Книга: У каждого свое зло
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15

Глава 14

Леонид Александрович сдержал свое слово — утром следующего дня его небольшой голубой самолет, рассчитанный всего на десять пассажиров, поднялся в воздух, держа курс на Москву. Места в этом самолете были строго расписаны. Сам Леонид Александрович удобно устроился в большом мягком кресле в середине салона. Одетый в строгий темный костюм, не поднимающий глаз от какого-то глянцевого журнала, он выглядел довольно мрачно и неприступно. Чего нельзя было сказать о Софье Михайловне. Бывшая банковская служащая сидела напротив мужа, время от времени пригубливая бокал с холодным апельсиновым соком. Лицо ее не выражало ничего, но Леонид Александрович, давно изучивший свою жену, словно ощущал ее недовольство и понимал, чем оно вызвано. Чванов, которому полагалось сидеть сзади, через одно кресло от них, исподтишка наблюдал за происходящим, делая вид, что читает книгу — образцовый секретарь, расширяющий свой и без того широкий кругозор даже в дороге…
— Женя, — предложил ему вдруг босс, — ты бы не мог ненадолго нас покинуть? Пойди прогуляйся, поболтай со стюардессой, что ли…
Евгений Кириллович повиновался, не скрывая недовольной мины.
Едва он исчез из поля зрения Остроумова, тот сразу отложил журнал в сторону и тихо, словно извиняясь, сказал жене:
— Потерпи еще немного, Соня. Скоро уже прибудем.
Она больше не сдерживала себя:
— Слава богу, наконец-то ты внял моим словам, дорогой, — удовлетворенно кивнула Софья. — Я так давно убеждаю тебя, что этот твой разлюбезный Евгений Кириллович — жулик и подлец, на котором пробы негде ставить… Но ведь ты же слушаешь только себя, пока жареный петух сам знаешь куда не клюнет…
— Петух в задницу не клюнет — мужик не перекрестится, — засмеялся Леонид Александрович, беря ее руку в свою.
— Довольно оригинальная трактовка народной мудрости, — заметила она, отвечая легким пожатием на его мимолетную ласку — дескать, я здесь, дорогой. Но начатый разговор завершила: — И все же, что ты собираешься с ним делать? Учти, я больше не намерена терпеть его рядом.
— Я же тебе говорю, Сонечка, потерпи еще немного! Это вопрос решенный. Меня, если честно, больше всего интересует сейчас встреча с братом. Ты не представляешь, что я испытываю. Ведь я его столько времени считал погибшим, а он жив! Знаешь, я тебя прошу: не думай сейчас ни о чем плохом, чтобы не сглазить. И тогда, уверяю, все будет в порядке.
— Хорошо, Леня, не буду. Но все же, зная тебя, я боюсь, что ты обойдешься с Чвановым мягко, и тогда он в любой момент сможет вернуться на Кипр и снова взяться за старое… У меня такое ощущение, что делать гадости в ответ на добро — это его хобби.
— Напрасно ты считаешь меня мягкотелым. Я, например, уже позвонил директору нашего банка на Кипре и попросил его аннулировать все счета Евгения Кирилловича, — улыбнулся Остроумов.
— Директор банка не имеет права этого делать, — возразила Софья.
— Имеет. Если деньги нажиты нечестным путем. А доказательства этого ты предоставила мне сама. Так что директору банка известно про все художества и Куркибы, и Чванова. Не забывай, кроме того, что у меня все-таки есть определенное реноме в деловом мире. Кому, по-твоему, больше поверят — мне или моему референту-жулику? Между прочим, я уже поставил Чванова в известность о своих действиях. Поэтому он такой и мрачный. Теперь у него одна надежда — на обещанные мною двести пятьдесят тысяч.
— Господи, безумие какое-то! Да я бы вообще не дала ему ни цента! — в сердцах воскликнула Софья. — За что? За то, что он тебя обворовал? Гуманизм, милый мой, должен иметь свои границы.
— Ты хотела сказать — альтруизм, не так ли?
— Милосердие, альтруизм — какая разница! — сказала Софья, отворачиваясь к иллюминатору. — Чванова надо наказать, а не откупаться от него деньгами. Ох, Леня, с твоей добротой… — Она недоговорила.
Остроумов лукаво усмехнулся и вновь взялся за журнал.
Через сорок минут самолет приземлился на специально отведенной для «частников» взлетно-посадочной полосе, а еще спустя четверть часа Остроумов с супругой и Чванов были препровождены в зал VIP, где Леонид Александрович, предложив Софье и Евгению Кирилловичу выпить по чашечке кофе в баре, отправился на поиски банковского окошка — для местного банкомата его сумма, наверно, была бы велика.
Чванов с нетерпением ждал его возвращения. Холуйские задатки были сильны в нем и, конечно, научившись угадывать любое желание хозяина, Евгений Кириллович уже в самолете понял, что тот принял для себя какое-то решение и готов как можно скорее от него избавиться.
«Ну и хрен с тобой, деревня! — размышлял Евгений Кириллович, воодушевленный тем, что Остроумов, не откладывая в долгий ящик, пошел за наличными. Почему-то ему показалось, что босс — теперь уже бывший, судя по всему, — собрался расплатиться с ним здесь, в аэропорту. — Главное — получить четверть лимона, а там-то уж…»
Он, не обращая теперь никакого внимания на недовольство Софьи, выкурил в нетерпеливом ожидании две сигаретки и еще бы выкурил — назло ей, если бы к нему наконец не подошел Леонид Александрович.
— Ну что ж, пора нам расставаться, Евгений Кириллович, — произнес он то, чего Чванов и ожидал.
— А как же новое задание? — для проформы осведомился он.
— Вы, верно, уже догадались, Евгений Кириллович, что в свете последних событий нам с вами больше не по пути? — проговорил Остроумов. — Так что никаких больше заданий. Будьте добры получить расчет.
Чванов вскочил с кресла в предвкушении огромных денег и тут же, с мгновенно оборвавшимся сердцем, опустился назад, увидев, как этот мужлан, этот никчемный везунчик Остроумов с сосредоточенным видом отсчитывает ему, купюра за купюрой, коричневатые российские сторублевки…
— Вот, прошу вас, — с изысканной вежливостью сказал наконец Остроумов. — Ровно двести пятьдесят тысяч рублей.
