Глава 5 Новая невеста

Нельзя сказать, что Юру не огорчил отъезд Саши. Хоть он и был на нее обижен, потому что слово свое она не сдержала и в банк за деньгами больше с собой не брала, та легкость, с которой она сделала ему ручкой, расстроила его еще больше. Все-таки она всегда была немножко его, хотя он знал о ее романах от нее самой же. Ему нравились их отношения — полная свобода друг от друга и одновременно иногда возникающая необходимость увидеться не только как друзья, но и как любовники. В постели у них была полная гармония. Но что поделаешь, когда оба они непостоянны в своих чувствах и каждого из них тянет на что-то новенькое. У Юры действительно неожиданно возник роман с Надей, как Саша и догадывалась. Надя была вовсе не такой простушкой, как казалась сначала. Во-первых, она сразу поняла первый закон московских джунглей — все должно оплачиваться. В том числе ее любовь. Во-вторых, она быстро вошла во вкус. Аппетиты у нее росли в геометрической прогрессии. В третьих, в ней стала проявляться та черта женского характера, которая Юру напрягала, — например, стремление к оседлости, то есть элементарное желание создать семью. Естественно, с ним. Если поначалу он ей потакал в мелких женских слабостях — то новые джинсики купит, то сапожки замшевые с убийственным сочетанием цветов («Ах, Юрочка, ну и что, что они ни к чему не подходят? Я их и так буду носить! Ну почему обязательно в руках? Обую. Да к чему угодно!»), то в отношении видов на его свободу он сразу резко ее оборвал:

— Надюша, я тот мужчина, который никогда не женится. И никогда не делает детей. Хоть ты тресни. Хоть на какие хитрости ни пускайся — не видать тебе меня своим мужем или отцом твоих детей. Подписываюсь и ставлю печать. Хочешь, заверю свое заявление нотариально. Приспичило замуж — я тебе найду приличного человека. А если будешь так дуться и пытаться меня разжалобить слезами, то на фига ты мне тогда нужна? Когда я отдыхаю, я отдыхаю, а не утираю женщинам сопли и слезы. И нечего меня попрекать своей утраченной невинностью. Подружка моей маман любила говорить: «Дивка не схоче, козак не скоче». На понятный тебе язык с украинского переводится так: если девушка не захочет, парень ее не трахнет.

Слова Юры были настолько убедительны, что Надя вытерла слезы и про себя решила, что, пока Юра еще не жадничает, можно с ним и погулять. А там видно будет. Пусть ей мужа подыщет. Буквально на следующий день Юра повел ее в маленький ресторанчик «Маэстро». И когда они ели стейк с кровью, на чем настоял Юра не без труда, потому что Надя боялась крови в любом виде, а зря, оказалось очень вкусно, последовало предложение, которое ей сразу очень понравилось. Дело в том, что Надя хотела много денег. Они ей снились даже ночами — целлофановые пакеты, сквозь прозрачную пленку которых приятно зеленели аккуратные пачки долларов. Пакетов много, они стоят многоэтажными рядами под кроватью, и перед сном Надя свешивает голову, заглядывая под кровать, все ли ее добро на месте. Она хотела купить в Москве квартиру, большую машину — джип, две норковые шубы — белую и коричневую, список рос каждый день, а денег хватало только на еду, заплатить за свой угол в квартире и изредка прикупить что-нибудь из одежки. Веселый хозяин Вадим, наверное, потому все время и веселился, что нашел таких дурочек, как Надя, которым можно было платить копейки. Девочки уже давно обсудили между собой его жадность, но почему-то никто от него не уходил. С ним они чувствовали себя спокойно и надежно. Он был их защитник от бандитов, ментов и прочих страшных людей.

— Надюша, совсем ни за что ты будешь получать с каждой моей сделки по две тысячи рублей. Просто нужно твое присутствие в банке и твоя подпись.

— А это не криминал? — Надя уже немного освоилась в Москве и понахваталась нужных слов. Развивалась, как подметил Юра.

— Нет, не криминал. Зачем мне подставлять тебя! Чтобы потом опять кого-то приглашать? Все равно надежнее тебя я никого не найду, — польстил он ей и на глазах у всех поцеловал ей руку. Надя страсть как любила такие знаки внимания, главное, чтобы народу было побольше, чтоб все видели, что она девушка не простая, а мажорка, как говорят ее новые подружки. Юрик накануне купил ей дорогое платье бордового цвета в бутике, к нему она надела те замшевые сапожки, уж как он ее ни уговаривал не позориться, она настояла на своем. И теперь Юра все подпихивал ее ноги под столик, а она, наоборот, выставляла их на всеобщее обозрение.

— Только ты мне расскажи поподробнее. Я не хочу выглядеть дурой в этом банке. Кстати, у меня нет приличного плаща к этому платьицу.

