— Свидетели-кинологи чисты как стеклышко, а этих бесконечных баб я просто не знаю, как проверять! — Сева просто кипел от возмущения. — Пусть кто-то другой этим занимается! Или по крайней мере придумайте мне универсальный тест: два вопроса, а еще лучше один. Чтобы я мог позвонить, спросить и — все. Чтобы сразу понятно: возиться дальше или вычеркивать.

— Ты сколько человек проверил? — спросил Денис.

— Пятнадцать. То есть процента три. И то проверил — это громко сказано. Я только заикнусь об Эренбурге, а они тут же начинают у меня допытываться: где он, да почему не звонит, да кто я…

— Хорошо, давай попробуем упростить задачу. Отрабатывай только помеченных плюсами, то бишь интеллектуалок. Если злодеи специально подставляли ему женщину, чтобы разведать, что именно ему известно, то дурочка не подошла бы для такой роли, логично?

— Логично, — нехотя согласился Голованов. — Но это предполагает, что у злодеев в команде есть такая. Нестарая, симпатичная и с головой, а это вообще-то большая редкость. И потом, а вдруг он с первого раза в ней интеллектуалку не разглядел и не пометил плюсиком?

— Слушай, — воскликнул Макс, — а ты не упоминай Эренбурга вовсе. Нужно сыграть в телефонный опрос. Например, ты представитель некоего издательства. А лучше не ты. У тебя есть знакомая с приятным голосом?

— Найдем.

— Ну вот. Пусть она поинтересуется, какие журналы читает каждая девушка, какие книжки, какую музыку любит, какие сериалы смотрит. Если сплошные любовные сопливые бредни, женские журналы и попса — это не наш человек. И соответственно: Кант, классика, Феллини-Пазолини и прочее альтернативное кино — тогда давай уже сам в личной беседе проверяй, что у дамочки с Эренбургом.

— А это мысль! — просветлел Сева. — Так мы их быстро рассортируем.

— Отлично, — подытожил Денис. — Николай, что у тебя?

— Кто-то пытался за нашей спиной узнать у пенсионера Иванова содержание записей Эренбурга. Злодей назвался Йоганом Брюгге, коллегой Эренбурга. Я проверил Брюгге. А потом еще раз проверил. У Брюгге нет и не было оснований избавляться от Эренбурга, и к Иванову ходил не он. Предлагаю пригласить Иванова и составить фоторобот злодея. Макс, ты сможешь?

— Без проблем, — кивнул Макс. — Есть хорошая программулина.

— Но это еще не все, — продолжил Николай. — Я уверен, что злодеи ждали Эренбурга в кафе «Лотос». Он почти каждый вечер заканчивал там свой пивной моцион. И тридцать первого июля он был там уже после того, как расстался с проститутками.

— И что это нам дает? — справился Агеев.

— Пока ничего. Но это объясняет, почему преступники не знали, где портфель, и отпадает необходимость проверять остальные бары. К сожалению, в «Лотосе» нет камер видеонаблюдения. Но если Иванов составит нам фоторобот… И можно еще попросить соседку Эренбурга тоже составить фотороботы тех двоих, что ломились к журналисту в квартиру. А потом надо предъявить их в кафе. И еще нужно смотреть в оба и регулярно проверять офис, машины и одежду на предмет «жучков».

— Филя, что у тебя? — спросил Денис.

— Эренбург встречался с Кропоткиным и уговаривал его быть осторожнее. А еще аспирант Старостяк считает, что Кропоткина убили. Говорит: враги. Но, по-моему, он просто псих. Ему самому смерть Кропоткина — нож в горло, вот он и бесится — ищет виноватых. Он, правда, упомянул Джонсона, так что поговорить с ним еще раз не мешало бы, но только не мне: у нас друг на друга выработалась стойкая аллергия.

— А Кропоткина, между прочим, действительно могли убить, — подал голос Демидыч. — Мне один спец рассказал, что есть целая группа так называемых сердечных гликозидов и еще адреналин, которые, если уколоть внутримышечно, то не более чем через сутки случится с человеком инфаркт. Надо бы достать протокол вскрытия и показать умным людям.

