Глава четвертая
Следователь, понятное дело, сочувствовал Денису. Как не объяснишь заядлому болельщику, почему его любимая команда проиграла, имея подавляющее преимущество на протяжении всего матча, так же было бесполезно спорить с этим рыжеволосым, который уперто твердил свое:
— Медведь не мог… Ну и пусть пистолет опознан! Здесь что-то не то, нужно думать…
Терпеливо выслушав все доводы Дениса, следователь после паузы произнес твердо:
— Все, это дело я закрываю.
— Но как же?..
— По закону. У меня нет оснований продолжать расследование.
— А у меня есть!
— Ты частное лицо.
Хотя из кабинета следователя Денис и вышел с видом победителя, но уже в машине, по пути к «Глории», начал как-то сдуваться, и весь его запал будто вылетел в окошко. Да, он, конечно, красиво бросил вызов судьбе, но совершенно не представлял себе, что нужно делать дальше.
Хотелось кому-нибудь пожаловаться, да хоть тому же Самохину, но тот срывающимся голосом орал в телефонную трубку.
— Брать их надо! Уже есть санкция, вот она, передо мной лежит! Самоха схватил со стола спортивную газету. — Слышишь, шуршу? Где достал неважно! Это не твои проблемы! Надо пользоваться случаем! Пакуйте их!
Денис отрешенно смотрел на улицу. Ясно же, что Самоха разыгрывал перед ним очередную мыльную оперу. Тоже нашел момент! Совсем и несмешно. А за окном его кабинета будто резвились пиротехники — скапливался туман, и он не рассеивался, а, наоборот, становился все более плотным.
Самохин бросил наконец трубку на рычаг и вскрыл обертку «сникерса». Теперь он смотрел на Дениса с ожиданием: прошел ли розыгрыш?
— Мы только что Лебзяка с женой взяли, — наконец, без особой надежды в голосе, произнес он. — Тепленькими, прямо в постельке.
— Надо же! — вяло удивился Денис. — Ловко.
— Ясненько… — до Самохина дошло, что с ослом лучше не шутить получишь хвостом по морде. — Ну хвастайтесь, шеф.
— Да чем хвастаться-то? — вздохнул Денис.
— А вы по порядку.
— По порядку?.. Мы не виделись с ним больше года… — Перед Грязновым сидел худой мужчина, как-то очень уж женственно подпирая подбородок рукой. — Расстались с ним после того, как…
— В каком смысле — расстались? — насторожился Денис.
— В творческом… Нет-нет, между нами ничего… Понимаете, мы вместе работали над сценарием. У меня была идея, а у Кирилла связи. А потом я узнал, что моя фамилия исчезла… Ну он вычеркнул ее… Правда, картину так и не запустили. Может, это и к лучшему… Простите, можно поинтересоваться? А как вы на меня вышли?
— По телефонному номеру в записной книжке.
— И что, вы теперь всех вот так нагло выдергиваете? — Девушка не была лишена красоты, но косметика эту красоту не подчеркивала, а, наоборот, всячески скрывала.
— Не выдергиваем, а вежливо приглашаем или приезжаем на дом, как в вашем случае.
— Ага, можно подумать, Коля такой дурак и ничего не поймет!
— Коля?
— Муж мой. Я замужем, к вашему сведению. Уже два года. Ясно?
— Поздравляю…
— Не хочу, чтобы он что-нибудь узнал про эту сволочь. Я для этого со всеми подругами специально разругалась. И тут вы со своими приглашениями и приездами! Хорошо хоть, Коля на работе целый день…
— Простите…
— Ничего-ничего, время терпит! — сказало густо заросшее щетиной «лицо кавказской национальности», угощая Дениса только что приготовленным пловом. — А Кирилла жалко, хороший был парень. И деньги жалко. Он мне деньги должен был, вай.
— И вам тоже? Большие?
— Чего уж теперь!.. Обещал отдать с процентами, да вот, сам панымаишь, дарагой. Хороший был парень…
— Вы можете назвать точную сумму?
— В прошлом декабре две тысячи, и вот буквально на днях еще семьсот, изрек лысоватый мужчина в туго затянутом галстуке. Чтобы поговорить с Грязновым, он вынужден был прервать селекторное совещание.
— Долларов? — уточнил Денис…
— Нет, у меня в тот момент были только немецкие марки, — сказала молодящаяся дамочка в строгом костюме. — Я в Германии по контракту работала. Думала, вернусь домой, «фелицию» куплю. Он мне и расписку дал. Вот. — Она протянула Денису бланк…
— «…в том, что я, Медведев Ка Эс, взял у Быбина Тэ Эф пять тысяч американских долларов, — прочитал Денис, — сроком на три месяца».
— Совершенно верно, — кивнул Быбин, протирая носовым платком стекла очков.
— А зачем ему эти деньги? Он вам говорил?..
— Ох, он любому мог мозги запудрить, — махнула рукой бабенка с простым, наивным лицом. — И я поверила. Знаете, он ведь с крыши из-за меня прыгнуть хотел… Подошел так к краю, а у меня аж сердце захолонуло.
— Любовь? — понимающе покачал головой Грязнов…
— Любовь… — И девчонка разрыдалась. Совсем еще юная девчонка, можно за школьницу принять. — Я же не знала, что у него жена-а-а!..
— Вы успокойтесь. — Денис плеснул в стакан воды. — Выпейте.
Крашеная блондинка с фиолетовыми ногтями сделала аккуратный глоток. Она не плакала, но была на грани взрыва.
— В общем… Он заставил меня сделать аборт… А я была уже на пятом месяце…
— Заставил? Как это можно заставить?..
…- А вот так! — закричала миловидная девушка с очень короткой стрижкой. — Взял бритву и сказал, что полоснет себе по венам!
— А вы что?..
