Глава 8
Топтуна он обнаружил несколько дней назад — обратил внимание на «четверку», стоявшую постоянно напротив того подъезда, где жила Марина. То есть если бы «четверка» стояла пустая — в ней не было бы ничего примечательного. Но в том-то и дело, что в ней все время сидел человек, довольно бдительно фиксирующий всех входящих и выходящих; Николай даже заметил у него в руках фотоаппарат.
Поэтому сейчас он остановил свои «Жигули» в самом начале улицы, вытащил из бардачка военный бинокль, навел его на «четверку» и удовлетворенно хмыкнул.
— Сиди, сиди, голубь, в своей колымаге, — пробормотал он под нос. — Считай себе своих ворон. А мы пойдем другим путем…
Он вышел из машины, завернул в арку, миновал двор, затем еще один, и в результате этого нехитрого маневра оказался в тылу Марининого дома.
Обычно подъезды в этих старых домах были оснащены вторым входом, черным. Сначала их делали для прислуги — чтобы не путалась у господ под ногами, потом — на случай воздушной тревоги, чтобы жильцы могли по-быстрому, без толкучки выскочить на улицу. Но с течением времени их за ненадобностью намертво заколотили — по крайней мере, так считали сами жильцы дома. Однако Николай, например, уже знал, что черным ходом в нужном ему подъезде вовсю пользовались детишки. Ну а где прошел один человек, там обязательно пройдет и другой. Он положил пакет с книгами под ноги — чтобы освободить руки, внимательно пригляделся к большому висячему замку и хмыкнул. Замок был хорош, огромен, да вот беда, дерево, к которому крепились накладки, на которых он висел, давно уже иструхлявело. Небольшое усилие, еще одно — и замок остался у него в руках. За что он и любил эти старые добротные дома — тогда думали о человеке, когда их строили…
Он не стал тревожить лифт — поднялся наверх пешком и, не доходя одного пролета до нужного ему этажа, притормозил. Здесь следовало оглядеться и мысленно прикинуть радиус действия наблюдательной системы, если таковая, конечно, имеется. А она, скорее всего, имеется. Раз телефон квартиры старого коллекционера прослушивается, значит, эти лопухи наверняка установили сюрприз и на его дверь. В этом Николай почти не сомневался. Нет, не зря он занимался почти два года безопасностью родной фирмы. По крайней мере, научился разбираться в подобной ерунде.
— Оп-ля-ля! — прошептал он, вглядевшись как следует в пространство над дверной коробкой стариковой квартиры. Да, он был прав — вот она, подсматривающая система, только его и дожидается.
Пригнувшись так, чтобы не попасть в поле зрения поворачивающегося объектива, он подкрался вплотную к красновской двери и молниеносным движением залепил глазок системы самой обыкновенной… жвачкой. Вот теперь можно было выпрямиться, придать лицу благостное выражение и позвонить в Маринину дверь.
Услышав за дверью тихое шарканье, он сказал нетерпеливо:
— Мария Олеговна, это я, Николай. Откройте, пожалуйста!
Дверь мгновенно распахнулась.
— Коленька! — Мария Олеговна радовалась ему и удивлялась одновременно. — Ты к Марине? Надо же, какая жалость, нету ее, до сих пор все в редакции. Позвонила — сказала срочный материал готовит.
— Вы уж меня простите, Мария Олеговна, что поздновато да без предупреждения… Мне, честно говоря, и самому неудобно, но… Мы тут с ней поссорились немножко, вот я и хочу наладить отношения…
— Проходи, проходи, Коленька, — не раздумывая, сказала Никонова. — Идем, покормлю тебя, ты ведь, наверно, после работы, есть хочешь? А там, глядишь, и дочура моя придет…
— Не знаю, что бы я без вас делал, — весело сказал Николай, проходя следом за ней на кухню. — Другой раз так тоскливо бывает в чужом-то городе. А как вспомнишь, что вот Марина есть, вы, Мария Олеговна, сразу как-то веселее на душе становится!
Он знал, что делает, провоцируя сейчас этими словами о своей неустроенности ее женское любопытство. Неизвестно еще, захочет Марина с ним разговаривать, а надежнее союзницы, чем Мария Олеговна, — и не придумаешь.
— А ты сам-то откуда, Коля? — попалась на его уловку Никонова.
— Сам-то? С Урала я, Мария Олеговна, из-под Тагила…
— Эва как далёко! — удивилась женщина. — А что сюда-то приехал? Дела какие, работа?
— Работа, — ответил он не слишком определенно. — Командировка.
— А у тебя там, на Урале-то, дом есть, родные? — осторожно подводила Мария Олеговна разговор к самому интересующему ее вопросу.
Он рассмеялся:
— Вам бы только в контрразведке работать! Нету у меня никого родных. Родители померли, своей семьи не сложилось… Брат есть, да я его совсем потерял…
— А что ж так? — искренне удивилась Мария Олеговна. — Мужик ты видный, я так замечаю — без глупостей, а семьи нету…
— Так уж сложилось, — вздохнул он. — Служил в армии, воевал. Вот годы-то и ушли. А вернулся — тут вся жизнь так перевернулась, что не до женитьбы, не до семьи…
— Ох вы, молодежь… и Марина моя вот тоже… — Мария Олеговна вздохнула. — Раньше такого не было. Раньше считалось: человек должен семьей жить. Я тебе вообще скажу, это все от того, что Бога бояться перестали. Да-да, не смейся. У человека, а особенно у нас, у русских дураков, завсегда наверху начальник должен быть. Это ж мыслимое ли дело, матери от детишек своих еще в роддоме отказываются! Да раньше бы она, кукушка эта, как прокаженная была среди людей, да и своя бы совесть до смерти загрызла, а теперь — ничего, как будто так и надо…
— Марья Олеговна! Коль уж вы заговорили о семье, то я… — тут он немного замялся. — В общем, я пришел как бы просить вашего благословения. Хочу, чтоб мы с Мариной поженились, чтоб все оформили, как полагается у людей. Ежели Марина захочет — я и в церковь готов пойти. Освятить брак, так сказать. Ежели она захочет, — многозначительно повторил он.
— Ой, Коленька! — всплеснула руками Никонова. — Да при чем же тут я-то? Это уж вы сами решайте! Вы, молодые-то, нынче вон какие — старших ни во что не ставите…
— Я вообще-то давно хотел с вами поговорить, но все как-то… боялся, что ли. Как мальчишка прямо, хотя мне уж за сорок. Меня и отец, и дед всегда учили: первым делом, мол, иди за спросом к родителям невесты, а потом уж…
— Да, раньше-то с этим строго было, — закивала Мария Олеговна. — Я Марине уж говорила: что вы, как ребятишки глупые. Я, между прочим, ей так и сказала: Коля как раз тот, кто тебе нужен. Взрослый человек, обстоятельный — настоящий мужик, уж извини, что в глаза тебе говорю.
— Так вы согласны, Мария Олеговна? — отделил самое главное от всего остального Николай.
— Согласна, Коленька.
— Поддержите в случае чего? Скажете Марине, если заартачится, чтобы она… ну… подумала бы?
— Скажу, милок, обязательно скажу. Вот как придет домой — мы вместе с тобой ей и скажем. Ну а если ты насчет чего иного, про поддержку-то — так уж не обессудь.
— Насчет чего иного? — не понял Николай.
— Дело в том, что почти бесприданница она у меня… Так, разве что квартирка наша ей достанется… А насчет денег да золота всякого ты уж не обессудь.
— Марья Олеговна! — укоризненно сказал он.
— Погоди, погоди, Коля. Тут ведь вот какое дело, — упрямо продолжала будущая теща, — ты про соседа нашего много чего уже знаешь ведь, про Антона Григорьевича-то…
Николай кивнул:
— Слышал, что книжки он собирает и всякую старину. Ну и что приболел он. Марина говорила — даже в больницу попал, да?
— Точно так. Плохи у Антон Григорьевича дела, инсульт у него. Дай-то бог выкарабкаться!
