если, скажем, я вас оттолкну и ворвусь?
Монах чуть заметно улыбнулся.
— Попробуйте. Тем более я не один. Пока у нас договоренность с мэрией, мы впустим только того, кого захотим, и туда, куда захотим. Вы говорили, ваше время деньги?
— Говорил.
— Тогда давайте не будем попусту пререкаться, подождите здесь. Я пойду посмотрю, нет ли Мо… вернее, Воробьева. Если хотите, он выйдет.
— Благодарю вас, — корчась от собственной любезности, сказал Марк и остался ждать у запертой двери.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем он понял, что никто к нему не выйдет, а недотепу Бибарцева, возможно, держат за этой дверью, но в смирительной рубашке. Все они тут каратисты, яростно думал Марк, покидая бесславно голый и захламленный в то же время дворик. Ладно, каратисты, против лома нет приема, особенно если лом носит звание капитана и фамилию Майер!
3
Марк приехал в Генеральную прокуратуру, горя желанием всеми правдами и неправдами выбить у следователя Турецкого постановление на производство обыска в секте на Петрозаводской. Это, впрочем, был чисто эмоциональный порыв. Умом Марк понимал, что, не имея никаких юридических оснований, Александр Борисович санкции не даст. А какие могут быть основания, коли хитрый банкир даже заявления в своем райотделе не оставил по факту исчезновения. Скорее всего, не санкций придется просить, а совета, хотя именно этого гордому сыну военного моряка как раз и не хотелось делать.
В приемной следственной части Генпрокуратуры над еще моложавой, но уже похожей на старуху Шапокляк секретаршей навис высокий парень в куртке и с кейсом в руке. Услышав стук открывшейся и тут же закрывшейся двери, секретарша изогнулась, не вставая со стула, так чтобы через посетителя номер один увидеть, кого там еще несет.
— Здравствуйте.
Парень обернулся, а тетка сварливо спросила:
— Вы к кому?
— К Турецкому.
— Александра Борисыча нет, он в командировке.
— Где? — напористо спросил Майер.
— Я не обязана докладывать.
— Надолго?
— Командировка выписана на неделю, но он может задержаться ввиду важности дела.
Парень оглянулся на Майера, наклонился к секретарше и попросил громким шепотом:
— На ухо мне скажите, вы же меня знаете…
Марк, естественно, оскорбился, повернулся налево кругом и вышел в коридор.
Пока, расстроенный, он шел к выходу, услышал, как еще раз издала шлепок дверь приемной, затем — приближающиеся торопливые шаги, а потом и голос:
— Эй, господин хороший! Подождите!..
Марк обернулся: да, тот самый, что любит секретничать с секретаршами.
— Что вам хотите? — унылым голосом еврейского портного спросил он.
— Следователь Мосгорпрокуратуры Величко, — представился парень и добавил, помедлив: — Олег.
— Марк Майер, капитан, оперуполномоченный МУРа, — ответил Марк.
— Борисыча загнали в Челябинскую губернию, — сообщил Величко. — Там начальника какого-то производства убили с особой, как пишется, жестокостью. У вас к нему личное дело или по службе?
— Дело, и не поймешь какое…
— Втянул вас Саша во что-нибудь эдакое?
— Наверное, сначала втянули его, а он уже потом меня, по рекомендации.
Они спустились вниз по лестнице и вышли на улицу. Сели в раздолбанный «Москвич» Величко и поехали в Мосгорпрокуратуру. По дороге Марк вкратце успел рассказать, на какие муки обрек себя, согласившись поработать на следователя Турецкого и его друга-банкира.
— Сейчас подъедем ко мне, — предложил Величко. — Я совсем недавно этой сектой занимался, кое-что нарыл…
Кабинет у Величко был скромен, как у большевика-аскета. Но не потому, что ему грезились лавры «железного Феликса». Дело в том, что отдельный кабинет он получил совсем недавно, буквально на днях, мебель пришлось собирать по частям на складе ХОЗУ, а там ничего хорошего не найдешь. Олег предполагал со временем разжиться чем-нибудь приличным. Единственной вещью среди обшарпанных столов и расшатанных стульев, которая неопровержимо доказывала, что за окном конец двадцатого века, был компьютер, взгроможденный на столик с пугающе хрупкими ножками.
Олег придвинул к столику два стула и, предложив гостю повесить куртку в шкаф, выдержал небольшую паузу перед тем, как спросить, слегка смущаясь:
— Не хотите ли выпить, Марк?
Пожав плечами, тот ответил:
— В принципе я — не Гамлет.
— Что? — не понял Олег.
— Пить или не пить, так передо мной вопрос никогда не стоит, — охотно объяснил капитан.
— Понял, — улыбнулся следователь Величко.
Через минуту на краю столика оказались откупоренная бутылка «Кремлевской», два стакана и блюдечко с орехами.
После того как приняли за знакомство, Олег включил компьютер и приступил к объяснениям.
— Дело, я тебе скажу, капитан, тухлое, потому мне его и спихнули. Собственно говоря, и не дело вовсе, а так, несколько сигналов от трудящихся. Короче, начали поступать заявления в милицию, что объявилась у нас секта неких искателей истины. Сектанты охмуряют молодежь, юноши и девушки, прихватив из дома все наиболее ценное, уходят в общину насовсем. Всякие, знаешь ли, в связи с этим попадались папаши с мамашами. Некоторые говорили: черт с ним, с оболтусом, вы драгоценности верните. Таким сразу давался отлуп: пишите заявление, что ваш ребенок вас обокрал, тогда мы его оттуда по закону выщемим. Конечно, когда сигналы граждан пошли потоком и перевалили за сотню, а писали даже Президенту, не говоря уже о нашем прокуроре, — тогда нам пришлось наладить проверочку. И вылезли странные вещи…
Олег пробежался пальцами по клавишам компьютера, и на голубом экране дисплея медленно появилась первая порция информации:
«Путь истины», религиозное объединение, сочетающее в своих постулатах положения буддизма и христианства. Основатель секты и первосвященник Като Тацуо, 1950 г. р., японец, по специальности фармацевт и специалист по иглотерапии. С 1987 года считается просветленным по буддийским канонам. В 1988 году основал секту «Путь истины». В 1992 году объявил себя живым Христом.
