Часть вторая
В поисках следов фантома
1
Москва.
«Самая подходящая погода для похорон», — подумал Денис, выше поднимая воротник куртки. Накрапывал мелкий, противный дождь, время от времени дул ветер, срывал с деревьев редкие желтые и бордовые листья и щедро разбрасывал их, словно золото, на могилы.
Денис поежился. Кладбища всегда внушали ему какой-то мистический трепет. А такое, как Введенское, со старинными могилами и склепами, и подавно.
Возле центрального входа на кладбище в несколько рядов расположились сплошь одни иномарки. Денис посмотрел на часы: отпевание в церкви явно уже закончилось, и, значит, можно смело идти на само погребение.
Осенний воздух щекотал в носу. На фоне желтых деревьев и земли, усыпанной листьями, между многочисленных могильных плит ярко выделялась черная толпа.
Мужчины в строгих черных костюмах с поникшими головами, женщины в длинных черных платьях и пальто утирали слезы платками. Что-то негромко говорил над могилой священник.
Подходя к толпе, Денис проследовал мимо двух рабочих с лопатами. У них были опухшие, смурные лица. Они иногда усмехались друг другу, кивали в сторону священника, но, в целом, взгляды их выражали, как показалось Грязнову, недовольство или даже, скорее, нетерпение. Денис машинально прислушался к тому, о чем они говорили. До него долетело несколько более или менее внятно сказанных фраз:
— Ну че, скоро они? Богатеи своих братков, блин, часами хоронят. Тошно уже.
— Ты, слышь… Как-то постарательнее надо, может, кому пособолезновать. Авось накинут деньжат, а?
— Опух, что ли? Буду я из-за них корячиться. Богатые — они жмоты все, лишней копейки не дадут, удавятся лучше.
— Ну не знаю. Надо как-то…
«Н-да, — пронеслось в голове у Дениса, — для кого-то смерть — горе, а для кого-то — обычный бизнес. Как продажа мебели или обмен валюты. Цинично. Но факт».
Он не спеша подошел к толпе и встал так, чтобы можно было разглядывать лица присутствующих.
Лиц было много. Хмурые, удрученные, заплаканные, скучающие. Короче говоря, самые обыкновенные похороны. Обыкновенные, да не совсем. Денис волейневолей засмотрелся на гроб. Дубовый, тщательно отполированный, он блестел в тускло искрящемся осеннем воздухе. По бокам витиеватая резьба, фурнитура из бронзы. Гроб изящно (если тут подходило это слово) расширялся к плечам и сужался к голове и ногам. «Прямо саркофаг Тутанхамона, разве что не из золота, — подумал Грязнов. — Это вам не то что у простых смертных — розовая или голубая коробка с какими-то ленточками и рюшечками, словно кому в подарок».
Тут же, рядом, стояли такие же богатые венки, размерами с человеческий рост, с живыми цветами в них и трогательными надписями на алых лентах: «Упокой, Господь, душу раба твоего Валентина. Мы никогда не забудем тебя, ты в наших сердцах навечно!»
Самых интересных персонажей Денис узнал сразу. Они стояли рядом и ближе остальных к гробу: женщина посредине, а по бокам двое мужчин.
Вдова была высокой, статной женщиной. Впрочем, была ли она вдовой, Денис сказать, наверное, затруднялся. С одной стороны, законная жена Бакатина — Наталья Фейгина (между прочим, одноклассница Бакатина), жила в Нью-Йорке, с другой стороны, по ее собственному утверждению и по данным Департамента полиции, Бакатин не поддерживал с ней близких отношений вот уже почти десять лет. Чего как раз нельзя было сказать о Майе Рогачевской — с ней у Бакатина отношения были весьма близкие, прочные и устоявшиеся. Да и хоронила Бакатина ведь, в конце концов, именно она, а не Фейгина.
Красива ли Рогачевская, Денис сказать не мог, так как ее глаза скрывали темные очки, а не увидев глаза человека, Денис обычно не решался однозначно оценить красоту его лица. Ее черные волосы прятались под черный кружевной платок. Длинное пальто было расстегнуто. Под ним вдова была одета в такое же длинное, облегающее фигуру платье с глубоким декольте. Ее длинные тонкие пальцы теребили газовый шарфик, который она почему-то время от времени использовала в качестве носового платка. Хотя вообще-то ее душевное состояние сейчас Денис охарактеризовал бы как «стабильное». Она не была убита горем, а, казалось, наоборот, ждала, когда все это уже закончится. Один из мужчин поддерживал ее под локоток, и она время от времени наклонялась к нему и что-то говорила. Денису на память даже пришли ныне безымянные уже стихи, которые он читал еще в школе. Что-то там было вроде: «Жена в интересном безумье мой сморщенный лоб целовала и, крепом красиво прикрывшись, кузену о чем-то шептала…»
«Чего это я такой злой? — подумал он. — Может быть, она просто устала, а этот, как настоящий друг, ее поддерживает. Это, как я понимаю, и есть тот самый Груздь. А тот, что справа от вдовы, наверно, Мишин. Два старых школьных друга Валентина Бакатина».
Груздь был невысок, но с широченной грудной клеткой и мощными плечами, так что вид у него даже был какой-то карикатурный. Из-под черной кожаной кепки, абсолютно ко всему остальному не подходящей, смотрели живые, заинтересованные всем глаза. И, ко всему прочему, весь этот портрет живописно дополняла торчащая в разные стороны рыжеватая борода.
Второй приятель Бакатина — Николай Мишин — тоже оказался вполне колоритным. Он смахивал на заумного профессора из голливудского фантастического фильма, вроде тех, что выпускают джинна из бутылки, а потом до самого своего конца об этом сокрушаются. Он был высокий и худой, как оглобля. Глаза грустно смотрели в мир из-под круглых очков в позолоченной оправе. Нервное лицо с дергающимися тонкими губами. Длинные, по плечи, волосы пшеничного цвета не могли скрыть очень заметные проплешины на голове. Он стоял, как солдат, по стойке смирно, в наглухо застегнутом длинном пальто. Шея его была обмотана теплым коричневым шарфом.
«Вот, значит, они — школьные товарищи Бакатина. И дружат по сей день. И работают вместе. Что ж, потеряли не просто друга, но и партнера. Однако незаменимых людей, как говорится, не бывает. Так, стоп. Что же это получается? Бакатина ведь убили не просто так. Если убили из-за его бизнеса, интересно, кстати, что это за бизнес, значит, опасность грозит и тому, кто его заменит. Если это, конечно, будут не те люди, что его порешили. И скорее всего, это будут не те люди. Это будут близкие друзья Бакатина и напарники по работе. А это Мишин и Груздь. Следовательно, им тоже может угрожать опасность».
Эти мысли пронеслись у Дениса в голове со скоростью света. Он напряженно оглянулся. Сзади сидели те двое рабочих. Народу на кладбище почти не было, только несколько человек вдалеке пришли навестить своих покойников.
И вдруг, с правой стороны, чуть поодаль, Денис заметил какое-то движение. Там находилось несколько старинных склепов. Высокие чугунные решетки и множество надгробных плит, все высокие, позеленевшие от времени, закрывающие друг друга, так что даже не очень понятно было, какая из них стоит ближе, а какая дальше.
И вот Денису показалось, что среди этих плит мелькнуло что-то черное, Грязнов отделился от толпы и медленно пошел по направлению к этим склепам, стараясь держаться левой стороны, чтобы не быть очень уж заметным.
Пройдя метров двадцать и уже подумав было, что ему померещилось, Денис отчетливо увидел блеск. Такой блеск обычно выдает снайпера, когда случайный лучик солнца или света попадает на оптический прицел его винтовки. Денис возблагодарил этот случайный лучик и опрометью бросился к склепу, где прятался киллер. «Если он меня уже заметил, то ему нет никакого резона стрелять. А если еще не заметил, нужно молниеносно на него наброситься, чтобы он ничего не успел предпринять!»
Раздумывать было некогда, и Денис, перемахнув несколько оград, очутился там, откуда блеснул прицел… Но там никого уже не было. Грязнов бросился к следующему склепу, затем к следующему, тщательно обследовал каждый памятник, каждую надгробную плиту. Но снайпер как сквозь землю провалился. Никого больше не было. Только какая-то женщина лет сорока и рядом с ней дряхлая старушка одиноко сидели на скамейке у могилы, где с черного камня улыбалось лицо молодого мужчины.
— Извините, пожалуйста, — обратился к ним Денис, — вы никого тут не видели? Мимо вас никто не проходил или, может быть, даже пробегал? Вы ничего такого не заметили?
Женщина отрешенно взглянула на Дениса и отрицательно покачала головой. А бабка запричитала:
— Кого ж теперь увидишь! Теперь от горя и слез ослепла совсем! Последнего сына потеряла. Теперь ничего уже видеть не смогу.
Денис молча повернулся и пошел обратно к похоронной процессии.
«Вот черт, спугнул. Ну ладно хоть спугнул. Он выстрелить не успел, — думал Грязнов. — Или успел?» — вдруг ударило в голову. Он даже дернулся, и сердце его бешено заколотилось. Он всмотрелся в толпу. Нет, все в порядке. Все на месте, никакой паники, все спокойно провожают в последний путь своего друга. И тут Денис даже улыбнулся. Он был горд, что предотвратил еще одни похороны. «Ну спугнул, да. Ну и пусть. А если бы не спугнул, известное дело, чем бы все это закончилось. Коллективные похороны. Хоронили бы сразу троих лучших друзей в один день. Все-таки я молодец, или просто вовремя пришла мысль о том, что этим двоим тоже может угрожать опасность. Меня как будто кто-то известил об этом. Мол, вот Денис, так и так. А не оглядеться ли тебе? Провидение? Да, к черту! Какое еще провидение. Я сам молодец!»
Так Денис думал, пока подходил к собравшимся на похоронах Бакатина. Он даже поначалу не понял, почему некоторые смотрят на него с удивлением и даже негодованием. Тогда только до Дениса дошло, что он так и не убрал с лица довольную улыбку. Он сразу же принял скорбный вид. Но некоторые все еще продолжали кидать на него враждебные взгляды.
Но вот священник закончил читать отходную. Стали прощаться с Бакатиным. Потом гроб медленно опустили в могилу. При этом какая-то особенно впечатлительная женщина громко заплакала. И это была не вдова. Вдова держалась молодцом. Школьные друзья Бакатина тоже.