— Сейчас медицина хорошая, — со знанием дела сказал Николай. — Плати только. Ну и что? Надо будет — заплатим сколько нужно, это я вам обещаю!
— Спасибо, спасибо тебе, Коленька, только я ведь не об этом. Самое-то главное про него даже Маринка моя не знает. Антон-то ведь Григорьевич знаешь кто? Он — Маришкин отец!
Николай снова вытаращил глаза:
— Да что вы такое говорите!
— То и говорю, — немного зардевшись, подтвердила Мария Олеговна. — Ведь и мы тоже молодые были, не как сейчас. В общем, случилось все, когда я в домработницах у них была. Бес попутал… Или не бес, словом, любила я его, вот дочка у меня и родилась. Жена Антона Григорьевича, светлая ей память, к тому времени уже померла, а муж мой, Иван Сергеевич, о ту пору пропавшим без вести числился — уехал в Сибирь на стройку за длинным рублем, да пятнадцать лет и пропадал… А вернулся — так уж лучше бы и не возвращался. Не человек — недоразумение одно. Пил по-черному. Так и не узнал он, чья Мариша дочка.
— А почему же вы потом-то ей ничего не сказали?
— А зачем? Скажи — жизнь-то ей всю, маленькой, и сломала бы. А так — какой ни плохой, а все отец. Я имею в виду Ивана-то своего, Марина его папкой звала, да. А он и не отказывался. Только сильно когда напьется, скажет, бывало: эх, дочка, познакомиться бы мне с твоим папашкой… Опять же и у Антона Григорьевича могли бы неприятности быть, узнай кто. Он тогда очень уважаемый пост занимал. А Марина и без того любила Антона Григорьевича, как отца родного. Да и сейчас… Примерно год назад позвал Антон меня к себе и говорит: завещание, мол, я, Маша, составил. И отписал квартиру со всей обстановкой Марине, а книжки свои — племяннику Ярославу, сестрину сыну. А тут, вишь, такая беда с парнем приключилась! Вот за что, спросить, его-то бандиты прибили? Сирота, студент, взять с него нечего…
— Ну уж наверняка не за книжки, — уверенно проговорил Николай, — это так, забава.
— Вот видишь, забава-то забава, а ведь из-за них Антон Григорьевич в больницу и попал… Да что это мы с тобой взялись о плохом-то, давай лучше о хорошем. Ты уж прости меня, Коленька, я ведь, грешным делом, подумала, что у вас с дочкой так, по-нынешнему, а оно вон как все. Честное слово, будто камень с души. Ведь ты не дашь ее в обиду, если что, правда?
— Марья Олеговна! — обиженно прогудел Николай. — Ну зачем бы мне тогда к вам обращаться! Но только вы мне все же обещайте, что замолвите за меня словечко. Поддержите меня, если что, хорошо?
Мария Олеговна радостно закивала в знак согласия, и Николая это подбодрило, хотя тут же он подумал, что мать вряд ли имеет большое влияние на такую взрослую и такую самостоятельную дочь. Ну да ничего, надо только не упустить момент, успеть объяснить все Марине и начать разговор первым, постараться не дать ей вставить даже словечка. Конечно, он ее обидел, но он же все и исправит. Кто-кто, а бывший военный человек, называющий себя Николаем Шлыковым, знал толк в лобовых атаках…
И все равно он немного растерялся в тот момент, когда запыхавшаяся, раскрасневшаяся Марина вбежала в квартиру. Он вышел ей навстречу, не скрывая своего волнения, подумал: «Ну до чего ж все-таки хороша!»
Следом за ней выглянула Мария Олеговна, заговорщически подмигнув Николаю, и удалилась опять на кухню.
Однако стоило Марине увидеть Николая, как веселое возбуждение на ее лице сразу сменилось хмурой миной.
— Ты?! — удивленно и как-то брезгливо спросила она, проходя в комнату. — По какому это случаю ты решил нас осчастливить? С какой стати ты тут рассиживаешься да еще лыбишься самым наглым образом?! И вообще, черт побери, ночь на дворе! Давай выметайся, пока я милицию не вызвала! — Она демонстративно посмотрела на свои золотые часики. — Я устала, хочу спать.
Однако он и не думал убираться, больше того, его волевое лицо все шире и шире расплывалось в неудержимой улыбке.
— Я вообще-то догадывался, что ты девушка горячая, но даже не думал, что до такой степени! Ужасно я по тебе соскучился!
— Нет, но какая дрянь! — сказала Марина, закуривая.
— Не надо, не кури, — мягко сказал он и протянул руку, чтобы забрать у нее сигарету, но она отдернула ее.
— Хочу — и курю. Какое тебе до этого дело! Я все-таки не понимаю, Николай… по-моему, наш последний разговор все расставил на свои места…
Николай мягко закрыл ей рот ладонью.
— Прости, ради бога, что пришлось так нагрубить тебе…
Она непримиримо отбросила его руку.
— Ну неужели же ты сама ничего не поняла, Маня? — спросил он, кладя ей руки на плечи.
— А что я должна была понять?! — снова отстранилась она. — Я к нему с любовью — Коленька, миленький, мне было так хорошо. А он меня только что по матушке не послал!
— Неправда, Маня, не было такого! Господи, как ты не понимаешь! Зачем ты от Краснова звонила-то?
— Мама спала, вот я и решила ее не будить. И вообще, при чем тут это? Я по тебе соскучилась, захотела сказать такие слова, которые при матери ни за что не сказала бы… Вот и пошла к Антону Григорьевичу, дай, думаю, позвоню любимому человеку. А любимый человек меня мордой об стол!
Он вздохнул, погладил ее по голове, как маленькую, и, прижав к себе, объяснил:
— Да ведь телефон Антона Григорьевича прослушивается, Маня… Ну как, как ты не поняла, что я все это не для тебя говорю, а для них, чтобы тебя обезопасить…
— Хватит выдумывать! — Марина непримиримо вырвалась из его рук. — Кому нужно прослушивать одинокого старика пенсионера?
— Поверь на слово… Я такие вещи просекаю сразу. Между прочим, ты сейчас заметила напротив подъезда «Жигули» четвертой модели с каким-то любознательным типом?
— Мало ли в Москве машин!
— Таких — мало. Думаю, что ее прислали по твою душу, Маня. — Она больше не отталкивала его, но от поцелуя все же увернулась. — Вернее сказать, по нашу душу, — поправился он. — Потому что и тебя, и меня, вероятно, подозревают в краже. А меня еще и в том, что я, втеревшись в ваш дом, сумел угробить старика, сообщив ему о смерти племянника.
— А ты что, правда сообщал что-то Антону Григорьевичу? — испугалась она.
— Да ты что, с ума сошла?! С какой стати я стал бы это делать! Но зато я знаю, кто мог…
— И кто же этот подонок?
— Об этом позже, Маня, потом. Еще раз извини за грубость, это был спектакль для них. Кстати, мне пришлось тотчас же менять место жительства — пока не нашли…
Марина решительно освободилась от его рук. Отошла на несколько шагов — так, чтобы он не мог до нее дотянуться.
— Зачем ты поменял квартиру? Чего-то боишься? Извини, Коля, но я же ничего толком о тебе не знаю. Ты кто — преступник?
Он помотал головой:
— Нет, я не преступник. Но быть обвиненным в преступлении, которого не совершал… Знаешь, это мне совсем не с руки. Я в таком положении, что даже защитить себя толком не смогу, а выступать в роли козла отпущения… Извини.
— И все равно я так и не поняла, зачем ты явился ко мне в такую поздноту. Извиниться ты мог бы и днем, а насчет близости… Думаю, после нашего с тобой «объяснения» по телефону мне этого не скоро захочется…
— Вот я и пришел, чтобы разом со всем этим разобраться. Для начала я извинился. Было дело?
— Хорошо, ты извинился. Дальше?
— Дальше? Возьми вот этот пакет и отнеси его к Антону Григорьевичу. Прямо сейчас, при мне.
— А что в нем? Бомба для наших недругов? — мрачно пошутила она.
