Глава пятнадцатая
Крови не было. Антон в несуразной позе лежал на тротуаре, его голова свешивалась с высокого бордюрного камня.
— Если бы зацепился за дерево, мог бы выжить, — заметил судмедэксперт, глядя на раскидистую крону росшего у самого дома тополя.
— Он не хотел выжить… — тихо сказал Грязнов.
— Вы не понимаете. В такие моменты непроизвольно срабатывает инстинкт самосохранения. Посмотрите на его руки.
Судебный медик приподнял руку Антона — вся кожа на ладони была содрана.
— Может быть…
Денис отошел в сторону, прислонился к милицейскому «уазику», закурил. Не хотелось ему ни с кем разговаривать. И как назло, именно в этот момент запиликал в кармане мобильный телефон.
— Алло. Это вы, Сергей Петрович? Ну что, пожар потушили?
— Ты куда пропал? — Голос Морозова был полон беспокойства. — Я тут списочек составил. Ну людей, с которыми мог общаться Корецкий.
— Большой?
— Нет, небольшой, фамилий… сейчас я тебе скажу… да, тринадцать фамилий… Друзья детства и все такое. Девчонка тут есть, с которой он любовь еще в школе крутил. Зайдешь?
— Вы дома?
— Да нет, у себя в каморке, писанины много накопилось…
— Через часок. Спасибо, Сергей Петрович… — Грязнов отправил мобильник обратно в карман.
Мимо пронесли носилки с телом Антона. Опергруппа начала собираться у «уазика», всем хотелось побыстрее уехать.
— Я еще здесь побуду… — махнул Денис Самохину и Щербаку. — Свидетеля допрошу…
Ксения стояла у распахнутого окна, смотрела, как, хлопая дверцами, оперативники и врачи рассаживаются по машинам.
Грязнов прошел через темную комнату, встал рядом.
— Я не могу больше здесь, — тихо сказала Ксения. — Я уезжаю.
— Куда?
— В Германию.
— А как же съемки?
— На съемки и уезжаю…
— А здесь?
— А здесь для меня уже все кончилось. Убили меня. Такой вот неожиданный сюжетный ход.
— Убили?
— Вчера сняли последнюю сцену, как моя героиня выбрасывается из окна… Представляешь?..
— Опять эта мистика?.. — Денис яростно потер виски.
— Допрашивай… — повернулась к нему Ксения. — Я слышала, как ты сказал: «Пойду, свидетеля допрошу».
— Почему ты не оставила ему шанс?
— А разве он у него был?
— Тебе надо было только позвонить. Ты же знала, что он не будет сдаваться.
— Не-е-ет… — Она будто протянула последнюю ноту колыбельной песни. Спастись он уже не мог… Рано или поздно, но все закончилось бы именно так… Добро всегда побеждает зло…
— В сказках…
— И в жизни тоже…
— У тебя есть человеческие чувства? Хоть какие-нибудь?
— Хочешь, чтобы я белугой ревела?
— Это было бы не так страшно. Уезжай отсюда, к чертовой матери, сцепив зубы, процедил Грязнов. — Уезжай, чтобы больше тебя никогда не видеть…
Морозов открыл дверь и едва успел подхватить Грязнова — тот сам рухнул ему на руки.
— Где ж ты так успел? — причитал Морозов, выискивая взглядом, куда бы его пристроить. — Как же ты доехал? Что случилось?
— Я устал… — промычал Денис, пытаясь встать на ноги, но они предательски подкашивались. — Смерть вокруг… А хочется, чтобы было счастье…
— Будет счастье! — пообещал Морозов. — Вот только мы всех преступников с тобой переловим, и весь мир будет счастлив!
Он взвалил его себе на спину и с трудом понес через двор. Добрый сосед помог запихнуть Дениса в лифт. Кабина медленно ползла вверх.
Морозов по-отцовски обнимал Грязнова, а тот, будто ребенок малый, положил голову ему на плечо.
— Это бывает… — шептал Морозов. — Ты еще молодой, тебе легче… А знаешь, мне каково? И ничего, терплю, сопли не распускаю…
В свою комнату Денис дошел почти сам. Морозов уложил его на кровать, стянул с ног ботинки.