С профессиональным нетерпением подошли к могиле рабочие с лопатами. Настало время прощаться в последний раз.
Вдова твердой походкой подошла к могиле, зачерпнула горсть земли с протянутой ей могильщиком лопаты и кинула на гроб. При этом газовый шарфик очень кинематографично выскользнул у нее из рук и плавно опустился в могилу.
— Примите мои соболезнования, — подлизался к ней один могильщик.
Она молча покивала, указала рукой в сторону Груздя и медленно пошла прочь. Груздь с Мишиным повторили ее действия, то есть взяли по горсти земли и бросили на гроб. Груздь развернул бумажник, достал из него купюру и сунул соболезнующему рабочему. Тот взял ее, не в силах удержать радостной улыбки, сунул себе в карман рубашки и победоносно глянул на своего напарника.
Все потихоньку начали расходиться.
«Самое время познакомиться с вдовой», — подумал Денис и направился прямиком к ней.
2
— Вы поедете с нами? — поинтересовалась вдова.
— Куда? — не понял Денис.
— Домой. На поминки.
— О, мне очень лестно, что вы меня приглашаете, но мне как-то неудобно.
— Помилуйте, на поминки разве приглашают. На поминки люди приходят без приглашения, совершенно чужие, незнакомые. Это просто дань уважения покойнику.
— Но я никого не знаю…
— Бог мой, какие формальности. Не знаете, так узнаете. Так едете?
Отпираться было бесполезно. Ломаться, как девочка, поеду — не поеду, было не тактично. Отказать сейчас, после стольких уговоров, означало проявить полнейшее бескультурье. Пришлось согласиться.
Денис ехал в своем «форде», зажатый между двух черных «мерседесов», словно под конвоем, и злился сам на себя: «Ну почему бы мне не отказаться сразу? Надо было сказать, что у меня очень важные дела. А я, как дурак, как пятнадцатилетняя девочка — ой, а мне неудобно, а я никого не знаю… Вот черт!»
… Квартирка была шикарная.
«Офигеть», — так и подумал Денис. Если бы его не проводили, он заблудился бы в комнатах.
Потолки высокие, мебель шикарная, декоративные вазы на полу, картины известных художников на стенах.
«Эту картину я вроде знаю, — подумал Грязнов. — Моне, кажется».
К нему подошла вдова.
— Любуетесь Моне?
— Да. Хорошая копия.
— Это подлинник.
Денис проглотил и это.
— Цените искусство?
— Искусство ценят все. И я не исключение.
— Не скажите. А хотите, я покажу вам одну комнату, там собраны у нас многие произведения искусства. Это наша с Валей гордость.
— Если вам не трудно, — пожал плечами Денис.
— Нет, не трудно. Раз я сама предложила. И меня это как-то отвлечет.
Они прошли прямо по коридору мимо Груздя, который проводил их подозрительным взглядом, и завернули в очередную просторную комнату. Вот тут-то уж Денису точно показалось, что он попал в музей.
— Это мой любимый антикварный шкаф, — показала она на небольшой шкафчик, весь резной, на его створках с двух сторон лукаво улыбался сам черт. — Ему триста лет.
На стенах висели картины в изящных позолоченных рамках.
— Это — Моне. Это — Ренуар. Это — Дега. Это — Федотов, — будничным голосом перечисляла она. — А это — часы знаменитого мастера Буре.
Денис качал головой. Ему и правда было все это интересно, но он не понимал, что сейчас происходит, зачем она показывает практически незнакомому человеку свою антикварную коллекцию, ведь это, кажется, не самый подходящий момент — поминки. Ведь у нее горе.
— А это тоже антиквариат? — спросил Денис, указывая на шкафчик со стеклянными створками.
Там, в этом шкафчике, стояло множество фарфоровых статуэток.
— Ах, это?.. Нет, это не антиквариат. Это коллекция моего мужа, — она сразу стала печальной. — Это очень дорогой фарфор. Валя собирал статуэтки — персонажи итальянского театра. Ну, знаете, Коломбина, Арлекино, Панталлоне.
— Да, да… Очень забавно, — он тут же осекся, слово «забавно» показалось ему неуместным в данной ситуации.
Но она, кажется, не обратила на это никакого внимания. Она повернула ключ в створке и открыла шкафчик, достала оттуда какую-то белую фигурку и подала ее Денису.
— А с этим персонажем комедии Валя всегда себя отождествлял.
На Дениса взглянули печальные нарисованные глаза статуэтки с большой зеленоватой слезой на правой щеке.
— С Пьеро? — удивился Денис.
— Да.
— Но почему же? Он разве был несчастлив?
— А почему вы думаете, что Пьеро был несчастлив?
— Ну как же, печальный клоун…
— Вот вы сами все и сказали.
— Не понимаю…
— Главное — не то, что снаружи, а то, что внутри, понимаете? Душа, суть.
Она взяла у Дениса статуэтку и поставила на место. «Ну, конечно, — подумал Грязнов. — Пьеро. Может быть, скорее Карабас-Барабас? Душа! Суть! Конечно, извечные метания всех бандитов, думающих, что у них чистая, страдающая душа! Не смотрите, что я такой с виду, в душе я — сущий Пьеро. Тошно уже от этих рефлексий и слюней».
— Ну что же, Денис, пойдемте. Там, наверно, все уже расселись.
— Да, конечно, идемте. Только я попросил бы вас выделить мне место где-нибудь с самого края. А то мне, знаете, пораньше уйти нужно.
«А этот Бакатин — изрядный эстет. Статуэтки всякие, картины, антиквариат. Итальянскую комедию ценит. Может быть, он Пьеро в этом смысле? Как ценитель изящных искусств?»
Они пришли в гостиную, где был поставлен огромный стол, ломившийся от всяческих яств. Дениса усадили с самого края. Вдова села во главе стола.
В общем, если не считать многочисленных изысков кухни, поминки были самые обыкновенные. Та же кутья, те же блины с медом. Так же у стола стоял пустой стул, а перед ним тарелка и стакан с водкой, накрытый черным хлебом.
Этот обычай Денис никогда не понимал. Ему казалось дикостью вера в то, что душа умершего человека сидит вместе со всеми за столом и слушает, что о ней говорят ее родные и близкие. А если это и так на самом деле, то не кощунственно ли ставить перед горемычной душой пустую тарелку и стакан водки с черным хлебом. Однако этот вопрос такой глубокий, уходящий своими корнями, наверно, в самые древние обряды и поверья, что спорить на эту тему людям, совершенно не разбирающимся в этой проблеме, просто глупо, считал Денис и никогда и ни с кем не заводил разговор на эту тему.
Какая-то дама бальзаковского возраста, сидевшая рядом с Денисом, принялась активно его обхаживать:
— Молодой человек, вам этого салатика?
— Спасибо, я сам.
— Да вы же не дотянетесь. А я вам рекомендую вон тот. Очень вкусный, Майе он особенно удается.
— Спасибо большое.
— А вы покойному кто?
— Приятель.
— А как вас зовут?
— Антон, — зачем-то сказал Денис.
— Антон, ну что же вы такой стеснительный. Знаете что? Я вас буду называть Антуан. Вот. Нравится?
Денис-Антуан пожал плечами:
— Вот такой вот стеснительный. И потом, все-таки поминки…
— Ах, поминки. Невидаль какая! Боже ты мой. Вот уж не причина, чтобы стесняться. Меня, кстати, Любовь зовут.
«Куда как символично», — подумал Денис.
— Любовь… А по отчеству?
Дама обиженно глянула на Дениса:
— Можно и без отчества. Ах, ну вы кавалер или не кавалер, в конце концов, сейчас будут говорить речи, а у нас с вами даже не налито.
— Да, действительно. Вам вина?
— Боже упаси! Какого вина! Вином разве поминают. Водки конечно же.
Денис налил ей водки.
— Ах, полнее, — с придыханием проговорила она.
Тем временем из-за стола поднялся Груздь с полным бокалом и глуховатым голосом произнес:
— Сегодня мы хоронили своего лучшего друга. Такого, что, может быть, больше никогда не будет…
При этих словах дама громко всхлипнула, и Денис понял, что это она и была единственной, кто плакал на похоронах в полный голос.
— Он был добрым, честным, но, самое главное, хорошим, лучшим другом, — продолжал Груздь. — Он всегда помогал в беде и ни разу никому не отказал в помощи. Я вспоминаю Валю только жизнерадостным, улыбающимся человеком. Пусть он всегда останется таким в нашей памяти и в наших сердцах. Все знают, что у него была ранимая душа. Он старался скрывать от нас от всех свои неприятности и переживания, потому что он заботился о нас. Он был очень хорошим человеком. И этот несчастный случай… Это либо страшная ошибка природы, либо Господь Бог призвал его в свое священное воинство…
«О-о, сейчас он еще начнет проповедь читать», — пронеслось в голове у Дениса, но он тут же одернул себя, вспоминая, что он на поминках и что у людей горе.
— Давайте почтим память Валентина минутой молчания, — закончил Груздь.
Все встали из-за стола, выпили налитое и несколько секунд постояли молча. Дама, что сидела рядом с Денисом, оказалась на полголовы выше его, и Денис очень обрадовался этому факту, хотя слегка поразился, ведь и сам был далеко не карлик.
Потом начались обычные разговоры и воспоминания. И Денис решил, что пора бы уже и уходить, но его не отпускала Любовь.
— Антуан, ну куда же вы так рано?
— Дело в том, что у меня работа…
— Какая может быть работа, когда такое дело, поминки? Где вы работаете?
— Вы не могли бы передать мне вон тот салат?
— Ну вот, так-то лучше. Пожалуйста.
— Спасибо.
— А вы с Валей давно приятели?
— Нет, не очень.
— Расскажите что-нибудь.
— Да я не очень близко с ним знаком. Хороший, нормальный человек.
— Да нет, я не о Вале. Расскажите что-нибудь о себе.
— Да что мне о себе рассказывать? Я скучный, неинтересный человек.
— Да перестаньте. Я же вижу, что нет. Я, знаете ли, психолог человеческих душ, так сказать. Вижу, что каждый человек из себя представляет.
— Правда? Как интересно.
— Хотите расскажу о вас?
— Нет, вы знаете. Я сам о себе все знаю.
Дама опять обиделась. Она поджала губки и, гордо вскинув голову, произнесла:
— Ну как хотите. Впервые встречаю такого странного человека, как вы.