— Нет, не бомба. Книги, украденные из библиотеки твоего соседа. Там оба тома «Истории птиц», альдина и еще две книги…
Теперь Марина уже совершенно ничего не понимала.
— Неужели тебе удалось найти вора? Господи, как бы обрадовался дядя Антон! — На радостях она сама чмокнула его в щеку и закричала: — Мама! Мама! Дай мне, пожалуйста, ключи от дяди Тошиной квартиры! Ты представляешь, Коля книги нашел!
Мария Олеговна, томившаяся неизвестностью, заторопилась в комнату.
— Я ей про Фому, а она мне про Ерему, — недовольно ворчала она, на ходу доставая из фартука связку ключей. — Все книги да книги…
— Да ты что, не рада, что ли, мама? Ты представляешь, как будет счастлив дядя Антон?
— Конечно, представляю, — кивнула Мария Олеговна, глядя в то же время на Николая и пытаясь угадать: состоялось обещанное объяснение, предложение руки и сердца или нет.
Николай незаметно подмигнул ей: мол, все хорошо.
— Я, пожалуй, тоже схожу с тобой, провожу, — сообщил он Марине. — Сейчас ведь в подъездах по вечерам небезопасно, — пояснил он специально для Марии Олеговны, снова при этом подмигнув ей.
Мария Олеговна счастливо улыбнулась. Кому не приятно, когда и у тебя, и у твоих близких все в порядке.
Была уже ночь, когда Денису позвонил Коля Щербак, дежуривший по агентству, и сообщил, что видеоконтроль за квартирой коллекционера приказал долго жить. Или кто-то, увы, сумел отключить его.
Денис распорядился позвонить в машину дежурившему в тот вечер Вите Ильюшенко, чтобы он заглянул в подъезд и проверил, что случилось с аппаратурой.
Практически сразу же после этого звонка Витя покинул машину и направился в подъезд.
…Марина с Николаем отперли дверь и вошли в темную, кажущуюся нежилой в отсутствие хозяина квартиру. Николай почему-то не разрешил зажигать свет, оказалось, что у него с собой предусмотрительно захваченный фонарик.
— Куда идти? — шепотом спросил Николай.
Марина уверенно подвела его к шкафу красного дерева. Шлыков вытащил из своего пакета драгоценные книги. Осветил их лучом фонарика. Долго любовался альдиной.
Марина тоже с удивлением разглядывала его бесценную добычу.
— Ты мне так и не сказал, где ты их добыл…
— Потом, потом, — проговорил он в который раз. — Ты не помнишь, где что стояло?
Она пробежалась по полкам взглядом.
— Кажется, вот здесь…
Вдруг Николай резко схватил ее за руку, приложил палец к губам. Еще через мгновение выключил фонарик.
Стало слышно, как мерно покряхтывает механизм больших напольных часов.
— Тссс… Кажется, кто-то идет, — в полной темноте прошептал он ей на ухо.
— Не может быть, — прошептала она в ответ, цепляясь за его рукав.
— Оставайся здесь, — приказал Николай, мягко освобождая руку. Еще миг, и его не стало рядом — исчез, как она догадалась, где-то в темноте коридора.
Странное дело, ей сейчас, когда он находился рядом, было совсем не страшно по-настоящему. То есть страх, конечно же, был, но какой-то невзаправдашний, как будто она смотрела кино.
Ничего не подозревавший Витя Ильюшенко, получив из офиса указание проверить, что там случилось со следящим устройством, приблизился к двери красновской квартиры. Пальцы его с ходу наткнулись на комок жвачки, которой Николай залепил глазок мини-камеры.
— Вот черт, — пробормотал он, попытавшись оторвать противный липкий катышек, и вдруг чья-то могучая рука схватила его за ворот куртки, втащила внутрь квартиры. Витя не успел ни разглядеть нападавшего, ни толком среагировать, потому что тут же последовал точно рассчитанный удар в голову, и Витя, застонав, сполз на пол. Последнее, что он услышал, был взволнованный женский возглас:
— Что ты делаешь! Прекрати сейчас же!
И тут же ярко зажглась лампочка под потолком, и от этого режущего глаза света Витя окончательно потерял сознание.
Николай нагнулся над ним, приподнял ему веко.
— Не переживай. Ничего с ним не случилось. — Он, сидя на корточках, серьезно посмотрел на Марину: — Ты лучше представь, что ты сидишь тут одна, и вдруг к тебе вваливается вот этот незнакомец… Посмотри, посмотри. Видишь, какой крепенький паренек? Как — впечатляет? Да он тут же разделался бы с тобой в два счета…
Марина посмотрела на Николая в полном недоумении.
— Не хочешь же ты сказать… — Она запнулась.
— Ну продолжай, продолжай, — подбодрил ее Николай.
— Но это же не вор, правда?
— А, ей-богу, не знаю, — пожал он плечами. — Ты же сама видишь — глубокая ночь, а этот тип зачем-то толчется перед дверью пустой квартиры… Тебе не кажется, что если это визит вежливости, то для него выбрано не самое подходящее время?
Говоря все это, Николай ловко обыскал карманы недвижно лежащего топтуна. Кроме небольшой суммы денег и сотового телефона, у него при себе не оказалось ничего, что заслуживало бы внимания. Хотя, впрочем…
— Смотри-ка, — удивился Николай, нащупав какие-то твердые корочки в заднем кармане брюк. — Кажись, удостоверение. Так, что тут нам пишут? Частное детективное агентство «Глория»… оперативный сотрудник Ильюшенко Виктор Степанович… Оп-ля! Ты удивишься, Маша! Этот лопух, оказывается, не кто иной, как Шерлок Холмс!
— Как ты сказал? «Глория»? Это то самое агентство… Помнишь, я тебе говорила, что у нас с мамой был сыщик, все пытал, не мы ли стянули у дяди Антона книги… Скажи, а ты не сильно его?
— Да ну, что ты, — усмехнулся Николай. — Нет-нет, не сомневайся, жить будет!
— Как нехорошо все получилось, Коля! Они же хотят помочь Антону Григорьевичу, ищут книги, а мы…
— Ну да, они ищут, а мы уже нашли! — засмеялся Николай. — Ладно, ничего с ним не случится, в небольших дозах даже полезно. А главное — он нас с тобой не видел и, соответственно, не будет знать, кто его приложил… А вот то, что они тут подслушивают да подглядывают, — это, наверно, теперь совсем лишнее, как думаешь?
С этими словами он подошел к стоящему в прихожей телефону, поковырялся в нем и вскоре извлек из него капсулу подслушивающего устройства.
— Подожди, Коля, нельзя же так, — попробовала остановить его Марина. — Их ведь, наверно, надо предупредить… А что, если они решат, будто это преступники орудуют?
— Наверно, надо, — согласился Николай. — Это я, так и быть, возьму на себя. А ты завтра прямо с утра позвонишь в эту самую «Глорию» — он же тебе оставлял телефон, их главный? Позвонишь и скажешь следующее: дескать, вчера зашла к соседу полить цветы и случайно обнаружила, что пропавшие книги стоят на месте. Дескать, ты не первый год помогаешь Антону Григорьевичу Краснову по хозяйству и иногда даже вытираешь пыль в его книжных шкафах, потому и знаешь многие книги коллекции. Задача ясна? — Марина кивнула. — Вот и прекрасно. А теперь действительно поставь книги на место и возвращайся к себе домой. А я скоро вернусь. Во всяком случае, хотелось бы скоро.
— Коля, надеюсь ты… — начала она тревожно.
Он рассмеялся своим простодушным смехом, который она уже успела полюбить, и сказал вдруг ни к селу ни к городу:
— Ужасно я тебя люблю.
Слыша, как он возится там с телом сыщика, Марина подошла к книжному шкафу, поставила на свободные места тома «Истории птиц», альдину, не известно откуда взявшиеся книги Кинга и Гоббса. «Надо будет прямо завтра рассказать дяде Антону — может, ему полегчает, — подумала она. — Все-таки такая положительная эмоция…» Она осторожно выглянула в прихожую. Сыщик, бледный как смерть, сидел теперь, прислоненный к стенке, и был все еще без сознания, а Николай исчез неизвестно куда. Она хотела было его дождаться, но, вспомнив его строгий наказ, боком, чтобы не задеть сыщика, вышла из квартиры.