— К-как рублей?! — чувствуя, что теряет над собой контроль, что готов постыдно рухнуть в обморок, переспросил Чванов. Он даже обернулся за поддержкой к Софье, но та, болтая ложечкой в пустой чашке, смотрела не на него, а на своего разлюбезного муженька и, судя по всему, была целиком на его стороне.
— Да, рублей. А в чем дело? Что-то не так? — невинно спросил Леонид Александрович.
— Но… но… позвольте! Ведь речь шла о четверти миллиона долларов, которые вы обещали мне выплатить в качестве… гм… отступного.
Остроумов посмотрел на него с каким-то странным выражением — не то жалел в душе, не то презирал…
— Вы, верно, ослышались, Евгений Кириллович, — мягко ответил он. — Разве я называл сумму в долларах? Я обещал вам выплатить двести пятьдесят тысяч, но, извините… ни о каких долларах даже не могло идти речи. А-а, понимаю, понимаю… По-видимому, вас сбило с толку то обстоятельство, что мы с вами беседовали о вышеуказанной сумме, находясь за границей, где рубли, как говорится, не в чести. Но сейчас-то мы с вами в России, так что не обессудьте.
Потеряв голову от унижения и отчаяния, Чванов чуть не бросился на босса, но тот шутя поймал его руку и резко вывернул ее вниз.
— Ну зачем же так неосторожно, Евгений Кириллович? Вспомните сарайчик. К тому же, — он заговорщически оглянулся вокруг, — здесь общественное место, на нас люди смотрят. Вы что, не хотите брать деньги? Двести пятьдесят тысяч рублей — довольно большая сумма, даже в условиях российского кризиса. Почти девять тысяч долларов. И это, заметьте, вместо того, чтобы сдать вас правосудию, дорогой, за то, что вы в течение нескольких лет самым беспардонным образом меня обкрадывали. Другой бы на вашем месте радовался, а вы… — Он вдруг каким-то непостижимым образом на глазах превратился из респектабельного джентльмена в страшного леспромхозовского парня с чудовищными кулаками, способного намылить холку любому обидчику. — А ну, бери деньги, пока я не передумал, и вали отсюда, гнида! — процедил вдруг Леонид сквозь зубы. — И чтобы духу твоего больше рядом со мной не было!
Чванов готов был завыть от обиды. Его кинули! И как кинули! Как последнее фуфло! И, главное, кто! Скрипя зубами от бессилия, он задом, чтобы не выпустить Остроумова из вида — мало ли какая пакость еще взбредет ему в голову, — попятился к выходу.
Очутившись на недосягаемом для Леонида Александровича расстоянии, он все же малость отвел душу, злобно выкрикнул:
— Ты меня еще попомнишь, гад!
Хотел крикнуть что-то еще, но двое дюжих секьюрити, аккуратных и непреклонных, подхватив его под белы руки, вывели, как скандалиста, из зала для особо важных особ.
Леонид Александрович возвратился к жене.
— Ты все видела? — спросил он. — Все правильно или у тебя по-прежнему есть ко мне какие-то претензии?
Она рассмеялась, накрывая его руку своей.
— Какой сильный стиль! Претензии! Все правильно, Леня, я рада за тебя… И за нас.
— Ну и ладно, — кивнул он. — И давай больше не будем об этом. Давай лучше о том, что будет дальше. У меня такое предложение: сейчас закажем напрокат по машине, и ты отправишься к маме, а я — к своему старичку. Не терпится, знаешь ли… Извинись за меня перед Катериной Константиновной, скажи, что постараюсь приехать к вечеру. Ждите нас с Алешкой. Я думаю, это будет замечательный вечер.
— Хорошо, дорогой, — счастливо улыбнулась Софья и поцеловала мужа в щеку.
Вчера у него были все основания сердиться на дядьку: он, Денис, выложил ему на блюдечке адрес разыскиваемого Алексея Остроумова, а ни самого Дениса, ни кого другого из его «Глории» лагутинские оперативники даже не взяли с собой — а уж как хотелось пошуровать там, по горячим следам, как хотелось поговорить с Остроумовым! Денис был абсолютно уверен, что там, в этой остроумовской берлоге, обязательно отыщутся улики, которые помогут прояснить последние неясности в «„книжном“ деле». Но — увы…
Впрочем, совсем уже к вечеру дядька дрогнул, сам позвонил, разрешил ему с кем-нибудь еще съездить на Грузинскую, поработать там вместе с Лагутиным — убойный отдел плотно держал руку на пульсе розыска…
— Ты, дядька, как французский маркиз. Право первой ночи твое, а обсосков не жалко — нате, пользуйтесь, — упрекнул его Денис.
— Радуйся, что это-то дозволяю! — отрезал Вячеслав Иванович. — Ишь, сопля! Обсоски! Скажи спасибо и за это!
Короче, поговорили. Вообще-то, несмотря на свое ворчание, в душе Денис был рад, что Вячеслав Иванович не забыл про него, про «Глорию». И вообще, хорошо все-таки иметь в родственниках начальника МУРа, думал Денис, когда они вместе с одним из лагутинских офицеров и Щербаком начали осматривать и простукивать немаленькую чвановскую квартиру. Сам Лагутин беседовал с комендантом дома и лифтершами. Так что вскоре картина у них нарисовалась довольно ясная.
Алексей Остроумов пересекся каким-то образом с Чвановым, владельцем этой квартиры, проживающим в настоящее время за рубежом. Пересекся предположительно в квартире Решетникова — в день убийства последнего — на такую гипотезу наводили найденные в одном из тайников квартиры патроны редкого калибра 6,35. Вспомнили про необычный револьвер, о котором рассказывала Ухтомская, и решили ее допросить еще раз, предъявив чвановские фотографии…
Вообще, количество тайников в этой квартире поражало воображение даже привычных ко всему муровских сыщиков, но все эти тайники или почти все были основательно кем-то выпотрошены. Большинство из них было обследовано еще вчера, и обследовано на совесть. Лишь в одном Денису попалась россыпь липовых документов, да в большой электронной записной книжке английского производства ему удалось раскрыть файлы с разнообразнейшими сведениями о коммерческих операциях заграничного босса Чванова. Однако фамилия босса, название фирмы — все это было уже кем-то из памяти удалено… Но главную свою находку он сделал ближе к середине дня, когда, потеряв надежду найти еще что-нибудь путное, уже хотел предложить Щербаку не терять зря времени и возвращаться к себе в «Глорию». Он на пару с лагутинским лейтенантом Юрой обследовал большой диван в гостиной и вдруг нащупал за спинкой, под гобеленом обивки, какое-то квадратное уплотнение. Сердце его екнуло: почему-то еще не вытащив содержимое нового тайника на свет, он уже знал, что там.
