Старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре Российской Федерации Александр Борисович Турецкий плохо вписывался в коллектив главной организации законности страны. Такой же белой вороной был и заместитель генерального прокурора по следствию — Константин Дмитриевич Меркулов. Но он все же постарше Турецкого, долго варился в этой следственной кухне, по нему не сразу поймешь, что он скорее белая ворона, чем черная. А вот «важняк» Турецкий не умел или не хотел скрывать своего отношения к тому, что его коллеги между собой называли «комплексным и безотходным использованием служебного положения», а попросту к взяточничеству и злоупотреблению служебным положением. Об этом знали все: и сослуживцы, и начальство, и преступники.

Поэтому Александра Борисовича никто никогда ни о чем не просил, не подсылал доброхотов, способных расплатиться за спасение от наказания и тюрьмы хорошим подношением даже по западным стандартам. Начальство подсовывало Александру Борисовичу тяжелые, порой глухие (нераскрываемые) следственные дела и потирало руки в ожидании того, что гонористый Турецкий сядет наконец в глубокую лужу и распространяемая годами легенда о суперследователе лопнет в одночасье. До сих пор у него многое получалось, впрочем, и эти разжиревшие на взятках государственные советники больной и слепой расейской юстиции считали положительным фактором: надо же кому-то, в конце концов, и преступления раскрывать!

Турецкий мыслей на расстоянии не читал, не догадывался о том, что думают о нем коллеги и руководство. К счастью, в Генпрокуратуру из Московской он пришел, уже зная себе цену, тем более эту цену знали и другие. Поэтому дружеских и полезных контактов Александр Борисович не искал, в редкие часы, когда бывал в своем кабинете, предпочитал одиночество или контакты с экспертами и оперативниками.

Правда, в последние дни, пока болел Меркулов, старый друг и учитель, переносить относительное затворничество, хоть и добровольное, было трудновато. Именно по вышеизложенным причинам Турецкий почти обрадовался, когда зазвонил городской телефон и смутно знакомый густой баритон произнес:

— Добрый день. Мне бы Александра Борисыча Турецкого…

— Я слушаю.

— Вы не узнаёте меня, Александр Борисыч?

— Дайте-ка вспомнить…

Турецкий, мучаясь оттого, что подводит профессиональная память, пытался вспомнить, почему кажется знакомым голос собеседника.

А тот веселым, но несколько наигранным смешком прервал паузу:

— Могу подсказать, что ни в качестве потерпевшего, ни в качестве подозреваемого с вами не общался!

— И то слава Богу! — откликнулся Турецкий.

— Вспомнили?

— Скажите, мы с вами вместе не учились… где-нибудь? — неуверенно предположил Турецкий.

— Горячо! — воскликнул собеседник. — Бибу помнишь?

Вот теперь Турецкий вспомнил. Бибой прозвали в университетской сборной по самбо комсорга команды Сергея Бибарцева.

— Ты, Серега?

— Он самый!

— Как ты меня нашел?

— По нужде, Саша, — вздохнул Бибарцев. — В том и беда бывших однокашников, что если и встречаются, то чаще по нужде, чем по зову души!

— Для бывшего полутяжа ты весьма изысканно выражаешься, Серега! — пошутил Турецкий.

— С кем поведешься!..

— Ну выкладывай свои проблемы.

— Понимаешь, Саня, дело довольно деликатное…

— Кого-то из дерьма вытащить хочешь?

— Нет, что ты?! Никаких сделок с моральным или уголовным твоими кодексами не предлагаю. Но, если можешь, подъезжай ко мне, разговор не телефонный.

— Куда подъехать?

— Через пять минут за тобой придет машина…

— Ого! Ты так поднялся, Серега?

Бибарцев рассмеялся:

— Ты тоже не на задворках великой империи!

Турецкий не мог точно сказать, сколько прошло времени после того, как он положил трубку. Во всяком случае, меньше десяти минут.

Коротко звякнул сигнал вызова интеркома. Турецкий нажал кнопку включения связи. Секретарша следственной части отчеканила:

— Александр Борисович, за вами прибыла машина…

И после короткой паузы добавила, не сдержав восхищения:

— …Черный «линкольн»!

Ого, подумал Турецкий, а Биба-то совсем крутой!

Пока он одевался и собирал в портфель бланки процессуальных бумаг, которые, возможно, пригодятся в ходе разговора, секретарша успела растрезвонить коллегам и подружкам о неординарном событии — за бессребреником Турецким прибыла машина суперкласса.