Естественно, она не слышала, как вернулся Николай, сбегавший к своей машине, не видела, как он в мертвой тишине квартиры закатал рукав на рубашке Ильюшенко и достал одноразовый шприц и ампулу с каким-то прозрачным содержимым…
От укола Витя тихо застонал, слабо пошевельнулся. Для ускорения процесса Николай похлопал его по щекам.
— Привет, — сказал ему Николай, когда Ильюшенко открыл и тут же снова зажмурил глаза.
— Т-ты чего? — туповато спросил сыщик. — Чего надо-то?
— Да ничего особенного, — ответил Николай. — Давай-ка, голубь, расскажи, кто тебя послал и зачем.
— Денис Грязнов послал, — ответил Ильюшенко и снова затих.
«Хорошая все-таки штука скополамин, — подумал Николай удовлетворенно. — И действует безотказно, и руки марать не приходится. Гуманизм, блин…»
— Денис Грязнов — это кто? — задал он следующий вопрос.
— Руководитель детективного агентства «Глория».
— Тебе что — поручено наблюдать за домом?
— Да.
— Как меня зовут, знаешь?
— Понятия не имею.
— Что вам удалось уже накопать?
— Книги украл Решетников Игорь Альфредович.
— А еще что?
— Не знаю.
— Может, помнишь еще какие-нибудь фамилии?
— Не помню. Их много. Коллекционеры.
— Кто у вас в «Глории» знает по этому делу больше всех?
— Денис Грязнов. Наверно, еще Макс. Макс — компьютерщик. Он добывает закрытую информацию.
— Вы работаете под руководством милиции? В связке с ней?
— Нет. Но дядя Дениса — начальник МУРа генерал Грязнов.
Николай присвистнул.
— А говоришь — нет! Гони давай адрес этого вашего компьютерного гения Макса, живо!
— Я точно не помню. Только номер квартиры.
— О, господи! Врезать тебе, что ли…
— Все равно не вспомню. Не знаю.
— Хрен с тобой. Давай номер квартиры, этаж, телефон — все, что знаешь.
— Четвертый этаж, квартира сорок восемь, — заплетающимся языком сказал Витя. Подумав, назвал и телефон, после чего снова надолго закрыл глаза.
Николай понял, что вряд ли добьется от пленника чего-либо еще. Значит, эти бравые сыщики, находящиеся на блатном прикорме в МУРе, ничего пока толком, кажется, не знают.
Пора было закругляться. Но прежде, чем отнести эту жертву скополамина к машине, Николай решил проверить, хорошо ли нейтрализован аппарат слежения — все-таки этот герой тянул к нему свои ручонки. Не выходя на лестничную клетку, он из дверного проема нащупал глазок прибора.
— Черт, жвачки на вас не напасешься! — сварливо пробормотал он, разжевывая свежую подушечку «Дирола». — Очень полезный, без сахара, — схохмил Николай, снова заклеивая кругляшок объектива.
Еще через минуту он усаживал пребывающего в небытии Виктора в его «четверку». Аккуратно, как спящего, положил его на баранку, захлопнул дверцу и, подняв воротник пиджака, вернулся короткой пробежкой в дом. Все. Теперь он имел полное право подняться на лифте — человек из гостей возвращается домой.
Дверь ему открыла переволновавшаяся Марина.
— Ну, вот и я! — радостно сообщил ей Николай.
Она, ничего не отвечая, посмотрела на него любящим взглядом и вдруг прильнула к нему в поцелуе. Обняв ее за талию, он молча провел ее в комнату.
— Все в порядке, не волнуйся, — проговорил он и поспешно прибавил: — Мы тут в твое отсутствие, между прочим, с Марией Олеговной немножко по душам беседовали. И знаешь, я ей признался, что хотел бы на тебе жениться, — с совершенно невинным видом завершил он.
— Что-о?! — протянула изумленная Марина. — И что мама?
— Мария Олеговна обрадовалась за тебя, сказала, что благословит. Короче говоря, она согласна.
— А меня… Меня что — уже не надо спрашивать?! — вскричала Марина вдруг осипшим голосом.
— Ну вот же я тебя и спрашиваю, — засмеялся Николай. — Пойдешь за меня замуж?
— Если ты это серьезно — не надо превращать все в балаган, Коля. И вообще, я должна подумать.
— Да ради же бога! — словно извиняясь за что-то, проговорил он. — А насчет того — серьезно это или нет, поверь мне на слово: серьезней некуда.
— А раз так, скажи мне… — Она замолчала, подняла на него выражающие какую-то непонятную ему муку глаза. — Мне очень трудно это тебе говорить, особенно сейчас, в такой момент… — Вздохнула, набрала побольше воздуха в грудь и кончила твердо и решительно: — Но не сказать этого я не могу, потому что от твоего ответа зависит все остальное… Скажи, это ты убил Завьялова?
— Знаешь, я едва ли не впервые слышу эту фамилию…
— Ярослав Завьялов — племянник Антона Григорьевича. И я тебе о нем уже говорила…
— А-а! Припоминаю, припоминаю! Ты говорила, что он неприятен тебе, что он, кажется, наркоман и претендует на наследство старика. Так? А что, его убили?
Марина молча кивнула.
— Ну и почему ты решила, что это я?
— Книги, которые ты сегодня вернул, — они разве не у него были?
— А, так вот оно в чем дело! Ты подозреваешь, что он украл книги, а я его убил исключительно для того, чтобы их вернуть. Ладно хоть в благородстве мотивов мне не отказываешь, хотя глупее вряд ли что можно придумать, извини. Хорошо. Известно хоть, как его убили?
— Я не знаю… Слышала только, что труп нашли сравнительно недалеко от нашего дома, — угрюмо ответила Марина.
— Его что — зарезали, застрелили?
— Его, кажется, забили ногами. Шпана. А может, какие-нибудь каратисты… Ах, ну да, ну да, извини, что подозреваю такого бравого вояку, как ты. Ты, конечно, предпочел бы пистолет с глушителем, да? — нехорошо ухмыльнулась она.
— Ну почему же? — усмехнулся и Николай. — Могу и ногами. Но этого самого Завьялова я не убивал. Да и с какой стати! Выкупил у него две книги, это было. Выкупил, а не отнял! И между прочим, он сам назначил мне встречу в том самом скверике. Встретились, я ему заплатил, сколько он просил, торговаться не стал. Я ему — деньги, он мне — книги. На том и расстались. — Он собрался на этом завершить свой рассказ — и так слишком много пищи для впечатлительного женского ума, но снова встретился с ее обжигающе недоверчивым взглядом. — Ну хорошо, хорошо, есть еще кое-что… Мне сразу показалось, что он как бы не в себе. А потом, когда я пошел от него, уже с книгами, он начал вдруг мне в спину орать, что, если я сунусь в милицию, чтобы его заложить, он, во-первых, ото всего откажется, а во-вторых, мне до ментовки не дойти — у него, мол, такие крутые кореша, что они меня… Вот я, чтобы он шибко не орал на всю Ивановскую — люди ведь могут услышать, мало ли что подумают, — вернулся и маленько его поучил. Ну, не до смерти, конечно, и никакой, спаси господи, не ногой. Ногой бы я его точно убил — у меня так удар поставлен… Ну и сказал ему при этом пару ласковых — про то, чтобы кончал крысятничать, у своих воровать и знаться со всякой сволочью… Честное слово офицера, я тебе не вру!
Она обреченно потерла ладонью лоб. Сказала с грустной улыбкой:
— Капелька правды в океане лжи… Я думала, ты мной увлекся, а тебе, похоже, всего лишь нужно было оказаться поближе к красновским книжкам, разве не так? А тут ты подметил каким-то образом, что Ярослав собирается обворовать дядю, пока тот болен, и решил покончить с мальчишкой раз и навсегда — как же, конкурент! — На глаза ее вдруг навернулись слезы. — Выходит, я для тебя всего лишь средство…
— Зачем ты так, Марина? Неужели ты не понимаешь, что так нельзя!