— Утро вечера мудренее… Завтра все будет по-другому, вот увидишь.
— Простите меня, Сергей Петрович… Я такой дурак…
И Денис отключился.
Морозов еще какое-то время сидел на кровати, затем встал, погасил в комнате свет и вышел на кухню. Там он вынул из кармана список с фамилиями и адресами, положил его на стол, на самое видное место. И приписал в нижнем углу: «Русские не сдаются!»
Утром Денис долго не мог прийти в себя, бродил по квартире с каменной головой, несколько раз залезал под душ. Наконец полегчало. Давно он так не напивался, если напивался вообще.
Грязнов причесался, надел чистую белую рубаху и под яичницу с кофе прочел список, оставленный Морозовым. Затем связался с Щербаком, продиктовал ему фамилии и адреса. Щербак обещал уложиться в самый короткий срок.
В начале первого позвонил Вячеслав Иванович:
— Тебя еще Седой интересует? Через час я его выпускаю.
— Что, не к чему прицепиться?
— Ну ты же сам понимаешь… — вздохнул в трубку Грязнов-старший.
— Вылетаю!
Седой развалился на стуле как хозяин, вальяжно закинув нога на ногу. Рядом с ним скромно пристроился адвокат, худой мужичок в очках. Следователь что-то записывал в протокол, Денис сидел рядом. Дядька разрешил ему присутствовать при допросе и даже в необходимые моменты брать на себя инициативу.
— Буквально за две минуты до своей смерти Корецкий звонил вам. Следователь с хрустом размял затекшие пальцы.
— Несанкционированное прослушивание разговоров? — насторожился адвокат.
— Вы знаете, как устроен мобильный телефон? — с раздражением спросил его Денис. — Последний набранный номер автоматически закладывается в память, нужно только на повтор нажать.
— Ну звонил, да. — Седой положил свою огромную лапу адвокату на колено: мол, не ерепенься попусту. — И что с того?
— О чем вы говорили?
— Можете не отвечать, — напомнил адвокат.
— Да ладно, тут секретов нет. У меня была запланирована важная встреча, Веня должен был завезти кое-кому кое-какие документы и ждать меня у выхода. Я стою на улице как дурак, а его нет. А потом он звонит, говорит, что задержится. Вообще-то у нас в структуре дисциплина жесткая, задерживаться как-то не принято, во всяком случае, Венька никогда себе такого не позволял. Ну я разозлился, конечно, вспылил. Он еще такой веселый был, музыка у него играла.
— Какая музыка? — насторожился Денис.
— Ужасная! — поморщился Седой. — Терпеть не могу этот «металл».
— Классикой увлекаетесь? Моцартом, например?
— Срать я хотел на вашего Моцарта! А вот российскую эстраду уважаю.
— Кажется, мы можем закругляться? — посмотрел на часы адвокат. Вопросы уже пошли совсем не по существу.
— Да, можем. — Следователь подвинул на край стола протокол. Прочтите, напишите «записано с моих слов и правильно» и подпись поставьте.
Адвокат надел очки и склонился над бумагой.
— Вы, кстати, не думайте, что смерть наших сотрудников сойдет вам с рук, — как-то очень уже бесстрастно, с плохо скрываемым равнодушием, произнес Седой. — Я этого так не оставлю.
— Мы вас еще вызовем. — Следователь накинул на плечи пиджак. — Советую никуда не уезжать из Москвы.
— Посмотрим еще, кто кого куда вызовет.
И Седой поставил под протоколом размашистую закорюку.
«Нет, его нужно ловить на чем-то существенном, — подумал Денис. — В любом другом случае он выкрутится, как Штирлиц».
С Самохиным он столкнулся у входа в «Глорию». Тот был насуплен и деловит.
— Последняя информация. По пистолету. В Петрова в госпитале стреляли из него. По милицейской форме — волокна материи совпадают.
— Все складывается, что ли? — спросил самого себя Грязнов.
— Щербак привел девку Корецкого.
— Ничего девка?