Демидыча сменила на посту у реанимационной палаты охранники из ЧОП «Омега», которых наняла Леви. «Омега» занималась в основном охраной VIP-персон, и Демидыча откровенно беспокоило, справится ли качок в костюме за пятьсот баксов с серьезной ситуацией, если она вдруг возникнет. Но сидеть под дверью Эренбурга неделями он не мог, а бросить на это дело половину «Глории» не мог Денис.

— А толку-то от протокола? — вздохнул Щербак. — Сам же говоришь, инфаркт наступает в течение суток. Значит, уколоть его могли, например, утром по дороге на работу или вообще накануне. Зажали в автобусе или в метро, шприц в задницу — он даже если почувствовал, то ни фига не понял… Короче, через укол нам на исполнителей не выйти.

— Зато если подтвердится убийство, менты обязаны будут завести дело. Пусть повкалывают. У них, в конце концов, и людей и ресурсов побольше, чем у нас.

— Жди! — фыркнул Сева. — Просто еще один висяк образуется. Много они по остальным убийствам навкалывали?

— Хорошо, — прервал полемику Денис. — Протокол вскрытия попробуем достать и с патологоанатомом поговорим. А пока идем дальше. Макс, что со схемой?

— Пока ничего определенного. Слишком много вариантов. На «с» в русском языке тысячи слов, тысячи фамилий. Пусть с наукой и Кропоткиным конкретно связано чуть меньше, но это все равно пытаться объять необъятное! Я понятия не имею, сколько у меня еще уйдет времени на выборку хотя бы десятка наиболее вероятных названий и фамилий…

— Ладно, — прервал Денис. — Один вариант дал нам академик Беспалов. «С» — это вполне может быть Сорос. Джордж Сорос — миллиардер, филантроп и инвестор. По крайней мере, Эренбург, общаясь с Беспаловым, очень интересовался деятельностью Сороса в России.

— В смысле Сорос на корню скупает наших ученых, а кого не удается скупить — мочит, — хмыкнул Агеев, — так, что ли?

— Сорос — это слишком круто… — протянул Макс. — С его деньжищами он нас в порошок сотрет, если сунемся. Хотя с другой стороны… красивая версия! Очень красивая. Акула империализма лично, без всяких там НАТО, ЕС и прочих, сам по себе взял и захотел превратить Россию в никчемный сырьевой придаток. Что для этого нужно? Лишить нашу любимую родину оборонного потенциала. Но не танковые заводы позакрывать, а прикрыть самые передовые разработки. То есть истребить лучших физиков, химиков, медиков…

— Фантастика, — скептически ухмыльнулся Щербак. — Он что, псих?

— А вдруг? Бабок у него немерено, можно играть в любые игры. Кто знает, чем он на самом деле занимается.

— Не, народ, это уже бондиана какая-то получается, — замотал головой Сева. — Вселенский злодей, и мы, типа простые русские парни, схватим его за задницу?

— Возьмем исполнителей — схватим и его, — ответил Макс.

Раздался телефонный звонок, и Агеев, сидевший ближе всех к аппарату, снял трубку:

— Николая Щербака спрашивают.

Все как по команде замолчали. Щербак ответил и, зажав трубку рукой, сообщил коллегам:

— Альбина. — И уже ей: — В какой центр? Понятно, спасибо, это может быть важно. — Он попрощался и дал отбой. — Альбина вспомнила, что Эренбург примерно за неделю до нападения обмолвился, что ходил или собирается в Гуманитарный оздоровительный центр. Что это за центр такой, она не знает.

— А это вполне может быть одна из контор Сороса, — заметил Денис. — Что она еще сказала?

— Ничего больше.

— Давай-ка ты с ней поговори более подробно: что говорил, как говорил, в связи с чем говорил Эренбург об этой конторе. Макс, ты можешь быстренько составить нам справочку по Соросу?

— Пятнадцать минут, — кивнул хакер. — Пожевать чего-нибудь организуйте. А пока принесут, будет вам справочка.