Денис расплылся в обворожительной улыбке. И зря он это сделал. Дама поняла это как благосклонный знак в ее сторону. Она поднесла бокал и грудным голосом произнесла:
— Ну что же, тогда налейте мне. Мы выпьем за знакомство. И за вас, такого загадочного.
Денис налил ей вина и сказал:
— Конечно, давайте выпьем. Только не за знакомство, а за покойного. Мы все-таки на поминках.
— Какой же вы все-таки церемонный, Антуан.
— Ну извините уж, — пожал он плечами.
Дама отвернулась от него и, видимо тоже вспомнив, где она находится, сказала:
— Майечка, может быть, ты что-нибудь скажешь о Вале.
Майя даже бровью не повела.
— Давайте оставим Майю в покое, — сказал Мишин. — Ей, по-моему, тяжелее нас всех. И она очень устала.
Майя поднялась из-за стола.
— Я сегодня действительно очень устала, — произнесла она. — Извините, пожалуйста, но я пойду наверх, очень болит голова.
Тут же встал и Денис.
— Вы тоже уже уходите? — спросила вдова.
— Да. Мне пора.
— Ну что же, пойдемте я вас провожу.
— Н-ну… спасибо.
Они вышли в коридор, и Денис с облегчением вздохнул. Он надел куртку.
— Спасибо. Еще раз — мои соболезнования, — сказал он.
— Да, да. Спасибо и вам. Что-то голова ужасно разболелась, пойду наверх. До свидания.
«У них еще и „верх“ есть».
Тут в коридоре показался Николай Мишин. Он проводил равнодушным взглядом удаляющуюся вдову, потом посмотрел, как Денис застегивает куртку, и как бы вскользь заметил:
— Я вас никогда не видел прежде…
— Я тоже вас не видел, — свободно ответил Денис. — Я, так сказать, со стороны первой жены Валентина, — добавил он, отлично понимая, что первую жену, Наталью Фейгину, свою однокашницу, Мишин должен знать хорошо. То есть это была провокация чистой воды.
— Вот оно что, — неопределенно протянул Мишин, не поддаваясь на провокацию. — Ну и как Валя жил с ней?
Денис понял, что попался. Надо было выкручиваться. И в конце концов, врать — так уже врать до конца.
— Да не так чтобы… Но вот чего я не понимаю… Точнее, как это я пропустил, когда он и Майя… Почему он в нее влюбился, как по-вашему?
Денис вовсе не ждал конкретного ответа, но Мишин сказал задумчиво, глядя сквозь Дениса:
— Он влюбился в нее, потому что она не нуждалась в постоянном подтверждении его любви. Она не разыгрывала с ним саму беззащитность. Она просто жила, улыбалась, и он влюбился в нее.
3
В офисе «Глории» Денис оказался уже около пяти часов вечера.
— Вот такая фиговина получается, господа-товарищи, — почти закончил он свой монолог о предстоящих целях и задачах, привезенных Ладой с Американского континента и повешенных на «Глорию», впрочем, к некоторому удовлетворению всех ее сотрудников. — Итак, зачем Григорий Грингольц звонил Майе Бакатиной, точнее — Рогачевской? Кто она вообще такая, эта женская фигура в трауре по своему покойному мужу — тоже должны мы выяснить. Знает она или нет, кто преемник дела ее мужа?
На разном расстоянии от овального стола, но все же как бы вокруг него сидели: щупленький Филипп Агеев; огромный и с виду неуклюжий Демидов, он же Демидыч, подпер свою щеку ладонью; Алексей Петрович Кротов, или Крот, — сыщик от Бога, полуприкрыл глаза и думал о чем-то своем; и бородатый компьютерщик Макс, который задумчиво жевал кончики своих усов.
— Вопросы? — спросил Денис после небольшой паузы.
— Имеются. У тебя на шее засос американский или отечественный? — спросил Филя Агеев.
— Американский, но славянского происхождения. Дальше?
— Это что ж за полицейская такая пожаловала… Гм… — ухмыльнулся Филя. — И почему мы до сих пор ее не видели?
— Да потому что я ее не пустил сюда! — возмущенно воскликнул Денис и многозначительно окинул взором их «совещательную» комнату с наполовину отклеившимися обоями, после того как месяц назад офис был залит прорвавшейся этажом выше канализацией. Вдоль стены стоял ряд новых колес для джипа, которые Денис уже вторую неделю не успевал поменять. — Ей же было сказано, что у нас лучшее агентство Москвы! Ну, как я ее сюда приведу?! Надо хоть уборщицу вызвать и с обоями что-то сделать. Она ведь дикая, после того как все это увидит, ты ей уже не втолкуешь, что у нас действительно неплохое агентство и что не офис украшает человека, а…
— А директор украшает офис! — хором сказали Агеев и Демидыч.
Денис только рукой на них махнул и поплелся в туалет. В коридоре его нагнал Филя.
— Ну ладно, рассказывай, чего так долго? — спросил его Филя.
— Любовь встретил, — хмуро брякнул Денис.
— Любовь? — обрадовался Филя. — Вот это дело хорошее! Вдову, что ли?
— Почему же вдову, хотя и ее тоже. Вдову зовут Майя. А эта — Любовь.
— Ах, ее зовут так. Я-то думал… Ну и что за любовь?
— Так, тетка одна. Никак меня не отпускала.
— Ну тогда это действительно любовь! А, Грязнов?
— Ты бы ее видел…
— Что, женщина в соку?
— Вот именно. На голову выше меня.
— Ого! Фотомодель, что ли? Познакомь.
— Угу, в журнале «На пенсии».
— Что ж ты глумишься! У нее, можно сказать, чувства! Дениска, а Дениска? — Филипп издевательски чмокнул его в щеку.
— Отстань, — отмахнулся Денис. — Давно вы все здесь?
— Конечно! Ждем тебя с самого утра. А ты там со своей любовью.
— Ну ладно, пошли. Посоветоваться нужно.
— Есть!
Они вернулись. Денис уселся за поцарапанный черный офисный стол. Агеев, Демидыч и Кротов внимательно смотрели на него. Макс смотрел в экран компьютера и что-то бормотал себе под нос. Впрочем, возможно, он просто напевал, такая у него была манера.
— Ну что, босс, какие дела? — спросил Кротов, вальяжно расположившийся в кресле.
— У него любовь, — проинформировал всех Филя.
— Правда? Что за любовь, рассказывай.
— Да хватит уже, а! — не стерпел Денис.
— Я вам потом расскажу. Он стесняется, — сказал Филипп.
— Ладно. Какие дела? — серьезно сказал Демидыч.
— Дела такие, что за друзьями Бакатина снайперы рыщут.
— Надеюсь, жертв не было? — спросил Кротов.
— Нет. Благодаря вашему директору.
— Что, снайпера обезвредил? — поинтересовался Филипп.
— Спугнул.
Филипп хихикнул.
— Ну что ты ржешь?! Хорошо, что я его заметил! Если бы я его не спугнул, вообще неизвестно, чем бы все кончилось!
— Почему же неизвестно. Известно. Двумя трупами, — сказал Кротов.
— Ну, вот именно! Да к нему и невозможно было незаметно подкрасться. А потом, время-то шло. Я действовал быстро.
— Быстро спугивал снайпера, — съязвил Филипп.
— Довольно, — пресек его Демидыч. — Ты, Денис, молоток, однозначно.
— Ну, я тоже так подумал. Только куда девался этот снайпер, понятия не имею. Как сквозь землю провалился.
— Он оказался быстрее тебя, — не унимался Филипп.
— Хватит уже, — сказал ему Кротов. — Иди лучше нам всем кофе сделай.
Филипп нехотя поднялся.
— Мне сахара побольше, — крикнул ему вслед Денис.
— Значит, снайперы, говоришь? — переспросил Кротов.
— Да.
— Это означает, что друзья Бакатина тоже как-то связаны с его бизнесом. И могут его, Бакатина, заменить, — добавил Кротов.
— Именно об этом я и подумал на кладбище. И вот моя интуиция меня не подвела.
— Ну что делать, — несколько снисходительным голосом произнес Демидыч. — Я полагаю, что пока нужно за ними следить.
— Согласен, — сказал Кротов. — Денис пусть ведет наблюдение за вдовой, у него с противоположным полом взаимоотношения хорошие. Любовь там всякая!
— Ну вот, теперь ты начинаешь, — обиделся Денис.
— Давай я буду за кем-нибудь тоже вести наблюдение, — сказал Демидыч.
— Мы прямо как дети, в шпионов играем. Давайте я за этим, а ты за этим, — недовольно произнес Денис.
— А какая разница-то? Ну скажи ты, за кем мне наблюдать.
— Тебе очень хочется, да?
— Денис, теперь ты как маленький. Не хочется, а надо!
— Хорошо. Ты походишь за Мишиным. А Агеев — за Груздем, они как раз друг другу подходят. Оба — шпингалеты.
— Угу, мал клоп, как говорится, да вонюч, — добавил Кротов.
В этот момент зашел Филипп с подносом в руках.
— Разбирайте быстрее свои чашки, — завопил он еще с порога. — А то не донесу.
— Короче, Филипп, мы тут подумали… Ты ведешь Груздя, — сказал Демидыч.
— Уже без меня все решили, да? — немедленно обиделся Агеев.
— Ну а что тут решать. Ты за Груздем следишь. Я — за Мишиным. А Денис — за вдовой. Нормально.
— Нормально? Может, я тоже за вдовой хочу! Почему мне вечно какие-то грузди, чтоб их, достаются?
— Ну я же говорю — детский сад, — сказал Денис.
— Нет, просто обидно…
— Все. Вопрос закрыт! Все поняли свои задачи? Отлично, — Денис победоносно глянул на обиженного Филиппа. — Совещание, как говорится, закончено. Все свободны!
— Денис, а если честно, вдова как? — спросил Кротов.
— Вдова? Ничего. Вдова как вдова. Симпатичная, конечно. Показывала мне коллекцию антиквариата.
— На поминках?! — обалдели оперативники. — Чего это она?
— Вот и я не знаю.
— Может, она чего от тебя хотела? — хитро улыбнулся Кротов.
— Может.
— Конечно, хотела. А он не догадался. Эх ты, салага! Всему тебя учить надо! — влез в разговор Агеев.
— Ну и как коллекция? — спросил Демидыч.