— Ну что, что именно нельзя? — закричала она.
— Нельзя не верить человеку, который тебя любит! — невесело объяснил он.
— Ну что ж, считай, что ты нашел дуру, которая верит тебе, — сказала она обреченно. — Что же ты за человек такой, Коля? Кто ты? Может, все-таки скажешь… своей будущей жене?
— Посмотри мне в глаза, — приказал он вдруг. Приказал так, что не подчиниться ему она просто не могла. Словно загипнотизированная, Марина подняла на него свои печальные глаза. Да, он ее не убедил. Ну что ж… — Нет, — твердо сказал он. — Я так не хочу, Маня. Я не насильник.
Вот теперь, кажется, и она почувствовала, что испытывают те люди, которые торопятся отвести свой взгляд от его глаз — умный, бесстрашный этот взгляд словно хозяйничал внутри нее, от него нельзя было скрыть ничего-ничего. Он разжал руки, отпустил ее, словно оттолкнул.
— Хорошо, — сказал он и повторил: — Я не насильник.
— Не торопи меня, Коля, — опережая свой испуг, сказала она. — Не спеши, ради бога. Дай мне все понять…
Он встал, решительно прошел к двери. Марина, словно нехотя, последовала за ним — проводить до двери.
«Все равно ты моя. На всю жизнь. И зря ты это еще боишься понять», — подумал Николай, бросая последний взгляд на ее легкую фигуру.
Он и сам не очень хорошо понимал, с чего это он так расчувствовался. Но твердо знал: сейчас она была ему единственным родным существом на всем белом свете…
Он миновал машину топтуна, посмотрел на его неподвижное тело — доблестный Шерлок Холмс все еще пребывал в состоянии глубочайшего сна. Поза у него была вполне естественная, спокойная, нисколько не привлекающая чужого внимания. Удовлетворенно хмыкнув, Николай забрался в собственные «Жигули» и примерно через полчаса оказался уже на Неглинке. Мысль его была проста: сейчас он, пользуясь тем, что рабочий день давным-давно уже закончился и в офисе никого, кроме какого-нибудь сторожа или ночного дежурного нет, проникнет в эту самую «Глорию», которая полезла туда, куда ее не просили, устроит там, прямо на месте, небольшую разборку — чтобы знать, чего этим хлопцам все-таки надо, а заодно не то чтоб попугать — маленько окоротить их рвение.
Однако, к его удивлению, окна «Глории» были залиты светом, судя по доносившемуся из открытых форточек шуму, там оставалось еще довольно много народа. Случилось, что ли, у ребят что? Николаю и невдомек было, что это — обычная картина, такой уж в «Глории» сам собой установился режим, все не как у нормальных людей. Он затаился в глубине двора, в одной из ниш огромного здания — решил все-таки дождаться «общего разъезда». А там уж, положившись на свой разведчицкий инстинкт, выбрать одно из двух: или лезть в офис, или же выбрать из команды Грязнова кого-нибудь пожиже, чтобы вытряхнуть из него всю необходимую информацию…
Наконец сотрудники «Глории» начали расходиться по домам, и Николай подумал, что второй вариант не очень реален: ребята здесь подобрались такие же крепенькие, как он сам, а главное, такие же тертые, только, по возрасту судя, не чеченцы, а афганцы… Но вообще, если подумать, не могут ведь в конторе быть все такие, верно? Вот и надо поискать звено послабее — секретаршу какую-нибудь, эксперта…
Они, не спеша, выходили во двор по двое, по трое и оставались здесь же — ждали, видать, того, кто закроет контору. Но контору закрыли не снаружи — оставили дежурного, который и заперся изнутри.
Кто-то крикнул:
— Ну что, все? Макс здесь?
— Здесь, здесь, — ответили ему. — Решил сегодня дома заночевать! — и засмеялись чему-то своему.
— Ну, тогда трогаемся, — распорядился все тот же голос, и вся компания с громким говором, с какими-то шуточками вывалилась на Неглинную, словно вымершую в этот поздний час. Тот, кого назвали Максом, шел в хвосте этой веселой процессии. И едва взглянув на него — толстого, мягкого, украшенного дурацкой бородой, Николай сначала решил: вот он тот, кто нужен. А потом вспомнил, что Макс компьютерщик, а стало быть, в принципе может знать все, что ему нужно…
Макса взялся подвезти какой-то жилистый, цепкий мужик, которого все называли Лешей. Николай проследил их до самого Максова дома и страшно обрадовался, когда этот Леша поехал на своей машине дальше, оставив компьютерщика одного. Николай решил действовать, как всегда, напролом, ибо в душе считал излишние ухищрения уделом людей не вполне уверенных в своих силах.
Он выждал, давая Максу войти в квартиру. Даже улыбнулся про себя, вспомнив, как топтун заплетающимся языком сообщил ему: «четвертый этаж, квартира сорок восемь». Вот оно и пригодилось, зряшное знание…
Наконец он, решив, что уже можно, махом взлетел на нужный этаж и честно дал хозяину знать о своем приходе длинным звонком в дверь.
Компьютерщик, как и все эти современные «продвинутые» ребята, в житейских делах оказался полным лопухом. Даже не поинтересовавшись, кто это к нему пожаловал среди ночи, он гостеприимно распахнул дверь, правда при этом для чего-то держа в руке металлический штатив.
Он посмотрел на визитера и сказал, немного подумав:
— Простите, но, по-моему, я с вами не знаком. — И собрался уже захлопнуть дверь снова.
— Это не имеет значения э-э… господин Макс. — Он несильно, но вполне убедительно оттолкнул хозяина и вошел внутрь, захлопнув за собой дверь. — Будьте добры, положите это ваше оружие на место. — Он показал на штатив. — Я сильнее вас, уважаемый, а потому хотел бы сразу предостеречь от необдуманных поступков и резких движений. — И тут же решив, что с учтивостью даже малость перебрал, рявкнул: — А ну давай в комнату, чмо!
Это получилось так неожиданно, что Макс даже слегка опешил. Впрочем, тут же собрался с духом.
— Чего ты орешь-то? — храбро спросил он, проходя, впрочем, в комнату. — Приперся ко мне домой, да еще и указывает…
— Не, мужик, тебе верхнее образование явно не на пользу пошло, — как-то вяло сказал Николай и вдруг неуловимым движением сунул свой кулак в дряблое брюхо компьютерщика. — Теперь въезжаешь в ситуацию?
Макс, сдавленно охнув, рухнул на стоящий поблизости стул. Николай полюбовался на пыхтящего от боли и унижения компьютерщика, покровительственно похлопал его по заросшей иссиня-черным волосом щеке.
— А теперь давай разговаривать. Вопрос первый. Что тебе известно о Леониде Остроумове?
— С чего ты взял, что я должен…
Пустынную тишину ночной квартиры нарушила звонкая оплеуха.
— Давай излагай, раз спрашиваю! Для чего-то ты ведь шлялся по Интернету? Ну и давай колись! Как это связано с делом Краснова? А чтоб тебе понятней было, скажу, что меня больше всего интересуют птички-синички. Тебе понятна, надеюсь, моя аллегория?
— И что — для этого обязательно было вламываться в квартиру? — все еще кряхтя от боли, спросил Макс. — У Краснова были какие-то суперредкие книги о птицах. А потом его ограбили… Но это и все, что мне известно. Обратитесь в милицию, вам там все расскажут более подробно.
— Еще одну плюху захотел? — с пугающей ленцой спросил Николай. — Знаешь, борода, я не очень люблю, когда надо мной смеются. В милицию советуешь обратиться, да? Как бы тебе самому не пришлось оказаться в твоей любимой милиции, только в несколько ином качестве. Я имею в виду — в качестве вещественного доказательства. То бишь трупа…
— Слушай, мужик, — чуть ли не взмолился Макс. — Не знаю, чего тебя так припекло с этим делом, но я тебе правду говорю! У коллекционера Краснова пропало несколько книг про птичек-синичек, как ты говоришь. Вот наши ребята их и разыскивают. И все дела.