— Обдолбанная вусмерть. А что Седой?
— Знаешь, кажется, это не наш случай.
— Кажется?
— Ощущение у меня такое…
— Ну ладно. Идите к девке, а я дальше по списку пробегусь. — И Самохин запрыгнул в свою «десятку».
Она ничего не соображала. Смотрела сквозь Грязнова и глупо улыбалась, кривя сухие, потрескавшиеся губы.
Денис задрал рукава ее свитера. На сгибах локтей места живого не осталось — все в синяках от уколов.
— Не лапай меня, козел! — с минутным запозданием, когда Грязнов уже сел за свой стол, возмутилась девица.
— Ты разговаривать нормально сможешь?
Она молчала, заторможенно рассматривая свои тонкие руки, будто видела их впервые.
— Фамилия, имя, отчество? — Денис занес ручку над бумагой.
— Смогу…
— Год рождения…
— Засядько Варвара, кажется… Егоровна…
— Давно на игле?
— Восемьдесят третий…
— Значит, несовершеннолетняя еще? Ну и чем кумаришься?
— Второй год…
— Что у тебя с Корецким, какие отношения?
— Начинала с травки, а теперь герочку… Ты ваще кто, такой любопытный?
— Корецкий был твоим любовником?
— Кто?
— Так, все ясно с тобой… — Грязнов швырнул ручку на стол.
Девчонка захихикала.
Ближе к обеду позвонил Крамской: мол, есть разговор. Договорились о встрече в столовой прокуратуры. Денис прибыл точно в срок, голодный, как пиранья. Они двинулись вдоль прилавка, наполняя свои подносы далеко не изысканными общепитовскими блюдами.
— И как это у тебя получилось? — Крамской придирчиво выбирал стакан с компотом, в каком налито больше. — Как бы между прочим взял да и три дела раскрыл.
— Случайно, — пожал плечами Денис.
— Не верю в случайности. Жаль только, два трупа. Петров, Корецкий — их бы раскрутить…
— Вам что? — спросила раздатчица.
— Два трупа… Тьфу! Два супа!
— Я не буду.
— Тогда один, гороховый. За Некрасову отдельное спасибо, я ее, голубушку, шмяк-шмяк-шмяк… — Крамской дружелюбно посмотрел на Дениса. — А ведь я тебя всерьез посадить хотел. Теперь уж можешь сказать, бояться нечего. Деньги у Белоусова брал?
— Нет.
— Представляете, человеку предлагали триста тысяч долларов, а он не взял, — обратился Крамской к кассирше.
— С вас тридцать семь пятьдесят.
Крамской выложил на блюдечко три десятки, начал шарить по карманам, но, кроме рубля с мелочью, ничего не обнаружил.
— Вот мне бы кто триста штук баксов предложил! Денис, просьба: шесть рублей до получки.
Они сели за самый дальний столик, в уголке. У Дениса вдруг напрочь пропал аппетит.
— А что касается того номера на бумажке… — Крамской интеллигентно отломил кусочек хлеба.
— Какого?
— Который ты у Лидского нашел.
— А… «М665»…
— Да. — Крамской начал жадно уплетать биточки и говорил с наполненным ртом. — Знаешь, на что похоже? На номер информатора.
— Я тоже об этом подумал… А никак это нельзя выяснить?
— Ты бы с операми через дядьку своего проконсультировался на эту тему. У них наверняка список есть, куда они своих стукачей заносят.
— Я думал, может, у вас как-то по-другому?
— Да все то же самое.
— Нет. Номер слишком сложный, такой трудно запомнить.
— У Эдика знаешь какая память была! Царствие ему… — Крамской залпом выпил компот и потупился. — Ну а что у тебя?
— Да что? Корецкий погиб, а все ниточки сходятся на нем… Вот только на «Мосфильме» его в тот день не было… Хотите еще котлету?
— Можно! — Крамской притянул тарелку Грязнова к себе. — Как думаешь, Некрасова эта на суде в несознанку не пойдет?
— А вы обыск в ее квартире делали?
— Да что там искать?..
Дверь открыли ключом.