— Обалдеть. У них вообще хата — обалдеть! Вот так! И гроб тоже — обалдеть, как саркофаг был, разве что не из золота!
— Н-да! Живут же люди! — почесал затылок Агеев.
— Уже не живут, — успокоил всех Демидыч.
4
— Как известно, — пробормотал Денис, — поцелуй относится к разряду так называемых оральных контактов, носит кратковременный характер, протекая практически без нежелательных последствий. Вот несколько маленьких советов начинающим. Установите партнершу на ровную горизонтальную поверхность. Отсчитайте шестой позвонок снизу. Бережно обнимите девушку за талию. Нажатием на указанный позвонок приведите спину партнерши в удобное для вас положение. Поцелуи наносите плавно, без рывков. Во избежание недоразумений не стесняйтесь предварить контакт указанием предполагаемого места…
— Заткнись и иди ко мне, — сказала она.
Это было невыносимо хорошо, но как и все хорошие вещи должно было когда-то кончиться. Денис наконец оторвался от Лады, а может, это как раз она его в изнеможении оттолкнула.
— Дэн, принеси воды, — попросила Лада.
Денис встряхнул головой и попытался перевести дыхание. Это было не так-то просто после бессонной ночи. Он встал и поплелся на кухню. По пути глянул на настенные часы, но время так и не разобрал, не то девять, не то без четверти двенадцать. Да нет, скорее все-таки первое. Не глядя, сунул руку в холодильник за бутылкой «новотерской» и пошел назад в комнату. Лада лежала на спине и задумчиво смотрела в потолок. Интересно, что она там могла увидеть? Расшторить разве окна? Решиться на это Денис не успел, потому что зазвонил телефон. Он налил девушке воды и снял трубку. Это был Кротов.
— Ну что, лежебока, — сказал Алексей Петрович, — готов принимать смену?
— Ммм, — промычал Денис, — в такую рань?!
— Постеснялся бы! Полдень уже.
— Вот черт, — пробормотал Денис, — заработался, понимаешь.
— Понимаю, как же не понять. Когда тебя ждать?
— Ну… минут через сорок. А где веселая вдова?
— Только что пообедала в «Ростиксе». И я тут неподалеку.
— Это который «Ростикс»? — Денис уже включал душ.
— Который в ГУМе.
— Понял, жди.
Через четверть часа, чмокнув Ладу и набрасывая на ходу куртку, Денис уже выходил из квартиры.
5
Лада, осушив всю бутылку «новотерской», пошла на кухню в поисках апельсинового сока, но на этот счет ее ждало разочарование, так же и как относительно мюслей с молоком. Она вспомнила — этот русский умник завтракал (когда вообще это делал) яичницей с ветчиной. При мысли о яйцах ее даже слегка передернуло. Лада прислушалась к своим ощущениям. Не сказать, чтобы ее мутило или болела голова, или что там еще бывает при похмелье, нет, как раз с этими симптомами все было в порядке. Но с глазами все же происходило что-то странное, словно кто-то невидимый надавливал ей кончиками пальцев на верхние веки и тут же отпускал. Да еще какие-то странные ощущения в ногах. Впрочем, уж не секс ли тому был виной? Может, абсент тут и ни при чем?
Нет, едва ли.
Она набрала горячую ванну и, погрузившись, стала вспоминать…
Накануне вечером Денис уговорил ее, как он выразился, злоупотребить спиртными напитками. Лада вообще-то не пила. Тогда Денис сказал, что он и сам не большой специалист по этой части, и если нужна грамотная консультация или даже стажировка, то лучше всего обращаться к его дяде или Александру Борисовичу Турецкому, ну а если требуются головокружительные ощущения, впечатления и приключения, то к ним обоим вместе — не промахнешься. Ну тут дело было совсем другое. Недавно Дениса угощали абсентом, и он неделю уже ходил под впечатлением. И никакой дядя и никакой Турецкий были тут ни к чему: абсент — напиток интимного пользования!
Выяснилось, правда, что Лада даже не слыхала такого слова. Тогда Денис обрадовался еще больше и привел последний аргумент:
— Как сказал Оскар Уайльд, если вы выпьете достаточно этого напитка, то увидите все, что захотите увидеть!
— Вообще-то мы на «ты», — напомнила Лада.
— Это же цитата! — захохотал Денис.
И они заехали в «Седьмой континет» и купили бутылку чешского абсента «Hill’s», объем и крепость которого Ладу ужаснули бы, если б она вообще мало-мальски разбиралась в спиртном — 0,7 литра и 70 градусов.
Денис сообщил, что абсент обладает определенными галлюциногенными свойствами, он до сих пор запрещен во многих странах, а вот как насчет США — в этом Денис был не совсем уверен, но если абсент запрещен и там, то выходило, что Ладе представляется уникальный шанс пополнить свое образование, что тем более жизненно необходимо, поскольку по роду своей работы она занимается наркоторговцами, ну и так далее в том же духе.
Короче, уговорил. Домой они вернулись с бутылкой, в которой лениво плескалась загадочная изумрудная жидкость. Денис объяснил, что существует много способов распития чудодейственного напитка. Например, классический, он же французский. Ледяная вода наливается в абсент через вилку с лежащим на ней кубиком сахара до того момента, пока напиток не помутнеет и далее — до необходимой степени крепости.
Попробовали. Вкус показался Ладе интересным, но горьким, и не более того. Она лишь почувствовала, что это нечто более крепкое, чем мартини с грейпфрутовым соком, который она пила пару раз в году на вечеринках Департамента полиции. Ну и что? Ну и ничего.
— Есть мнение, — с пафосом сказал Денис, — что сладкая вода является катализатором действия туйона.
— А что такое туйон?
— Вот, а я думал, ты все знаешь. Туйон — это такая хреновина, которая содержится в полыни. А абсент — это же, по сути, полынная настойка. Туйон, или, иначе, монотерпин радикально действует на мозг. Вот сейчас я тебе расскажу. Абсент стал популярен еще в XIX веке, когда выяснилось, что это — любимый напиток богемы. Его пили и восхваляли Мопассан, Ван Гог, Рембо, Эдгар По, Бодлер, Оскар Уайльд. Тогда же абсент получил еще одно название — «Зеленая фея». Считалось, что зеленый огонь абсента рождает в сознании причудливые поэтические образы.
— А когда его стали запрещать?
— Уже в начале прошлого века. Появилось мнение, что он приводит к синдрому абсентизма, для которого характерны привыкание, повышенная возбудимость и галлюцинации. Все от туйона, разумеется. К двадцатым годам абсент был запрещен во многих странах Европы. Хотя… Давай выпьем еще? — Лада кивнула, зажмурилась и выполнила требуемый ритуал. — Хотя… вполне возможно, что запрет явился результатом интриг виноделов, которые несли большие убытки из-за популярности абсента. На тот момент не было серьезных исследований относительно воздействия туйона на человеческий организм, так что нельзя считать бесспорным предположение, что туйон является нейротоксической причиной абсентизма. Абсент обладает высокой крепостью, следовательно, действие алкоголя ограничивает количество принятого туйона, и даже самый стойкий свалится от опьянения прежде, чем получит большую дозу туйона.
— Эт-то… хорошо, — не совсем своим голосом сказала Лада. — Ну а как еще его можно пить? Ты же говорил, много способов…
— Вот смотри, тот же вариант, что и первый, но без ритуалов с сахаром, а в качестве long drink — с апельсиновым или ананасовым соком или тоником, лимонадом и льдом.
— Не катит! — безапелляционно заявила Лада. — Давай что-нибудь пожестче! Ой, у тебя глаза пожелтели!!!
— Ладно, — Денис ничуть не удивился такой реакции, он уже и сам был не в себе, но он, правда, догадывался, что с его-то глазами все в порядке, это просто туйон начинает действовать на Ладу. — Еще можно так, смотри…
Он предварительно смочил кусочек сахара в абсенте, после чего поджег. Дождался, когда в бокал упало некоторое количество капель расплавленного сахара, и залил сверху ледяной водой.
— Этот способ, — объяснил Денис, — позволяет еще сильнее смягчить вкус напитка, но…
— Давай! — Лада решительно оборвала его, и оба выпили.
— Но… — Денис с трудом перевел дух. — Но… опасен тем, что абсент в стакане может легко загореться, поэтому нужно все делать очень осторожно.
— Я сама!
— А еще можно просто — в чистом, сильно охлажденном виде. Но это — на любителя или, скорее даже, — профессионала.
— Что же ты сразу не сказал?!
Как закончился вечер, Лада точно не помнила, но при этом ее не покидала странная уверенность, что она не спала ни минуты. Отдельными картинками оживающее сознание напоминало, что они вчера вытворяли, и Лада иногда даже зажмуривалась от неловкости, словно она подглядывала чужую интимную жизнь…
Наконец она нашла в себе силы выбраться из ванной. Лада накинула купальный халат Дениса и пошла на кухню варить кофе, благо у Дениса была отличная кофеварка.
Пожалуй, стоило проветрить квартиру и даже, может, немного проветриться самой. Нет, на улицу она пока что не собиралась, достаточно было и балкона. Лада затянула посильнее поясок халата, влезла в мохнатые тапочки и вышла на балкон. Холодный, но еще не морозный воздух приятно проник в легкие. «Если бы я курила, — подумала она, — я бы, наверно, получила сейчас немыслимый кайф от сигареты. Но… я ведь не курю и… и так получаю немыслимый кайф…»
Она стояла на балконе, слегка облокотившись на перила, лицом к квартире. С книжного стеллажа свисала какая-то занятная брошюрка в кричаще-желтой обложке. Лада даже помотала головой — ну что за наваждение, опять желтый цвет?! Галлюцинации еще не кончились? Но нет, книжка действительно была желтой.
Лада вспомнила, что и листья же, те немногие, что еще остались на деревьях, — красно-желтые, она захотела немедленно их увидеть, но поленилась поворачиваться, просто задрала голову вверх и попыталась выгнуть шею настолько, чтобы посмотреть назад, как бы через себя. И это спасло ей жизнь.
Откуда-то сверху мягко, как кошка, спрыгнул человек, в левой руке он держал нож, уже занесенный для удара. Если бы Лада не повернулась, нож вошел бы ей в шею, и она бы не увидела лица своего убийцы. Но она даже рассмотрела, что глаза у этого человека узкие, чуть желтоватые (ох уж этот желтый цвет!), и что на оголенном предплечье у него вытатуирована какая-то фраза. Все эти мысли отнюдь не парализовали Ладу. Человек, упавший с неба, так про себя она успела его назвать, конечно, не мог знать о суммарном числе часов, проведенных Ладой в спортивных залах.