В настоящее время во всем мире насчитывается около ста тысяч приверженцев учения Тацуо. Из них около 1500 человек — монахи, постоянно живущие в общинах, остальные — верующие миряне (сведения недостоверны, получены по официальным каналам).
Штаб-квартира объединения «Путь истины» находится в Японии: Токио, район Сэтагая. Кроме того, существует обширная сеть филиалов.
В Японии: Саппоро, Фудзи, Сибуя, Нагоя, Киото, Хиросима, Кумамото.
В США: Нью-Йорк.
В Германии: Бонн, Мюнхен».
— Ну просто какая-то Организация Объединенных Наций, а не секта! — проворчал Марк. — Такие все хорошие места, чего их к нам потянуло?
— В хороших местах меньше людей дурью мается. Они там благосостояние цементируют, работают. А у нас все никак толку нет! Вот смотри…
На экране высветился очередной кусок текста:
«В России: Москва (Петровка, Звездный бульвар, Петрозаводская)».
— По сравнению с Японией негусто, — заметил Марк.
— Так-то оно так, да только в стране восходящей иены сектантов тысяч десять, а у нас — больше тридцати тысяч,
— Здорово!
— Это что! Сколько бы ни было тысяч молящихся, если есть нарушения наших законов — закрыли бы, к чертовой матери. И, судя по тому, что рассказывают люди, секта нехорошая. Но… Не то что закрыть, войти без разрешения их руководства не имеем права.
— Отчего же так?
— Оттого, дорогой, что эти япошки первым делом, как приехали, с гостинцами и предложениями взаимовыгодного сотрудничества поперлись не к патриарху всея Руси, а к председателю Экспертного совета при Президенте Олегу Лоеву. И просили помощи не для монастыря, а для создания Японо-российского университета. За деньги или по доброте душевной Лоев им помог. Вот на базе этого самого университета хитрые японские попы и пристроились здесь. Да еще как! Целый пакет лицензий получили в Министерстве информации и печати. На издательскую деятельность, на выпуск телепередачи «Святые небеса». Радиостанции «Маяк» за предоставление эфира отбашляли два миллиона долларов.
— Этак они у православной церкви всю паству оттяпают!
— Не всю, а только тех, кто помоложе да побогаче. Главная их опасность в том, что в первую очередь охмуряют молодежь. Если бы не перестройка с ломанием «железного занавеса», можно было бы сказать, что имеет место особо изощренная диверсия против будущего страны!
— Хорошо выражаешься, Олег, как замполит.
— А что мне остается? — слегка обиделся Величко. — Сами мне этих христиан узкоглазых навязали, потом сами же руки связывают! Ничего не изменилось в нашей стране после Ильича Второго, ничего! Только слова другие. Стоило Лоеву обронить где-то между делом, что ему не очень нравится слишком пристальное внимание прокуратуры к секте «Путь истины», что у прокуратуры Москвы есть дела поважнее, — и все. Сказали: Олежек, не форсируй, мы теперь веротерпимые.
— Мне, честно говоря, странно слышать такие слова, Олег. Может, это и некрасиво, но у нас принято радоваться, когда дело само собой с плеч сваливается.
— Дело делу рознь. К тому же дела как такового еще нет, но я к нему почти подобрался. К тому же, если использовать твою лексику, может, это и высокопарно, но за державу обидно. Ты знаешь, за что наши недоумки выкладывают свои и родительские кровные? Нет, так посмотри.
Марк послушно направил взгляд на экран.
«Прейскурант товаров и услуг, которые предлагает верующим мирянам религиозное объединение «Путь истины».
Чудотворный пруд — бутылка воды (200 г) из ванны, в которой совершал омовение учитель Като, — 200 долларов.
Шактипат — перекачка «высокого духа» от старшего члена секты к младшему: младший неофит дотрагивается до лба старшего члена секты, забирая у того энергию духа, — 500 долларов.
Значок секты «Путь истины» — 500 долларов.
Озарение — внутривенная инъекция неустановленного препарата, по всей вероятности химического происхождения, — 500 долларов.
Астральная телепортация — сектант «подключается» к одной из волн, которые якобы испускает учитель, — 1000 долларов.
Посвящение кровью — ритуал, при котором пьют кровь учителя Като, последняя ступень перед Просветлением, — 2000 долларов».
— Видал? — спросил Олег.
— Хорошо хоть мочу учителя пить не заставляют! — мрачно заметил Марк. — А если серьезно, то такую лавочку, конечно, надо закрывать с полной конфискацией.
— Надо, только как? У меня есть несколько заявлений от родителей, от которых дети ушли в секту. Они их встречали иногда в отдаленных районах, те просили подаяние. Особо дотошные сумели даже выяснить, где их чада ночуют и молятся. Вот я и хотел у Александра Борисыча под шумок ордер на обыск выбить. Мне бы туда только проникнуть! Уверен: есть там что-то нечистое и, скорее всего, незаконное. Главное, первый кордон преодолеть. Если найдем что-то, Лоев их прикрывать не станет, наоборот, позаботится, чтобы его самого прикрыли. Да нам он и не нужен пока…
— В старых толстых книжках про нас написали бы: их свела судьба. Но господина Турецкого нет. Обидно, как будто перед самым загсом жених удрал!..
— Ну тебя с твоим привозным юмором!
— Как вы сказали?
— От слова «Привоз».
Марк улыбнулся, но вопрос задал по делу.
— А кроме Турецкого нет у тебя в этом деле союзников?
— Есть Меркулов Константин Дмитриевич, друг Александра Борисыча…
— Тоже следователь?
— В славном прошлом. А теперь заместитель генерального прокурора.
— Хороший друг!
— Твоя ирония неуместна, — нахмурился Величко. — Они вместе «важняками» в горпрокуратуре у нас лямку тянули.
— Это не ирония, а констатация факта. Я же не виноват, что у меня дикция как у Попандопулы!
— Ладно. Насчет полученной информации Меркулову позвонить предлагаешь?
— Почему нет?
— Да он последние пару месяцев болеет, на службу не ходит, а домой звонить как-то неудобно.
— Он только Турецкому друг или ты с ним тоже знаком?
— Встречались.
— Тогда звони. Ты не прибавку к жалованью будешь просить, а по неотложному делу.