— Нас дядя Вася в машине прямо к двери привезет. Плащ тебе и не понадобится, такую красоту прятать было бы даже глупо. — Иногда Юра проявлял неожиданную скупость, как он любил подчеркивать — разумную экономность. — А инструктаж такой: приезжаем, заходим в банк, ты подаешь девушке листочек с написанными цифрами и говоришь, что деньги на этот код ждешь из Германии. У тебя спрашивают сумму, называешь ее. Через пять минут заполняешь квитанцию, еще через десять получаешь эти деньги и передаешь мне. А я тебе две тысячи рублей. Задаром.

— Ух ты! — обрадовалась Надя. О плащике она и не мечтала, так, на всякий случай попросила. Для нее и платье было очень приятной неожиданностью. А две тысячи рублей ни за что — просто царский подарок.

«Ладно, погуляю с ним еще, — решила она про себя. — Он столько для меня делает, может, потом и женится!»

В ресторанчике была живая музыка, Надя чувствовала себя, как на именинах. Личико ее разрумянилось, глаза блестели, платье было ей очень к лицу, и она ловила заинтересованные взгляды мужчин. Особенно на нее пялились двое смуглолицых брюнетов с золотыми печатками на пальцах. Но Юра не дал ей долго рассматривать посторонних мужиков и, как только она доела свой дессерт — мороженное в виде ладьи, наполненной кусочками свежих фруктов, — подозвал официанта и рассчитался с ним. Потом довольно больно подхватил ее под руку и потащил за собой, прошипев: «Не смей оглядываться!»

Затолкав ее в машину, Юра грозным голосом стал ее воспитывать:

— Надя, ты не в своей деревне, где тебя все знают. Ты что, в бордель захотела? Проституткой? Да ты от них живой не выйдешь!

— Ой, Юрочка, я не знала, кто они. Такие красивые дядьки, и одеты цивильно, и золото на пальцах…

— Вот то-то и оно. Никогда не смотри таким мужикам в глаза. Если, конечно, хочешь жить еще долго и счастливо.

Дядя Вася крутил баранку и посматривал в лобовое зеркало на виноватое лицо Нади. Он думал о том, что таких дур надо пороть безжалостно, а не нравоучения читать. Слава богу, у него детей нет. А то, будь у него такая дочка, он бы ее до смерти запорол. Подъехав к подъезду хозяина, он хмуро выслушал его пожелания — быть у подъезда к двенадцати часам ночи. Но когда посмотрел на часы — повеселел. В его распоряжении оставалось еще два часа.

Ольга Александровна кисло улыбнулась вошедшим, она не любила, когда Юрик приводил девочек «поправлять свое здоровье», как он выражался. Она понимала, что в ней говорит элементарная материнская ревность, и пыталась ее заглушить, утешая себя тем, что временные девочки все-таки лучше постоянной жены. Жена мельтешила бы все время перед глазами, или — того хуже — вдруг Юрочка захотел бы разъехаться с матерью. А так — дело молодое, природа требует своего.

Когда Юра со знанием дела поправлял свое здоровье, а Надя безуспешно пыталась его в этом догнать, а потом, отчаявшись, уставилась в потолок, только одна мысль радовала ее в этот момент: завтра она получит две тысячи, и такие царские подарки будут регулярными, Юра обещал. Хоть бы не обманул.

— Юр, а Юр, — спросила она его, сонного и умиротворенного, — а почему это дядя Вася должен приехать в двенадцать часов ночи? В прошлый раз ты его тоже просил, и в позапрошлый… Почему я не могу остаться у тебя? Мама твоя ведь все равно знает, чем мы тут занимаемся?

— Дорогая, я люблю женщин, но почему-то только до двенадцати часов ночи. Спать я люблю один. Ты уж извини, такова моя природа. — Он повернул к себе будильник. — У тебя пять минут на сборы. Я провожу до двери. — И, набросив на себя шелковый халат, помог застегнуть на платье молнию.

Надя молча проглотила обиду. Попользовался — и выставляет. Конечно, он ее совсем не любит. Да и она ему отвечает тем же — только разница между ними в том, что он пользуется ею с удовольствием, а вот она, увы, ни о каком удовольствии сказать не может. Но Юре, кажется, ее чувства абсолютно безразличны. Ну и хрен с ним. Хоть заботится о ней, в наше время и это уже немало. Она вспомнила, как однажды ее тетка спьяну разоткровенничалась и рассказала о многолетнем романе с учителем физкультуры, который за все годы их нечастых встреч только однажды угостил ее каким-то прокисшим вином, а на закуску дал засохшее печенье. Тетка лила пьяные слезы, вспоминая эту душераздирающую историю:

— Мы же с ним не виделись года три, он на Север уезжал, на заработки, а когда приехал, встретил случайно на улице и к себе пригласил. Жена-то на Севере осталась. Я к нему на крыльях летела, прибежала, в зеркало на себя взглянула — аж испугалась: такая я красивая была! А он, любимый мой, долгожданный, кислятины плеснул в стакан, блюдечко с печеньем поставил: ешь, мол. Может, у него это печенье все три года и провалялось в буфете. А потом в кровать завалил — и вся любовь.