Она отступила в сторону, сделала едва уловимое движении руками, и китаец вместе со своим ножом полетел вниз.
Лада даже не сразу сообразила, что натворила.
Китаец падал, словно в замедленной съемке, — выпучивая узкие глаза и шевеля кончиками пальцев, руки свои он воздел к небу, словно вымаливая прощение. «Раньше надо было думать, урод», — отрешенно подумала Лада. Это тянулось невыносимо долго, эти несколько секунд превратились для Лады в несколько минут. Наконец он упал. Она перегнулась через балкон и увидела, что, слава богу, не на асфальт. Ушлый азиат сумел приземлиться на узенький кусочек газона возле дома. Впрочем, повезло ему не слишком, это летом там был газон, а сейчас — вымерзшая земля, едва ли смягчившая удар. Китаец лежал без движения.
По некоторым малодоступным нормальному человеческому взгляду признакам Лада решила, что это был китаец. В Полицейской академии у нее был хороший преподаватель, обучавший, как дифференцировать этнические азиатские землячества Нью-Йорка. Кроме того, иероглифы, выколотые на предплечье, были явно китайского происхождения.
Лада посмотрела наверх. Сверху тоже был балкон — вот с него-то и спрыгнул китаец.
«Надо сообщить… надо позвонить…» — лихорадочно замельтешило у нее в голове. Кому? В полицию? То есть в милицию? Или лучше — Грязнову-старшему?
Нет! Вообще-то, у Лады была четкая инструкция от Кэт Вильсон: в случае чего немедленно звонить Турецкому. Но Турецкий — просто следователь, хоть и очень крупного ранга. А Вячеслав Иванович Грязнов — начальник городского уголовного розыска, то есть человек, непосредственно занимающийся оперативной работой. Но, к черту, приказ есть приказ, сказано — звонить Турецкому, значит — Турецкому.
Она вернулась в квартиру, схватила свой телефон, в памяти которого были все многочисленные номера Турецкого. С третьей попытки Александр Борисович ответил. Лада кое-как рассказала, что произошло.
— Я думаю так, — задумчиво протянул Турецкий. — Позвоните-ка вы, милочка, Грязнову, только не тому, который Денис, а тому, который Вячеслав, в смысле Иванович. Или нет, лучше я сам ему сейчас позвоню. А вы, Лада, сидите дома и ничего не делайте. Дверь никому, кроме меня или Грязнова, не открывайте. Все поняли?
Лада, как потерянная, бродила по квартире. Денису она и сама звонить пока не хотела, он поехал следить за вдовой, неизвестно, чем сейчас занят, не стоит мешать, лучше она ему все расскажет, когда ситуация как-то разрешится.
Лада механически взяла со стеллажа ту самую кричаще-желтую книгу, полистала ее. Это оказались «Даосские притчи». Первая же попавшаяся ей на глаза была такой:
«Конфуций встретился с Лаоцзы и заговорил о милосердии и справедливости.
— Если, провеивая мякину, засоришь глаза, — сказал Лаоцзы, — то небо и земля, все четыре страны света поменяются местами. Если искусают комары и москиты, не заснешь всю ночь. Но нет смуты большей, чем печаль о милосердии и справедливости — она возмущает мое сердце».
Лада даже присела от изумления. Нет смуты большей, чем печаль о милосердии и справедливости?! Ничего себе конфуцианская мудрость! Она отшвырнула книжку.
Перед глазами стояла татуировка на руке у китайца. Лада наморщила лоб и неожиданно для самой себя перевела: «Благородный муж постигает справедливость, малый человек постигает выгоду».
Это ведь что-то из того же Конфуция, кажется!
Ну надо же… И кем же себя этот тип считал, благородным мужем или малым человеком?
Почему считал — она что, его уже в покойники записала?! Тут стоит упомянуть, что за несколько лет безупречной службы в полиции Ладе Пановой не то что не доводилось никого убивать, она даже ни разу не пользовалась оружием. Кроме тира, разумеется…
Нет, лучше бы он все-таки был жив: во-первых, может, расколется, кто и зачем его посылал, а во-вторых… во-вторых, просто — лучше бы человек, даже такой, был жив.
6
Машина Майи Рогачевской была видна издалека — желтый «фольксваген-жук». Кротов коротко рассказал Денису, чем она занималась за то время, что он за ней ездил, — ничего особенного, обычные женские маршруты: бассейн, салон красоты, магазины… В ожидании Дениса он умудрился даже составить письменный отчет.
Наблюдая за Рогачевской, неторопливо садящейся в свою машину, Денис хотел было позвонить Ладе, узнать, как она там. Но все же не стал: вдруг барышня решила еще поспать?
Он завел машину и медленно поехал вслед за Майей. «Фольксваген» вырулил с Охотного Ряда и поехал куда-то в южном направлении. Скоро это стало очевидно, когда Рогачевская доехала до Лубянки, она припарковалась возле авиакасс и вышла. Денис подождал, пока она отойдет подальше, и рискнул — подошел к ее машине. Полторы минуты ушло на то, чтобы открыть замок (сигнализация включена не была, он видел, что она не воспользовалась бипером, значит, скоро вернется). Денис нырнул в салон. На заднем сиденье пусто — никаких забытых трупов, окровавленных ножей, дымящихся гильз.
Денис открыл бардачок и чуть не открыл рот: там лежала упаковка из-под израильских наручников «дибл». Денис хорошо знал эту модель и ни секунды не сомневался. Коробка была пуста. Вот так-так!.. Он бросил тревожный взгляд назад и вовремя — как раз успел увидеть, что Рогачевская, уже почти смешавшись с толпой, спускалась в подземный переход.
Денис выскочил из машины и побежал следом. Только не хватало еще ее упустить! Не дай бог уедет на метро! Неужели засекла слежку?!
Минуты полторы у него ушло на поиски. Наконец невдалеке мелькнуло знакомое пальто. Денис резко сбавил шаг, в самом деле, немудрено и засветиться, что-то он ведет себя как дилетант последнее время… Естественно, от Лады мозги все время были набекрень. А тут еще абсент…
Оказалось, Рогачевская не собирается спускаться в метро, она использовала подземный переход по прямому назначению — переходила на другую сторону. Через пять минут Денис, держась за ней метрах в двадцати, вошел в «Детский мир». В «Детском мире» Рогачевская не плутала, а уверенно пошла к отделам, торгующим одеждой, где без долгих размышлений купила джинсы, теплый свитер и пару футболок. Пока ей это паковали, Рогачевская сходила в туалет, выпила чашку кофе, потом вернулась, забрала свертки и пошла назад — к подземному переходу.
«Интересно, интересно, — размышлял Денис, едва поспевая за ней. — Детей у Майи как будто нет. Племянники? Так ведь и братьев и сестер у нее нет, насколько мне известно. Разве что подарок кому-то? Но не слишком-то она его выбирала. Кажется, сказала продавцу размеры и, не глядя, расплатилась… Ладно, ничего, разберемся».
… Денис едва поспевал за «фольксвагеном». Наконец, уже на территории Николиной Горы, тот остановился перед огромным доминой, окруженным двухметровым каменным забором. Раздался пронзительный звук автомобильного клаксона. Тут же тяжелые раздвижные металлические ворота разошлись, машина въехала и исчезла в подземном гараже. Ворота немедленно закрылись, но Денис успел разглядеть двоих охранников, одетых в камуфляжную форму цвета хаки с укороченными автоматами Калашникова.
— Ничего себе отгородились от презренного мира! — удивленно присвистнул Грязнов-младший. — Страшно далеки они от народа, надо заметить. И что же нам теперь делать? Никак подкоп? Или веревочную лестницу плести из молодых побегов осины?
Осторожно и тихо ступая, чтобы не привлекать внимания обитателей дачи, Денис отправился изучать окрестности. Высокий кирпичный забор протянулся километра на три, как показалось Грязнову. Приблизительно через каждые пятьдесят метров были встроены камеры слежения, нацеленные на пути возможного появления нежелательных гостей. Кирпичная кладка забора заканчивалась вверху острыми стальными кольями, между которыми по всему периметру была протянута колючая проволока. Весьма кокетливая, впрочем. Какого-то золотистого цвета и причудливого плетения.
«Да, защита не слабее, чем в Лефортово будет, — подумал Денис. — Попасть незамеченным туда, пожалуй, невозможно. Не удивлюсь, если ограждение еще и под током, а с внутренней стороны вырыт ров, кишащий гремучими змеями. Или как в пирамидах — ползают проклятия фараонов — милые таракашки-скорпионы». — Денис разочарованно покачал головой.
7
— Вот, скажи, салага, я — генерал армии, сижу в этом забытом богом уголке! Это справедливо?! — бушевал Магнит Рогачевский на своей генеральской даче на Николиной Горе.
И в общем, ничего экстраординарного в этом не было.
— Я — боевой командир, полки в атаку водил, а теперь сижу в этом кукуево-мамуево и хоть бы кто вспомнил! А раньше чуть что, Магнит Игнатьевич, пожалуйте к нам, помогите ради бога, ваша стратегия, ваша сноровка… А теперь старина Магнит никому не нужен получается… Ну уж нет! Ты, Василий, запомни, заруби себе на носу: Магнит Рогачевский еще любому вшивому ФБР фору даст! А эти-то, нынешние, ничего толком сделать не могут. Посмотри, до чего страну довели! Продались ихней Америке! Предатели! Отщепенцы! Ренегаты! Я бы даже сказал, прости за грубость, оппортунисты! Авторитет России подорван! Внимаешь тому, что я говорю? Подорван, к чертовой матери! Вот. Раньше нас уважали, боялись, лебезили, чтобы мы на них ядерную бомбу не сбросили. А теперь порядки свои на нашей Родине устанавливают. Свои законы диктуют. Осудили они, видите ли, действия России в Чечне! А их, можно подумать, спрашивал кто-нибудь?! Без них не разберемся? Хотя не разберемся, конечно. Потому что командование из одних бездарей состоит. Меня бы спросили, я бы показал, что делать нужно. Я бы эту Чечню мятежную за две недели к ногтю прижал! Понимаешь?