Это был тот самый крафтовый конверт с двумя листами плотной, тяжелой, сваренной вручную бумаги…
Денис кликнул Щербака, чтобы посмотрел тоже. И вот они втроем склонились над столом, и Денис выложил на него содержимое крафтового конверта. Да, это было то самое. Дюрер!
Скуластый мужик в берете. Рахитичная дамочка, затянутая в корсет до потери пульса. Сильный, уверенный штрих, необычайной энергетики линия и бесподобно живущие своей собственной жизнью изображенные невесть как давно лица…
Денис перевернул один лист, потом другой. На обоих — красная круглая печать с красноармейской звездой в середине, с бегущей по ободу надписью: «Проверено А. Г. Красновым».
Это была последняя, до сих пор не найденная пропажа из красновской коллекции, так что теперь они, «Глория», могли честно считать дело законченным, несмотря на то, что сама эта новая находка не только не дала Денису ощущения завершенности всего, что они начали — напротив, она повергла его в некоторое смятение. Если раньше он вполне уверенно предполагал, кем именно произведена кража, то находка в какой-то степени сводила все эти его предположения на нет. И вообще, возникало множество новых вопросов. Кто здесь спрятал этот конверт? Чванов? Остроумов? От ответа на этот вопрос зависело многое, потому что тот, кто завладел дюреровскими рисунками, почти со стопроцентной вероятностью был причастен к смерти Ярослава Завьялова.
Все это Денис и попытался изложить позже Вячеславу Ивановичу. Тот, конечно, выслушал все внимательно, но видно было, что занимает его по-настоящему только Алексей Остроумов.
— Видишь как, — задумчиво сказал генерал. — Снова мы опоздали. Ушел, гад! Словно зверь опасность чувствует! Эта твоя Ухтомская — она не могла его предупредить?
— Да ты чего, дядь Слав! Она его ненавидит — аж зубами начинает скрипеть, как про него слышит!
— Ну что ж, — вздохнул дядька. — Теперь у нас всего один вариант — караулить его у этой самой Марины Никоновой…
— Ты чего, всерьез думаешь, что он рискнет туда заявиться? — удивился Денис. — По-моему, не такой он дурак — это ж все равно, считай, как добровольно прийти на Петровку. С повинной… Ну а хочешь — давай я прямо сейчас к Марине сгоняю, понюхаю, что там да как?
— Погоди ты суетиться! — недовольно сказал Вячеслав Иванович. — Этот тип, между прочим, совершенно непредсказуем и — учти! — очень опасен. Так что могу сразу сказать: я тебя туда и на пушечный выстрел не подпущу. И вооружен он до зубов, если судить по событиям на квартире Решетникова, да и по сегодняшним тайникам — тоже. Так что если эта гнида окопалась на Трифоновке — мы его будем брать с ОМОНом, я нашими жертвовать не стану! И не вздумай там светиться!
— Да понял я уже, понял! — обиделся Денис. — Ладно, раз ничего больше нового по делу нет — я пойду, мне еще работать надо…
— Вот видишь, — разведя руки, обратился к кому-то незримому генерал. — Вот так современная сопливая молодежь разговаривает с самим начальником МУРа! Ладно, так и быть, поделюсь с тобой главной новостью, хоть ты и не выказываешь должного уважения. Несколько часов назад в Москву на личном самолете прибыл младший брат Остроумова — Леонид. Тот самый, птичий миллионер. Тебя это ни на какие соображения не наводит?
В глазах у Дениса сразу полыхнул огонь интереса.
— Просто так он прилететь не мог. Но тут два варианта, если, конечно, сразу исключить самый обыденный — что он прилетел по делам своего бизнеса. Либо он получил послание от здешнего братца, либо… — Он даже замолчал от внезапно осенившей его идеи. — Дядя, я гений!
— Давай, гений, делись открытием с убеленным сединами генералом!
— Он получил письмо от Краснова!
— Ну ты, племянник, даешь! Ты в своем уме-то? Старик в больнице, только-только пришел в себя, ни говорить, ни тем более писать не в состоянии — а ты лепишь…
— Я же не сказал, что письмо написано Красновым, — аж вспотел Денис. — Оно поддельное! Ведь Остроумов не знает почерка старика. А написать письмо мог кто угодно. Или другой вариант: Алексей воззвал к родственным чувствам брата и обратился с просьбой вызволить его из страны. У того денег куры не клюют, так что подкупить кого следует ему не составит труда. И тогда Алексей — тю-тю!
— Все фантазии, бред, но если следовать твоей логике, то братья должны обязательно встретиться, — резюмировал дядя. — Вот с этим я соглашусь безо всякого. Да если б я узнал, что мой братец, числящийся погибшим, и вдруг ожил — да я бы примчался откуда угодно, чтобы заключить его в объятия!.. Интересно только, где именно он будет его заключать.
— Ну а что, если там, где находится коллекция? Где ж еще-то?
— Да, похоже на то. У нас к красновской квартире претензий нет, — задумчиво произнес генерал. — Кроме того, думаю, вряд ли Леонид Остроумов будет портить репутацию, вступать в конфликт с российскими властями.
— Ты не забывай, они одной крови, — возразил Денис. — И вообще, Леонид пойдет на все, чтобы прийти ему на помощь. И плевал он на репутацию.
— Стало быть, сейчас мы имеем дело не с иностранным подданным, мультимиллионером Леонидом Александровичем Остроумовым, а с простым леспромхозовским парнем по имени Ленька. Это ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, чего мы теряем время-то, дядь Слав! Да надо срочно гнать к Никоновым и брать Алексея тепленьким.
— Ох и задал ты нам задачку, господин заместитель Генерального! — Генерал потянулся в своем кресле. — А ведь как все хорошо начиналось: книжечки, птички… Мать иху так!.. Ладно, так и быть, можешь подъехать на Трифоновскую. Но только чтобы там по-тихому все, усек?