В квартиру сначала вошли несколько оперативников во главе с Крамским, затем ввели понятых, и только за ними в дверном проеме появился Грязнов.
Крохотная, бедно обставленная квартирка. Не в таких живут миллионеры.
— Пожалуйста, ничего не трогайте, — попросил Денис. — Я знаю, где искать.
Он вошел на кухню, выдвинул ящик стола и приподнял лоток, в котором хранились столовые приборы. На дне ящика лежала тонкая школьная тетрадь.
Грязнов быстро пролистал пожелтевшие от времени страницы и, ткнув пальцем в строку, показал Крамскому.
— Корецкий Вениамин Валентинович, служба безопасности, — вслух прочитал тот.
День растягивался, превращаясь в бесконечность.
Крамской с Грязновым вернулись в прокуратуру. Столовая уже закрылась, но как раз в этот момент у Дениса громко заурчало в животе.
— У меня тут печенье где-то… — Услышав это урчание, Крамской включил электрический чайник и полез в сейф.
Денис чувствовал себя в этом кабинете легко и свободно, будто дух Эдуарда Николаевича Лидского витал где-то рядом и неслышно поддерживал его.
Грязнов вытянул из вороха набросанных на столе бумаг испещренный мелким почерком лист и положил его рядом с раскрытой школьной тетрадью.
— Ну ты же просматривал здесь все десять раз! — возмутился Крамской. Это же один и тот же список! Вот черным по белому, «Корецкий Вениамин Валентинович»!
— Да не заметил я Корецкого! А Зяблика заметил! Еще подумал тогда, что за фамилия дурацкая! Вот он, Зяблик Павел Алексеевич, заместитель по маркетингу.
— Теперь все сходится! — воскликнул Крамской. — Вот как Лидский вышел на Корецкого, вот как он его вычислил!
— А как он его вычислил? Почему Зяблик? Почему не Захаров? Не Яновская?
— Может, методом тыка? — предположил Крамской. — Обзвонил их всех подряд, вот и спугнул этого поганца!
— Нет, здесь совсем другой номер телефона указан, старый.
— Ну, значит, начал всех обзванивать, а Корецкому кто-то передал, что в прокуратуре интересуются. Такая версия сойдет?
— Так, а теперь по новой… Зачем Лидскому понадобились эти уголовные дела? Что эти три дела вообще связывает? Что мы могли пропустить? Чего мы могли не заметить?
— Давай просмотрим еще раз…
— Четвертое дело! — Денис схватил телефонную трубку. — Игорь Ильич, миленький, узнайте, может, это Лидский запрашивал дело Корецкого?
— Сгонять в курьерскую службу? — с мальчишеским запалом поспешил к двери Крамской.
— Это я должен бегать, а не вы!
— Да ла-а-адно, какие наши годы!
Крамской выскочил в коридор, а Грязнов набрал телефонный номер.
— Здравствуйте, вас из милиции беспокоят, Грязнов моя фамилия. Я могу поговорить с Зябликом Павлом Алексеевичем?..
— Ну сколько же можно? — закричал в трубку высокий женский голос. — Я же уже сказала вам, Павел Алексеевич умер два года назад!
— Подождите минуточку, не вешайте трубку! — взмолился Денис. — А Корецкий? Вы были знакомы с Вениамином Корецким? Ваш… простите, не знаю, кем вам приходится…
— Муж, черт вас подери! Да, они работали вместе с Корецким! Что еще?
— Нет, ничего, простите еще раз, простите…
Он нажал на рычаг и набрал следующий по списку номер.
— Вы ведь уже звонили!.. — ответил грубый мужской голос. — Повторяю еще раз, мою жену сбила машина! Вы в милиции удовольствие получаете, вот так вот мучая людей?
Палец Грязнова скользил по списку, едва ли не каждая строчка которого была загубленной человеческой жизнью.
Перед его глазами стремительно неслась вереница черно-белых снимков. На них была смерть в самых разных формах… Кто-то лежал, схватившись за сердце и выкатив глаза, кого-то сбила машина, кто-то уже распух от долгого пребывания под водой, кто-то обгорел до неузнаваемости.