— А что я? — пожал плечами солидный мужчина в годах. — Не тронь дерьмо — не завоняет. Знаете такую поговорку? Предупредил его только: «Еще раз встречу — морду набью». Больше я его не видел…
— Спасибо… — задумчиво сказал Денис.
— Не за что! — закрыл за ним дверь парень в спортивном костюме. — До свидания!
Всех этих «свидетелей» Грязнов, разумеется, не вызывал, а просил прийти, если есть такая возможность, или же сам ездил к ним, к друзьям и недругам Медведя, подругам и любовницам, товарищам по цеху, приятелям, знакомым и знакомым знакомых…
Кто-то легко шел на контакт, кто-то совсем не шел, не желая светиться, народ-то по большей части публичный. Денис уговаривал, уламывал, угрожал даже и страшно при этом завидовал «ментам», у которых всегда под рукой бумажка с печатью. Эх, ему бы такую бумажечку… Трудно все-таки быть «частным лицом».
В общем, на сбор информации Грязнов потратил несколько дней и два бака бензина. Умотался, как уличный пес. А толку? Да не было никакого толку… Следователь только хмыкал.
В каждом кредиторе Денису виделся потенциальный заказчик. Да и по жизни обиженных многовато. Надо же… Ни одного доброго слова!
Если бы Грязнов не знал Медведя, точно бы про него подумал — конченый урод.
И за окном кабинета по-прежнему клубился непонятный туман.
А ведь все объяснялось очень просто: в асфальте зияла большая дыра с рваными краями. Из нее вырывался столб белого пара. Долетая до грязновского окна, пар терял скорость и сбивался в облако.
Зеваки стояли за выставленным оцеплением. Среди них был и Денис. Приоткрыв рот, он смотрел на дыру в асфальте, на облако пара, на рабочих в оранжевых жилетах, которые мало чем отличались от самих зевак — так же стояли, пялились на дыру и не знали, что делать…
— Стихийное бедствие. Денис созерцает, а служба идет, — с издевкой в голосе продекламировал Цыган.
— Браво, — обернулся к нему Грязнов. — Какая, на фиг, служба? Мне постоянно повторяют, что я частное лицо.
— Я тут уже минут двадцать. Отвлекать не хотел.
— Да, завораживает… Пойдем куда-нибудь, у меня в кабинете такая парилка…
— В кабине-ете! — надув щеки, передразнил его Цыган. — Лучше поедем.
Они подошли к новенькой иномарке. Цыган щелкнул брелком и распахнул перед Грязновым дверь.
— Культурная программа? — Денис раздумывал, садиться или нет. После поминок он был уверен, что с Цыганом они больше не сойдутся никогда, ни при каких обстоятельствах.
— А ты сильно торопишься?
— В общем, нет…
— Это я заметил. А убийца на свободе.
До реки было рукой подать. Цыган вынул из багажника болотные сапоги, бросил их Грязнову, а сам подхватил чехол со спиннингом.
— Ну разве не чудо? — Цыган был бодр и активен. Он быстро шагал по высокой траве к берегу. — Два километра от Москвы — а будто на другой планете!
— Кто тебе сказал, что я рыбак? — плелся за ним Денис. — Я не люблю ловить рыбу, мне ее жалко. Я зеленый.
— Спасибо, что не «голубой», — засмеялся Цыган. — Преступников по той же причине не ловишь? Жалко?
Грязнова совсем разморило на солнце. Речная вода была спасением. Пока Цыган собирал спиннинг, он сбросил ботинки, закатал брюки до колен, снял пиджак и рубашку, сорвал лопух, сделал из него что-то вроде панамы. И лег на травку.
— Знаешь, мне вчера так смешно стало, — сказал Цыган. — Сначала разозлился. Стою на балконе, курю. Глядь, ты идешь. Прямо подо мной. Думал, кинуть бы сейчас чем-нибудь тяжелым.
— Ну и кинул бы…
— Так смешно вдруг стало…
Денис перевернулся на живот, лениво подполз к самому краю берега.
— Давно такого кайфа не испытывал. Спасибо тебе, Цыган. — И опустил голову в воду.
Стало тихо. Бесшумно покачивались тонкие водоросли. Совсем рядом блеснула чешуей мелкая рыбешка. Лицо Грязнова расплылось в блаженной улыбке.
И вдруг чья-то рука схватила его за плечо…
Берег реки, лес. Натура. Ночь.
— Что? — выдернул голову из воды Сабанов.
— Мы здесь были! — истерически кричал ему прямо в лицо Антон. — Совсем недавно! Вон коряга торчит!
— Знаю, заткнись! — отмахнулся от него Сабанов. — У меня есть план!
Эти слова товарищей не обнадежили. Некрасов лежал, положив голову Гале на колени, и отрешенно смотрел перед собой. Галя гладила его по загривку, как котенка. Белоусов, стуча зубами, стоял далеко в стороне.
— Надо идти вдоль берега! — Сабанов пытался заразить друзей новой идеей.
— И что? — без особого энтузиазма отозвался Белоусов.
— А то, что у человека одна нога короче другой!
— Жень, я с ума схожу, — шепнула Галя Некрасову.
— Мне холодно… — пожаловался тот в ответ.
— Поэтому и ходим по кругу! — радовался собственной догадке Сабанов. А если вдоль берега, то утром будем в лагере!
— А если это не та река? — В темноте глаза Антона блестели, как два светлячка.
— Что значит — не та?
— Ну другая…
— Все равно надо вдоль берега!
— Давайте плот сделаем! — предложил Белоусов.
— Ты умеешь? — с надеждой посмотрела на него Галя.
— Не-а… А ты?
— Я никуда не пойду, — вдруг громко заявил Некрасов.
— Не ходи, — равнодушно пожал плечами Белоусов. — Да ты и не сможешь.
— Замолчи! — крикнула Галя.
— Тихо! — Ее слабый голосок перекрыл рык Сабанова. — Слышите?