Олег кивнул, потянулся рукой к телефонной трубке, и в эту минуту аппарат, словно упреждая следователя, затрезвонил резко, совсем немузыкально, как новые импортные телефоны.
Олег поднял трубку, коротко бросил в микрофон:
— Величко.
Затем пару минут молча слушал. По мере поступления информации лицо его оживлялось. Перед тем как бросить трубку на рычаг, сказал:
— Давай проводи сюда!
Взглянул на Марка, сообщил:
— На ловца и зверь бежит!
— Меркулова — невозмутимо спросил Марк.
— Тю на тебя!..
В этот момент в дверь постучали.
— Входите! — пригласил Величко.
4
В кабинет вошла девушка, одетая дорого и со вкусом. Правда, впечатление было такое, что одежда на ней с чужого плеча, размера на полтора больше. Впрочем, присмотревшись, Марк понял, что девушка просто отощала до такой степени, что узкие голубые джинсы болтались на ней как на вешалке. По тонкому, бескровному лицу девушке можно было дать не больше семнадцати лет, но, посмотрев в глаза, сделать поправку — лет восемь.
— Здравствуйте, — негромко, почти шепотом сказала она.
— Добрый день! — весело приветствовал ее Величко. — Если не ошибаюсь, Светлана Андреевна Годунова?
— Да…
— После нашей последней встречи вы стали еще стройнее, Светлана Андреевна. Задачу стать супермоделью вы, по-моему, уже перевыполнили!
Марк видел, что следователь говорит с явной издевкой. Заметил также и другое: девушка потупилась с виноватой улыбкой. Значит, считает, что заслужила подобный тон.
— Да, кстати, у нас есть третий! Знакомься, Светлана, оперативный работник по имени Марк.
— Я теряюсь, милая фрау, — пробормотал Марк. — Вы студентка или ночная фея?
— Света постигает Путь истины в одной из наших обителей. Полтора месяца назад она принесла господину прокурору Москвы большое коллективное письмо, в котором пятьсот уважаемых граждан доказывали, что секта «Путь истины» вместе с Японо-российским университетом — это большое счастье для нашей страны, а следователь Величко, наоборот, сплошное зло, объединяющее в себе все пороки Лубянской площади и Кутузовского проспекта, вместе взятых. Что вы принесли на этот раз, Светочка?
— Ничего. Я прошу помощи… но, если вы не хотите, можно я пойду к кому-нибудь другому?
— Вы должны извинить меня за некоторую язвительность, Светлана Андреевна. Но этому есть причина. По вашей милости три недели моей работы пошли псу под хвост. Но если у вас претензии к вашим проповедникам, кроме меня, вам идти не к кому. Так что рассказывайте.
Светлана Годунова глубоко вздохнула, механическим движением поправила и без того хорошо уложенные волосы и все тем же слабым голосом начала рассказывать:
— Вы знаете, я раньше приходила в общину больше из любопытства. У нас вся семья к вере относится в общем равнодушно, хотя отца крестили в свое время. Поэтому я скорее атеистка была. А вот муж… Он технарь, всякими учениями и религиями интересовался как любитель. И вот прикипел к учению Като. Вы не были на молениях ни разу?
— Нет. Нам туда вход закрыт, — ответил Олег и добавил: — Пока.
— Так вот, Сергей, это мой муж, захотел достичь таких высот совершенства в вере, чтобы сам великий гуру помог ему достичь просветления. В общем, он уговорил меня переселиться вместе с ним в общину. Тридцатого октября прошлого года мы переселились в общину на Петрозаводской…
— Ага! — негромко, чтобы не перебивать рассказчицу, сказал Марк.
Светлана покосилась на него, но продолжала:
— Мы с Сережей присоединились к группе начинающих… В принципе мне показалось, что там все были начинающие. Первым делом монахи забрали у нас все деньги и драгоценности…
— Много взяли? — спросил Олег.
— Много. Вам нужно точно сказать?
— Пока необязательно. Это когда вы начнете претензии предъявлять своим пастырям.
— Все мы жили в большом зале, спали на полу на каких-то старых матрасах и целыми днями читали книги Като Тацуо. Некоторые балдели от этих святых текстов, другие ни черта не понимали, но делали вид, что им в кайф. Я честно пыталась разобраться, но не смогла.
— Почему? Сложно?
— Да нет. За внешней непонятностью и глубиной спрятан винегрет из буддизма и христианства, причем чем больше пытаешься понять, тем меньше толку, потому что все замыкается на бессмыслице…
— Бессмыслице?
— Да. Учение гласит, что учитель Като новый Христос. Второе, так сказать, пришествие.
— Вы здорово, наверное, разобрались во всем, — с неподдельным уважением произнес Олег.
Годунова слабо улыбнулась:
— Дело в том, что я училась на философском факультете, прежде чем случилось со мной это временное помешательство. Хуже того, гражданин следователь, именно дурацкая философская любознательность привела меня туда вслед за мужем и так долго там держала. Я хотела понять, почему так много приверженцев у такого бессмысленного учения.
— Поняли?
— Да. Только не умом, к сожалению. Первым делом меня разлучили с мужем. Он находился в другом помещении, за месяц сильно похудел, мог говорить только о великом учителе Като. Когда я потребовала у монахов разрешения видеться с Сережей, они посоветовали мне принимать таблетки, которые растормозят сознание и помогут лучше проникнуть в суть учения Като. Мне бы насторожиться, но читала, что американский врач Джон Лилли в свое время принимал ЛСД, такой химический наркотик, чтобы изучить его воздействие на мозг. Попробовала, в общем. В дополнение к таблеткам надели на голову наушники и включили некую какофоническую музыку. Надо сказать, подействовало: неделю после этого ходила как чумная, не хотелось ни есть, ни пить, ни мужа любить. Вот тут монахи и допустили ошибку — им бы, пока я в себя не пришла, еще порцию мне предложить, потом еще — и до тех пор, пока крыша не съедет окончательно. Затем, естественно, началась ломка, плохое самочувствие, отвращение к жизни и так далее. Зато я поняла, во что влипла. Прикинулась покорной, глубоко верующей, и мне было оказано высокое доверие: послали в город продавать книги Тацуо. И вот я здесь, потому что хочу, чтобы вытащили оттуда мужа и всех остальных, кто пожелает уйти.