— Ну а ты сказала ему хоть что-то? Что гад он ползучий, что жмотина несусветная?

— Да что ты, Надюха, я же его любила. Я уж рада была, что он меня обнимает. Вот какая любовь бывает, Надюха… А ты смотри, который не заботится, подарки не дарит — гони его в шею. Ты себе найдешь хорошего мужика, ты девка справная.

Выставленная в вежливой форме за дверь, Надя одна спустилась в лифте и теперь сидела, нахохлившись, в машине, вспоминая теткины слова. Плоский затылок дяди Васи, заросший неровными прядями волос, возвышался над спинкой сиденья. Ей активно не нравился ни дядя Вася, ни его затылок. Вспомнила аккуратную головку Юрика, какой он всегда причепуренный, как ладно сидят на нем костюмчики, какие начищенные дорогие ботинки. Весь такой хорошенький, душистый. Ну и что, что она его не любит? Может, она вообще не умеет любить. Бывает такое, девки рассказывали. Утверждали, что это даже хорошо — душа не болит, не переживаешь. А Юрик ей нравится, это точно. Как же ей повезло, что она его встретила! Надя при всей своей внешней сдержанности была девушкой импульсивной, и настроение у нее менялось в зависимости от хода мыслей — Юра ее отправил домой, и она обиделась. Стоило вспомнить, как он о ней заботится, и она тут же решила, что лучше его нет на белом свете. А сравнив его с дядей Васей, и вовсе повеселела: слава богу, что ей попался в жизни не такой противный мужик, а то хоть в петлю лезь. Как-то она не принимала в расчет, что дядя Вася женщин вообще ненавидел, так что попасться в ее жизни просто не мог.

На следующий день Юра захватил Надю, и они поехали в Плетешковский переулок в отделение банка «Вестерн юнион». Надя была удивлена, что банк с таким красивым заграничным названием занимал в большом стильном здании всего одно окошко, мало того, пройдя мимо строгого охранника, они пошли не в большой зал, а спустились по мраморным ступенькам в какой-то закуток. Тетка долго выспрашивала имя отсылающего, и Юра уже начал нервничать. Оказывается, отсылающий написал все три своих имени, притом свое основное имя поставил третьим. Наконец выяснилось, в чем проблема, и тетка посоветовала: «Вы запишите себе где-нибудь порядок его имен, чтобы в следующий раз не было задержки». А обалдевшая от всей этой волокиты Надя подумала: «Не фига им делать за границей, столько имен давать ребенку. Так и забыть недолго. Надо же: Август Эрих Теодор Нитлиспах! Совсем обалдели».

Она даже слегка взмокла от волнения, терпеть не могла всякие учреждения. Получив сумму в семьсот долларов, она расписалась в трех местах, передала их Юре, и он тут же, в закутке, отсчитал ей две тысячи рублей. Надя, очень довольная собой, сложила их в кошелек, засунула поглубже в сумочку. На улице она спросила у Юры:

— А почему ты не хочешь эти деньги получать на свое имя?

— Потому что мне налоги неохота платить нашему государству. Мое имя есть в налоговой инспекции, они прослеживают все мои поступления. А ты нигде не зафиксирована, да и сумма небольшая. Понятно?

Надя поняла только то, что нужно было Юре. Про налоговую инспекцию. Так что больше вопросов она задавать не будет и никогда не узнает, что деньги были присланы именно ей, и впредь она, получая деньги на свое имя, будет отдавать их Юре, получая за это две тысячи рублей.

Вечером этого дня Август Эрих Теодор Нитлиспах с нетерпением читал очередное сообщение от далекой русской красавицы Нади Денисовой. «Дорогой Август, я так рада, что мы сможем продолжить нашу переписку благодаря твоей дружеской помощи. Как я тебе уже сообщила, только первые две недели общение с корреспондентом через Интернет может быть бесплатным. А моя более чем скромная зарплата учительницы английского языка не позволяет оплачивать такое дорогое пользование Интернетом. Я тебе еще не сообщала, что у меня есть мечта — выйти замуж и уехать отсюда. Но за русского я замуж не хочу, наши мужчины не оптимисты, жизненные трудности их пугают. А в нашей стране происходят постоянные изменения, которые многие просто не в состоянии преодолевать. Если и есть мужчины, сумевшие найти свое место и сохранить оптимизм, так это в основном бизнесмены или бандиты. Очень часто бизнесмены являются бандитами, для них существует одна ценность — деньги. А для меня это не главное. Я всю жизнь прожила в Москве и никогда не выезжала, а мне так хочется увидеть океан. Какого он цвета — изумрудного, бирюзового или ярко-синего? Дорогой Август, есть еще один нюанс, о котором мне даже неловко тебе писать, поскольку в России к этому относятся плохо. Я до сих пор девственница, а у нас считают, что девушка просто никому не нужна, если она сохранила свою девственность. А я хочу сохранить себя для единственного человека, который будет для меня всем. Тебя это не смущает?»