Он смотрел в небо. Откуда-то издали приближался и нарастал механический клекот.
— Это батя… — тихо, словно боясь спугнуть неосторожным словом удачу, сказал Белоусов. Но не стерпел, заорал во все горло: — Это отец! Они нас ищут! Он авиацию поднял! Батя, мы здесь! Батя!!!
— Мы здесь! Батя, мы здесь!!! — истошно закричали остальные, размахивая руками и прыгая на месте. Выше всех прыгал Некрасов, вмиг позабыв о жгучей боли в ноге.
Механический клекот все нарастал. Наконец прямо над их головами раздался грохот и так же стремительно исчез за рекой, на другой стороне.
— Батя! — Белоусов, наверное, хотел догнать вертолет. Он вбежал в воду, но его тут же сбило с ног течением…
Сабанов, не раздумывая, бросился на выручку. Их быстро вынесло на середину реки.
— Они оба утонут… — сказала Галя.
Некрасов вспомнил о своей ноге, повис на девушке, обхватив ее за плечи. А Антон все еще стоял, высоко задрав голову и всматриваясь в пустое темное небо.
Барахтающихся в воде накрыл предрассветный туман.
— Ноги свело! — Белоусов уже захлебывался. — Игорь, спаси…
— Не цепляйся за меня… — зло командовал Сабанов. — Попробуй лечь на спину, я держу…
Белоусов отчаянно колотил по воде руками. Брызги разлетались в стороны.
Яркая, переливающаяся всеми цветами радуги рыбина упиралась, извивалась, пыталась сорваться с крючка, но Цыган умело выдернул ее из воды.
Денис раздувал под котелком огонь.
— Ну не красавец? — Цыган горделиво продемонстрировал ему трофей.
Денис кивнул и отвернулся: ему было неприятно смотреть.
Цыган снял рыбину с крючка и, вздохнув, бросил ее обратно в воду.
— А Лена что? — вернулся к разговору Грязнов.
— По-разному. Когда как.
— А чаще всего?
— Приходила ко мне. Я у них был семейным пастырем.
— Она знала, что квартира заложена?
Цыган не оборачивался, делая вид, что полностью захвачен рыбалкой. Но на самом деле он просто не хотел, чтобы Денис видел, что у него глаза на мокром месте.
Медленно покачивался полосатый поплавок.
Грязнов бросил в котелок бульонный кубик, жмурился от попавшего в глаза дыма…
— Не мог он уйти сам! — вдруг прокричал Цыган. Бамбуковый спиннинг едва не хрустнул в его руках. — Не мог!
— Но пистолет…
— Что — пистолет? Ты у нас сыщик! Думай!
— Уже голову сломал…
— Только не это! — Цыган захрипел, будто втягивая слезы обратно в глаза.
Он наконец обернулся, подошел к костру и, укоризненно глядя на Грязнова, тихо спросил:
— Ты что? Предать хочешь?
— Дело закрыли…
— И ты сдался? — Цыган взвизгнул, наступив босой ногой на раскаленный уголек. Эта боль не остудила его, а, наоборот, завела пуще прежнего: — Ты сдался, черт тебя возьми! Да все что угодно!.. Я бы на его месте! Ты бы на его месте!.. Но не он сам! Его убили!
— Покажи ногу.
— Да хрен с ней, с ногой! Нога не жопа, завяжи и лежи! Я за это его и уважал! Камень! Скала! Медведь! В конце концов, он в Бога верил! Ты понял меня? Понял?
— Я понял только то, что ничего не понял, — философски изрек Грязнов.
Почти всю дорогу до дома ехали молча, после взрыва эмоций испытывая какую-то опустошенность. Они были обветренные и угрюмые.
Цыган загнал свою иномарку в гараж. Они дошли до середины двора и остановились друг против друга. Вроде как только начали, кое-как отношения наладили, а развивать их особой охоты не было.
— Бывай… — Цыган сухо протянул руку.
— Ага… — Грязнов вяло ее пожал.
Разошлись. Каждый в свою сторону.
— Слышь? — Цыган окликнул Дениса, когда тот уже взялся за ручку подъездной двери.
Грязнов обернулся.
— Помнишь, вот тут будка трансформаторная сгорела? Ну ты тогда из Барнаула к дядьке своему на каникулы приезжал? Помнишь? Летом было…
— Помню, а что?
— Так вот, это я ее поджег.
— Да знаю…
— Ну ладно… Тогда пока…
— Пока…
Денис рывком распахнул дверь…
Лесная изба. Интерьер.
…и они буквально ввалились в избушку.
— Мамочки, что это? — в ужасе завизжала Галя.
— Табуретка, дура! — цыкнул на нее Антон.
— Сыростью пахнет, — сказал Сабанов. — Нет тут никого.
Они сразу как-то осмелели, разбрелись по избушке, всматриваясь в темные углы.
— Кажется, я спички нашел, — не очень уверенно сказал Белоусов.
Он осторожно раскрыл коробок, чиркнул. Спичка зажглась, на несколько секунд осветив изможденные лица ребят…
Они сидели у горящей печи, тесно прижавшись друг к другу. Не отрываясь, смотрели на огонь. Некрасов задремал.
В ржавой кастрюле закипала вода. Галя с трудом поднялась, вынула из пожелтевшей пачки окаменевшие макароны, бережно опустила их в кипяток. Вернулась на прежнее место.
— Мы друзья… — прошептал Антон.
Языки пламени отражались в их глазах.
Некрасов застонал во сне. Галя с тревогой посмотрела на мальчишек.
— Это пройдет… — успокоил ее Белоусов.
Некрасов очнулся, удивленно огляделся.
— А где Игорь?
Лес. Натура. Ночь.