— Если я правильно понял вас, по своей воле уйти из общины затруднительно?
— Не то слово! Кто отдал все в секту, считайте, отдал и себя. Некоторые строптивцы пытались уйти легальным путем. Как бы не так! Запирают в пустую комнату, где ничего нет, ни мебели, ни окон, только стены, пол и потолок, и бьют палками. Остальным объясняют, что сатана вселился в этих людей, а сатана, как и слабый человек, боится палки и пустоты. Совершенно случайно узнала, что Сережу приговорили к процедуре, которая называется «шлем спасения». Этот шлем надевают в отдельном помещении, чтобы никто не видел. Рассказывают, что при этом используют компьютер. Кто в шлеме побывал, становится роботом. Таких потом переводят куда-то, говорят, даже в Японию увозят. Как правило, этой экзекуции подвергаются люди, которые представляют для секты особую ценность, специалисты в современных областях наук.
— Ваш муж относится к этой категории?
— Да, он химик-технолог.
— Понятно, Светлана, — кивнул Олег. — Я правильно понял, вы делаете официальное заявление?
— Какое?
— Что в общине на Петрозаводской совершается насилие над вашим мужем и что к вам применяли наркотические или психотропные средства, чтобы сломить волю?
Годунова минуту раздумывала, затем сказала твердо:
— Да! Я делаю такое заявление.
— Хорошо. Скажите, сколько в общине народу, сколько монахов, так вы их называете? И вообще, как там все устроено? Вполне может быть, что мы отправимся туда прямо сейчас, в крайнем случае, несколько позже, но обязательно сегодня. Нам надо ориентироваться внутри.
— Я поняла. На ночь в общине собирается человек около шестидесяти таких, как мы с Сережей. Днем часть верующих зарабатывает деньги для секты. Монахов, которые всем руководят, двенадцать человек, трое — японцы. Они — главные, всем распоряжаются.
— Хорошо, Света, теперь попробуйте нарисовать по возможности подробный план общины, где какие помещения, есть ли окна и двери…
— Я попробую, только окна, скорей всего, не пригодятся. Там за зеркальными стеклами сетка натянута, чтоб никто вон не подался.
Величко подал подсевшей к столу Годуновой ручку и лист бумаги, объяснил, как написать заявление о возбуждении дела, а сам вышел в соседний кабинет звонить.
Марк некоторое время наблюдал за девушкой.
Она наморщила лоб, составляя документ и припоминая расположение комнат в общине, иногда искоса посматривала на Марка. Он решил, что, наверное, смущает Годунову, но не решился уйти из кабинета — не знал точно, вдруг следователь оставил на столе что-нибудь такое, что посторонним видеть нельзя. Опять же компьютер…
Дождавшись, когда беглянка поставила свою подпись под заявлением и начала, сосредоточенно поджав губы, чертить план, Марк спросил:
— Если я отвлеку вас парочкой вопросов, это ничего?
— Какие вопросы?
— По поводу молельни на Петрозаводской…
— Спрашивайте… хотя кто вы?
— Капитан Майер, Московский уголовный розыск.
— А, тогда спрашивайте. Вам будет чем там заняться.
— Меня интересуют две, может три, персоны, которые могли быть в вашей общине.
— Слушаю вас.
— Вот взгляните.
Марк протянул девушке фотокарточку Эдуарда Бибарцева.
Она посмотрела и вернула со словами:
— Этого не видела, но он может быть и в другом месте. Вам стоит проверить все филиалы…
— А сколько их? — спросил Марк, чтобы проверить, не устарела ли информация в компьютере.
— Честно говоря, не знаю. Сергей водил меня как-то на Пятницкую. Там, уверена, есть точно.
— Понял вас. А не слышали про такого бойца — Кирилл Воробьев?
— Н-нет.
— А человека по кличке Молоток не приходилось встречать?
— Встречать не приходилось, но слышала.
— Что именно?
— Им парней пугали, которые отказывались чего-нибудь делать. Говорили: отдадим на воспитание Молотку, сразу станете шелковыми!
— Значит, он не живет в общине на Петрозаводской?
— Нет. По-моему, он вообще человек со стороны, имеющий в секте свой интерес. Он и не послушник, и не монах, может быть, служителей тренирует. Он ведь спортсмен?
— Да, был.
— Когда о нем был разговор, то вспоминали какой-то учебный центр.
— Вот как? А где он?
— Не знаю.
В этот момент в кабинет энергично вошел Величко, и разговор сам собою прекратился.
— Ну как? — спросил его Марк.
— Все в порядке! Позвонил Меркулову домой. Он меня выслушал, поругал, что раньше к нему не обратились. Он связался с начальником следственной части Генпрокуратуры и сказал, чтоб тот сам или через Мосгорпрокуратуру организовал санкцию на обыск и на проведение оперативно-розыскных мероприятий в помещениях и офисах московских филиалов секты «Путь истины».
— Значит, можно приступать?
— Так точно. Сейчас на основе заявления Годуновой возбудим дело по статье 227-й УК РФ, выпишем постановление на обыск. Возьмем у начальства санкцию на проведение обыска, а затем приобщим к нашему мероприятию милиционеров для того, чтобы обставить вторжение во храм максимально законно.
5
На двух автомобилях они выехали в сторону Петрозаводской. В одной ехали Олег Величко, Марк Майер, Светлана Годунова и водитель. Во второй — четыре крепких ратника из патрульно-постовой службы.
Марк предвкушал, как, сунув монаху под нос ордер, они ввалятся в обитель, и наконец станет им там всем понятно, что не они в этом городе хозяева.
Машины решили оставить в переулке, чтобы из окон обители их не увидели и не всполошились раньше времени. А потом волноваться будет уже бесполезно.
Вот она, знакомая дверь.
— Светлана, встаньте сзади, возле наших сержантов, — приказал Олег Годуновой. — На всякий случай.
После долгого, настойчивого звонка в дверь из переговорного устройства послышался мужской голос:
— Что вам угодно?
— Войти! — заявил Олег.
— По какому вопросу?
— Нам нужен Сергей Годунов. И попрошу поторопиться!
— Очень жаль, но сначала нужно получить разрешение в главном филиале на Пятницкой.
— А санкция на обыск, подписанная прокурором города Москвы, вас не устроит?