Александр Борисович вышел на улицу, бросил взгляд на окна: в свинцово-серых прямоугольниках стекла виднелись бледные, расплывчатые пятна лиц. Ишь ты, подумал Турецкий с иронией, глядишь, уважать станут, подумают — вот купился так купился!

За рулем огромного сверкающего автомобиля сидел крепкий, уверенный в себе парень, судя по всему, не примитивный качок.

— Вы Турецкий? — спросил он.

— Да.

— Извините, мне нужно посмотреть какой-нибудь документ, удостоверяющий личность.

Турецкий понимал, что парень не выпендривается, следует установленной инструкции, но не удержался сам от легкого и безобидного выпендрежа. Он достал из кармана удостоверение, раскрыл и, не выпуская из пальцев, поднес к глазам водителя со словами:

— Извините, не имею права передавать в чужие руки.

— Садитесь, — кивнул тот.

Турецкий уселся на роскошное сиденье, которое, как кресло, поддерживало тело в полурасслабленном, комфортном положении, так что подбородок опустился к груди и от этого лицо приобрело тяжеловесность важности и респектабельности. Может быть, поэтому Александр Борисович спросил более ворчливо, чем хотел:

— А кто у нас будет господин Бибарцев?

Водитель посмотрел искоса с легким недоумением.

— Банкир он.

— И хорошо, видно, дела идут?

— Шли нормально… — неопределенно ответил парень.

— Почему — шли?

— За вашим братом от хорошей жизни не пошлют.

На улице Народного Ополчения «линкольн», ведомый опытной рукой, бесшумно скользнул в приземистую арку и въехал во двор, где среди серой россыпи гаражей-«ракушек» красовался со вкусом отремонтированный трехэтажный компактный особнячок с красивой вывеской по фасаду на русском и английском языках: «Банк «Дюк».

— А почему «Дюк»? — полюбопытствовал Турецкий. — У вас что, управляющий из Одессы?

— Управляющий у нас Бибарцев. А «дюк» — это «герцог» по-английски.

Турецкий не сразу узнал Серегу в грузном, высоком человеке, облаченном в дорогой костюм, накрахмаленную до голубизны белую рубашку с галстуком. Очки «сенатор» в посверкивающей оправе придавали даже его смеющемуся, дружелюбному взгляду выражение официальной отчужденности.

— Вы ли это, Сергей Николаевич? — неподдельно изумился Турецкий.

Бибарцев повел рукой, будто хотел отмахнуться, но не решился из боязни нарушить строгие линии костюма.

— Да брось! — сказал он. — Разнесло, как борова! Зато ты не изменился! Обедал?

— Нет еще, — признался следователь.

— Тогда пошли ко мне в комнату отдыха!

Они поднялись на второй этаж, прошли через приемную, где секретарша в духе времени сидела не за громоздкой пишущей машинкой, а возле компьютера, потом миновали кабинет управляющего, достаточно скромно обставленный типовой черной офисной мебелью. Однако из кабинета имелся выход не только в приемную. Укромная дверь вела в комнату отдыха.

А вот здесь-то сразу ощущалось, что банк солидный или очень хочет таким казаться. Велюровый мягкий уголок, большой плоский телевизор «Филипс», холодильник, холодильник-бар, двустворчатый платяной шкаф. Турецкий почти не сомневался в том, что там висят на плечиках с полдюжины свежевыглаженных рубашек.

Столик, в обычное время исполнявший функции журнального, по случаю гостя был развернут как для небольшого банкета. И соответствующим образом уставлен: коньяки, водки и прочие горячительные и прохладительные напитки. А к напиткам — закуски, красиво расставленные на черной блестящей столешнице.

— Только не говори, господин Бибарцев, что так ты трапезничаешь каждый день! — воскликнул Турецкий, прохаживаясь вокруг приземистого, богато сервированного столика.

Сергей ответил серьезно:

— Мог бы и каждый, только за работой некогда. Садись.

Турецкий провалился в упругие объятия дивана, и теперь стол не казался слишком приземистым.

— Выпьешь или у вас строго? — спросил Сергей.

— Коньяку выпью. От него перегар не убойный.

— Все зависит от количества, — философски заметил Бибарцев и открыл высокую, с вытянутым горлышком бутыль.

На вкус не искушенного в импортных напитках Турецкого греческий коньяк мало чем отличался от лучших отечественных сортов, но из вежливости, пригубив, он важно покачал головой: мол, чувствуется уровень.