Август Эрих Теодор перечитал сообщение русской красавицы дважды подряд, и ощущение радости не оставляло его весь остаток вечера. Ему было тридцать девять лет, он пережил несколько неудачных романов и давно смирился с тем, что счастливая семейная жизнь — не для него. Последняя его девушка Агнешка — польская эмигрантка, — к которой он успел привязаться и даже подумывал жениться, стала изводить его своими капризами, а когда он случайно узнал от друга, что она ему изменяет, сразу порвал отношения. Агнешка продолжала названивать, посылать эсэмэски, а когда поняла, что Августа не вернуть, отправила ему телеграмму, где сообщила, что она бросает его и выходит замуж за известного польского актера Даниэля Ольбрыхского. Август посмеялся над ее нелепым враньем, но понял — ей хотелось самой поставить точку в их отношениях. А выдуманная история замужества с Ольбрыхским, на ее взгляд, давало ей ощущение собственной значимости. Август любовался фотографией русской учительницы, которую он увеличил на весь экран, и его сердце переполнялось гордостью — она была очень хороша собой и напоминала какую-то известную славянскую киноактрису. Кажется, он наконец нашел своей идеал — умница, красавица, к тому же высоких моральных качеств. Когда он узнает ее лучше, можно пригласить ее в Германию, но все-таки разумнее поехать сначала к ней, посмотреть на нее в привычной для нее обстановке.

Ольга Александровна встревоженно наблюдала за сыном. Тот работал не покладая рук — в прямом смысле слова. Он часами сидел за компьютером, печатая какие-то тексты со скоростью высококлассной машинистки. Потом быстро обедал, собирался и куда-то уезжал. Когда она по старой привычке интересовалась: «Ты куда, сынок?» — чаще всего следовал ответ: «По делам». Обычно он отсутствовал не слишком долго и возвращался умиротворенный, балуя ее свежайшими пирожными, которые она обожала. Такие продавались во французских кофейнях, за последнее время их пооткрывали чуть ли не на каждом мало-мальски оживленном месте, и она пару раз заходила с подружкой Еленой Львовной, угощая и ее этими лакомствами. У подружки, в отличие от Ольги Александровны, сын был не такой успешный и заботливый. Наоборот, он поселился с женой и малолетними сыновьями где-то на Алтае в заповеднике, и профессия у него была совершенно непонятная — егерь. Променять работу актера Одесской киностудии на совершенно неинтеллигентную работу в такой глуши! Он там еще и коз развел, огороды, чтобы на подножном корму семью содержать. Ольга Александровна понять этого не могла и очень сочувствовала своей приятельнице. А когда узнала, что жена у сына и вовсе бывшая кинорежиссер, решила, что семейство явно сдвинулось, и, коли так, она со своей стороны постарается как-то утешить осиротевшую Елену Львовну. Вот и сейчас, принимая из рук сына коробочку с пирожными, она тут же набрала номер телефона приятельницы:

— Елена Львовна, а давайте-ка мы с вами устроим небольшой девичник. Юрочка привез чудные пирожные, и среди них терамису, как раз такие, какие мы с вами любим. Посидим, чаек попьем, пирожными побалуемся…

Приятельница жила на соседней улице, и поскольку по пятницам она не работала, то вскоре уже входила в гостеприимный дом, где угощали ее любимыми лакомствами.

Юра даже не вышел поздороваться, он уже сидел за компьютером, и никакая сила не могла оторвать его от увлекательной работы. Иногда ему казалось, что он работает на монетной фабрике и сам печатает деньги. Только в отличие от служащих он получает зарплату не два раза в месяц, а так часто, что ни в каком волшебном сне ему это не могло присниться. Саша отсутствовала всего дней десять, а его дела тем временем пошли в гору.