— Это вы обожаете мигалки да сирены, а мы, частные сыщики…
— Я тебе не про мигалки! — рявкнул генерал Грязнов. — Я про то, чтобы вы не совались, когда будет производиться захват. Без вас, знаешь ли, обойдемся. А вот к допросам я тебя допущу. Может, заодно выяснишь, как там было дело с Дюрером. Кстати, за Дюрера вам с Лагуновым отдельное спасибо! Все, Денис, давай убирайся на Трифоновскую!
Словно какой-то сигнал поднял Алексея на ноги, когда еще только рассветало. И вот с этого самого часа он дежурил у окна, ждал в полной уверенности, что если и произойдет что-то серьезное — то произойдет именно сегодня и именно в эти ранние часы.
Говорят, многие животные чуют свою гибель, знают о ней заранее. Он ничего такого не ощущал — только неясное беспокойство, словно внутри него разворачивалась и никак не могла развернуться какая-то пружина. Он понимал, что вообще сильно рискует, а стоя у окна — рискует вдвойне. Но ничего не мог с собой поделать: стоило ему отойти в глубь комнаты, как через несколько минут его снова тянуло назад.
Не впервые он был перед таким выбором: пан или пропал, и знал, что каждый раз в этой ситуации есть черта, переступив через которую человек уже не может ничего изменить. Если бы он хотел наверняка остаться целым и невредимым, то мог бы, наверно, тихо уйти отсюда, затеряться на просторах огромной России, но в том-то и было все дело, что уйти отсюда он уже не мог. Если бы он ушел, то прежний Алексей Остроумов — сильный, гордый, независимый, фартовый прекратил бы свое существование, а вместо него появился бы какой-то совсем другой человек — осторожный, оглядчивый, избегающий риска… «А вот хрен вам! — сказал он неизвестно кому. — Один раз жить, один раз и умирать!»
Вот тут-то он и засек большой черный «мерседес», застывший на красном светофоре.
Алексей отшатнулся от окна — как будто этот самый «мерседес» мог зафиксировать его своими глазами-фарами. Откуда здесь такая богатая машина? Неужели это уже Ленька? Очень может быть, что он. Но, конечно, у него не было никакой уверенности в этом, как не было и вообще уверенности в том, что Ленька прилетел. А позвонить в аэропорт и узнать о прибытии самолета он не мог по одной простой причине: из-за того, что самолет был частным, такую справку ему никто бы не дал. Проверено.
Впрочем, прокачивая в уме эту ситуацию, Алексей понял, что брата будут обязательно пасти — менты сядут ему на хвост еще в аэропорту, и он доведет их до самого дома. И все же он пришел в ярость, когда увидел, как вслед за «мерседесом» к тому же самому перекрестку подъезжает одна черная «Волга» — явно из тех самых, а за ней и еще одна. Ну да, все правильно, подумал он, в злобе впечатывая в стенку кулак. Одна машина — по Маринину душу, другая — по Леонидову. Он снова поставил себя на место ментов. А где бы он стал искать преступника вроде него самого? Ну конечно же у женщины!
«Успели-таки, суки, — злобно думал Алексей, собирая все необходимое. — Ну что ж, ребятки, придется мне удивить вас еще разок…»
Он должен был опередить преследователей хотя бы на шаг, и пока инициатива была за ним; он открыл дверь квартиры, уже готовый скатиться вниз, чтобы выскочить через парадное, и тут услышал внизу чьи-то приглушенные голоса. Засада! Решение было мгновенным, как в бою: он кинулся на черный ход, уже на бегу сообразив, что, кажется, не закрыл за собой квартирную дверь. Хотел было даже вернуться, но вспомнил, как сложно и долго она закрывается, махнул рукой и бесшумно побежал к знакомому уже заколоченному лазу с видом на помойку.
«Вот так я мог бы запросто залезть к старику и вынести всю коллекцию, — думал он, поспешно выходя во двор. — И нечего было бы тогда огород городить… А менты, идиоты, небось так и думают, что я хотел ее спереть, и больше ничего…»
Он протиснулся между переполненными, воняющими контейнерами с мусором, спугнул двух некстати замерших друг против друга котов — коты при определенных обстоятельствах могли и выдать его… Но все обошлось. Он возблагодарил Господа за удачу, еще немного постоял, прислушиваясь, и, осторожно обойдя дом, выбрался на улицу, очутившись как раз позади уже опустевших милицейских машин.
Не видя никакой для себя опасности, Алексей, крадучись, приблизился к «мерседесу» и снова поблагодарил Бога. Водителя в Ленькиной машине почему-то не было, и, похоже, ему удастся осуществить мгновенно возникший план, а тонированные стекла салона скроют его от посторонних глаз. Еще раз оглядевшись, он взялся за дверную ручку «мерса» — порочная заграничная привычка не закрывать дверцу транспортного средства очень кстати освободила Алексея от возни с замком.
Сначала он, полусогнувшись, улегся на водительское место, потом передислоцировался с переднего сиденья на заднее и уж тут растянулся чуть ли не во весь рост на мягком коврике для ног, где и приготовился к встрече с родственником.
Забыв обо всех опасностях, он теперь с нетерпением ожидал брата Леньку, которого не видел больше пяти лет. То мимолетное свидание, когда он, уже раненный, валялся на полу и приказывал брату забрать деньги и сматываться, было не в счет. Ибо встреча — она тогда только встреча, когда ее участники находятся в здравом уме и полном сознании…
Может быть, что-то и изменилось бы в тот день, если бы Алексей понял, что шаги, которые он услышал внизу, на первом этаже, — это шаги его долгожданного братца.
Леонид Александрович позвонил в дверь, но, к его удивлению, никто на его звонок не отреагировал. Он приложил ухо к двери и прислушался. Создавалось впечатление, что квартира совершенно пуста. На всякий случай Остроумов позвонил еще раз — длинным, настойчивым звонком. И снова — мертвая тишина. Как это все похоже на родину — пригласить человека в гости, а самому на встречу не явиться…
— Черт возьми! — выругался обеспокоенный Леонид Александрович и дернул в сердцах ручку двери. Дверь распахнулась.
Это было так неожиданно, что он даже отпрянул. Ему бы уйти от греха, но ради чего он тогда провел три часа в воздухе? Он вошел в узкую прихожую и громко позвал хозяина:
— Антон Григорьевич! Где вы? Это я, Леонид Остроумов, которому вы писали. Антон Григорьевич!
И снова — ни ответа ни привета. Мертвая тишина.