— Да в гробу я видел этого вашего Краснова! — не выдержал, снова повысил голос Николай. — Меня интересует вся информация, которую вы нарыли по Остроумову!
— Ну вы меня удивляете, честное слово! — снова вполне искренне изумился Макс. — Какая там информация! Я и наткнулся-то на него совершенно случайно. Просто шарил по Интернету в поисках всего, что касается книг о птицах, ну и наткнулся на крутого собирателя родом из России. Правда, он вообще-то не книги собирает. Хотя кто их разберет, этих новоиспеченных миллионеров…
— Вот видишь, а говоришь, что все сказал! Давай выкладывай буквально все, что знаешь — о его состоянии, фирме, роде занятий и так далее…
— По-моему, вам все же лучше покинуть мой дом, — сказал вдруг Макс. — Не знаю, кто вы, но я не обязан отвечать на ваши вопросы!
Николай только покрутил головой — это ж надо!
— Послушай меня, умник! Я тебя не убью — пока. Но это не значит, что я из тебя не вытряхну все, что мне нужно. У меня под рукой большой запас скополамина. А может, тебе больше по душе амобарбитал? Тоже имеется. Выбирай. — И Николай с добродушной улыбкой развел руками.
— Тебя все равно найдут и оторвут яйца, — бесстрашно пообещал хозяин квартиры.
— Вот тогда по-другому и поговорим. А сейчас мой тебе совет: побереги свои. Итак, я весь внимание.
Макс вздохнул, еще немного подумал и… как высокоразумный человек сдался.
— Леонид Остроумов. Живет на Кипре. Владеет фирмой под названием «Rire bird», то есть редкая птица, — начал он. — Еще он обладатель контрольного пакета акций одной фармацевтической компании, название — «Остроумов фэрмаси». Устраивает?
— Каков его капитал?
— Да разве ж нормальный русский станет светиться? А в «Форбс» про него пока не пишут. — Макс усмехнулся. — Хотя, сдается мне, ему в «Форбс» уже самое место. И отнюдь не последнее. Он известен, этот Остроумов, как человек, посвятивший жизнь разведению птиц и сохранению их редких пород, а также как меценат. Не глядя, субсидирует всевозможные научные исследования, экспедиции… И еще одна странная хреновина. Наткнулся я по ходу дела на статейку, где Остроумова обвиняют в создании какой-то чуть ли не секты…
— Что за статейка, где опубликована?
— Опубликована в газетке с каким-то дурацким названием: «Правда про некоторых» или что-то в этом роде. Одна закавыка: на самом деле такой газеты в природе не существует. Но все статьи там на один манер: крепко копают под Остроумова…
— Так, с этим пока погодим. Что дальше собирается предпринимать глава вашего агентства? — перебил Макса Николай. — Ваш этот, как его… Грязнов?
— А вот этого я не знаю. А знал бы — не сказал!
— Снова здорово! Да все бы ты сказал, если бы я захотел, не сомневайся! Счастье твое, что я пока не хочу. И, так и быть, не стану тебя больше перевоспитывать, борода. Я сегодня добрый, счастливый. Однако, знаешь, передай-ка своему Грязнову, что вам всем лучше бы обходить дом на Трифоновке стороной. Если я еще хоть раз замечу ваши примочки на двери, или какие-нибудь там микрофончики, или что-нибудь подобное… Короче, предупреждаю: буду уничтожать все ваши «жучки» самым безжалостным образом. Понимаю, денег у вас лом, поскольку вы всяких богатеньких Буратин обслуживаете, и тем не менее… Кроме того, я неплохо знаю законы — за нарушение тайны переписки, телефонных переговоров и так далее по нашему УК можно подзалететь оч-чень крупно!..
Макс было открыл рот, чтобы возразить что-то, но ночной гость решительно не дал ему говорить, предупреждающе вскинул руку.
— И не вешай лапшу на уши, что у вашего агентства имеется санкция на проведение подобных акций. Нет ее у вас, и быть не может!
— Да кто ты такой, что можешь судить? — возмутился было Макс.
— Я? — нагло улыбнувшись, сказал Николай. — Ну, скажем, адвокат. Только защищаю я всего одного человека — свою девушку. А ей очень не нравится, когда какой-то недоумок целыми днями пялится на нее из своей тачки. И вот еще что скажи: если кто-нибудь из ваших подойдет к ней ближе, чем на пятьдесят метров, то… — Он запнулся, подбирая нужное слово, подобрал: — Знаешь, как выглядит селедка под шубой?…
Макс терпеливо выслушал весь этот бред, но в конце все же позволил себе осведомиться не без ехидства, как ему казалось:
— А вы документик какой предъявить можете, господин адвокат?
— Нет, все-таки семечек у тебя в арбузе явно не хватает, хоть ты и шибко ученый, — с интересом в который раз разглядывая компьютерщика, заметил Николай. — Значит, документик, говоришь? Вот этот подойдет? — И с этими словами он сунул Максу в толстую физиономию решетниковскую «беретту». — Ну, доволен?
На лице Макса, который, скося глаза к носу, разглядывал это чудо техники прошлого века, обозначился не страх — какое-то детское восторженное изумление.
— Вот это да! Слушай… а разрешение на эту пищаль у тебя имеется?
— Нет, все-таки вы, компьютерщики, и вправду не от мира сего, — пожал плечами Николай. — Тебе-то что до разрешения? Вот сейчас, например? — И больно воткнул ствол своей экзотической пушки в самое основание Максова носа.
«Беретта» пахнула на Макса запахом недавно горевшего пороха.
Всю дорогу, что он ехал от брошенного на произвол собственных страхов Макса, Николай думал о той информации, которую выбил из компьютерщика, а особенно — про странную, несуществующую газетку «Правда про некоторых» — надо же, глупость какая! И вдруг его осенило: да ведь это же не кто иной, как все тот же жалкий ублюдок Чванов подстроил, чтобы подгадить своему боссу. Зачем? Ну, мало ли… Впрочем, так это или нет, теперь можно проверить безо всяких проблем…
Когда он наконец добрался до дома на Большой Грузинской, то застал Чванова точно в той же позиции, что и оставил — лежащим на диване и оглашающим помещение вдохновенным храпом.
— Поспи, поспи пока, голубчик, — сказал Николай одобрительно — ему захотелось без всяких помех сделать в квартире небольшой обыск.
Вскоре он обнаружил простенький тайничок в стенном шкафу в коридоре. Здесь Евгений Кириллович прятал аккуратный кожаный баульчик, а в нем — очень неплохую портативную видеокамеру, чистые кассеты, две коробки патронов и еще какую-то электронику — не то простенький ноутбук, с которым Николай все равно работать не умел, не то большую записную книжку — вот с этой-то техникой он как раз разобрался бы даже без посторонней помощи.
Пока он возился с баульчиком, его вдруг осенила новая мысль. Он вытащил на свет божий видеокамеру и подготовил ее к работе. Подумав, покопался там, где у хозяина лежали документы, достал американский паспорт на имя Алекса Петерсена, выложил его, раскрытый, на стол. Полюбовался, как все складно у него получается. Ну вот, теперь можно было и владельца паспорта будить.
Нехорошо улыбаясь, он сходил на кухню, поискал там подходящую посудину — не нашел ничего лучше хрустальной цветочной вазы. Налил воды из-под крана и с каким-то злорадным удовольствием окатил этой водой крепко спящего Чванова. Тот мгновенно ожил на своем одре.
— А? Что такое? — выпучив от неожиданности глаза, прохрипел он.
— Пора, пора, дружок… — весело пропел Николай, беря в руки камеру. — С постели на горшок… Просыпайся давай, иностранец, дело есть!
— Какое еще дело? — Чванов, похоже, так до конца и не пришел в себя после химических экспериментов, произведенных над ним этим странным здоровяком, глядящим на него сейчас сверху вниз с улыбкой, от которой на душе становилось еще гаже.