Надя Денисова тоже считала, что наконец удача повернулась к ней лицом в виде регулярных двух тысяч рублей, которые она получала без особых усилий и складывала в кубышку. Своим снам про валютные запасы под кроватью Надя решила не доверять и завела элементарную сберкнижку, регулярно пополняя ее, благодаря чему настроение у девушки последнее время было ровным, то есть замечательным, и никакие мелкие неприятности не могли теперь ее сбить с толку. Ни то, что на второй тур в модельное агентство ее так и не пригласили, ни то, что Вадик вдруг стал к ней придираться, что она растолстела и скоро не увидит своих коленок из-за пузяры, короче: «Кончай, Надин, нажираться, а то вылетишь из клуба из-за профессиональной непригодности». Надя действительно в последнее время позволяла себе наедаться до отвала, налегая при этом на свинину с пивом в немецком пивбаре «Хенде хох» и жутко калорийные, но очень вкусные хачапури в грузинском ресторане «Хижина». Долгие годы более чем скромного питания в родной деревне и жесткая экономия в Москве первое время не давали ей возможности предаваться этому пороку — обжираловке, как подразнивал ее Вадик. И когда у нее появились неожиданные деньги, можно сказать — дурные, хотя и не такие большие, как ей хотелось, первым делом часть из них Надя пустила на жрачку. Никого из своих подружек она с собой не приглашала, чтобы те не заметили перемен в ее жизни и не задавали лишних вопросов. Надя решила быть осторожной, помня поговорку своего отца: знает один — знает один, знают два — знают двадцать два. Это в тех случаях, когда в доме появлялись неведомо откуда то ящик с консервированным сгущенным молоком, то большая картонная коробка с тушенкой, то канистра с подсолнечным маслом. Все это пряталось в подпол и там же фасовалось в емкости поменьше, а потом уже появлялось на обеденном столе семьи Денисовых.

— Слушай, откуда у вас это? — спросила ее однажды подружка Варька, наворачивая прямо из банки тушенку, которой добрая Надя решила ее угостить.

— Папаша достал, — уклончиво ответила Надя, подумав, что все-таки не стоило показывать подружке их богатство. Разболтает по всей деревне.

— Он же у тебя механизатор, им тушенки не выдают. Может, еще где-то подрабатывает?

— Не знаю, — опять решила уйти от ответа Надя. И отшутилась: — Хочешь анекдот? У тетки спросили, кем ее сын работает. А она и отвечает: «Не знаю. Ночью ножи точит, днем деньги считает. Наверное, слесарем». Она расхохоталась, а Варька вытаращила на нее свои зенки и уже молча доедала тушенку, вымазав на прощание банку куском хлеба. Что она подумала, Надя поняла, когда Варька перестала к ним заходить, а парни больше не дергали Надю за косы.

После повторного замечания Вадика Надя огорчилась и решила ограничивать свой аппетит. А то вдруг хозяин действительно сдержит свое слово и вытурит девушку. И денежные поступления от Юрика могут прекратиться, ведь не печатают там деньги в самом деле. Когда-нибудь и у этих иностранцев они могут иссякнуть. С обжираловкой пришлось завязать, а по утрам она начала бегать в сквере напротив дома. Девочки советовали заняться фитнесом, но это было дорогое удовольствие. Ей пришла в голову мысль более практичная — немного поднакопить и снять отдельную квартирку. А тем временем она уже без страха заходила в отделения банка «Вестерн юнион», и ей было абсолютно по фигу, какие взгляды на нее бросают строгие девушки, которые любезно выполняли свои обязанности, выдавая ей деньги от отправителей из разных стран, шутка ли сказать — даже из Австралии и один раз из Южно-Африканской Республики! У Юры был целый список этих банков, и они иной раз ездили через всю Москву, чтобы не слишком часто засвечиваться в одном и том же месте.

Дядя Вася понимал, что его хозяин открыл новое дело, раз зачастил в банки, и его распирало от злости: «Чтоб ты лопнул, буржуй ненасытный, — думал он, глядя на довольную рожу Юрия Васильевича. — Раньше хоть больше времени было с клиентами работать, а теперь только и знаешь, что ездишь да ездишь по всей Москве. Надо и себе придумать какой-нибудь дополнительный бизнес». Муки черной зависти не давали ему спать ночами, и однажды пришло решение, которое повергло его в ужас. Вдруг оформилась чудовищная мысль: Юрия Васильевича надо убить. И его девку тоже. Раз они шляются по банкам, как будто их наняли, значит, возят деньги. Большие. Иначе зачем было бы таскаться вдвоем? Она для отвода глаз, а он как охрана, но ясно как божий день — все деньги его. Кокнуть надо обоих. Деньги отнять, уехать куда подальше, хоть в тьмутаракань. Машину перекрасить, номера перебить. И бомбить себе в новом месте без всякого притеснения со стороны хозяина. С деньгами, припрятанными в укромном местечке.