Мягко щелкнули замки. Дверь приоткрылась, и на крыльцо вышел тот же монах с простым рязанским лицом и широкими плечами, который несколько часов назад не впустил в обитель Марка Майера.
И Марк не отказал себе в удовольствии выйти на шаг вперед и, приветливо улыбнувшись, сказать:
— Ну вот и я, праведник ты мой! Думал небось, что у тебя седина отрастет, пока ты меня второй раз увидишь?
Монах промолчал, только бросил быстрый взгляд на капитана. Его внимание было сосредоточено на том человеке, которого он не без основания считал старшим в этой компании, — на Олеге Величко.
— Мы можем войти? — спросил Олег.
Монах был явно растерян. Он не имел инструкций насчет того, что делать в подобной ситуации, и прекрасно понимал, что в одиночку не сможет сдержать столько крепких мужчин. А когда он увидел Светлану, то тут же понял — явились по ее наводке.
— По-моему, Годунов ушел, — брякнул на всякий случай монах.
Олег подошел еще ближе, почти вплотную к монаху, и предложил:
— Пошли убедимся, потому что терпение наше скоро иссякнет.
Монах посторонился, оставив в дверном проеме узкий проход, в который можно было войти только по одному.
— Нет, — покачал головой Олег. — Иди вперед, гидом будешь.
Тот потеребил ворот своей одежды, пригодной и для молитвы, и для работы, и для драки, и вспомнил-таки, к чему еще можно прицепиться.
— Вон тот господин, — он показал пальцем на Майера, — не является представителем государственных служб, поэтому его я не могу пропустить.
— Можешь, — заявил Олег. — Он у миллионера на полставки подрабатывает. Давай вперед, а то ворвемся!
Исчерпав все свои доводы, монах пошел внутрь помещения по сумрачному коридору. За ним двигались, цепляясь о деревянные панели стен дубинками, два милиционера. Следом — Олег с Марком и Светлана. Еще двое сержантов замыкали шествие.
Марк шел, настороженно зыркая взглядом по сторонам — мало ли, вдруг потайные двери в коридорчике сделаны? По привычке неслышно перекатывая ступни с пятки на носок, расслабив плечи и чуть согнув ноги, он был готов к внезапному нападению и с молчаливым осуждением смотрел на сержантов, которые по привычке переть, как говорят, буром, топали, шаркали, звякали и громко переговаривались. Впрочем, может, так и лучше: они отвлекут на себя внимание возможных недоброжелателей с явно агрессивными намерениями.
Коридорчик кончился, но светлее не стало, хотя незваные визитеры оказались в большом помещении, по площади ненамного уступающем спортивному залу средней школы. Три широких окна были плотно зашторены и забраны металлической сеткой. В зале не было никакой вентиляции, судя по облачкам пара, вылетавшим из людских ртов при дыхании, здесь отсутствовало и отопление. Однако воздух, хоть и холодный, пропах потом, пылью и еще чем-то специфическим, неприятным. Пожалуй, легче всего было бы назвать сей малоприятный букет запахов ароматом хлева.
И тем не менее в этой промозглой сырости, на замызганных одеялах и матрацах, рядами постеленных на давно не мытом полу, лежали и сидели до полусотни мужчин и женщин. Нет, присмотревшись, Марк пришел к выводу, что это в большинстве своем скорее парни и девчонки, а самому старшему в этом «стаде» поклонников учителя Като никак не больше двадцати пяти лет.
Никто из усердно читающих книги учителя, медитирующих или просто лежащих на своем замызганном ложе не обратил внимания на вновь пришедших. Хотя, возможно, им было просто запрещено отвлекаться от усердных занятий.
В противоположной от входа стене зала были прорезаны три двери, совершенно одинаковые и никак не обозначенные. Для адептов веры это, конечно, было необязательно, но Марк испытал чувство досады: для безопасности своей и доверчивого Сергея Годунова желательно обнаружить искомую дверь сразу. Но, как оказалось, монахи не собирались сдаваться так просто.
Одна из дверей открылась, в зал вышли все имеющиеся в наличии монахи, числом одиннадцать, из них трое невысоких мужичков очень похожи на японцев.
Они подошли к незваным гостям. Один из японцев, пряча глаза за радужно поблескивающими стеклами очков, поклонился в пояс, но не опуская глаз, улыбнулся и сказал почти без акцента:
— Здравствуйте! Как поживаете?
Олег хмыкнул:
— Вашими молитвами! Следователь Мосгорпрокуратуры Величко! С кем имею честь?
Японец снова поклонился:
— Ямада, староста общины. По какому вопросу к нам?
— Честно говоря, устал объяснять, господин Ямада. Меня интересует ваш… как его, — Олег показал рукой на обитателей большого зала.
— Это послушники, — буркнул впустивший их монах.
— Ну да, послушник Сергей Годунов.
— Я не знаю всех послушников, уважаемый господин Величко, — сказал Ямада.
При этих словах Марк отвернулся, чтобы японец не увидел, как улыбка помимо воли растягивает губы. Но его улыбка мгновенно исчезла, потому что оперуполномоченный заметил, как, подчиняясь неслышным командам монахов, послушники торопливо группируются в одном углу зала. Не нужно быть большим докой в тактике, чтобы понять — они освобождают место. Для чего? Уж не для того во всяком случае, чтобы господин Ямада мог поклониться Величко-сан до земли.
Марк тронул за руку одного из милиционеров и, когда тот повернул к нему массивное лицо, произнес одними губами:
— Смотрите в оба!
Тем временем Олег Величко сказал, с трудом сдерживаясь:
— Я предупреждаю вас, что за неподчинение властям эта обитель будет закрыта и опечатана! Покажите, где у вас тут находится установка под названием «шлем спасения». Мне кажется, за той дверью.
Следователь показал на среднюю дверь. На ней, как и на входной, белела кнопка звонка.
— Весьма сожалею. — Ямада снова поклонился. — Установка на ремонте.
— Вот мы и посмотрим!..
Олег мельком оглянулся, чтобы убедиться, что его гвардия с ним, и решительно шагнул по направлению к заветным дверям.
В этот миг раздался негромкий однотонный свист…
И как по команде, вся толпа немытых послушников с полубезумными глазами и книжками Като в руках стремительно ринулась на семерых посетителей. В считанные секунды людской вихрь разметал эту маленькую кучку, растащил в стороны.