— Что за чертовщина? — пробормотал гость. — Вроде старик писал, что не в состоянии ходить. Может быть, он принял снотворное… И дверь открыта… — Антон Григорьевич! — опять позвал он, на этот раз во всю мощь своих легких.
И вновь молчание — мрачное, напряженное, какое-то неестественное.
Остроумов медленно вошел в комнату. Осмотрелся. Тщательно убранная кровать под высоким необычным балдахином, возле старинного овального столика — вольтеровское кресло с прогретыми от времени и многочисленных прикосновений подлокотниками. И везде на стенах — картины. Большие, маленькие, яркие, совсем темные… Ситцевые занавески еле заметно колыхались от дыхания утреннего холодка. Остроумов ткнул дверь в смежную комнату. И остолбенел.
Он увидел книги, много книг.
Леонид Александрович стоял в восхищении, не в силах пошевелиться, настолько это дивное фантастическое зрелище овладело всем его существом. Что-то похожее он ощущал только в детстве, впервые попав на встречу Нового года в леспромхозовском клубе, где не видавших до того никаких чудес детишек встречала нарядная елка, а самое главное — живой Дед Мороз, раздающий всем щедрые подарки в картонных баульчиках с нарисованной золотыми блестками кремлевской башней…
Он разглядывал фолианты, и в голове у него словно завертелась праздничная карусель: и тот Новый год, и эти драгоценные книги, и любимые им птицы, такие же яркие и нарядные, как новогодний праздник…
Он тянулся к книгам, и они словно тянулись к нему, потому что в них можно было узнать и про тех птиц, которые живут в разных уголках земли, и про тех, которые давно уже вымерли, и про тех, которые занесены в не спасающую их Красную книгу… Он уже несколько лет жертвовал баснословные суммы на борьбу с таким богомерзким явлением, как уничтожение людьми их меньших «братьев». Но пока все его (и не только его) попытки оказывались тщетными…
Это наваждение настолько овладело им, что Леонид Александрович не сразу среагировал на камуфляжных мальчиков, ворвавшихся в красновскую квартиру с дикими воплями:
— А ну, руки, гад! Лицом к стене! Ноги — врозь!
Ребята в камуфляже не сомневались, что перед ними тот, из-за кого подняты на ноги лучшие силы московской милиции. И немудрено — со спины Леонид был похож на брата, как две капли воды. Такой же высокий, косая сажень в плечах, светлые, коротко стриженные волосы…
— Вы что? — недоуменно спросил пробуждающийся от своего наваждения Леонид. — Что случилось-то? Э, э, погодите, ребя… — пробормотал он и, увидев направленный на него автомат, повернулся к бойцам лицом, чем, похоже, вызвал новый прилив злобного энтузиазма.
— Стоять, падла! — заорал один из камуфляжников — поджарый, темноволосый, по-видимому старший группы. И, подняв при этом руку, призывая своих к вниманию, приказал: — Сдавайся по-хорошему, Остроумов.
— Какого черта! — возмутился Леонид. — Я приехал сюда…
— А ну молчать! — гаркнул все тот же боец. — Ты нам зубы не заговаривай! — И по омоновской привычке замахнулся было на него прикладом.
Когда человек с пятнадцати лет ворочает бревна в леспромхозе, после чего служит в десантных войсках, а потом, даже став миллионером, каждый день мучает себя на тренажерах, чтобы не потерять форму, — это не может не сказаться на его здоровье. В положительном, разумеется, смысле. И когда поджарый попробовал огреть его прикладом по почкам, Леонид мягко ушел в сторону и нанес нападавшему сокрушительный удар слева в челюсть — так, что старший группы ОМОНа пролетел несколько метров по комнате и, сметая на своем пути стулья и журнальный столик, впечатался в стену с драгоценными картинами. Увидев, какая унизительная участь постигла старшего, четверо его подчиненных тотчас же набросились со всех сторон на Леонида. Но, видать, не зря ребят предупреждали, что преступник особо опасен: ловким движением этот страшный урка в момент стряхнул с себя противников.
И все-таки их было слишком много на одного. Леонид предусмотрительно отскочил за массивный платяной шкаф и выхватил «вальтер». Он никогда не пользовался услугами телохранителей, ибо, вообще-то, умел и сам постоять за себя. Но, приезжая в Россию, он, помня о том, что береженого и бог бережет, обязательно поддевал под одежду кевларовую пуленепробиваемую кирасу и клал в карман «вальтер», стреляющий попеременно газовыми и ослепляющими зарядами. А иначе, похоже, здесь уже было нельзя. Как у америкосов был когда-то Дикий Запад, так тут теперь обнаружился вдруг Дикий Восток…
— Э, э, орлы! Вы что, с ума, что ли, посходили? — прорычал Остроумов, отпихивая настырно лезущего на него парнишку со смешными белобрысыми космами, торчащими из-под черной маски с прорезями для глаз.
Но никто ему ничего объяснять не стал, а белобрысый, не выдержав, пустил-таки автомат в дело. Нет, не выстрелил (у них был строжайший запрет на стрельбу в помещении — только в самом неизбежном случае), он что есть силы ткнул Леонида стволом в солнечное сплетение. Ткнул и едва успел удивиться тому, как странно уперся во что-то автомат, и тому, что преступник никак не среагировал на его страшный тычок. То есть он среагировал, но не так, как хотелось бы бойцу. «Блин, да на нем же броник!» — успел подумать он, и это было последнее, что он успел. Потому что, взревев: «А вот это хрен тебе!» — Остроумов резким прямым отправил парня в нокаут.
— Только попробуйте еще сунуться! — глухо предостерег Леонид Александрович рвущихся в бой противников, никак не ожидавших от него такой непокладистости. Их, конечно, предупреждали, что он вооружен и очень опасен, но столкнуться с таким Голиафом они не рассчитывали…
— Сдавайся, Остроумов, — снова кричали ему. — Ты окружен и никуда не уйдешь! — Но Леонид Александрович не думал покидать свое убежище.
Похоже, пора было переходить к настоящим боевым действиям, к стрельбе на поражение. Но для этого нужен был приказ старшего. A старшим сегодня в операции был сам Вячеслав Иванович Грязнов…
Никто не знал, сколько бы времени продолжалась вся эта канитель, если бы дверь резко не распахнулась и на пороге не возник он сам. За начальником МУРа в разоренную схваткой комнату, еще недавно напоминавшую музейный зал, вбежал и глава «Глории».