У дяди Васи забилось сердце, внутри полыхнуло жаром, руки затряслись, и он тихонечко завыл: «Заразы, чтоб вас паралич разбил. Какие мысли в голову нагнали!» Дядю Васю природа одарила лютой злобой, но ведь не бандитом он был и не убийцей. И то, что воспаленный от зависти мозг породил такие черные мысли, его ужаснуло. Он вскочил, налил себе рюмку водки, потом вторую, заел куском колбасы и, перекрестившись, повалился на продавленный диван. Всю ночь проспал как мертвый, а утром впервые проснулся с головной болью. Сам себя упрекнул: вот до чего жадность доводит. Не хрена чужие деньги считать. Свои считай, старый говнюк. Он полез в то самое укромное местечко — на антресоли, где в коробке с детскими проржавевшими коньками между двойным дном у него лежало целое состояние — три тысячи долларов. Результат его свободного плавания на машине Юрия Васильевича Добряка. Хоть дядя Вася был человеком неглупым, тратить деньги он не умел совсем — фантазии у него не хватало. Страсть к накоплению у него появилась после четвертой женитьбы, когда под покровом ночи он на цыпочках бежал из дома жены, держа в руках одни старые ботинки, чтобы, не дай бог, она не услышала и не догнала. Могла и ботинки отнять. Но сбежал благополучно и так затаился, что уже лет пять как ничего о ней не слышит. И прежние жены были паршивые, совсем никудышные, а эта и вовсе ведьма. Вот если хочешь испортить себе настроение, достаточно вспомнить ее рыльник, и все, остается только плеваться ядом. Теперь на женщин он ни одним глазом, даже если приходится подвезти какую, и то умудряется на нее не смотреть, только руку протягивает, чтобы деньги взять. И на всякие там «спасибо» никогда не отвечает, знает он эти их «спасибо». Сначала ведут себя, как культурные, чтобы бдительность его притупить, а потом как откроют свое хайло, когда деваться ему уже некуда. А он скандалы терпеть не мог, потому и не выдерживал долго со своими женами. Прошел жестокую школу семейной жизни, теперь он тертый калач, его голыми руками не возьмешь. Бабы все его добро растаскали, он даже ни разу до суда не дошел, решил — пусть подавятся. Даже за жилье никогда с ними не судился, хорошо хоть, было куда уйти от последней. Мать-покойница ему однокомнатную квартирку оставила по завещанию. А денежки будет копить, а там придумает, как их с толком потратить. Захочет — в Австралию поедет. На кенгуру покатается, а еще лучше в ее сумке. Небось тепло и уютно там. Он небольшой, свернется калачиком, а кенгуру поскачет, поскачет галопом по прериям, вот красотища! Дядя Вася тихонько заржал, представив себе эту картину, и вдруг его осенило: хорошо бы иметь постоянных клиентов. Почему возникла эта гениальная мысль и как она связана с кенгуру, он сначала и не понял. Только потом дотумкал, что связь как раз и есть — кенгуру живут в Австралии. Там же живут иностранцы, австралийцы. Он краем уха слыхал, как Надька удивленно спросила у Юрия Васильевича что-то о деньгах из Австралии. И тот ей ответил, что скоро приедет какой-то австралиец. А кто его будет встречать? Конечно, дядя Вася. И отвозить его будет он же. Если бы он не был на зарплате у Юрия Васильевича, то дважды слупил бы с этого австралийца бабки себе в карман. И таких немало — кто приезжает, потом уезжает, а бывает, шляются туда-сюда до опупения. Вот бы таких клиентов найти!

Он тут же вспомнил своего дворового приятеля Петровича. Тот на своем стареньком «жигуленке» не сильно надрывался, заведя постоянную клиентуру. Как-то хвастался своему приятелю, что у него есть парочка индусов, которых он постоянно возит за товаром, а потом на рынок. Завел он себе еще спортсмена, который на тренировки ездит только на машине Петровича, потому что нервы свои бережет. У него есть своя машина, но он, когда за руль садится, не может справиться со своим адреналином, тот его распирает, и хочется всех посшибать к черту. Петрович еще рассказывал про одну научную тетку, которая на дачу только на такси ездит, хотя дорога туда рублей шестьсот стоит. А Петрович не жадный, он с нее берет семьсот за оба конца. Иногда и по Москве ее возит. Надо бы у него спросить, нет ли у него лишних клиентов, пускай поделится. Вспомнил, что как-то уже говорил с Петровичем на эту тему. А тот, хоть и друг-приятель, смерил его жалостливым взглядом и говорит:

— Ой, Васек, не помощник я тебе. Я вообще удивляюсь, как к тебе люди садятся. У тебя же морда форменного разбойника с большой дороги. Ты бы хоть в порядок ее привел.

— А чем тебе моя морда не нравится?

— Уж больно мрачная. Ты корефан ничего, но ведь никто этого не знает. Больно лютый вид у тебя. И приодеться не мешало бы. Кафтан хотя бы смени. Он у тебя вообще уже цвета неопределенного.

— Какой, на фиг, кафтан? — возмутился дядя Вася. — Это у меня кожан, мне его еще отец подарил, когда я школу закончил. Ни у кого на всей улице такого не было.

— А сколько лет прошло с той поры, не помнишь? — поддел его Петрович.

— Ну лет тридцать… А что? Хорошей коже сносу нет, это же настоящая, командирская!