Сабанов бежал из последних сил. Ветки хлестали его по щекам, он падал, спотыкаясь в темноте о корни деревьев, но поднимался, упрямо цедя сквозь зубы:
— Я вас выведу… выведу…
Его ослепил яркий свет фар. Он замер, закрыв лицо руками, сморщился от громкого визга тормозов. Автомобиль резко юркнул в сторону и, обдав Сабанова пылью, вылетел с дороги в кювет.
Снова все вокруг погрузилось во мглу.
— Что ж ты, гаденыш, делаешь? — Взбешенный мужской голос оказался совсем близко. — Я тебе сейчас голову оторву!
— Боря, не надо, это же ребенок! — пыталась образумить его женщина.
— Помоги ногу вытащить, идиотка!
— Боря, у меня, кажется, кровь…
Сабанов сел на землю. Плечи его затряслись. И было непонятно, то ли он плачет, то ли смеется от счастья…
— Посвети зажигалкой, я в ремне запутался! — продолжал рычать мужчина.
Чиркнула зажигалка. Язычок пламени подпалил кончик сигареты. Денис с удовольствием затянулся и распахнул окно. На балконе пятого этажа дома напротив курил Цыган.
— В небе луна. Светит одна. Слышишь любимая, а? — громко пропел Денис и помахал Цыгану рукой.
Тот в ответ показал ему средний палец.
Утро началось по традиции рутинно, с бесконечным множеством телефонных звонков. Грязнов задумчиво держал трубку возле уха. На другом конце провода вот уже минут пять никто не подходил.
В кабинет шумно вкатился запыхавшийся Самохин.
— Тихо! — Денис резко выкинул перед собой руку. — Сядь!
— А что такое?
— Сядь, мешаешь! — Грязнов сделал страшные глаза. — Потом объясню.
Самохин неслышно опустился в кресло.
— Да, слушаю! Что там у вас? — командным голосом отчеканил в трубку Денис. — Боеголовка? Ядерная? Черт, так и знал!
И он со злостью ударил кулаком по столу.
— Чего-чего-чего? — Самоха подался всем телом вперед.
— Значит, так, действуем по плану. Что? Что??? Какие провода? Красный, синий и желтый? Куда тянутся? Ни к чему пока не прикасайтесь!
Рот Самохина открывался все шире и шире.
— Какая у нее мощность? Пять килотонн? Мать моя, это ж всю Москву разнесет! Ах, там еще и таймер? Сколько осталось? Две минуты? Не трогайте красный провод, это ловушка! Режьте синий!
— Желтый… — дрожащим голосом произнес Самохин.
Но Грязнов отчаянно замахал на него рукой.
— Ну что там? Да, ты прав, я бы услышал. Теперь остается угадать красный или желтый? Красный или желтый? Желтый! Нет, красный!
— Цех обработки пленки! — наконец прохрипел в трубке старческий голос.
— Это вас из охранного агентства «Глория» беспокоят, — вмиг изменившимся, совершенно спокойным голосом представился Денис. — Я по поводу пленочки хотел поинтересоваться…
— Бляха муха, купился! — хлопнул себя по лбу Самоха. — Ну вы арти-и-ист! Это вас на «Мосфильме» научили, шеф?
Денис только подмигнул ему: мол, знай наших!
— Вы уверены? Это точно? — Денис вдруг нахмурился и, получив от невидимого собеседника тысячу заверений в том, что ошибки быть не может, потому что ее не может быть никогда, положил трубку на рычаг. Поднялся и сказал Самохину:
— Я на «Мосфильм»…
— Денис Андреич, я не заметил, когда вы пришли, а тут вам принесли посылку. Минут десять назад.
— Что за посылка? — Денис нахмурился.
— Да вот гляньте. — И вахтер протянул ему видеокассету.
— Кто передал?
— Женщина какая-то…
Денис вернулся в холл, вставил кассету в видеомагнитофон, включил телевизор. Видеомагнитофон как-то странно заурчал, после чего затих. Изображения на экране не было. Грязнов нажал кнопку выброса кассеты, но кассета не выплевывалась. Он сунул пальцы в пазик, пытаясь вытащить кассету, но та засела намертво.
Услыхав сзади сопенье, обернулся, увидел подошедшего Щербака. Тот, склонившись через плечо Дениса, с интересом наблюдал за манипуляциями шефа.
— Кое-что удалось нарыть по мясокомбинату, — поделился он с Денисом.
— Да черт с ним, с комбинатом! — буркнул Грязнов. — Ты в этой технике разбираешься? Вон кассета застряла.
— Еще бы! Он же сдох, наш видик!
— Я уже догадался… Вот тебе ответственное задание: достань кассету любой ценой.
— Но у меня же встреча назначена, шеф!
— Кассета важней. Справишься, представлю тебя к ордену. А нет — дядьке пожалуюсь.
Щербак хмыкнул и пошел за инструментом. Грязнов уже взялся было за ручку дверцы машины, но вдруг оставил ее и перемахнул через ограду к черной дыре в асфальте. Ее еще не успели заделать.
В воде, которая текла глубоко внизу, Грязнов увидел свое отражение черный силуэт, пытающийся сохранить равновесие на краю пропасти…
— Женщина, — гулко произнес силуэт. — Шерше ля фам…
На ловца и зверь бежит. Едва приехав на «Мосфильм», он встретил пожилую операторшу.
— Людмила Андреевна! — крикнул Грязнов, ускоряя шаг.
Худенькая фигурка операторши, еще секунду назад маячившая в конце длинного мосфильмовского коридора, вдруг исчезла из вида.
Денис попытался ее нагнать, вылетел на лестничную площадку, но куда бежать дальше — вверх или вниз, — не знал.
— Вы не видели, куда пошла Людмила Андреевна Успенская? — обратился он к проходившей мимо девушке в костюме индейца.
— Простите, я неместная, — пропищала девушка.