— Отставить! — с порога заорал генерал. — Белов! Капитан Белов! Где ты, черт тебя подери!
Бойцы опустили «калаши», и генерал, раздвигая их, протиснулся в глубь красновской спальни.
— Где ваш капитан? — раздраженно обратился Вячеслав Иванович к одному из омоновцев. — И снимите вы наконец эти идиотские маски!
«Генерал, генерал», — тихо прошелестело в комнате.
— Где Белов, я спрашиваю! — снова трубно взревел Грязнов. Лицо его побагровело, стало страшным — Денис впервые наблюдал дядю в такой первобытной ярости.
— Вот он, товарищ генерал, — негромко пояснил кто-то, тыча указательным пальцем в стену, возле которой приходил в себя старший группы.
— Н-да… — задумчиво протянул генерал. — Что-то у нас в последнее время работа как-то не клеится, вы не находите? — спросил он у всех сразу. И без паузы добавил громко, обращаясь к человеку за шкафом: — Леонид Александрович, вы-то хоть целы?
Остроумов с пистолетом наготове высунулся из-за своего укрытия:
— Может, хоть вы объясните мне, в чем дело? — Он с надеждой посмотрел на Грязнова. — Мирно стою, рассматриваю книги, жду хозяина и вдруг… черт знает что. — Он расстегнул пиджак, попробовал заглянуть под край бронежилета. — Наверняка теперь синячище будет. Ну так все-таки чем я, иностранный подданный, обязан такому… горячему приему?
Вячеслав Иванович угрюмо взглянул на гостя — уж лучше бы он, Ванек с Болот, не заикался про свое иностранное подданство. Спросил:
— Вы только что сказали, что ждали хозяина. Вам что, была назначена встреча?
Остроумов подтвердил:
— Я, собственно, только ради этой встречи и в Россию-то прибыл.
Бойцы недоуменно переводили взгляд с «преступника» на генерала.
Грязнов удовлетворенно кивнул, услышав ответ гостя. Сказал, словно одновременно адресуясь и ему, и бойцам:
— Сейчас вы все поймете. Но прежде мне хотелось бы от своего имени извиниться перед вами за действия этих охломонов. Не разобрались ребята. — И вдруг добродушно улыбнулся, еще раз взглянув на Леонида: — И немудрено — вы так удивительно похожи на брата по описанию!
— Знаете, генерал, мне крупно повезло, что сам я родом из России и готов к любому сюрпризу. — Словно в подтверждение своих слов, Остроумов указал на спасший его бронежилет. — А то штопать бы докторам мою селезенку… Хотя чего ж извиняться, если это — их работа. Только вот полегче бы как-то нужно, что ли… Так вы, значит, устроили тут облаву на моего братца? И на какого же из них, если это не военная тайна?
Вячеслав Иванович, попыхивая сигаретой, прошелся вдоль одной из стен, разглядывая картины.
— Я думаю, Леонид Александрович, что вы прекрасно это знаете и так! Как бы то ни было, мой долг информировать вас: ваш брат Алексей Остроумов, считавшийся погибшим, жив и объявлен за совершение нескольких тяжких преступлений в федеральный розыск.
Тот пожал плечами — пожалуйста, мол, если сочтете нужным.
— И, если хотите, по поводу вашего «полегче», — продолжил Грязнов. — Ваш уважаемый братец тут такого шороху навел, что полегче с ним — ну никак нельзя. Вы сами понимаете: раз федеральный розыск — ребята получили приказ обезвредить вашего брата любой ценой. В том числе — и ценой стрельбы на поражение. Так что они с вами по-божески обошлись!
— Мы ему «сдавайся», а он никак не реагирует, товарищ генерал, — пожаловался вдруг очнувшийся капитан Белов. — Стоит как пень у шкафа — и вроде как книжками любуется. Вот мы, сами понимаете, и почуяли подвох… Ну и здоров же ты, мужик, — прибавил Белов с восхищением. — Так вчеклешил, что у меня до сих пор белые слоны перед глазами хороводят.
— Не держи зла, — миролюбиво сказал Остроумов. — До свадьбы заживет. — И протянул капитану лапищу в знак примирения, а пожав ему руку, снова повернулся к Грязнову: — И все же я не понял, по какому праву…
— Во-первых, позвольте наконец представиться, — довольно невежливо перебил его генерал. — Вячеслав Иванович Грязнов, начальник Московского уголовного розыска. А этот молодой человек, — указал он на Дениса, — замечателен тем, что с самого начала расследует дело, касающееся кражи раритетных изданий из библиотеки Антона Григорьевича Краснова.
— Позвольте, а где же сам хозяин? И при чем тут мой брат Алексей? — поинтересовался Леонид.
— Сперва давайте кое-что проясним, — вместо ответа сказал генерал. — Итак, откуда у вас этот адрес?
— Как — откуда? — удивленно посмотрел на него Остроумов. — Антон Григорьевич лично прислал мне письмо с просьбой приехать. Он хотел ознакомить меня со своей библиотекой. — Леонид улыбнулся: — Видите ли, так называемых «птичников» в мире библиофилов очень немного. Человек может заниматься орнитологией или собирательством книг, но чтобы увлекаться и тем, и другим вместе… В общем, это большая редкость. Поэтому мы с Красновым были уже как бы заочно знакомы. И не скрою, я очень обрадовался, получив от него письмо, из которого понял, что Антон Григорьевич приглашает меня на встречу в Москву, поскольку не сможет встретиться со мной на Кипре. Вот я и приехал. А тут черт знает что… Скажите же мне наконец, где Антон Григорьевич?
Генерал болезненно поморщился.
— Видите ли, Леонид Александрович, должен вас огорчить. Полученное вами письмо — подделка. Его послал вам не Антон Григорьевич Краснов, который в настоящее время находится в больнице и не может не только писать, но и говорить… Инсульт…
— О, господи! — воскликнул Леонид. — Какое несчастье! Подождите, но вот же у меня письмо, с собой! — Он извлек из внутреннего кармана пиджака почтовый конверт. — Вот, сами прочтите, если не верите. А я, с вашего позволения, присяду. А то после такого торжественного приемчика что-то меня ноги не очень хорошо держат…
С этими словами Леонид Александрович опустился в вольтеровское кресло, а Грязнов, в свою очередь, приступил к чтению злополучного послания.