Наверное, прав Петрович. Нрав у него веселый, рожа улыбчивая, куртка на нем справная, спортивная, с надписью какой-то заграничной, вот и липнет к нему клиент. Придется дяде Васе менять свой имидж. Он тут же загордился невесть откуда выскочившим словечком — небось от Юрия Васильевича слышал. Он много таких слов нахватался, иногда даже не понимая их значения, а только догадываясь. Перво-наперво купит себе курточку приличную, чтобы клиенту нравилось. А пока суд да дело, дядя Вася подошел к зеркалу и попытался улыбнуться, чтобы как у Петровича получалось. «Хрена с два», — вздохнул он тяжело. Не давалось ему веселье. Вот бабы сволочи, своими истериками да скандалами совсем отучили его улыбаться, и он разразился проклятиями в адрес всех бывших жен. Но учиться улыбаться все равно придется, раз уж без этого нельзя завести постоянную клиентуру.

Юрочка сегодня вернулся с работы раньше обычного, и Ольга Александровна радостно обняла его в прихожей.

— Голубчик ты мой, как я рада, что ты сегодня побудешь со мной. Или тебе вечером опять уходить?

— Нет, мамуля, я сегодня намерен отдохнуть. Сколько можно пахать? Всех денег не заработаешь, правильно я говорю?

— Конечно, сынок, отдыхать тоже надо. Вот мы вчера с Еленой Львовной так время приятно провели. Почаевничали с твоими пирожными, до чего же они вкусные! Елена Львовна мне все твердила, что ты у меня кусок золота, а не сын.

Юра мыл руки, а мать, стоя за его спиной, рассказывала последние новости. Он вполуха слушал, но, чтобы не обидеть ее, изредка вставлял какие-нибудь реплики.

— Ну а как ее дети? Ее сын ведь актер, насколько я помню?

— Бывший актер, — с горечью подчеркнула слово «бывший» мать. — Он уже с полгода как на Алтай подался и всю свою семью перевез. У него и жена киношница — кинорежиссер.

— Фильм поехали снимать?

— Да какой там фильм, — досадливо отмахнулась мать, — в лесничество устроились. Он теперь егерь, а жена коз доит. Хозяйство завели.

— Что это они надумали? — удивился Юра, вытирая мягким полотенцем ухоженные руки и смазывая их кремом.

— Да киностудия их совсем уже на ладан дышала. Последнюю роль ему год назад дали. Бандеровца, представляешь? По сценарию он должен был ввалиться в хату председателя колхоза и всю его семью зарубить топором.

— Ну и как, зарубил? — Юре разговор стал интересен. Он пошел за матерью в кухню и, пока она накрывала стол, уселся на стул с высокой резной спинкой.

— Зарубил, но с тех пор бороду сбривать не стал, ходил страхолюдиной, только пугал народ. Борода от самых глаз, всю грудь закрывает.

— Может, он старообрядец?

— Ой, Юрик, сдается мне, он слегка умом повредился. Денег-то нет, ни ему, ни жене давно никто не платил. Мать помогала сколько могла. Она же на пенсии, так работать пошла в чужую семью, школьника провожает, встречает, в шахматный кружок водит, в бассейн. Повезло, что родители у мальчика не бедные, платят прилично, да и кормят ее к тому же. Ну Витя с Наташей помыкались, списались с каким-то другом, тот уже давно на Алтае обосновался, и к нему подались.

— Да, бывает, ну это еще не худший вариант. Люди нашли свое место в жизни. А как дочка Елены Львовны?

— Да тоже не слава богу. В школе историю преподает. Платят гроши, а у нее детишек двое. Муж в жизни разочаровался, сидит в прихожей, картины рисует. Нарисует — и на стенку приколотит. Весь дом в живописи.

— Красота, — восхитился Юра, — домашняя картинная галерея…

— Так если бы он их продавал, хоть какие-то деньги в семью приносил. А он не хочет, говорит — национальное достояние. Разбазаривать нельзя, люди еще спасибо скажут, что сохранил для потомства.

— Тоже сумасшедший, — сделал вывод Юра. И когда закончил ужинать и салфеткой промокнул губы, неожиданно спросил у матери: — А сколько лет этой дочери? Кстати, как ее зовут?

— Да не девочка уже, лет двадцать восемь. Ириной ее зовут. И детишек не побоялась в наше тяжелое время нарожать, — вздохнула Ольга Александровна, будто ей тоже приходилось тетешкаться с ребятней, не зная, чем покормить их завтра.

— Людям надо помогать, — подумав немного, изрек Юра. — Ты, мамуля, дай этой Елене Львовне мой телефон. Пусть ее дочь позвонит мне. Я для нее что-нибудь придумаю.

— Сыночек, лапочка ты мой, да какое же у тебя золотое сердце! — расчувствовалась мать и обняла сына. — Нет, не зря жизнь прожила, такого мальчика воспитала!