И Денис все повторял как заведенный:
— Простите… Извините… Я не хотел сделать вам больно… Когда это случилось?
— Это опять ты, черт бы тебя побрал? — набросилась на него дама с высоким голосом. — Хорошо, я слушаю…
— Скажите, а ваш муж случайно не курил трубку? — сжимая кулаки, спросил Денис.
— Случайно курил! — И дама швырнула трубку на рычаг.
Держа в вытянутых руках том уголовного дела, в кабинет победоносно вошел Крамской. Он хотел было что-то радостно воскликнуть, но осекся, напоровшись на звериный взгляд Грязнова.
— Представьте, он убил всех, кто с ним работал, кто смог бы его опознать…
Крамской сел напротив и еще раз пробежал глазами по списку:
— Что, всех?!
— В живых остались трое. Наверное, только потому, что переехали из Москвы. И еще по двум номерам я не дозвонился, никто трубку не поднимал.
С минуту они подавленно молчали. Крамской листал дело Корецкого, Грязнов курил, опустив голову и пуская дым под стол.
— «В целях ограбления нанес Антиповой удар по затылочной части головы тупым предметом, — наконец начал читать Крамской. — Решением районного суда приговорен… приговорен… ага, вот… к пяти годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима».
— Получается, что, не считая тех троих, остается только Некрасова. Надо бы с ней еще разок переговорить, но теперь она в вашей власти. Свидание устроите?
— Давай на «ты»? — предложил Крамской.
— Устроишь?
Крамской вскинул руку, посмотрел на часы:
— Сегодня уже поздно.
— А завтра утром?
— Попробую. Но мы так и не выяснили, зачем Эдик запросил эти вот чертовы дела!
Шестисотый «мерс» гнал по загородному шоссе.
Щербак вскрыл маленький пластиковый пакетик и высыпал из него на ноготь мизинца белый порошок. Затем поднес мизинец к носу и с шумом всосал порошок ноздрями.
Щербака с трудом можно было узнать, настолько хорошо он вошел в образ гангстера — наглый взгляд, дорогой прикид, толстая золотая цепь на шее.
Седой сидел рядом и напряженно наблюдал за его манипуляциями.
— Отменно… — У Щербака аж слезы выступили. — Но сделки не будет.
— Почему?
— Не нравишься ты мне, Седой. В ментуре тебя сегодня видели.
— За кого держишь, падла? — с трудом сдерживался Седой. — Сам-то будто с неба свалился! Может, тянет обратно, в облака? Так это быстро организуем!
— Гнедой за меня поручился, хочешь дорожку ему перейти? — Щербак сверкнул золотой фиксой. — Не советую…
Тем же вечером к его груди Самохин скотчем приклеивал крохотный микрофон. Щербаку было щекотно, он хихикал, подпрыгивая на одной ноге.
На столе лежал раскрытый кейс, доверху набитый пачками долларов.
— Ты понимаешь, что будет, если ты этот чемоданчик похеришь? — пытливо глядя в глаза Щербаку, спросил Самохин.
— Может, сразу поделим? По пятьдесят штук на брата, а?
— А что остальным скажем?
— Да, придется всех в долю брать…
— А теперь серьезно. — Осмотрев товарища со всех сторон, Самохин убедился, что устройство приклеено намертво. — Давай-ка повторим все еще разок…
На операцию ехали молча, боясь спугнуть удачу.
Это был то ли ангар, то ли заброшенный завод — сразу не разберешь. Огромное помещение с облупленными стенами, вдоль которых стояли проржавевшие скелеты каких-то доисторических станков. Лунный свет с трудом проникал через слуховые окна.
— Как слышно? Прием… — Щербак взволнованно курил, сидя на капоте иномарки. — Что-то он задерживается…
— Ты бы спел пока чего-нибудь. — Самохин приставил к глазам дальнобойный бинокль. — А то скучно…
Рядом с ним, в кустах, лежали на изготовке омоновцы. Они держали под прицелом все подходы к ангару вместе с дорогой.