Побоявшись окончательно заблудиться, Денис решил отправиться в павильон, уж туда-то рано или поздно Успенская сама подвалит.
Свет в павильоне был притушен, и от этого декорация выглядела как-то угрюмо и даже зловеще. Съемочная группа маялась, бутафоры прибивали доску. Из актеров на съемочной площадке был только Максимов. Прикрыв глаза, он полулежал на кушетке и с кем-то тихо говорил по мобильному телефону. Увидев Грязнова, махнул ему рукой, но не очень приветливо.
Морозов сидел в раскладном кресле режиссера и курил, стряхивая пепел в бумажный кулек. Ему, впрочем как и всем остальным, было скучно.
Денис присел рядом.
— Что происходит?
— Ничего… Тиграныч объявил перерыв часа три назад и пропал. Пиджак его вон висит. Что за люди? Никакой дисциплины…
— Искусство, — вздохнул Грязнов. — Не знаете, где можно Успенскую найти?
— Только что тут крутилась. Посиди, сама придет.
— А я вчера с Цыганом на рыбалку ездил.
— Много поймали?
— Да так…
— Наконец-то он за ум взялся, хоть на человека похож стал.
— В этом есть и ваша заслуга.
— Наверное… — Морозов кивнул на актера, которого уже окончательно сморило, он так и уснул с телефоном в руке. — Ты посмотри на него… Как с гуся вода…
— Он повеситься хотел.
— Я тебя умоляю! С такими бабками не вешаются. Знаешь, все преступления совершаются по двум причинам. Первая — любовь. Вторая деньги.
— Шерше ля фам.
— Шерше ля бабки, — поправил его Морозов. — Может, все дело в них? Ты бы узнал, кто ему отстегивает. Фильм-то на его деньги снимается, усек?
— А вам это сделать не легче? Я лицо частное.
— Пробовал, молчит, под дурочку косит. Это мне и не нравится.
— Мне много чего не нравится… — доверительно сказал Денис. Следователь вот дело закрыл…
— Знаешь, честно говоря, я бы на его месте… — Морозов запнулся.
— Что? Тоже бы?
— Ну, в общем… да…
— Надо поговорить с Успенской. — Денис с утроенной силой начал гнать от себя пораженческие настроения, которые чахоточными приступами душили его в последнее время все чаще и чаще. — Хотите присоединиться? Будет интересно.
Внезапно лист фанеры, изображавший бетонную стену квартиры, покачнулся и с грохотом повалился на пол.
— Охрана-а-а! — спросонья испуганно заорал Максимов.
— Простите, извините!.. — Откуда-то из темноты выскочили декораторы.
— Всех уволю! Всех, к чертовой матери!
Успенская объявилась к концу смены. Вероятно, надеялась взять Грязнова измором, но не тут-то было.
— Людмила Андреевна, вы никак от меня бегаете? — Денис с Морозовым обступили операторшу с двух сторон.
— Мальчики, я тороплюсь. — Успенская попыталась было проскочить мимо Грязнова, но тот сделал шаг в сторону, преграждая ей дорогу.
— Я звонил в ЦОП.
— Хорошо, — после небольшой паузы сдалась Успенская. — Нет, это очень плохо. Это катастрофа. Я здесь ни при чем, все вопросы к нему! — Она указала на группу молодых людей, которые курили на лестнице. — Саша, поди сюда! За тобой пришли!
Несведущий запросто мог бы принять ЦОП за какой-нибудь секретный завод по производству оружия, тогда как здесь всего-навсего проявляли пленку.
Второй оператор, парень лет тридцати, в джинсовом костюме, смотрел на золотистую коробку «кодака» с видом приговоренного к смерти.
— Ну не мог я… — бормотал он. — Сколько уж говорить? Это не я…
— Алкоголик чертов! — едва сдерживалась Успенская. — Закройте кто-нибудь дверь!
Морозов прикрыл дверь тесной подсобки.
— Это не я… — повторил оператор.
— Головка от буя! — Успенская переживала так сильно, что никак не могла попасть сигаретой в мундштук. — Такого позора у меня никогда не было! Ни-ког-да!
— А чего вы сразу обзываетесь? — по-детски обиделся парень.
— Погодите-погодите, — успокаивал их Грязнов. — Я не понимаю ничего… Что произошло?
— Объясни, красавчик! — с ненавистью смотрела на второго оператора Успенская.
— Ну это… Тут, значит… В общем… Чувствительность у нее четыреста единиц. Я точно помню, что записал «четыреста». Ну точно помню! И не мой это почерк!
— Давай-давай, говори, ага, — издевалась над ним операторша. — Почерк не его! Ты вообще писать не умеешь, алкаш!
— Ну чего вы опять?
— Я тебя убью! — Успенская хотела вцепиться в парня, но Морозов успел ее придержать.
Денис рассматривал бумажный бланк, приклеенный к крышке коробки. В графе «чувствительность» было записано: «сто».
— И что теперь? — обратился он к оператору.
— Полный засвет. Ее проявили как сто.
— Там хоть что-нибудь можно рассмотреть?
— Можно. Перфорацию.
— Людмила Андреевна, — Денис укоризненно посмотрел на Успенскую, — что же мы столько времени потеряли?
— Вам этого не понять, — зашипела на него операторша. Так в старых фильмах партизаны шипели на фашистов. И вдруг она скуксилась, зашмыгала носом: — Я вас очень прошу, пожалуйста… Не говорите Мише и Марику… Я сама им все скажу…
Грязнов пообещал, в ответ взяв с Успенской обязательство, что она больше не будет его обманывать. Превозмогая гордыню, операторша даже попросила у него прощения за бесцельно потраченное время. На том и разошлись. Забракованную пленку Денис прихватил с собой, надеясь с помощью Вячеслава Ивановича Грязнова отдать ее в какую-нибудь ментовскую лабораторию, может, там поколдуют над «кодаком» и что-нибудь вытянут.