Ольге Александровне не терпелось сообщить приятную новость своей подруге, и, когда сын ушел в гостиную и уютно устроился на большом мягком диване перед экраном домашнего кинотеатра, она уже набирала номер телефона Елены Львовны.

— Только пусть Ира сейчас не звонит, Юрик только что вернулся с работы, отдыхает. Где-нибудь после десяти в самый раз будет. Ну что вы, лучше его благодарите, я тут абсолютно ни при чем. Нет-нет, я не просила его, просто зашел разговор, он сам поинтересовался, как ваши дети поживают. Ну желаю вам удачи. — Довольная Ольга Александровна положила трубку. Все-таки как хорошо, что у Юрика есть связи, с ним считаются, скольким девочкам он уже помог. Здесь они работу приличную не могли найти, а теперь за границей все живут припеваючи… Вот еще одной бедолаге поможет, а Елена Львовна теперь и вовсе будет Ольгу Александровну боготворить, в рот заглядывать. Приятно, когда тебя уважают.

Юра немного посмотрел передачу «Как стать миллионером», играючи заработал семьдесят пять тысяч и решил, что отдохнул неплохо, пора и за дело приниматься. В своем кабинете он достал толстые папки с фотографиями девочек, которых в разное время снимал фотограф Леша Труш, готовя им портфолио и которые теперь трудились в ночных клубах, зарабатывая себе на безбедную жизнь, не забывая Юрия Васильевича. Предусмотрительный Юра сберег лучшие фотографии на всякий случай: он давно убедился, что запасливость — полезное качество, и потому у него хранилась весьма обширная информация обо всем и обо всех на свете. Его приятель Ирик не раз изумлялся информированности своего русского друга и про себя допускал, что Юра связан с какой-то разведкой. Но разоблачить его никак не удавалось, Юра был скрытен и хитер, как истинный тайный агент.

Тихонько насвистывая какой-то приятный мотив, Юрий Васильевич задумчиво разглядывал фотографии. Большинство из них он убрал в стопку, а некоторые разложил веером. За этим занятием его и застала Ольга Александровна, когда позвонил телефон и она с трубкой в руке зашла к сыну.

— Сынок, тебя Ира спрашивает, дочка Елены Львовны.

Она вышла из комнаты, неплотно прикрыв за собой дверь, и затаилась, прислушиваясь к разговору. Мать не очень поняла, о какой работе шла речь, но название банка на английском языке вызвало у нее очередной прилив гордости за сына. Вот где он бывает, туда небось не каждый вхож. А теперь он и Ирочку туда приглашает. Вот удивится Елена Львовна, когда дочь ей все расскажет!

Юра закончил разговор и сел к компьютеру. Нужно ответить Алану Фанардэ. Уже вторую неделю он вел с ним активную переписку от имени Нади и в этот раз приложил ее очередную фотографию, где она в скромных джинсах и белой обтягивающей маечке лукаво улыбалась, и ее румяные щеки и пухлые губы делали ее похожей на озорную девчонку. Алану было пятьдесят девять лет, он был одинок и с нетерпением ждал сообщений от русской учительницы. Она писала, что хотела бы выйти замуж и переехать в другое место. Бельгия красивая страна, Алан подумал, что мог бы ее порадовать, показав Брюссель, Антверпен, но пока надо бы ей послать немного денег, чтобы она смогла оплатить Интернет. Бедная девушка, какие же у русских ничтожные зарплаты, если они не в состоянии даже оплатить электронную почту? Через час Юра переписывал длинный ряд цифр, по которому завтра он получит триста долларов, задействовав Надю.

Затем выбрал из отложенных фотографий несколько штук, набрал на компьютере адреса потенциальных Сашиных женихов, забракованных вместе с ней еще две недели назад, и стал отстукивать текст, который знал уже наизусть: «Я работаю учителем английского языка в школе. У меня есть мечта — выйти замуж и перехать в другое место».

Юра подумал, что список его клиентов значительно расширится, если такой же текст он станет печатать на немецком и испанском языках. В университете немецкий был у него вторым языком, а испанский он учил факультативно. Его знаний вполне хватало, чтобы вести переписку и на этих языках. Саша в первые дни своего общения с заморскими женихами получила письмо из Испании из какого-то клуба знакомств, испанский представитель предлагал ей и всем ее незамужним подругам вступить в члены этого клуба, поскольку испанские женихи разного возраста жаждут получить в жены русских женщин. Тогда они с Юрой посмеялись, что испанцы проявляют такие оптовые запросы. А теперь, войдя во вкус, Юра решил, что ему эта идея очень нравится. Фотографий невест у него целая папка, а если не хватит, Татьяна Михайловна по-дружески ему отвалит сколько угодно с кастингов. Уж она точно не знает, что делать со всем тем бешеным количеством фотографий, которыми ее заваливают девушки, претендующие на роль моделей.