Василий — несчастный (а может, как раз и напротив, чрезмерно счастливый) солдат-срочник, волей судьбы оказавшийся охранником на даче отставного генерала армии, — выслушивал распалившегося Рогачевского с тоской во взгляде и урчанием в желудке. Время обеда давно прошло, а он никак не мог улизнуть от разворчавшегося старика, вспомнившего вдруг боевую юность. Он то и дело кивал головой в ответ на риторические вопросы генерала и молил бога, чтобы это поскорее закончилось. Его более удачливый напарник уже давным-давно успел пообедать и теперь периодически заглядывал с улицы в окно, глумливо усмехаясь. Василий втихаря грозил тому кулаком и снова с выражением беспредельной преданности и живейшего интереса устремлял взор на Рогачевского.
Во времена неподдельного индустриального и коммунистического энтузиазма, в двадцатые — тридцатые годы новорожденных детей именовали в честь самых разных символов эпохи — Коммунистического Интернационала, Ленина, Сталина, Маркса, Энгельса как по отдельности, так и вместе взятых. И пошли по стране сотнями и тысячами Октябрины, кимы, пионерии, мэлоры и прочие экстравагантные имена.
А маленького Рогачевского родители назвали в честь строительства крупнейшего металлургического комбината. В принципе, ничего против своего имени Магнит Рогачевский не имел, бывали случаи и похуже, скажем, его одноклассника и лучшего друга Семенова звали Оюшминальдом, что расшифровывалось ни больше ни меньше, как «Отто Юльевич Шмидт на льдине»!
Некоторое время назад на дачу приехала дочь генерала, и Василий надеялся, что старик переключит свое внимание на нее. Но хозяйка только чмокнула отца в морщинистую щеку, вручила подарок — роскошный карабин с инкрустацией и чеканной вязью и тут же скрылась на своей половине дома. Но презент не надолго привлек внимание генерала. Любовно погладив оружие по стволу, Рогачевский рассеянно отложил его в сторону и продолжал:
— С чеченцами сюсюкаться не надо! Их давить нужно, как тараканов, тогда только порядок наступит! С бандитами нужно поступать по-бандитски. Правильно я говорю?
Василий опять удрученно кивнул, а сам подумал: «Ну конечно… Давить… Как же! Вы-то, старые пни, в штабе сидеть будете, а давить нам придется. Только еще неизвестно, кто кого передавит. И че им всем далась эта Чечня? Пускай делают, что хотят. Отделяются, отсоединяются, мне лично по барабану. Пускай живут люди, как хотят. Они нас не будут трогать, и мы их не станем».
— Эх, показал бы я им всем, руководителям нашим тупоголовым! Они думают, эти юнцы что-нибудь могут. Идиоты! К нам обращаться надо, к старой гвардии. Опытным, надежным, за державу радеющим. Этим, нынешним, только деньги нужны, а на Родину они плевать хотели. Я сколько раз им помощь предлагал, знаешь? Письма писал, на прием записывался. А они мне — спасибо, мол, вам, Магнит Игнатьич, но вы для России и так много сделали, теперь вам положен заслуженный отдых и клизма с шерстяными носками. А у меня сил еще о-го-го! Только не нужен никому старик Рогачевский. Вот и скажи, есть в мире справедливость?
Вопрос в ответе не нуждался, потому как с каждой новой секундой Василий все больше и больше убеждался, что справедливости в жизни никакой нет.
— А раньше у меня власть, знаешь, какая была! Однажды встретились мы с боевым моим товарищем — Лешкой Парамоновым — ну, выпили, как водится, крепко выпили, честно говоря, вышли из ресторана, ну, подшофе, конечно, но кто сказал, что это преступление? А тут на улице нас патруль милицейский останавливает, и говорят они, что слишком уж мы в нетрезвом состоянии. Мне, боевому офицеру, генералу, какие-то сержантишки указывать будут! Ну я и послал их, руку в карман запустил, а документов-то и нет. Потом уж выяснилось, что в ресторане оставил, а тогда не поверили мне, приволокли в отделение, как пьянчуг подзаборных, и к оперу дежурному. Как сейчас помню, Грязнов его фамилия была. Я ему, так, мол, и так, сказал все, что думаю о них и об их милиции. А он, сволочь, меня на пятнадцать суток за оскорбление при исполнении. Меня, генерал-майора в те времена уже! А дело поздним вечером было, в такое время суток и не позвонишь никому, пришлось в камере ночевать среди мазуриков всяких. Но наутро-то, когда все выяснилось, передо мной все их отделение навытяжку стояло, прощения просило, начальство чуть ли не на карачках ползало. А Грязнов тот в одночасье из капитана в старшего лейтенанта превратился и строгий выговор в личное дело заработал. Но это я еще его пожалел, мог бы добиться, чтоб его и вовсе в роту отправили. Вот как уважали-то раньше, сечешь?
«Секу, секу, твою мать», — обреченно вздохнул Василий и преданно мигнул генералу.
— Магнит Игнатьевич, — в комнате появился Васин напарник, — там человек какой-то прибыл. Говорит, фельдъегерь, прямо из Кремля с заказным письмом.
— Откуда? — от волнения Рогачевский даже привстал с дивана. — Из Кремля?! Ну зови, зови скорей!
Охранник скрылся за дверями, а через две минуты, чеканя шаг, в гостиную вошел молодой человек в парадной форме с золотыми галунами.
— Вам письмо от президента, товарищ генерал! — проорал посыльный.
— Не ори, не ори, сынок, — поморщился старик, — старик Рогачевский еще отлично слышит, и давай сюда скорее. — Он протянул трясущуюся морщинистую руку.
— Пожалуйте!
Рогачевский схватил конверт, торопливыми движениями сорвал печать, разорвал бумажную упаковку и, быстро бегая старческими подслеповатыми глазами по строчкам, принялся читать. С каждым новым словом в его взоре появлялось и укоренялось торжествующее выражение. Дочитав до конца, Магнит издал странный гортанный победный возглас и заорал на весь дом:
— Ну что я говорил?! Вспомнили, вспомнили субчики старика Магнита. Как прижало, так тут же прибежали за помощью! Я мог бы покапризничать, конечно, но интересы Родины важнее. Так уж и быть, мучить не буду. Раз уж умоляют принять руководство, я, как человек военный, отказаться не могу. Дайте распоряжение водителю, чтобы через пятнадцать минут был готов. Едем в Кремль! Хотя мне и своих забот хватает, но для Отчизны чего не сделаешь. Майка! Майя! — заметался генерал по гостиной. — Где мой китель парадный? Куда ты его дела?
— Майя уехала уже, товарищ генерал, — вставил один из охранников.
— Как уехала? Когда? — опешил старик.
— Да минут сорок назад. Оставила какие-то вещи и уехала сразу.
— Ну ладно, тогда ты дуй, ищи, а ты, Василий, марш ко мне в кабинет, найди там папку с бумагами, проектами моими. Ох ты черт, побриться же еще надо! — с этими словами Рогачевский вылетел из комнаты и зашлепал тапочками по мраморной лестнице.
— Вот малахольный, — глубокомысленно произнес Василий. — Ну надо же, все-таки понадобился кому-то. Ладно, — обратился он к напарнику, — пошли цацки искать.
Фельдъегерь в полном недоумении остался один. Затем выражение лица его несколько изменилось, он внимательно огляделся, выскользнул из комнаты и спустился в цокольный этаж. Там он скинул форменный пиджак, фуражку, отклеил смоляные бутафорские усы и… превратился в Дениса Грязнова. Сквозь небольшое оконце он проследил, как машина с генералом в парадном облачении покинула территорию дачи и устремилась навстречу свершениям.
— Вот ведь чудной старикан, Россию спасать поехал, — улыбнулся Грязнов-младший и направился изучать дом.
Охрана, воспользовавшись отлучкой хозяина, заперлась в своей каморке, смотрела подаренный генералу карабин и уничтожала бутылку дорогого коньяка, на радостях выставленного Рогачевским.
— Надо же, таких деньжищ стоит, а по вкусу как есть клопомор, — сокрушался Василий.
— И не говори, — вторил ему приятель. — По мне лучше водочки нашей русской нет ничего. Эти буржуи напридумывали виски там всякие, джины, а ведь отраву-то ихнюю и в рот взять невозможно.
— Так ты и не бери, а то второй стакан уже приканчиваешь, — ехидничал Вася.
— Ну надо ж деда-то уважить. От всей души все-таки выставил.
— Ну если так, то конечно, — протянул Василий. — А ружьишко-то ничего. Как тебе?
— Да ничего особенного. Не люблю я этого, цацки всякие, прибамбасы. Оружие стрелять должно, а не на стенке в гостиной висеть. Тут ведь, небось, и дальность боя никакая, и прицел смещен, отсюда вижу.
— Ну надо же какой спец!
— А то! ВДВ — это тебе не хухры-мухры!
— Ага, месяц в армии и год у Рогатого в охране — сильная подготовка для десантника, — не унимался Вася.
— А сам-то, — обиженно сопел напарник. — Можно подумать, герой Афгана!
— Так я и не выделываюсь. По мне, если хочешь знать, хорошая игрушечка. Только тяжелая больно, и прикладом по башке не двинешь — жалко, красивый он, испортить страшно.
— Вот я и говорю, что оружие стрелять должно, а с этим только фотографироваться.
Денис сквозь неплотно прикрытую дверь какое-то время прислушивался к разговору охранников, а затем, аккуратно ступая с пятки на носок, отправился дальше. Его взору открылся огромный холл с мраморным камином и шкурой медведя на полу. На стенах висели фотографии в деревянных рамках, изображающие генерала Рогачевского на различных этапах его жизни и карьеры. Вот совсем еще юный Магнит в чине лейтенанта в безразмерном ватнике и с флягой в руках сидит в заснеженном окопе. Вот он же, но уже бравый капитан в белых перчатках и с красивой молодой девушкой за руку. Вот уже генерал Рогачевский командует парадом на Красной площади. Следом шла бесконечная вереница фотографий, на которых первые лица государства что-то торжественно вручали Рогачевскому. Затем шли изображения Магнита-пенсионера. На рыбалке, в окружении солдат-охранников, генерал с огромной рыбиной в руке, генерал, величественно попирающий ногой тушу волосатого кабана, генерал с роскошной холеной легавой на поводке, и прочее, прочее, прочее. Грязнов-младший скользнул взглядом по фотографиям и отправился дальше. Дом был огромен. Не один десяток дверей, ведущих в различные комнаты, галереи, коридоры возникали каждый раз, как Денис входил в новое помещение.