Сыщики заказали по телефону пиццу и устроили небольшой перекур, Макс удалился к себе в подвал и вернулся даже раньше, чем пицца была доставлена.

— Для начала короткое досье. — Хакер роздал коллегам по экземпляру, но для верности прочел и вслух: — Сорос Джордж. Родился в тысяча девятьсот тридцатом году в Будапеште. Еврей. Учился в Англии. Разбогател в Штатах в шестьдесят девятом году, когда стал руководителем и совладельцем фирмы (ныне «Квантум групп»). Первый фонд — «Открытое общество» основал в Нью-Йорке в семьдесят девятом году. На данный момент сеть фондов Сороса охватывает тридцать стран.

Заниматься благотворительностью в России Джордж Сорос начал по разным данным то ли в восемьдесят седьмом, то ли восемьдесят девятом году. По его собственным словам, успел за это время вложить в наши науку, искусство, образование более миллиарда баксов. Это только благотворительность. Кроме этого, есть еще инвестиции, но он сам твердит, что деятельность филантропа для него важнее деятельности инвестора. Самые крупные благотворительные программы: проект «Малые города» — тридцать пять наших городов получили один и семь миллиона долларов, проект по борьбе с туберкулезом и программа борьбы со СПИДом. Инвестиций у него тоже немалое количество, в частности приличная доля в Газпроме.

Недавно был в Москве, давал пресс-конференцию, говорил, кстати, о науке, вернее, об одном документе, выпущенном Российской академией наук. Согласно этой директиве, руководство Академии наук будет теперь контролировать все совместные работы, заявки на международные гранты и публикации российских ученых в иностранной печати. И Сорос очень возмутился: он, дескать, потратил на поддержку российской науки около ста миллионов долларов — и не делал бы этого, если бы предвидел появление подобного циркуляра. Общественное мнение не в его пользу. Среднестатистический обыватель, которому ни копейки не перепало, а таких в стране гораздо больше половины, уверен, что если Сорос уйдет из России, то мы только выиграем.

Цитата из речи лидера движения «Духовное наследие»: «Гуманитарная помощь в любой форме — это степень влияния и на внешнюю политику государства, и на внутреннюю. И когда мы получаем полтора-два миллиарда долларов в виде не экономических кредитов, не программ развития, а в виде гуманитарной помощи, да к тому же еще тот, кто дает деньги, определяет, кому он дает и как перед ним отчитываться, то мне совершенно понятно, что все это не во благо России».

И еще случайно наткнулся на забавную цитатку: «Филантропия — это одно из средств буржуазии маскировать свой паразитизм и свою эксплуататорскую сущность посредством лицемерной, унизительной „помощи бедным“ в целях отвлечения их от классовой борьбы». Советский словарь иностранных слов.

И, наконец, цитата из самого Сороса: «Богатство дало мне возможность делать то, что мне кажется важным, воплощать в жизнь мои мечты о лучшем мироустройстве… Рано или поздно народы и избранные ими правительства должны взять на себя ответственность за создание Открытого общества — не только в России, но и во всем мире. Когда наступит это время, станут понятными мои мотивы и никто не будет спрашивать, почему я оказывал помощь». Вот в этом он весь: денег дам, но не скажу зачем, и чего потом взамен потребую — тоже не скажу… А дальше там адреса российских отделений его фонда.

— Понятно, — кивнул Денис. — Макс, попробуй выяснить, были ли ученые из списка Эренбурга как-то связаны с фондом Сороса. А я наведаюсь в сам фонд.

— Думаешь, они тебе возьмут и признаются? — оскалился Щербак.

— Нет. Но попытаемся спровоцировать их на незапланированные неосторожные действия — во-первых. А во-вторых, продолжаем искать исполнителей.

Снова зазвонил телефон.

— Не иначе девушка Альбина еще что-то вспомнила, — гыгыкнул Агеев, снимая трубку.

Но к аппарату потребовали Дениса, и коллеги, умолкнув, наблюдали, как мрачнеет и вытягивается его лицо, пока он слушает.