Денис и Морозов быстрым шагом вышли на улицу, где была припаркована машина.
— Старая дура! — Грязнов бросил коробку с пленкой на заднее сиденье и стал щелкать кнопками мобильника.
— Не скажи… — мягко возразил Морозов. — Я ее как раз понимаю. Когда молодые подпирают, старикам нужно быть безупречными. Ты что — столько пленки в браке…
— Алло, это я! — Денис привалился к нагретому солнцем капоту. Щербак, ты? Скажи Самохе, пусть возьмет кого-нибудь, кто у нас свободен, и дует на «Мосфильм». Тут посторонний заходил в цех обработки пленки…
— Не киностудия, а проходной двор, — теперь уже согласился Морозов.
— Надо поспрашивать, может, кто видел. Если получится, составить фоторобот. Да, что там у тебя с кассетой? А молотком пробовал? В мастерскую? Сам отвез? Только утром? Ну и работнички! Ладно, передай Самохе и — отбой.
— Ты про Максимова не забудь, — сказал Морозов.
— Максимова я обязательно покручу. Но сейчас это главное. — Денис кивнул на коробку с пленкой, спрятал мобильник в карман и посмотрел на Морозова так, будто искал у него последней защиты. — У нас там столько дел висит, а я ничем другим заниматься не могу. Физически.
— Это бывает.
— И совершенно не знаю, что делать дальше…
— Начни с экспертизы, у тебя же есть связи.
— Я не об этом… Вообще…
— Плыви по течению, вынесет. Главное — не торопись. Ага?
— Ага…
Денис заметил Елену лишь тогда, когда она начала стучать в окно задней двери его машины.
— Задумался… — сказал он, когда Лена села рядом с ним. — Только я не домой. Но до метро подброшу.
— А можно я просто с тобой покатаюсь?
— Можно…
— Понимаешь, я сегодня все свои дела сделала, и теперь…
— Я все понимаю.
Он не сводил взгляда с ее ярко-белой кофточки. Ему всегда казалось, что для траура приличествует какая-то другая цветовая гамма.
На набережной они застряли в пробке. Видимо, где-то впереди была большая авария.
— Мою работу на фестиваль отправляют… — сказала Лена.
— Куда?
— В Бад-Штрасбург.
— Это где?
— В Германии.
— Когда?
— Через две недели. Варшавский завтра летит, там кинорынок открывается. А у меня паспорта заграничного нет.
— Почему?
— Старый закончился, а новый не успела сделать. Все так неожиданно.
— Да уж… Что-нибудь придумаем, у меня в ОВИРе знакомый работает.
— Было бы здорово… Но я не для этого про фестиваль…
— Перестань.
Взгляд Грязнова остановился на большом придорожном плакате, который рекламировал бензин какой-то нефтяной компании.
— Плыви по течению… — тихо сказал он.
Дверь долго не открывали. Наверное, просто не слышали звонка. До Дениса отчетливо доносились детские крики и громкая музыка. Наконец на пороге появилась толстая женщина в халате и чалме, сделанной из полотенца.
— Здравствуйте, моя фамилия Грязнов.
— Проходите. — Хозяйка пропустила Дениса в прихожую. — Тапочки сами выберете, какие больше понравятся. Только я очень вас попрошу. Эдуард Николаевич болеет, так что вы не долго.
Музыка зазвучала еще громче. По коридору с гиканьем промчались четверо мальчишек с игрушечными пистолетиками в руках. Они играли в войнушку.
— Мам, а чего папа не хочет, чтобы мы его в плен брали? — заканючил самый младший из них.
— Отстаньте от папы, ему плохо.
— Он умрет? — Радостная мордашка мальчишки сделалась плаксивой. Так быстро настроение может меняться только у маленьких детей.
— Не говори глупостей! Иди играй! — Женщина распахнула перед Грязновым дверь в комнату.
Лидский лежал в кровати, укутанный теплым одеялом. Вокруг горла шерстяной шарф, на лбу — грелка.
Следователей по особо важным делам Московской городской прокуратуры тоже иногда валит с ног банальный грипп. А следователем Эдуард Николаевич Лидский был классным, — во всяком случае, именно так Грязнов-старший отзывался о своем старинном приятеле. Приятель этот был настолько старинным, что его домашний телефон удалось отыскать не без труда. Зато на встречу с «племяшом» Славы Грязнова Лидский согласился сразу, несмотря на свой недуг.
— Добрый вечер, Эдуард Николаевич…
— Привет… — Лидский вытянул из-под мышки термометр.
— Сколько?
— Тридцать восемь и семь. Это заразно, так что близко не садись… Дай я на тебя посмотрю.
Денис сел на краешек стула. Музыка продолжала грохотать.
— Совсем не похож, — через какое-то время констатировал Эдуард Николаевич. — Рыжий, смотри-ка. Ты-то почему рыжий?
— Так получилось.
— Давненько мы с твоим дядькой не встречались… Он мне что-то в двух словах пытался объяснить…
— Двух слов не хватит.
— Это я уже понял. Ну где твой сценарий?
— Не мой. Его мой товарищ написал. — Грязнов вынул из портфеля рукопись сценария.
— Не возражаешь, если я попозже прочитаю, когда полегчает?
— Да, конечно…
— Нет, все-таки любопытно, дай сюда. — Лидский приподнялся на локте, взял сценарий. — Окно приоткрой.
Денис отдернул штору.
— Там очки где-то должны быть.
Очки лежали на подоконнике.
— Хоть кто-то в этом доме за мной поухаживает… — Шевеля губами, Лидский быстро пробежался глазами по странице, после чего откинул голову на подушку: — Тяжело… Буквы двоятся… Это детектив?
— Ну, скажем… — Денис задумался. — Детективная драма с элементами триллера. Восемь серий.
— А то, о чем ты подумал, в какой серии?