Через несколько минут генерал положил письмо на стол.
— А ведь вы лукавите, Леонид Александрович! — хмыкнул Грязнов. — Чтобы вы, деловой человек, бросили все дела ради какого-то не очень ясного и, в общем-то, сомнительного предложения… Мне проще поверить, что вас в Россию выманил Алексей! Выманил якобы для приобретения коллекции редких книг, а на самом же деле…
— Мне непонятен ход ваших рассуждений, генерал, — сказал Остроумов, избегая, впрочем, пристального взгляда собеседника. — Домыслы — они и есть домыслы, письмо же — вот оно, перед вами.
— Что уж тут непонятного, в ходе моих рассуждений-то? — усмехнулся Грязнов. — Я рассуждаю так. Вы русский человек и ни за что не бросите родного брата в беде. К тому же — вы его должник. Ведь деньги, с помощью которых вы так удачно раскрутились на Кипре, были вам переданы Алексеем, не так ли? Для вас, конечно, уже не имеет значения, что, прежде чем попасть к Алексею, эти проклятые два миллиона долларов имели своих конкретных хозяев…
— Но я…
— Я знаю, что вы мне скажете, — строго остановил его генерал. — Я знаю, что вы — высокопорядочный человек, нам многое известно о вашей благотворительной деятельности. Это все в высшей степени похвально, но даже если я ошибаюсь в своих предположениях, я все равно просто обязан вас сразу же предупредить: вывезти Алексея Остроумова из страны мы вам не дадим. За ним тянется слишком много всего такого, чтобы мы могли ему позволить вот так просто избежать наказания за содеянное. И не полагайтесь ни на ваши деньги, ни на сомнительные представления о том, что в России сейчас все покупается и продается.
— Послушайте, генерал! — резко произнес Леонид. — Я не собирался и не собираюсь совершать что-то противозаконное, и приехал я исключительно для того, чтобы ознакомиться с коллекцией. Но это вовсе не означает, что я не помогу Алексею. Леша — мой брат, и этим все сказано. Как я понимаю, вы подозреваете, что он совершил какие-то преступления. Только подозреваете, и подозрения эти, как принято в нормальном обществе, еще только предстоит доказать. Но даже если это и так, даже если мой брат, допустим, кого-то убил — разве вы воскресите убитого, засадив Алексея за решетку, благо что смертная казнь в России отменена?… Ну, не знаю, неужели я не мог бы договориться с родственниками убитых…
— Да-а, лучшего, лучшего я был о вас мнения, Леонид Александрович! — Грязнов укоризненно покачал головой. — Вы почему-то все сводите к деньгам. Так вот, я вам скажу: Алексей Остроумов будет обезврежен и наказан по всей строгости закона. Это говорю вам я, и не просто как случайный ваш собеседник, а как должностное лицо, обладающее довольно-таки серьезными полномочиями…
— Ну хорошо, хорошо. Ответьте мне только: где он, Алексей? Уж мое-то желание увидеться с родным братом, который столько лет числился в покойниках, вы, надеюсь, не сочтете безнравственным?
— Нет, не сочту, — сухо ответил Вячеслав Иванович. — Не надо из меня делать бесчувственное чудовище. Но ставлю вас в известность: я считаю, вместе с извечными нашими классиками, что вор, то бишь преступник, должен сидеть в тюрьме! А что касается его местонахождения — уверен, что, может быть, всего час назад он находился в этой вот квартире. Но, будучи человеком опытным, заблаговременно скрылся. Для него главное было — убедить вас в существовании коллекции, что он и сделал. Теперь, думаю, он ожидает от вас ответного хода…
— Кто бы ни затеял все это, — вскинул голову Остроумов, — он совершил небольшую ошибку. Он забыл, что меня интересуют птицы как таковые, а не книги о них. Книги о птицах мне нужны постольку-поскольку… Что же касается моего брата, то я хочу всего лишь одного: чтобы о нем не судили раньше времени… Кстати, об этих ваших так называемых классиках и об этом, так полюбившемся всем вашим чинам афоризме. Посмотрите, сколько под этим девизом народа уже законопачено в тюрьмы! Весь мир знает об этом позорище, нигде ничего подобного нет! И что — от этого кому-то стало лучше? Государству? Гражданам? Оступившимся людям?
— Ну, этот риторический вопрос мы с вами, надеюсь, обсуждать не будем, — усмехнулся генерал недобро. — Только скажите мне: если вы не интересуетесь книгами — чего ж вы прилетели-то?
— Я вправду хотел познакомиться с Красновым, — устало сказал Леонид. — Такие люди — редкость. Во всяком случае, мы сразу нашли бы общий язык. Вот вы сказали, что старик серьезно болен. Надеюсь, не будет ничего криминального в том, что я постараюсь помочь ему по-своему? Думаю, я мог бы профинансировать его лечение в лучшей швейцарской клинике…
Генерал ничего не ответил гостю, повернулся к племяннику:
— Денис, сходи, пожалуйста, приведи сюда молодую Никонову. Марина Ивановна Никонова — невеста вашего брата, — пояснил он Остроумову.
Когда молодая женщина вошла в соседскую квартиру, она едва не грохнулась в обморок при виде разгрома, царящего в этом всегда тихом, уютном гнезде старого книголюба. Ошарашенно глядя на разор, на поломанную мебель, на страшных вооруженных мужчин в масках, она стояла, как вкопанная, не решаясь сделать шаг в комнату, и молчала.
— Вот, Марина Ивановна, познакомьтесь, — вывел ее из ступора генерал Грязнов. — Прошу любить и жаловать, Леонид Александрович Остроумов. Лично прибыл в Москву, чтобы помочь вашему жениху бежать. Может быть, вы сумеете убедить его в бесполезности этого благого начинания?
— Почему вы разговариваете со мной в таком глумливом тоне? — с ледяной вежливостью спросила Марина. — И кто дал вам право на такие иезуитские приемчики?! Почему я должна быть на вашей стороне? Да, я люблю Алешу, и никто, слышите, никто меня не убедит в том, что это — плохой человек!