«Это какой-то заколдованный лабиринт, — нервничал Денис. — Я еще заблужусь тут, пожалуй, а недели через две меня, оголодавшего, оборванного и одичавшего, выловит какой-нибудь охранник. Я к тому времени забуду человеческую речь, буду бросаться на людей и охотиться на тараканов. И вообще мое хождение здесь напоминает какую-то компьютерную стрелялку, только парабеллума в руках не хватает и виртуальных чудовищ за углами».
В какой-то момент Денис понял, что ходит по кругу: он опять оказался в зале с камином.
«Так, нужно изобрести какую-нибудь систему. Буду заходить в первую дверь и все время поворачивать налево».
Следуя выбранному маршруту, он, миновав небольшую светлую галерею, оказался на другой половине дома. Грязнов понял это сразу по изменившейся обстановке и стилю интерьера. Величественная дубовая мебель сменилась современными креслами, диванами, журнальными столиками в стиле hightech, мрачные бордовые паласы — нежными ворсистыми ковриками веселеньких расцветок, вместо фотографий генерала на стенах стали появляться современные картины. Когда же Денис забрел в спальню, он окончательно убедился в том, что попал во владения Майи Рогачевской. Это была явно женская спальня. На туалетном столике возле зеркала выстроилась целая батарея всевозможных флаконов с духами, тюбиков помады, кремов, лосьонов и коробочек с косметикой. Окна выходили в сад, ажурные, прозрачные васильковые занавески колыхались от легкого ветерка.
«Так-так-так, мы во владениях Хозяйки медной горы. Надо быть внимательнее».
Грязнов-младший даже хотел обыскать комнату, но решил оставить это на потом, а пока тщательно обследовать другие помещения. Но в залах не было ничего подозрительного. Чистота, порядок и безупречный стиль обстановки. Комнаты были настолько совершенны, что напоминали скорее мебельный салон, чем жилые помещения.
— Как в музее. Здесь, наверное, жить страшно, чтобы не дай бог не пролить пиво на белоснежную обивку и не стряхнуть ненароком пепел на ковер, — бормотал Денис себе под нос. — То ли дело у меня — вечный бедлам, зато как уютно! Я всегда знаю, что пульт от телевизора нужно искать под грудой рубашек, а часы всегда оказываются под кроватью. И если я вылью даже тарелку борща на ковер, это не будет слишком бросаться в глаза.
С такими мыслями он дошел до самой дальней на первом этаже комнаты, располагавшейся в конце узенького коридорчика. Перед закрытой дверью Денис заметил предмет, привлекший его внимание.
«Где же я видел этот сверток? Не могу сообразить… вот ведь склеротик. Наверное, начинается сказываться дезориентация в пространстве и времени. А в самом деле, выберусь на улицу, а там снег идет, и народ Новый год празднует. Ага! — мелькнуло в голове Дениса. — Да ведь с этим самым свертком Майя вышла из магазина, и там, если я не ошибаюсь, детская одежда».
Денис осторожно развернул бумагу и извлек из упаковки джинсы, темно-зеленую и красную футболки и теплый вязаный свитер.
«Так и есть. Ну — одежда и одежда. Хотя интересно, для кого эта одежда? Размер и рост явно небольшой. Так, на подростка лет пятнадцати, не старше. А ведь у Бакатиных же нет детей. (В смысле, у Бакатина и Майи Рогачевской. Впрочем, и у первой жены, Фейгиной, от Бакатина детей тоже не было.) Странный, однако, набор — наручники и комплект детской одежды. Рогачевская — педофилка? Господи, какой бред в голову лезет! Пожалуй, стоит заглянуть с той стороны в окошко, посмотреть на узника».
Денис не сомневался, что в комнате что-то скрывают, потому что на двери висел замок, хотя все остальные помещения в доме были нараспашку.
По широкой застекленной галерее Денис вышел во двор, осторожно выглянул из-за угла и, обнаружив, что путь свободен, стал огибать дом, чтобы достичь нужного окна. Наконец Грязнов-младший добрался до него. Поднявшись на широкий выступ, возвышавшийся сантиметров на тридцать над фундаментом, Денис заглянул в комнату. Через стекло он увидел худощавого паренька. Тот сидел на кровати в какой-то неестественной позе. Приглядевшись, Грязнов понял, что узник прикован наручниками к спинке кровати и поэтому не может принять удобное положение.
«Очень интересно. Вдова занялась киднепингом? Веселая вдова, нечего сказать… Или это гном, которого откармливает зловредная колдунья, чтобы сожрать потом на праздничный обед?»
Осторожно, чтобы не привлечь внимание узника, Грязнов извлек из кармана пиджака компактный цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков человека в комнате. Затем тихонько спустился на землю и, решив, что отыскал нужную улику, направился к въездным воротам.
Денис расслабился от столь свободного передвижения по охраняемой даче и поэтому, не скрываясь, шагал по широкой садовой аллее к выходу, думая о маленьком человеке в заточенье и пытаясь сопоставить факты. Тут из кирпичной сторожки вылетел Василий, а за ним с коллекционным карабином наперевес его напарник. Василий убегал что есть мочи, попутно матерясь и ругаясь. Его приятель несся следом, изрыгая пьяным голосом проклятия в адрес своего товарища.
— Догоню, пристрелю как собаку! — вопил он. — Я солдат срочной службы, бля, стою на страже рубежей отчизны, а ты надо мной, паскуда, издеваешься?!
— Леха, успокойся! — кричал удирающий Василий. — Я же пошутил просто! Убери карабин, он же заряжен!
Денис еле успел прыгнуть за кусты, как мимо него пронесся Вася.
— Сам знаю, что заряжен! Сейчас попляшешь у меня! Так кто тут алкаш деревенский? Я, да? — не унимался Леха.
— Пошутил же! Ну прости, братан, опусти оружие, я тебя умоляю!
— А шестерка генеральская кто?! Тоже я? Да перестань ты скакать, дай прицелиться. Или попробовать все-таки прикладом по башке? Мне-то не жалко.
— Тебя посадят, точно тебе говорю, — пытался вразумить приятеля Василий.
— А по фигу! Мне один хрен, где сидеть, в тюряге или на этой даче долбаной. Остановись, по-хорошему предупреждаю, — бушевал генеральский охранник.
Приятели с дикими воплями нарезали круги вокруг укрытия Дениса, и тот никак не мог выйти.
«Да, видать, хорошо подействовал генеральский коньяк, — усмехнулся Грязнов. — Главное, чтобы не заметили, а то в таком состоянии пристрелят и не посомневаются. Да этот накушавшийся Алексей сейчас вообще все живое перестреляет. Бедный Василий, не завидую ему. Надо парня спасать».
Денис вздохнул и материализовался из кустов прямо перед вооруженным подарочным карабином охранником.
— Ты кто? — опешил тот.
— Равняйсь! Смирно! — гаркнул Грязнов.
Тот от неожиданности выронил оружие в траву и вытянулся в стойке.
— Что за безобразие на вверенном мне объекте? — наступал Денис.
— Кто вы? — осипшим от волнения голосом мямлил охранник.
Василий стоял неподалеку, выпучив осоловевшие глаза.
— Специальный агент Кремлевской канцелярии. Прислан личным указанием президента, который в данный момент ведет беседу с вашим командиром, для охранения особо важного объекта — дачи генерала армии Магнита Игнатьевича Рогачевского!
«Господи! Что за бред несу? Какая канцелярия? Какой президент? Слышал бы это кто-нибудь», — пробегали мысли в голове Грязнова. Но отступать было поздно, что называется, Остапа несло.
— В то время как ваш непосредственный начальник решает судьбы государства, вы — его надежда и опора — устраиваете пьяный дебош на секретном объекте. Безобразие! Преступление! Под трибунал!
— Мы больше не будем, — икнув от волнения, прошептал Василий, как второклассник перед директором школы. — Мы просто шутили. Правда, Лех?
— Угу, — пробормотал приятель, больше ни слова из себя он выдавить не мог.
— Значит, так, — скомандовал Денис. — Оружие поднять. Разрядить.
Протрезвевший от страха Леха бросился выполнять приказание.
— Теперь шагом марш на пост. И запомните: никого не видели, ничего не слышали. Мы будем за вами следить. Еще одна провинность, и отправитесь в штрафбат, ясно?
— Так точно, товарищ командир, — хором ответили солдаты.
— Вот и чудно, — сказал вдруг Грязнов тоном заботливой мамочки. — Теперь в постельку и баиньки. А то Магнит Игнатьич вернется, по попе настучит за такое поведение.
Шатающейся походкой приятели с безумным выражением во взгляде поковыляли к своей сторожке. Денис подождал, пока за ними закроется дверь, открыл железную калитку и оказался за пределами дачной территории Рогачевского.
«Вот ведь остолопы, — веселился он, направляясь к машине. — А если бы я сказал, что посланник Папы Римского или гонец Аида из царства мертвых, поверили бы? Хотя на последнего, наверное, в их глазах я был похож больше».
Он завел автомобиль и одновременно набрал телефонный номер.
— Макс, здорово. Грязнов. Ты на месте? Сейчас завезу тебе пару снимков, выведешь?
— Нет проблем, жду.
— В течение часа буду, — Грязнов отключил телефон, надавил на газ и уже через пять минут был далеко от генеральской дачи, перепуганных охранников и загадочного узника Бакатиной.
8
По дороге в «Глорию» Денис созвонился с Вячеславом Ивановичем и узнал о последних новостях — о нападении на Ладу. Тогда он изменил маршрут и поехал на Петровку, чтобы забрать ее у дяди.
Ладу он, к некоторому своему изумлению, нашел в полном порядке. Глядя на эту обворожительную молодую женщину, весело перебрасывающуюся шутками с начальником МУРа, невозможно было и представить себе, что не так давно она была на волосок от гибели.
Грязнов-старший сообщил, что китаец (да-да, именно китаец!) пришел в себя, но все отрицает, несмотря даже на то, что на ноже, разумеется, остались отпечатки его пальцев. Говорит, что был в гостях у приятеля, тот ушел за пивом, а он, китаец, вышел подышать на балкон, перегнулся через перила, не удержал равновесия и упал вниз. Такая вот история.
— Н-да, — покачала головой Лада. — А ведь почти так все и было…
— А что говорит хозяин этой самой квартиры? — спросил Денис.