— На этом, собственно, весь сюжет держится…
— Может, вслух почитаешь?
— Меня в машине дама ждет…
— Дама ждет, а ты тут старого больного человека забавляешь, ему подушки поправляешь, вздыхаешь и думаешь про себя… Нет, это уже лишнее… Как дела вообще?
— Хреново. Товарищ погиб. При невыясненных обстоятельствах.
Лидский вопросительно посмотрел на сценарий. Денис кивнул.
— С этого и надо было начинать… — вмиг посерьезнел Лидский. — Я тебе позвоню. Иди к своей даме…
Денис искренне радовался, когда ему удавалось приятное знакомство, а то, что знакомство с Лидским было приятным во всех отношениях, — факт. Интересный мужик! Кажется, они поладят.
С Леной было сложнее. Ей необходимо было постоянное общение, все равно с кем, лишь бы не оставаться наедине с самой собой и своими страшными мыслями. Денис пригласил ее к себе, но она категорически отказалась. Заехали в Макдоналдс, съели по гамбургеру. Денис украдкой смотрел на часы, столько еще звонков надо успеть сделать… А Лена все говорила и говорила, теребя воротничок своей ярко-белой кофточки.
— Дело закрыли, — дождавшись паузы в ее монологе, как бы невзначай сообщил Грязнов.
— Ну да, наверное, правильно… — неожиданно легко согласилась с решением следователя Елена.
Сделав несколько важных звонков, Денис вдруг ощутил почти физическое желание увидеться с Цыганом. В конце концов, тот первым сделал шаг навстречу. Ответный ход был за Денисом. Нужно было только придумать какой-нибудь оригинальный предлог…
— Закурить не найдется? — На большее Дениса не хватило.
— А я вас с Ленкой видел, — заявил Цыган с порога.
— Знаю.
— Начало романа?
— Нет, просто сигареты кончились. Угостишь?
Последний раз в квартире Цыгана Грязнов был давным-давно, и за прошедшее время ее обстановка сильно изменилась. Большую часть комнаты занимала компьютерная техника. Мониторы, принтеры, сканеры, видеокамеры. Все было включено. Все мерцало и мигало.
— Зачем тебе пять мониторов? — искренне удивился Денис.
— Наконец-то ты чего-то не знаешь.
— А сам разбираешься?
— Чуть-чуть.
— Научишь?
— Талант дается свыше.
— А у тебя талант?
— Говорят, да.
— Кто говорит?
— Опять не знаешь.
Они вышли на балкон, закурили.
— Это уже становится нашим традиционным местом свиданий, — заметил Денис.
На Москву накатывалась короткая летняя ночь. Совсем рядом в светло-синее небо уходила пика Останкинской башни. А дальше — море огоньков.
— Диктофона нет? — спросил вдруг Цыган.
— Что?
— Знаю я вас, чекистов. Стой смирно. — Цыган быстро обшмонал остолбеневшего Дениса. — А теперь слушай. Где-то месяца четыре назад… Нет, пять. Не помню точно, это неважно… В общем, Медведь пришел сюда. Он не мог найти тему для сценария. Во всяком случае, мне он сказал именно так: «Ищу тему». Ему нужна была информация. Желательно секретная. А еще лучше сенсационная, чтобы бомба была.
Грязнов напряженно слушал, не перебивая. Эти откровения были для него полной неожиданностью. Не зря, значит, он пришел, шестое чувство сработало.
— Он просил меня взломать базы данных МВД, ФСБ и кучи других контор. У него был целый список. Там банки всякие, фирмы…
— И ты что?
— Я в эти игры не играю. Засекут — башку отвинтят. Я ему так и сказал, что это чистая подстава. А друзья друг друга подставлять не должны.
— А он что?
— Он… спустя какое-то время помер… — Цыган щелкнул пальцами, и сигаретный бычок горящим самолетиком спикировал на асфальт, брызнув искрами. — Тебе это как-то поможет?
— Пока не знаю.
— Думай, Денис, думай. Я теперь на тебя надеюсь.
— Спасибо за доверие.
— А ты за какую команду болеешь?
— За ЦСКА.
— А я за «Спартак»! Сыграем по сети?
— Я не умею…
Трехмерные футболисты бегали по компьютерному монитору, делали подкаты, забивали голы… Денис и Цыган сидели друг против друга, жали на клавиши и веселились так, будто снова перенеслись в то беззаботное время, когда Денис приезжал в Москву и жил в этом дворе, у дядьки. И все они подростки — собирались вместе…
— Получи! — радостно кричал Грязнов, забивая очередной гол.
— Неплохо! — подбадривал его Цыган. — А вот так тебе! И вот так! Банка!
Денис продулся в прах и, хотя проигрывать жуть как ненавидел, совсем не расстроился, пообещав отыграться в следующий раз. Затем их разговор как-то плавно перетек в воспоминания, а где воспоминания, там и выпивка, и смех, и слезы…
Засиделись до поздней ночи, но культурно, сохранив человеческий вид.
Когда Грязнов вышел во двор, была уже глубокая ночь.
— «Спартак» — чемпион! — крикнул с балкона Цыган.
— Кто болеет за «Спартак», тот с рождения…
— Сам такой!
— Молодой человек! Скажите, пожалуйста, который час?
На крылечке перед магазином стояла сухонькая старушонка. Она держала рукой сумку на колесиках.
— Без пятнадцати два.
— Ох, обеденный перерыв, — расстроилась старушка.
— Ночи… — добавил Денис.
— Да, перерыв с часу до двух, — прочитала она табличку.
— Бабушка, сейчас два часа ночи! Идите домой!
— Ничего, я подожду. Пятнадцать минут осталось.
Следующее утро принесло сюрприз. Да не просто сюрприз, а сюрпризище!
Видеомагнитофон починили, и теперь можно было просмотреть таинственную кассету от неизвестной женщины.