В какой-то момент Марк почувствовал, что его уже не толкают беспорядочно туда-сюда, а держат за руки. Он быстро посмотрел вправо-влево: два монаха. Крепко держат, видно, не только молитве учились. Это нам и надо, подумал Марк, чем крепче, тем лучше! Опустив центр тяжести, он начал скручиваться, подобно пружине. Руки тем временем с прямыми, как лезвия мечей, ладонями, поворачивались вокруг своей оси и соединялись. Только специалист мог понять и увидеть, почему двое крепких мужиков, пританцовывая, сбежались вместе и вдруг отлетели от схваченного ими Марка метра на два.
После этого монахи и послушники навалились на Майера кучей, и тут уже мастерства капитана милиции не хватило. Вцепившись в него десятком рук, они проволокли его через зал, по коридору и вытолкали за дверь, во двор, где уже отряхивались, матерясь, Величко и четверо милиционеров.
— Ты, однако, посопротивлялся! — уважительно произнес Величко, старательно стряхивая с полы пальто грязно-серый набрякший водой снег.
Марк пожал плечами:
— А толку? Уносить свои бебехи нам пришлося все равно!
— Я думаю, нас выкинули только для того, чтобы успеть замести следы, — заметил Величко.
— Наверное, — согласился Марк.
— Значит, у них там есть что-то такое, чего нельзя показывать, даже рискуя похерить всю лавочку.
— Ну, — кивнул Марк.
— Значит, надо спешить! — произнес Олег тоном учителя, раздосадованного бестолковостью ученика.
— Как спешить? Через куда? — в своей манере спросил Марк.
— Пока не знаю, — хмуро признался Олег. — Мое дело не ловить злодеев, а раскалывать!
— И как успехи? — съехидничал вполне, впрочем, дружелюбно Марк.
Олег покосился и парировал:
— Так же, как у вас!
— Имею мысль, — изрек Марк. — Как вы думаете, монахам и послушникам необходимо отхожее место? Или, питаясь святым духом папы Като, они не производят отходов?
— Хорошая мысль! — одобрил Олег.
— Хорошо, если у них не хватило ума и это окошко зарешетить, пробегусь вокруг посмотрю.
6
Архитектор этого незамысловатого строения не утруждал ни себя, ни строителей излишними выкрутасами. Во всем здании преобладали прямые линии и единство формы. В то время как обычные окна представляли собой широкие трехстворчатые рамы, окно в местах общего пользования — умывальник и туалет — являло собой два узких одностворчатых окна, разделенных стеной-перегородкой. Еще до монахов стекла до половины замазали белой краской, но неистощимая фантазия подростков и их же неутомимые руки выцарапали на белой поверхности соответствующие месту слова и рисунки. Сквозь процарапанные в краске щели Марк рассмотрел, что сетка натянута и здесь, но на окне умывальной комнаты один край сетки отстал, оторвался от крепившегося к раме гвоздя и болтается в воздухе.
Наверное сами поленились прибивать, наших пьяниц наняли, подумал Марк про монахов.
Он надел перчатки и аккуратно, без лишнего шума выдавил стекло, вырвал еще один край сетки, проверил, пролезет ли достаточно быстро в образовавшийся проем. После этого бегом вернулся к своим.
— Ну что? — спросил Олег.
— Усё у парадку, шеф! Дайте мне пистолетик и вызывайте подмогу!
— Вызвали уже, — сказал Олег и повернулся к милиционерам. — Ну дайте кто-нибудь!
Те замялись.
— Вообще-то не положено, товарищ следователь, — угрюмо молвил один из них. — Если капитан кого пристрелит, мы ж не расхлебаемся.
— Никого он не пристрелит! Под мою ответственность!
— Тогда ладно.
Грузный, краснолицый сержант, застревая толстыми пальцами, расстегнул кобуру и протянул Марку теплый, нагретый большим разгоряченным телом пистолет.
Через минуту Марк был снова у окна. Замер на секунду, прислушался. Кажется, тихо. Подпрыгнул, ухватился за подоконник, подтянулся, перехватил одной рукой холодную и влажную трубу отопления и осторожно, медленно, как змея, вполз в умывальную комнату. Встал на ноги, достал пистолет и снова притаился, слушая тишину. Заодно и огляделся. В умывальной крепились к стене три раковины с порыжевшей от ржавой воды эмалью, над раковинами уныло свесили носы три крана. Над средней раковиной висел осколок зеркала. Стена, отгораживающая умывальник от уборной, не была сплошной, поэтому Марк услышал шум в соседнем помещении, где унитазы. Шум не был характерным для столь прозаического места.
Марк осторожно, неслышно ступая мягкими подошвами по кафельным плиткам, покрывающим пол, подкрался к тому месту, где заканчивалась разделяющая два помещения стена толщиной один кирпич.
Шум раздавался из дальнего угла, примерно оттуда, где окно.
«Неужели нашелся такой же умник, как я? — подумал Марк. — Решил свалить через окошко от греха подальше».
Он очень осторожно заглянул за край стены и вначале просто не понял, что за копошение происходит у окна, будто огромный паук в белом балахоне пытается взобраться на квадратную паутину рамы. Потом понял: монах или послушник в балахоне с развязанным поясом стоял чуть согнувшись, упершись ладонями в подоконник. Под ним, согнувшись еще ниже, чтобы упереться руками в трубу отопления, со спущенными на лодыжки джинсами, стояло другое существо, габаритами поменьше, возможно девушка. Сама поза плюс характерные движения и сопение того, что сверху, не давали усомниться в том, что именно происходит у окна.
Пока парочка была занята своим делом, Марк осмотрел дверь. Не запирается ни изнутри, ни снаружи. Что ж, коль грешники так осмелели, значит, общине действительно не до них. Капитан приоткрыл тихонько дверь, выглянул наружу, ожидая увидеть зал-общежитие. Но нет, выход был в квадратное глухое помещение с двумя дверями, кроме той, из которой выглядывал Майер.
Выходя из умывальника, Марк не удержался от озорства, громко хлопнул дверью.
Он открыл одну дверь. За ней, в небольшой комнатушке, находились газовая плита, две больших кастрюли на ней, стол, на столе гора железных мисок. И запах каких-то пищевых отходов.
За другой дверью шумели. Там был зал.