— Хозяйка, — поправил Грязнов-старший, — хозяйка, отрок! Не знаешь своих соседей, что ли? Там живет старая холостячка, профессорша МГУ Софья Никоноровна Пальцева. Всю жизнь научный коммунизм преподавала, теперь на даче круглый год ковыряется. Не было ее дома в этот день. Как, впрочем, и во многие предыдущие.
— Экспертизу замка делали?
— Какой шустрый! Кто тебе за день результаты выдаст?! А впрочем, я и так скажу. Замок фуфло, сам смотрел, его безо всяких фомок распотрошить можно, не проблема. Надо разрабатывать этого китайца. Подождем, пока оклемается, и возьмем в оборот. Заодно проследим, не проявляет ли к нему кто повышенного интереса. Может, его теперь самого убрать попытаются. Неудачливый киллер — мертвый киллер, знаешь ли.
Денис про себя подумал, что китайца надо брать в оборот как раз сейчас, пока не оклемался, но вслух не сказал — на то он, в конце концов, и частный детектив, а не государственный. У него свои методы найдутся.
Он молча вздохнул и повернулся к Ладе:
— Поехали домой? Я устал как сволочь.
Она кивнула с пониманием и добавила:
— Только давай сегодня в «Седьмой континент» заезжать не будем, ладно?
Денис расхохотался. Дядя с непониманием уставился на них, потом махнул рукой: валите, мол, отсюда, оглоеды, и без вас проблем хватает.
9
Минут через пятнадцать она сказала:
— Ты пропустил поворот.
— Знаю. Хочу в агентство заехать, посмотреть фотографии, которые на даче у Рогачевских сделал. Не против?
Лада усмехнулась.
— Ты что?
— Да так. Удивляюсь. До чего же оптимистичный ты человек. Может быть, рассчитываешь, что Майя сама поймала убийцу Бакатина и теперь посадила его под домашний арест?
Денис молча пожал плечами, свернул на Неглинную и остановился около офиса «Глории». Они спустились на цокольный этаж. Денис открыл дверь своим ключом. Заглянул к Максу. Того уже не было.
— Придется самому, — вздохнул он. — Не очень-то я это умею, но попробую, — сказал он Ладе.
— Может, позвонить Максу, пусть возвращается? За что, в конце концов, ты ему деньги платишь?
— Не плачу уже два месяца, — сознался Денис. — Да и честно сказать, оно и к лучшему. Не хочу сейчас ни с кем разговаривать.
— Ладно, иди к компьютеру, а я зайду к ребятам. Потом подойду.
— Хорошо.
Денис прошел прямо в свой кабинет. Слава богу, никого не было, ему действительно не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Он достал свой цифровой фотоаппарат и стал подсоединять его к компьютеру.
— Ну давай, где ты, малыш, — приговаривал он тихо.
Наконец в компьютере возникли фотографии, сделанные Денисом в доме генерала. На них был небольшого роста человечек с нервным припухшим лицом. Лица, впрочем, почти нигде видно не было, за исключением кадра, где он отрешенно уставился куда-то в одну точку.
«Кто же он такой? — размышлял Денис. — И почему Майя держит его взаперти?»
Тихо вошла Лада.
— Ну что, получились фотографии? — спросила она у Дениса.
— Так себе. Лица почти нигде не видно.
— Дай посмотрю, — Лада села рядом с Денисом за компьютер.
Он показал ей несколько фотографий.
— Странное ощущение, — произнесла Лада. — То ли дежа вю, то ли…
— Вот, пожалуй, самая лучшая фотография, — Денис, не прислушиваясь к ее интонации, вывел на монитор изображение человека, печально смотрящего в окно. Объектив четко поймал взгляд этого человека, словно специально вглядывающегося в камеру.
Лада со странным выражением лица откинулась на спинку стула, закрыла глаза рукой.
— Ты что? — спросил Денис.
Она усмехнулась и покачала головой. Потом еще раз всмотрелась в фотографию и, опять усмехнувшись, сказала:
— Ты знаешь, кто это?
— Нет, а ты? — в свою очередь поинтересовался Денис.
— А я знаю…
— Кто?
— Это Гришка, мерзавец!
— Какой Гриша?
— Тот самый Гриша Грингольц. Я тебе рассказывала.
— Ты же говорила, его убили? — Денис поднял брови.
— Угу, убили. Значит, не на смерть. Ну подлец! Как все обставил! Значит, он жив и невредим.
— Значит, жив, курилка! — повторил Денис. — А ты говоришь, плохо быть оптимистом.
Денис в возбуждении забегал по офису, размахивая руками.
— Усопший Грингольц, говоришь? — в сотый раз терзал он Ладу.
— Он самый, — с легким раздражением отвечала та. — Что, никак не можешь поверить своему счастью? Вернее, моему?
— Честно говоря, не могу. Чувствую себя героем американского триллера: узники, прикованные наручниками, ожившие покойники. Красота. Я в детстве хотел летчиком стать, думал, жизнь интересная. Хорошо, что не стал. Представляешь, какая у них скукотища: проснулся, умылся, оделся, полетал немного, спать лег. А тут такая романтика. Просто «Возвращение живых мертвецов», часть четвертая.
— Ладно, перестань болтать, — перебила Панова. — Делать-то что будем?
— К дяде поедем, — ответил Денис.
— Думаешь, он по тебе уже соскучился?
— Просто уверен в этом. Пошли скорее.
Молодые люди запрыгнули в машину и снова отправились на Петровку. Но сделать это оказалось не так-то просто. Огромная пробка растянулась на несколько кварталов. Грязнов нервничал, постоянно давил на сигнал, чем довел Ладу и окружающих до исступления, и матерился про себя на обнаглевших «чайников».
— Почему ты так дергаешься? — не выдержала Лада.
— Да потому что я уже подумал, что это безрезультатное дело, и мы никогда не докопаемся до истины! Я ненавижу проигрывать. А теперь вновь появилась надежда распутать это дело.
— Ага, рвешься в бой. Остынь. В таком состоянии плохо соображается. Дела нужно распутывать с холодной головой.
— И чистыми руками, — вставил Денис. — Они тоже не помешают. Кстати, ты знаешь, что в твоем родном отечестве — в США то бишь — стояние в пробках перевели в конкретные цифры потерь национального дохода?
— Первый раз слышу, — призналась Лада.
— Семьдесят восемь миллиардов долларов — то-то же. Больше чем весь российский годовой бюджет, между прочим.
Грязнов-старший, увидев переступившего порог его кабинета племянника с американской спутницей, с трудом удержался от улыбки.
— С чем пожаловал?
— Тут дельце одно есть, — сообщил Денис.
— Да ну? Удивил старика. Я-то понадеялся, что любимый племянничек заскочил с плюшками дядьку своего проведать после длительной разлуки, а ты разочаровываешь меня. Нехорошо.
Денис обиженно покосился на хмыкнувшую Ладу.
— Хватит издеваться. Помощь нужна.
— Ну и кого арестовать, кого к стенке поставить? Вертолет с ОМОНом заказывать, или так обойдемся?
— Обойдемся. Я думаю, автобуса со спецназом будет достаточно, — оскорбленно прогудел Денис.
— Да что случилось, наконец?!
— Нужно человечка одного из заточения вызволить. Он на дачке одной парится. Нам бы несколько крепких ребят на всякий случай, и делов-то на пятнадцать минут.
— Ну-ну, быстрый какой, — охладил пыл Дениса Грязнов-старший. — Что за дачка-то?
— А дачка принадлежит государственной важности человеку. Генералу армии в отставке Магниту Игнатьевичу Рогачевскому. Знаешь такого?
— Иди ты! — усмехнулся начальник МУРа. — Генерал армии? Широко шагал товарищ Рогачевский. Как не знать такую значительную фигуру. Он лет двадцать назад кровушки моей вволю попил, старый солдафон.
— Как это? — удивился Грязнов.
— Расскажите, — попросила Лада.
— Ох, если вкратце, этот нехороший человек однажды напился и непотребно себя вел. Оскорблял советскую милицию вообще и отдельных ее сотрудников в частности, приставал на улице к мирным, ни в чем не повинным людям и пытался укусить девушку за ногу. Поэтому я решил, что пятнадцать суток тюремного содержания подействуют на него облагораживающе, а он решил, что такие люди, как я, не достойны носить гордое звание капитана милиции, и сделал все возможное, чтобы я перевоплотился в лейтенанта. Но это еще не все, начальство мое, показывая свое рвение, отстранило меня от всех мало-мальски серьезных дел и обязало заниматься трудными подростками и бумажками. На них я убил полтора года своей молодой жизни, пока снова не доказал свою профессиональность и лояльность. Вот так, подробности письмом, а пока давайте выкладывайте, что за человек с генеральской дачи вам понадобился.
— Есть некий Гриша Грингольц, который умер, а оказалось, что вовсе он и не умер, а сидит себе преспокойненько в гостях у генерала Рогачевского, который в свободное от решения государственных вопросов время является папенькой Майи Рогачевской, гражданской вдовы, если можно так сказать, усопшего Валентина Бакатина соответственно.
— Грингольц — это тот, по делу которого я приехала, — напомнила Лада.
— Понятно. То есть, как всегда, совсем ничего не понятно. Тут умер, тут не умер. Это как? Больной скорее жив, чем мертв?
— Дядь, подробности письмом. Сейчас надо Гришу вызволять. Так поможешь?
— Ну что сказать тебе, Денис? Видно, придется тебе меня в свое агентство на штатную должность оформить, да и ребяток из ОМОНа тоже. А то они, бедолаги, вечно твои вопросы решают.
— Без проблем, возьму на ставку, — ответил Денис. — Ну что, получится?
— Ох, не даешь старику отдохнуть. Едем, — Грязнов поднял трубку и начал набирать номер.
— Дядя Слава, а тебе-то чего надрываться? Мы и сами справимся. Охраны там всего два человека. Никаких проблем возникнуть не должно.
— Ну да, — Вячеслав Иванович укоризненно посмотрел на Дениса. — Во-первых, генерал армии — это тебе не Грингольц какой-нибудь, а во-вторых, мне с ним и самому повидаться охота. Вспомнить молодость, так сказать.
— Ну если только так. Будешь жестоко мстить? Арестуешь старика генерала за сокрытие особо опасного преступника?
— На месте посмотрим, — ответил Грязнов-старший.