— Давай вставай, сучок, кино снимать будем. Хороша у тебя камера, господин Петерсен! Вот мы ее сейчас и используем на полную катушку, да? Ну, ну, не дергайся! Давай смотри вот в эту дырочку и колись, как ты решил облапошить своего босса.
— Да ничего я не решал, с чего вы взяли!..
— Как дам в пятак — живо все вспомнишь, — равнодушно пообещал Николай, и от этого Евгений Кириллович затосковал еще сильнее. — Вообще-то мне и самому не очень хочется повторять все сначала, — продолжил между тем его мучитель. — А то прямо какая-то сказка про белого бычка получается. Ты признался, что задумал слупить с Остроумова лимон за несуществующую книгу…
— Кто, я признался? — искренне изумился Чванов. Сейчас, когда препарат почти утратил свою силу, он даже и поверить не мог, что совершил такую глупость.
— Ты, ты, — серьезно подтвердил человек, предложивший называть себя Васей или Ваней. — Нехорошо, брат, получается. Человек тебе доверился, в люди вывел, состояние дал сколотить, а ты взамен благодарности решил его ограбить. И не только по части книг, между прочим.
— Да ничего я…
— Ну, ну, не скромничай! Начни с того, как ты заказал всякие гнусные статейки про секты и прочую гадость. Ты или не ты?
Мокрый Чванов сидел на диване, понурив голову, молчал.
Николай закурил сигарету и, выпустив дым в помятую физиономию собеседника, похлопал его по плечу.
— Помнишь, что сталось с твоим книжным партнером? С этим самым, Альфредычем? Он ведь тоже все норовил надувать честных людей. За то и плохо кончил. Тебе не кажется…
— Да, — согласился Чванов уныло, — плохо…
— Так вот. Чтобы с тобой не повторилась такая же история, расскажи-ка мне, дружище Петерсен, что ты там еще надумал. Ну, например, что ты там планировал напортачить с его фармацевтической компанией?
— Я…
— Знаю, знаю! Тебе показалось вопиющей несправедливостью, что какой-то полуграмотный болван стал миллионером, а ты, без пяти минут министр или кто там еще, — стал у него мальчиком на побегушках. Так или нет? У тебя высшее образование, у тебя языки, а он — простой малый, чуть ли не деревня… Так или не так? Конечно, это, по-твоему, до того несправедливо, что дает тебе право на любую подлость. Ну так и расскажи мне, своему новому другу, какую ты ему свинью-то подложил?
То ли препарат все-таки еще продолжал действовать, то ли Евгений Кириллович был окончательно сломлен новым поворотом собственной судьбы, но он вдруг честно признался:
— Я подкупил бухгалтера компании…
— Двойная бухгалтерия, так? — Николай хмыкнул, махнул рукой. — Да какая там двойная! Небось какая-нибудь пятерная… — Чванов кивнул. — Ну а там уж недолго и до того, чтобы сдать хозяина полиции, верно? Ну скажи, скажи — в случае чего настучал бы в налоговые органы, так? Один ловкий ход — и твой хозяин оказался бы в тюряге, как какой-нибудь гребаный Аль Капоне…
— Ну зачем же так?… Да и невозможно это — хотя бы потому, что Остроумов исправно платил и платит налоги…
— Платить-то он платил, да опирался при этом на фальшивые сведения о доходах, заниженных тобой и бухгалтером этой самой «Фэрмаси», верно? Ну и сволочь ты, как я погляжу. И жаден к тому же до безобразия…
— Да вы на себя-то посмотрите! — не удержал нервы Чванов. — Убил человека, а теперь объяснять будет, что хорошо, а что плохо!
— Ох, не хочу я тебя калечить, Женя… или ты предпочитаешь Алекса? — усмехнулся Николай. — Но, похоже, придется, если ты, гнида, еще раз залупишься и если не сделаешь, что тебе говорят. В общем, так. Твое воровство — не моя проблема. Во всяком случае, пока. Моя проблема — книги. Завтра же ты отправляешься на Кипр и сообщаешь своему хозяину, что у тебя появилась возможность приобрести целую коллекцию редких книг. Целую, понял? Что касается состряпанного вами липового тома «Истории» — о нем лучше даже и не заикайся. Передаешь Остроумову также, что хозяин коллекции категорически настаивает только на одном…
Он замолчал, и Чванов вопросительно посмотрел на собеседника:
— На чем же?
— Чтобы Леонид Александрович лично прибыл в Россию для переговоров по этому поводу. Дескать, хозяин коллекции хочет с ним познакомиться, а самое главное — не знает, как можно переправить такую коллекцию за рубеж. Дескать, в этом вопросе он полагается только на него, на Остроумова. Сам он ее на Кипр не потащит, ведь так? А поскольку Остроумов перед Родиной чист и не боится иногда ее навещать… у него же здесь вроде родные имеются… то пусть он приедет…
— Леонид Александрович — человек очень щепетильный во всем, что касается отношений с законом, — заметил Чванов.
— Что ты имеешь в виду?
— Он ни за какие коврижки не станет ввязываться в авантюру. Он сначала тысячу раз убедится как в порядочности владельца, так и в том, что коллекция не краденая. И вообще, честно говоря, ваше предложение — бред собачий. От начала и до конца.
— Не понял?!
— Вы ведь хотите познакомиться с Остроумовым для того, чтобы он помог вам вывезти коллекцию, так, что ли?
— Гм… Похоже, я действительно неверно сформулировал свое требование, — согласился Николай. — Передай, что я хочу продать ему коллекцию.
— В таком случае ему понадобится ваша рекомендация, и не одна.
— Какие, к черту, рекомендации! — взревел Николай. — Скажешь ему, что я — Краснов Антон Григорьевич, и точка! Он должен был о Краснове слышать!
— Ишь, как все просто! — иронически протянул Евгений Кириллович. — Вы что его — совсем за лоха держите?
Николай сгреб Чванова за грудки:
— Это не моя забота, дерьмо собачье, а твоя! Сделай так, чтобы все выглядело как можно убедительнее, ты же хитрая бестия! И учти: не выполнишь мои условия — сдам ему тебя с потрохами. Ну а если он мой материальчик получит — непременно тебя в полицию сдаст! Сядешь за решетку как миленький, понял?
Похоже, этот гад Вася-Ваня загнал-таки его в угол. Хотя… одно дело, если он пугает его, Евгения Кирилловича, здесь, в Москве, и совсем по-другому все это будет выглядеть там, на Кипре.
— Хорошо, я постараюсь, — сказал он после долгой паузы.
— Да уж, будь любезен, — усмехнулся Николай. — Тебе это только на пользу. Все, дружок, сеанс связи, как говорится, окончен. Собирайся давай на свои юга, а я тут поживу пока у тебя. Мне твоя квартирка сильно приглянулась. Просторная, теплая, в центре…
— Но позвольте!!
— Что, дурила? Что тебе позволить? — презрительно бросил Николай. — Учти, хоть одной живой душе скажешь, что я тормознулся у тебя — считай себя трупом. К тому же тебе сдавать меня совсем не выгодно.
— Можно узнать — почему?
— А потому, что теперь у меня пленочка с твоими откровениями, забыл? Так что ты у меня вот где! — И незваный гость показал Евгению Кирилловичу свой огромный кулак.
— Зачем вам этот убогий шантаж? — пожал плечами Чванов.
— Для страховки от такой продувной твари, как ты, — честно ответил Николай. — И вот что. Меня не сильно волнуют твои грязные делишки в «Остроумов фэрмаси», — еще раз сказал он. — Тем более что рано или поздно тебя все равно возьмут за хибон, не сомневайся. Для тебя лучше, чтоб поздно, верно? Так что не забывай ни на минуту, что я в курсе всех твоих махинаций. Просто помни все время: ежели что — я сообщаю Остроумову о твоих проделках… Ну а он сам — и ты усвой это как следует — нужен мне только для беседы о птичках. By компроне? Да, вот еще что… Спасибо, что предложил пожить у тебя в квартире, очень трогательно… Только раз уж ты так щедр, предупреди там, кого надо, что у тебя остановился родственник, вот и все. Кто у вас тут заправляет? Председатель кооператива? А то окажутся соседи бдительные, охрана там какая, вахтеры… Ну, словом, ты лучше меня знаешь, кого надо предупредить. И выметайся-ка ты к едрене фене, не отсвечивай здесь. А то я, знаешь, за себя не ручаюсь — уж больно от тебя подлостью смердит…
— Но… — заикнулся было Чванов.