Марк выглянул. Регулируемая суматоха в зале очень напоминала эвакуацию. Да, по сути, так оно и было. Часть послушников увязывала нехитрый скарб вместе с одеялами и матрасами в пестрые беженские узлы.
Майер посмотрел налево. Та дверь со звонком, в которую монахи их так и не пустили, теперь была открыта. Монахи и послушники в рясах выносили оттуда картонные коробки и складывали ярусом посередине зала. Один из монахов, по виду как будто тот, что сегодня весь день отворял двери то Майеру, то Величко, стоял в двух шагах спиной к Марку и покрикивал:
— Быстрее! Быстрее!..
Японцев видно не было. Наверное, работали внутри секретной комнаты. Возле неровной пирамиды из коробок стояли две канистры. Марк догадался: коробки собираются поджечь и в суматохе пожара смыться. Следовало спешно что-то предпринять. Как ни крути, придется ломать грешникам кайф, решил он и вернулся к двери в места общего пользования. Прильнул к щели между дверной коробкой и дверью ухом, послушал. Тихо, только журчит вода да струя звонко разбивается о дно раковины. Не придется вмешиваться в личную жизнь, тем лучше.
Марк открыл дверь, юркнул внутрь и тут же закрыл ее спиной. Оба, и парень и девчонка с синюшным цветом лица, торчали в умывальной.
— Ручонки вверх! — гаркнул Марк.
Они, вздрогнув, повернулись к нему и послушно подняли руки. Майеру показалось, что на их лицах не отразилось ничего — ни страха, ни тем более радости. Постные, унылые хари, как будто они не любовью занимались, а любимую собачку схоронили.
— Ты монах? — спросил Марк у парня.
Тот облизнул пересохшие губы, ответил:
— Не… послушник…
— Малая! Иди до него!
— Куда? — вылупила та огромные на худом лице глаза.
— К нему, говорю!
Девушка подошла к партнеру, остановилась, вопросительно глядя на вооруженного незнакомца.
— Снимай с него эти священные манатки! И не бросай, а повесь аккуратно вон там на гвоздик.
Когда парень остался в тонком свитере и джинсах, Марк выдал следующий приказ:
— Теперь, малая, отойди от него на три шага и отвечайте оба на такой вопрос: веруете в своего батьку Като?
— Веруем! — твердо, самоотверженно, почти в один голос заявили они.
Марк пожал плечами:
— Тогда не обессудьте, придется пройти в номера! К стульчакам — шагом марш!
С кабинками повезло. Они были изолированные, с задвижками как с внутренней, так и с наружной стороны.
Марк загнал их в разные кабинки, предупредил:
— Сидите пятнадцать минут, потом начинайте вопить или выламывать дверь! Вякнете раньше времени — пристрелю! Ясно?
Оба молча кивнули.
Быстро напялив на себя балахон-кимоно, Марк подошел к двери, ведущей в зал, посмотрел в щелку. Монах-надсмотрщик стоял в той же позиции и так же подгонял носильщиков.
7
Капитан выскользнул из темного коридора в полутемный зал и сначала легонько побежал в противоположную от надсмотрщика сторону. Обогнув толпу младших послушников, толпившихся возле окон, он оказался с той стороны сваленных в кучу коробок, где надсмотрщик не мог его видеть. Коробки носили всего шесть послушников, а значит, еще одним носильщиком не примажешься — сразу вычислят. Придется рискнуть.
Марк пальцем провел по верху одной из коробок — запакована. Качнул ее — явно не пустая, но и не очень тяжелая. Прихватил парочку и по тому же кругу помчался обратно, стараясь держаться между стеной и толпой послушников. Оставалась самая опасная прямая — от угла стены до двери. Расстояние смешное — метров пятнадцать, но надсмотрщику, пожелай он оглянуться, ничто уже не помешает увидеть лазутчика во всей его красе.
И бежал Марк вроде неслышно ступая, но по закону подлости монах, почуяв или скорее услышав что-то, настороженно оглянулся и замер на мгновение, увидев, как некто с двумя коробками скрывается за дверью. К счастью, Марк успел заметить, что обнаружен. Он не побежал дальше, положил коробки у стены в темном коридорчике, а сам притаился с той стороны, которую прикрывала дверь, когда ее открывали.
Монах рывком распахнул ее, чахлый снопик света лег слегка наискосок на серо-коричневый пол. Стала видна дверь в пищеблок, но та сторона, где прятался Майер, оставалась в тени.
— Кто здесь?! — рявкнул монах, стоя на пороге. — Выходи!
Марк немного помедлил, хотел убедиться, что у противника нет оружия. Скорее всего не было, для тех несчастных, с которыми ему приходилось иметь дело, достаточно было и палки. Вот он похлопывает ею по ладони, намекая на то, что ждет ослушника, если тот сейчас же не явится с повинной. Не дождется, все равно войдет, надо же забрать назад коробки.
Монах вошел, хотя и осторожно, всего на шаг. Теперь надо, чтобы он бросился в атаку. Тогда с ним будет интересно. Марк сделал быстрый шаг влево и вперед от стены.
Монах уловил это движение и с невиданной для его габаритов резвостью бросился на Марка, занеся над головой палку на манер того, как держат деревянный меч боккэн японские фехтовальщики.
Марк на мгновение замер, словно оцепенев от испуга, а когда палка стала стремительно опускаться ему на голову, еще стремительней шагнул вперед в сторону, мягко перехватил руку с палкой, второй рукой захватил голову монаха и шагнул по дуге назад, уволакивая за собой нападающего при помощи его же силы. А когда через мгновение монах инстинктивно попытался остановиться, выпрямиться, уйти из-под власти непонятного завихрения, Марк тут же шагнул вперед, толкая противника как раз туда, куда он стремился. Ноги монаха оторвались от пола, он тяжело грохнулся на твердую поверхность, не успев от удивления сгруппироваться, и с глухим стуком ударился о грязные, но твердые доски затылком.
Марк выждал несколько мгновений — монах не шевелился. Тогда, взяв за ноги грузное тело, капитан затащил его в пищеблок, связал шнурками от кроссовок руки и ноги, а подолом рясы заткнул рот. После этого Марк взял коробки, занес в умывальник и быстро вскрыл одну: она была заполнена небольшими, граммов по пятьдесят, целлофановыми пакетами с белым порошком. Марк сунул один пакетик в карман и побежал туда, откуда выносили коробки, где, по всей вероятности, был спрятан и «шлем спасения», которого опасалась Годунова.