Денис положил трубку и растерянно обвел взглядом товарищей.

— Что там? — в один голос поинтересовались Демидыч и Филя.

— Погиб Эренбург.

— Умер? — ошарашенно хлопнул ресницами Филя. — Умер в реанимации?

— Нет, ДТП. Она толком ничего не объяснила. Сказала: погиб. Его перевозили на операцию в другую клинику. Машина «скорой» попала в аварию. Столкнулась с маршрутным такси. Филя, Демидыч, поезжайте посмотрите.

— А кто звонил? — справился Макс.

— Леви. По-моему, она сама в глубочайшем трансе.

Агеев озадаченно поскреб затылок:

— Так мы что, не завязываем с расследованием?

— Наоборот, продолжаем с удвоенной силой.

— Когда все случилось, только что? — справился Демидыч.

— Не знаю, — пожал плечами Денис. — Говорю же, она в трансе, что я, должен был ее пытать? Сами все узнаем.

Агеев и Демидов заторопились на выход.

— Сейчас, кстати, по телику должен быть «Дорожный патруль», или как он там у них называется… — заметил Сева, когда они ушли. — Могут и эту аварию показать.

— Так включай, — буркнул Макс.

Еще пять минут, пока шла реклама, сидели молча. Наконец началась передача, и как раз с нужного ДТП.

— В девять десять, — сообщил репортер, — на пересечении Нагатинской улицы и Варшавского шоссе столкнулись машина «неотложной помощи» и маршрутное такси…

— Когда? — присвистнул Сева. — Три часа назад?!

— Помолчи, — оборвал Щербак, — дай послушать.

На экране появились смятая справа маршрутка и лежащая на боку «скорая». Вокруг суетились с носилками медики, эмчеэсовцы, гаишники. Несколько тел, прикрытых с головой, лежали прямо на асфальте.

— Маршрутное такси с превышением скорости двигалось на зеленый сигнал светофора и столкнулось с выехавшей на перекресток машиной «скорой помощи», — продолжал репортер. — По свидетельству очевидцев, сирена и мигалка в машине «скорой» не работали, а значит, виновником аварии всецело является водитель «скорой», не имевший права преимущественного проезда.

Показали тощего парня в спортивном костюме.

— Я за «скорой» шел, — сказал парень-свидетель, — на желтый начал притормаживать, как положено, а «скорая» как шла, так и продолжала, хотя те, что поперек шли, уже тоже двинулись. Остановиться он даже не пытался, потом уже, когда выскочил на целый корпус на перекресток, пытался вроде выворачивать вправо. Но поворот не включил…

Свидетель исчез из кадра, появился засыпанный битым стеклом асфальт, и репортер заявил, что отсутствие тормозного пути у «скорой» еще раз доказывает вину ее водителя в произошедшей трагедии.

— Да, может, у мужика тормоза отказали! — заступился за водилу Сева.

И репортер, словно отвечая на Севино замечание, заметил:

— Окончательно обстоятельства и причины аварии будут еще устанавливаться. А пока мы можем сообщить о как минимум шести жертвах этого дорожно-транспортного происшествия. И количество их, возможно, увеличится, поскольку еще пятеро госпитализированы в ближайшие больницы в крайне тяжелом состоянии. Об изменении и развитии ситуации смотрите в нашем вечернем выпуске.

— Короче, зря Филя и Демидыч поехали, — вздохнул Щербак. — Ничего они там уже не увидят.

Агеев и Демидыч действительно прибыли на место аварии, когда смотреть уже было не на что. Даже разбитые машины утащили на эвакуаторах, только на асфальте еще хрустели под колесами остатки стекла и кое-где остались темные пятна, — возможно, крови, а возможно, машинного масла.

— В морг поедем? — поинтересовался Демидыч.

— А смысл? — скептически поморщился Филя.

— Тогда я — в больницу. Попробую хоть что-то узнать.

— Конечно, а мне, значит, как всегда, самое «приятное» — с гаишниками общаться…