— Ишь ты! — с некоторым даже восхищением сказал Грязнов. — Какие тексты! Сразу журналистку видно! Не забывайтесь, дорогая Марина Ивановна, — чуть ли не ласково продолжил он. — Я ведь никого пока ни в чем не обвиняю, я просто хочу предостеречь вас от необдуманных действий. Помогая преступнику, вы тем самым автоматически становитесь его соучастницей. А учитывая весьма колоритную биографию вашего возлюбленного, могу вам предсказать, что вы не отделаетесь годом условно или еще каким-нибудь наказанием в этом же роде, а получите на всю катушку. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы сломали свою судьбу, Марина Ивановна, честное слово.
Женщина с удрученным видом покачала головой.
— Какая ужасная страна! Ничего в ней не меняется веками! Ведь, кажется, даже в Конституции уже записано право не давать показания против близких людей. Так нет же! И вы ведь, наверно, еще не самый худший представитель этой дьявольской системы… — Она помрачнела. — Знаете… я плевала на эту вашу политику кнута и пряника. И не отступлюсь от Алеши! — Она демонстративно повернулась к свободно сидящему в кресле широкоплечему незнакомцу, в лице которого ее любящий глаз тут же отыскал фамильные черты. — Очень рада с вами познакомиться, Леонид Александрович. Леша мне много о вас рассказывал. Знаете, я потом поняла: он сперва и мысли не имел сближаться со мной… ему нужна была коллекция. Но потом… Так вышло, Леонид Александрович, и я этому рада…
— Вот видите, — вставил Грязнов, — он всего лишь использовал вас, и где у вас гарантия, что он не продолжит в том же духе? А слова… Слова, как говорится, к делу не подошьешь! — Заметив в ее глазах яростные молнии, генерал улыбнулся. — Да не смотрите вы на меня так, Марина Ивановна, не враг я вам, не враг… А Алексей Остроумов, увы, опасный преступник, и не забывайте об этом ни на минуту!
— Я ведь, кажется, уже сказала вам…
— Эх, Марина Ивановна, Марина Ивановна, наивный вы человек! Как вы думаете, сколько стоит коллекция… м-м… вашего отца, которая, скорее всего, достанется по наследству именно вам? — невинным голосом осведомился генерал.
Марина побледнела.
— От… откуда вы знаете… ну, что Антон Григорьевич… Что он — мой отец? — с трудом выдавила она.
— Эх, дорогой товарищ журналист! Я ведь как-никак возглавляю не овощебазу, а столичный уголовный розыск! Так что выяснить такую мелочь для меня особого труда не составило. Итак?
— Я не знаю… Ничего этого я не знаю! Меня не волнуют деньги! И потом, что вы хороните Антона Григорьевича раньше времени?!
— А я вот знаю! Знаю, что не мешает мне желать вашему отцу прожить еще сто лет! И все же я бы на вашем месте поинтересовался стоимостью наследства — хотя бы для того, чтобы понять, каким объектом притяжения всяких криминальных сил она может являться… — Произнеся эти слова, Грязнов выразительно посмотрел на Леонида Александровича. — Молчите? Хорошо, я назову вам примерную сумму. Мы уже справлялись у специалистов. Только коллекция принадлежащих Антону Григорьевичу книг тянет примерно на восемьсот тысяч долларов. А ведь тут еще и картины, и какие картины! Впечатляет, не правда ли, Марина Ивановна? И вот вы готовы… — Он предупреждающе вскинул руку, прося ее помолчать. — И вы готовы пожертвовать всем этим, включая покой и счастье вашего отца, ради какого-то уголовника?! Прошу вас, Марина Ивановна, подумайте как следует! Потом ведь пожалеете, но будет поздно! — Заметив неприязненный, словно застывший, взгляд женщины, генерал в сердцах выпалил: — И дался же вам, черт побери, этот Алексей!
— Я не вижу ничего зазорного в том, что преданность женщины… — Леонид Александрович начал фразу, но не закончил ее, решительно поднялся с кресла. — Знаете, это похоже на разговор слепого с глухонемым. Я, пожалуй, пойду отсюда, если вы не возражаете.
И направился к двери.
— Я не возражаю, — сказал ему в спину генерал. — Но я вас предупредил, господин Остроумов. Так что все возможные последствия…
— Не утруждайте себя, — бросил Леонид, не оборачиваясь.
Как только за ним затворилась дверь, Вячеслав Иванович повернулся к Белову:
— Давайте, капитан, живо за его тачкой. Вести до самого конца. Я думаю, где-то пути братьев должны все-таки пересечься.
— Наблюдать скрытно? — осведомился Белов.
— А ты можешь и скрытно? — засмеялся генерал. — Ты только не считай его идиотом, и все. Ты ведь уже пообщался — похож он на идиота?
— Все понял, товарищ генерал! — рявкнул Белов и потер разбитую челюсть.
— Тогда вперед, — приказал генерал и шагнул к Марине. Но прежде чем начать разговаривать с ней, вспомнил о застывшем в нетерпеливом ожидании Денисе. — Давай, племяш, вместе с ребятами в мою машину. И я сейчас туда же. — И повернулся к словно окаменевшей Марине: — И все-таки, Марина Ивановна, как я вам ни противен: вам известно что-либо о местонахождении Алексея Остроумова? Учтите, чем быстрее мы возьмем его — тем меньше глупостей он успеет наделать. И тем больше шансов, что он останется в живых!
— Я не знаю, не знаю, где он! — истерически выкрикнула Марина. — Не знаю. А если б и знала — говорю это уже в который раз — ни за что… понимаете, ни за что не сказала бы!
— Что ж, дело ваше. — Генерал кивнул. — Мы ведь все равно найдем его. Но тогда уж извините… У меня право при задержании применять оружие на поражение…
— Сколько же в вас жестокости! — прошептала Марина.
— Служба такая. Поимей-ка из года в год дело с выродками… А к слову, Марина Ивановна… Имею еще один к вам вопросик…
— Господи, ну что вы еще хотите? — чуть не плача, прошептала Марина и обхватила голову руками.
— Это касается смерти Ярослава Завьялова… Ведь старик должен был завещать коллекцию ему, насколько мне известно. И вдруг молодого человека убивают. Не Остроумов ли ваш и тут руку приложил?
— Господи, как вам надо сделать из него убийцу! А почему вы меня не подозреваете? А? Вдруг это я — мне же выгоднее всех было, чтобы он умер…
— Ну что ж, извините, — с сожалением бросил генерал. — Вас я не подозреваю, упаси боже. Но встречи нам с вами, полагаю, не избежать. Честь имею!
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15