И снова ему повезло. Перегрузка уже закончилась. Гора коробок высотой с человеческий рост высилась в центре зала, вокруг нее суетились монахи, двое поливали коробки из канистр. Ко всем ароматам монастыря-казармы прибавился теперь острый запах бензина.
Марк, спрятав пистолет в широком рукаве рясы-кимоно, беспрепятственно вбежал в секретную комнату. Возле двух топчанов, между которыми громоздилась электронная, похожая на медицинскую аппаратура, суетились двое монахов-японцев. На топчанах лежали мужчина и женщина, совершенно обнаженные, только на головах у них были надеты шапочки из полос пластика, похожие на бинты, если бы не провода, отходящие от закрепленных на шапочке электродов и подсоединенные штекерами к компьютеру.
Мужчина и женщина лежали молча, только периодически через несколько секунд крупно вздрагивали. Под мужчиной натекла лужа, но монахи не обращали на это внимания, спешно занимались своим делом.
Марк узнал, хоть и с трудом, в женщине Светлану Годунову, рядом, скорее всего, находился ее муж.
— Руки, господа монахи! — рявкнул Марк, наводя на японцев пистолет.
Те замерли, послушно задрав коротковатые по европейским меркам конечности.
— Нет! — поправил себя Марк. — Один пусть немедленно выключит всю эту хренотень!
Монахи молча смотрели на него. Их лица не выражали абсолютно ничего.
— Перевести, что такое «хренотень»?! — зарычал Майер, поводя стволом пистолета с одного на другого.
— Не нада. Спасиба, — прочирикал один и бросился нажимать кнопки на компьютере.
Марк обратился ко второму:
— Что за той дверью?
Японец улыбнулся, показывая крупные зубы:
— Ничево.
— Открой!
— Нельзя. Ямада-сан не разрешает.
— Вот прострелю сейчас ногу и брошу тебя здесь!..
— Не нада! Пожаруста!
Японец подошел быстрыми короткими шажками, открыл вторую дверь. За ней в абсолютно пустой комнате без мебели и окон тоже стоял топчан, на нем — человек.
— Кто там? — спросил Марк.
— Ямада-сан знает.
В это время с улицы послышались переливы сирен на милицейских машинах, а из зала доносился громкий треск и возбужденно-испуганный людской гул.
— Надо уходить, пориция-сан, пожар, — сказал японец, отключивший компьютеры.
— Уматывайте, я догоню!
Как ни в чем не бывало они поклонились и пошли к выходу.
Одним прыжком догнал их Марк и, поводя пистолетом, предупредил:
— Не вздумайте запереть меня здесь!
Обернувшись, японцы дружно улыбнулись, и один, более речистый, сказал:
— Не ворнуйтесь, нам это совсем-совсем не нада!
Но Марк на всякий случай насовал в замочную скважину спичек, чтобы не так просто было устроить им тут ловушку.
Внутри здания и вокруг него начались сопровождающие пожар суматоха и шум.
Майер тем временем стянул шлем с головы Светланы. У нее были невероятно выпученные глаза и красные пятна ожогов на лбу, там, где к коже прикасались электроды. Та же картина наблюдалась и с Сергеем Годуновым, только ожоги у него были покруче — сплошные сочащиеся сукровицей язвы. С этими ясно — придется нести, решил Марк и побежал в следующую глухую комнату. Нашарил сбоку от входа выключатель, включил свет.
В этой комнате не было «шлемов спасения». Судя по обрывкам бумаги у стен, помещение служило не только одиночной камерой, но и складом. На топчане привязанный за руки и за ноги к выступающим по углам ложа железным штырям, как распятый, лежал полуголый молодой человек. Грудь и живот его, гладкие и мускулистые, были сплошь в мелких порезах, будто некие садисты играли на его торсе в ножички. Взглянув на его лицо, Марк понял, что его борьба с сектантским дурманом на берегах Москвы-реки, кажется, заканчивается. Перед ним лежал искомый Эдуард Бибарцев. И причем в сознании.
— Кто вы? — спросил он хрипло.
В этот момент в отдаленную комнатку проникла первая порция дыма, и Марк, не вступая в разговор, первым делом отыскал среди различного хлама нож и разрезал путы. Затем спросил:
— Самостоятельно можешь передвигаться?
Эдик с трудом, но встал, попрыгал на месте, сказал уверенно:
— Конечно! Я еще и по мордам им могу навешать, гадам!
— Это успеешь. Сейчас надо выбираться отсюда. Чуешь, горим!
Парень кивнул, они вместе выбежали в комнату с двумя топчанами. Марк убедился, что Эдик крепко стоит на ногах и вообще выглядит внушительно, значительно мускулистее его. Поэтому, показав на Сергея Годунова, попросил:
— Помоги на воздух вытащить.
Эдик сначала кивнул, затем, присмотревшись, протянул презрительно:
— Э! Он обоссался!
— Посмотрел бы я, какой ты подвиг в штаны совершил, если бы на тебя такую шапку смирительную напялили!
— Да я… — начал было Эдик, но осекся, послушно взвалил податливое тело на плечо и поплелся вслед за Марком, который тащил в умывальную Светлану.
Там, уже выбравшиеся из вонючих кабин, стояли, напуганные Марком, любвеобильные послушник и послушница.
— Нам уже можно идти? — вежливо, как школьница, спросила она.
— Здесь пойдете, через окно, потому что горит ваш храм синим пламенем.
В это время две пары дюжих рук выломали из оконного проема раму вместе с сеткой, но, оттолкнув спецназовцев, первым в дырку просунул свое любознательное лицо следователь Олег Величко и строго спросил:
— Зачем ты здесь все подпалил, Марк? Они тебя обижали?
Майер засмеялся облегченно и крикнул в ответ:
— Давай сюда свой лапсердак! Я тебе в него девушку заверну! Но ты ее не трогай, а неси в «Скорую помощь»!
Закутавшись в брошенную кем-то куртку, Эдуард Бибарцев смотрел, как солдат спецназа несет к окну коробки, спасенные от огня капитаном Майером.