— Никаких «но»! Запомни, я дважды не повторяю.
— Все, все, понял, — покорно пробормотал Евгений Кириллович.
— Давай-давай, приступай к сборам, — распорядился Николай. — Хотя нет, вот еще что… Давай-ка сооруди письмецо своему хозяину от имени Антона Григорьевича Краснова. Дескать, он хотел бы продать, а может, даже передать безвозмездно свою коллекцию надежному, понимающему человеку…
— Но позвольте! Ведь это же самый настоящий подлог…
— Да? Странно. А я думал, просто послание старого коллекционера ценителю из другой страны… А ну пиши, сволочь!
Евгений Кириллович испуганно втянул голову в плечи.
— Ч-что писать? Диктуйте!
— Еще чего! Давай-давай, потрудись, как будто для себя, а я, если понадобится, буду на ходу корректировать. Так, по-моему, получится плодотворнее. Согласен?
— С-согласен, — выдавил Евгений Кириллович, берясь за ручку.
Сначала письмо у него не шло, но потом творческая натура Евгения Кирилловича взяла свое — письмо вылилось так бойко и толково, будто в Чванова и впрямь вселился дух старого коллекционера. Когда Евгений Кириллович все кончил, Вася-Ваня заставил его набрать письмо на компьютере и вывести два экземпляра. Пробежал глазами то, что получилось, пододвинул к нему оба:
— Распишись! Да не за себя, за Краснова! — и решительно забрал у него второй экземпляр. Сложил его вдвое, сунул в карман. — Передашь это письмо Остроумову. Прямо в руки, слышишь? Второй экземпляр я оставлю у себя — на всякий случай… Ну и все, не смею больше задерживать, — с издевкой напомнил он, — можешь приступать к сборам. — Он был по-прежнему безжалостен. — Улететь можешь и завтра, но здесь чтоб я тебя больше не видел. И попробуй только не передать это письмо! Ты, по-моему, так до конца и не понял, на что я способен. Не дай бог тебе убедиться в этом на собственной шкуре! — Он ушел было на кухню, но тут же вернулся. — К слову, господин Алекс Кириллыч, я тут порылся у тебя немного и обнаружил целый филиал паспортного стола. У тебя случайно не найдется для меня лишнего документика?
Чванов опешил, но возразил:
— У нас, знаете, даже в габаритах несходство полное, не то что…
— Насколько мне помнится, на фотографии в паспорте красуется только физия владельца, — заметил Николай. — Давай-давай, не жмись, поройся по своим сусекам, задница, да побыстрее, а то на самолет опоздаешь!
Евгений Кириллович подошел к серванту, аккуратно вытащил одну из полочек. Она оказалась полой внутри, и из этой полости высыпались на стол несколько пачек долларов и с десяток паспортов.
Николай взял первый же паспорт, внимательно вгляделся в фотографию, недовольно отбросил документ, принялся за следующий.
— О! Расторгуев Василий Викентьевич. Год рождения — 58-й. Рожа, правда, помятая, словно по ней в кирзачах ходили, но сходство имеется, а? Глянь-ка? И имя подходящее. — Он больно хлопнул Чванова по плечу. — Что бы я без тебя делал, а, мистер Пидорсон?
— Слушайте, — взвыл Евгений Кириллович. — Вы у меня и так все отняли! Можете хотя бы не глумиться и выбирать выражения… — и уже тише проворчал: — Ему, можно сказать, любезность оказывают…
Долго, видать, сдерживавший грубые инстинкты гость с удовольствием заехал Евгению Кирилловичу в ухо, и когда тот рухнул на колени, зажав голову в руках и тихонько подвывая, размеренно пояснил:
— Запомни, тля, это не ты мне, это я тебе оказываю любезность… Хотя бы тем, что ты еще дышишь! — Он небрежно подгреб к себе пачки с долларами — двадцать пять тысяч, неосторожно вытряхнутые Чвановым из тайника. — Надеюсь, ты не против одолжить своему лучшему другу такую малость?
Ответом был зубовный скрежет. Впрочем, на сей раз Чванов все же смолчал, как ни тяжко ему это далось.
— То-то, — одобрительно пробурчал гость, чем как бы поощрил Евгения Кирилловича все же открыть рот. Он и открыл, произнес нерешительно:
— Простите, ну а после… после операции, так сказать… мне будет какая-нибудь… ну… компенсация за риск? Я ведь могу лишиться всего, если Остроумов догадается о моем…
— О твоем предательстве, ты хотел сказать? — рассмеялся Николай. — Значит, халявных денег захотел, козел? И сколько же, если не секрет?
— Э… Двадцать пять процентов со сделки.
— С какой еще сделки? — издевательски изумился гость.
— Ну… с продажи коллекции Краснова, — сказал Евгений Кириллович и поспешно прибавил, показав на пачки денег, что были у Николая в руках: — Эти двадцать пять тысяч, разумеется, не в счет!
— Коллекция… — угрюмо повторил следом за ним гость. — А ты ее оценивал?
— Я наводил справки, — оживился Чванов. — Специалисты из общества книголюбов утверждают, что собрание Краснова может потянуть примерно на миллион баксов. Но ведь у нас особый случай, не так ли?
— Да, да! Краснов ни за что не расстанется со своей коллекцией, — подхватил гость. — К тому же Антон Григорьевич, к превеликому моему сожалению, не в состоянии говорить. У него инсульт, и никто не может предугадать, сможет ли старик стать дееспособным в ближайшее время… Какая-то сволочь довела человека, постаралась, чтобы его хватил удар. Не вы ли, Евгений Кириллович? Пакость в вашем духе!
— Вы с ума сошли! Я-то здесь с какого бока? — И тут же осекся. — Да, но позвольте! Если у него инсульт, каким же образом вы тогда собираетесь торговаться? От его имени, что ли? Вы же противоречите сами себе! Только что сказали, что Краснов не расстанется с коллекцией…
— А вот это — совсем не твое дело, мистер! — снова посуровел Вася-Ваня. — И вообще, послушай, Чванов, тебе что было приказано целых пятнадцать минут назад?! — Он с угрожающим видом двинулся в сторону Евгения Кирилловича. — Я бы на твоем месте был уже на пути в Шереметьево, а ты все сидишь и рассуждаешь. А ну, живо хватай свой кейс и выметайся, пока окончательно не вывел меня из себя!
— Да-да-да, я понял, понял! Все понял! — испуганно залопотал Чванов, увидев, что гость полон решимости.
— Кейс не забудь, полудурок! — рявкнул напоследок Николай, глядя, как Чванов задом пятится к двери. — И вот, на тебе компенсацию! — С этими словами он, не глядя, взял со стола пачку долларов и швырнул ее в сторону Чванова. — На, подавись, иудская рожа!
Пока Евгений Кириллович бежал по лестнице, его изощренный в дипломатических игрищах ум лихорадочно высчитывал оптимальный вариант дальнейших действий. А что, если взять да позвонить в милицию? Дескать, меня насильно захватил убийца Игоря Альфредовича Решетникова, принудил под угрозой оружия отдать ему собственную квартиру… Но тут он вспомнил про все свои в этой квартире тайники, про записанную сегодня этим подлецом изобличающую его пленку, прикинул все плюсы и все потери… Получалось, что сейчас лучше всего промолчать и побыстрее унести ноги на теплый, уютный Кипр…
Придя к этому решению, он остановился на втором этаже и позвонил в квартиру коменданта (в его непростом доме с давних времен была должность коменданта, и этот комендант жил здесь же, как самый обычный жилец). Быстро сообщив коменданту о своем временном жильце, он выскочил на улицу и лихорадочно принялся ловить машину — так велико было его желание как можно быстрее унести ноги из некогда родной страны…