На экране телевизора вдруг появился Михаил Тигранович Вакасян. Он сидел под ярким лучом лампы. Вокруг его сутулой фигуры чернела мгла. У Вакасяна было испуганное, даже какое-то затравленное лицо. Голос его дрожал от волнения.
«Господа! Хочу сделать официальное заявление. Я нахожусь в очень потаенном месте, и на это имеются веские причины. Мне угрожает смертельная опасность. Я боюсь. Боюсь страшного, коварного убийцы. Не пытайтесь меня найти, я сам выйду из добровольного заточения, как только вы обезвредите этого… этого… я даже не могу подобрать слов, чтобы описать тот ужас, что наполняет меня при одной только мысли о нем…»
Грязнов и Щербак сидели в агентстве перед телевизором. Они коротко переглянулись и снова вперили свои изумленные взоры в экран.
— Не помешаю? — В холле появился Самохин.
— Помешаешь!
— Я только папочки взять. — Самоха открыл дверцы шкафчика, набитого всякими канцелярскими принадлежностями. При этом профессиональное любопытство все-таки заставило его скосить глаза на телевизор. — Я быстренько.
«Фамилия этого гадкого человека — Варшавский, — продолжал Вакасян. Вам могло показаться, что нас с Варшавским связывают теплые и дружеские отношения. Смею вас заверить, это далеко не так. Позвольте вкратце описать суть дела…»
— Ого! — многозначительно изрек Самохин.
— Иди отсюда! — цыкнул на него Щербак.
— Слушаюсь! — щелкнул каблуками Самохин, но с места не сдвинулся.
«Не далее как две недели назад, накануне трагической смерти Кирилла Медведева, вышеупомянутый Варшавский признался мне, что планирует совершить убийство. Он сказал, что сделает это ради раскрутки нашего фильма, дескать, громкий скандал обязательно привлечет к нему внимание общественности. Простите, господа, что не сказал вам этого раньше. Бог мне судья. Но заклинаю вас! Задержите его! Ибо убийство Кирилла не последнее злодеяние Варшавского. Он вынашивает зловещие…»
На этом запись обрывалась. Грязнов продолжал тупо смотреть на экран. Он был просто в шоке.
— Как раз в этом месте пленку зажевало, — пояснил Щербак. — Ну? Что вы об этом думаете, шеф?
— Что тут думать? — не выдержал Самохин. — Брать надо этого гада, а там разберемся!
— Коля!
— Меня уже нет! — И Самохин, прихватив стопку папок и бумаги, толкнул дверь ногой и выкатился из комнаты.
— Фестиваль! — схватился за голову Денис. — Он сегодня в Германию улетает! Поднимай ребят! Я дядьке звоню!..
Грязнов вцепился в баранку, как в штурвал парусника во время шторма. Рядом сидел Щербак. Сзади — еще двое сотрудников. Из динамиков громко неслась песня группы «Дюна», и все четверо горланили вместе с солистом:
— «Наш Борька бабни-и-ик! Наш Борька бабни-и-ик!»
Мигая фарами и вереща сиреной, автомобиль на бешеной скорости летел по разделительной полосе.
Они вбежали в здание аэропорта Шереметьево-2. Грязнов тут же кинулся к окошку справочной.
— Девушка! Рейс на Франкфурт!
— Минуточку…
Сотрудники «Глории» вглядывались в лица отлетающих и провожающих. Они были на взводе, готовые в любую секунду броситься на объект и обезвредить его без потерь. Грязнов-старший дал Денису карт-бланш. Если бы собирали опергруппу, могли бы не успеть, а частные детективы были куда мобильнее.
— Ну же! — Денис нетерпеливо стучал костяшками пальцев по стеклу.
— Самолет в воздухе уже пять минут.
— Черт! — выдохнул Щербак. — На пять минут раньше, и мы бы его взяли!
— Он не вернется… — Чтобы сдержать припадок бешенства, Грязнов прикусил себе кулак. — Ты, — обратился к Щербаку, — узнай, прошел ли Варшавский регистрацию? А вы, братцы, на всякий случай прочешите тут все вокруг. Девушка! Когда приземляется этот чертов самолет?
И он быстро защелкал кнопками своего мобильника. Грязнов-старший отозвался сразу, он ждал звонка племянника.
Лайнер коснулся колесами взлетно-посадочной полосы, и пассажиры зааплодировали. Закинув нога на ногу и допивая остатки коньяка из высокого бокала, Варшавский смотрел в иллюминатор.
«Первыми покидают салон пассажиры бизнес-класса», — приятным женским голосом объявил репродуктор.
Варшавский поднялся, взял с полки портфель и, элегантно перекинув через локоть пиджак, направился к выходу.
— Спасибо за прекрасный полет, — поклонился он стюардессе.
— Всего доброго, — расплылась та в искусственной улыбке.
Через мгновение Варшавский был уже в рукаве-коридоре. Он вынул из кармана мобильный телефон, набрал номер:
— Здравствуй, золотце. Я уже прилетел, уже. Нет, что ты, совсем не укачало. Знаешь, я опять заметил, что, как только я выезжаю из этой проклятой России, у меня выпрямляется спина, а, да.
Но чего он не заметил, так это двигавшихся ему навстречу двух дюжих полицейских. Вернее, заметил, но не придал этому никакого значения.
— Герр Варшавски? — обратился к нему полицейский.
— Прости, золотце… — Варшавский застыл с трубкой в руке.
— Герр Варшавски? — повторил полицейский.
— Йа-йа, их бин Варшавский. Гутен таг, йа, йа.
Ловкий прием — и сотовый телефон покатился по полу, а рука Варшавского была заломлена за спину.
— Не понял, — корчась от боли, кряхтел Варшавский. — Вы че, блин, охренели, а, да?
На его запястьях защелкнулись наручники.