— Ты временем располагаешь? — спросил Бибарцев, посасывая после выпитого дольку лимона.

— В пределах полутора-двух часов.

— Достаточно. Тогда можно не спеша, с наслаждением и оттяжечкой. Ты это, пить не стесняйся, Санек, как увезли, так и на место привезут. Или куда скажешь.

Бибарцев деликатно выждал, пока Турецкий утолит первый голод, и приступил к делу:

— Мне нужно с тобой посоветоваться, Борисыч…

— Я понял. Проблема в чем? На банк наезжают?

— Э! Такие проблемы мы на местном уровне решаем. Дело в другом… Ты, наверное, не знаешь, у меня сын есть. Парень умница!

— В отца, — улыбнулся Турецкий.

— Похлеще! Я еле английский разговорный освоил, а он на двух шпарит! И это в двадцать лет!

— Он у тебя уже такой взрослый?

— Санек, так ведь я старше тебя на шесть лет, а женился на третьем курсе. Так вот, Эдик мой учится в Мюнхене, в Европейской школе управления и маркетинга. Обучение, конечно, платное, мне приходится крутиться. Но парень не подводит, учится хорошо, получает стипендию, я думаю, подрабатывает. Во всяком случае, у меня каждый месяц не выпрашивает бабки, как некоторые. Позавчера он позвонил мне по экстренному графику…

Турецкий вопросительно приподнял брови.

— Сейчас объясню, — кивнул Бибарцев. — У нас договоренность: мы созваниваемся раз в две недели в определенное время… Да что я темню?! По воскресеньям в первой половине дня, когда я не занят в банке. А уж если что-то случилось, срочная необходимость, тогда звонить можно в любое время и в любое место, хоть на работу, хоть домой. И вот позавчера он позвонил мне сюда. У меня факс с магнитофоном, пишет все сообщения. Так что я не буду тебе пересказывать, просто послушай.

Сергей взял с полки заранее приготовленную кассету и включил магнитофон.

Турецкий наслушался за годы работы разных людей, иногда ему удавалось по голосу определить характер человека и даже в некоторых случаях представить себе его внешность, как тот выглядит. Вот и теперь следователь не только вникал в слова, но и пытался определить, каков он, Эдуард Бибарцев? Голос твердый, напористый, как у отца. Но это не только наследственное, по всей видимости, Сергей с малых лет приохотил сына к спорту. В силу этого он и выглядит, скорее всего, более зрелым, чем его неспортивные сверстники.

«…Такое дело, отец, Димка затащил меня в одну секту. Они культивируют ускоренную медитацию. Побыл там, посмотрел, ничего особенно впечатляющего не увидел. А потом подваливает ко мне гуру и начинает расспрашивать, кто я да откуда. И понимаешь, что меня зацепило. Как мы договаривались, я никому ничего о твоей работе. Свою фамилию сказал, мало ли, может, Дмитрий ему уже доложил мои анкетные данные. И тут этот гуру сразу и спрашивает: это не ваш папа то-то и то-то делает? В принципе глупо отрицать, правда? Но когда он начал подкидывать вопросики про оборот банка, да кто вкладчики и кредиторы-дебиторы, да кто партнер за рубежом, — тут я шлангом прикинулся. Но сомнение меня взяло, отец. Тем более такая же секта есть и в Москве. А тут, в Германии, с ними какой-то скандал был… В общем, я адресок московского филиала взял и завтра утром вылетаю к тебе. Пока…»

Запись кончилась.

Бибарцев выключил магнитофон, спросил:

— У тебя, наверное, будут вопросы?

— Естественно. Первый: сын прилетел?

— Нет.

— Второй вопрос: ты ему звонил туда?

— Звонил. Сегодня…

— И что?

— Сказали, что он отпросился на три дня и уехал в Москву.

— Уехал или улетел?

— Там точно не знают.

— В принципе в любом случае ему уже пора быть здесь. Нет?

— Небольшой запас времени есть. В том случае, если он отправился поездом.

— Почему в записи только его голос?

— Потому что меня в тот момент в банке не было и Эдик наговаривал на автоответчик.

— Ясно. Почему он у тебя, вместо того чтобы учиться, по всяким сектам шляется? Кто такой гуру? Кто такой Димка? Все вопросы запомнил?

— Да, — легонько улыбнулся Бибарцев. — Отвечать в той же последовательности?

— В любой.

— Значит, так. Эдуард по моим спортивным стопам не пошел. Для него самбо скучно. Он подался в каратисты. И ты знаешь, неплохо у него получается. Хотели забрать парня в профи по кикбоксингу, но я не советовал, да и у самого хватило ума отказаться. Ты, может, Саня, знаешь, что у всех этих восточных драчунов зацикленность на философии, мистике и прочих делах. Если у нас главным были физподготовка и техника, то у них в карате это только ступени к совершенству. И существует такое поверье… или легенда, не знаю, как сказать. Только они утверждают, что изнурительные тренировки вкупе с глубокой и усердной медитацией, погружением в себя, могут привести к озарению. А после этого ты становишься непобедимым. В общем, с нашим «против лома нет приема» не вяжется. Я, честно говоря, не знаю, есть в этой мистике здравое зерно или нету. Эдька, пока в Москве был, и кришнаитов посещал, и еще кого-то, но все, говорил, не то… Какие еще были вопросы?

— Гуру и Димка.

— Ага. Гуру — это духовный учитель у всех, кто от Будды. Что-то вроде нашего попа. Дмитрий Лоев учится с Эдькой в одной группе. Оболтус. В папу!

— А кто папа будет?

— На хорошей работе в администрации Президента.

— Не слыхал что-то про такого…

— Потому и говорю, что на хорошей работе. Вроде нигде не засветился, а государева жалованья на то, чтобы отпрыска в Мюнхене учить, хватает.

— Понятно, — кивнул Турецкий. — Как хоть секта называется, не знаешь?

— Да откуда?!

— Хорошо. Тогда попробуй объяснить мне, почему и кому может быть интересен твой банк. И что от него может понадобиться религиозной секте?

— Ну, Саня, чем банк может быть интересен?! Деньгами, конечно! Кому-то нужен крупный кредит, кому-то платежеспособный партнер… да мало ли какие дела можно крутить на пару с банком. А наше заведение еще свежее. Мы ни с кем по-крупному не связывались. Как-то поначалу чеченцы наехали — хотели, чтобы я их человека к себе в заместители взял. Но пока мы их за нос водили, война началась, не до нас им стало. А что касается этих сектантов, то им от меня, скорее всего, кредит нужен офигенный или поручительство под кредит: мол, если что, «Дюк» по их счетам заплатит. Они же сейчас все в политику лезут, как будто здесь не Вольта с ракетами, а сплошной Клондайк! Скажи лучше, что посоветуешь.

— Относительно банка — ничего, сам дока. Что касается сына, может быть, стоит подать официальное заявление в милицию и объявить розыск…

— Это я понимаю, — упрямо дернул головой Бибарцев. — Я хотел бы без особого шума…

— Почему? У тебя парень засвечен в милиции?

— Да нет, Бог миловал! Понимаешь, если начинать канитель обычным порядком, обязательно случится утечка информации. А любая негативная информация обязательно отражается на имидже банка. Человек умом понимает, что случай частный, фирма никак не пострадает, но чисто подсознательно пойдет в другое место.

— Я тебя понял. В частный сыск не думал обращаться?

— К ним я всегда успею!

— Тогда есть только такой вариант: какому-нибудь оперу из уголовного розыска в порядке статьи 127-й процессуального кодекса я дам поручение о производстве розыскных действий, о ходе выполнения коего он будет докладывать не своему непосредственному начальству, а только мне. Тогда и интенсивная работа будет вестись, и лишней огласки не будет. Но нужен такой человек, чтоб можно было ему доверять. У меня, честно говоря, такого товарища больше нет в розыске…

— Погиб? — выдержав небольшую, но почтительную паузу, спросил Бибарцев.

— Что ты, Бог с тобой! Не ужился с начальством, свое сыскное бюро открыл. Что ж, если государевы опричники не помогут, к нему можно будет обратиться. Профессионал и не жлоб…

— Постой, у меня, кажется, есть один такой на примете, — задумчиво произнес банкир. — И, кстати, в вашем МУРе служит…

— Кто такой?

— Опер. Капитан Майер.

— Майер?

Турецкий знал почти всех сыскарей в городском уголовном розыске, но эту фамилию слышал впервые.

— Он недавно в Москве, — пояснил Бибарцев. — Одесский немец, что уже само по себе колоритно!

— Хорошо. Переговори с ним. Если согласится, свяжись со мной…

Александр Борисович Турецкий в том же великолепном автомобиле возвращался в Генпрокуратуру и размышлял: хватило бы у него выдержки искать своего ребенка, пусть и взрослого уже, не спеша и втихаря, чтоб только не пострадал источник обогащения? И однозначно ответить на этот вопрос самому себе не мог.