В окуляре бинокля появились два огонька — по дороге, оставляя за собой столб пыли, быстро ехала машина.
— Всем готовность номер один! — скомандовал Самохин в рацию. — Они едут. Щербак, просьба снайперов, постарайся держать их на открытом пространстве.
— Давайте, ребята, только без паники. — Щербак передернул затвор пистолета, отправил его за пояс и прикрыл рубахой. — Раз, два — и по домам. Я уже есть хочу. И жить тоже…
Машина бесшумно въехала в ангар. Щербак спрыгнул с капота, выплюнул бычок и на всякий случай поднял руки в приветствии, чтобы все видели, что они свободны.
Седой и его подручные вальяжно вышли из автомобиля, огляделись.
— Где деньги?
Щербак раскрыл чемоданчик с баксами.
Седой взял одну пачку, вытянул из нее купюру, помял, помусолил пальцами, внимательно вслушался в ее шелест.
Его подручные не спускали глаз с Щербака, который безмятежно улыбался им в ответ.
— Смотри-ка… — удовлетворенно хмыкнул Седой. — Не фальшивка…
— Пересчитывать будешь?
— Не здесь.
Седой щелкнул пальцами. Один из парней нырнул в салон черного «мерседеса», через мгновение вынырнув из него с большой полиэтиленовой сумкой.
— Только без шуточек… — предупредил Щербак.
В сумке были аккуратно сложены пластиковые пакетики с белым порошком…
Под самым куполом ангара вспыхнули мощные лампы.
На секунду бандиты застыли, инстинктивно прикрываясь руками от яркого света. И этой секунды хватило Щербаку, чтобы броситься к Седому и наручниками скрепить его запястье с ручкой сумки.
— Всем лежать! — В ангар уже со всех сторон врывались омоновцы.
Кто-то из них на всякий случай пальнул в воздух.
Затем была обычная в таких случаях сутолока, когда колотят всех, кто попадается под руку, будь то чужой или свой.
— Я свой! — кричал Щербак.
Но его приложили рифленой подошвой армейского ботинка, да так крепко, что он откатился под колесо «мерседеса» и замер.
— Не трогать его! — орал Самохин, оттаскивая от Щербака омоновца, который намеревался нанести тому еще парочку ударов. — Щербак, очнись! Мы сделали это, у нас получилось!
— Я очень рад… — морщился Щербак, сплевывая кровавую слюну.
Тем временем бандитам скручивали руки и волокли к автобусу, где их уже поджидал Грязнов-старший.
— Все, паря, тебе капец… — прорычал Седой.
— Тебя же, кажется, предупреждали: никуда из Москвы не уезжать! улыбнулся в ответ Вячеслав Иванович.
За дверью ругались. Даже не ругались, а скандалили.
— Сучка! — Голос принадлежал Максимову. — А шмотки эти кто тебе покупал?
В ответ на пол полетела посуда.
Грязнов нажал кнопку электрического звонка.
— Заткнись! — Голос Максимова приближался к двери. — Я тебе сейчас по роже дам, сучка!
— Да пошел ты!
Дверь наконец открылась. Максимов был весь взъерошенный, потный, разъяренный.
— Кажется, я помешал семейной идиллии?
— Нет, знаешь, в самый раз!
— Жалкий актеришка!
С кухни в их сторону прилетела тарелка. Максимов успел увернуться, и она разбилась о стену прямо над его плечом.
— Ну все! — взревел он. — Можешь попрощаться со своим ангельским личиком! Мама родная не узнает!
Закатывая рукава рубахи, он с устрашающим видом двинулся на кухню, но на самом пороге обернулся к Денису:
— А ты чего стоишь?
— А что — я?
— То есть тебя это не касается?
— Я-то здесь при чем?
— Уверен?
— Спасибо за приглашение, но я пока на улице покурю. Как закончите, позовете.
— Мое дело предупредить, — пожал плечами Максимов, после чего с львиным рыком ринулся в дверной проем. — Ну, сучка, держись!
— Отвали, мразь!
Опять грохнула посуда.
Только сейчас Грязнов узнал этот женский голос. И вбежал на кухню, где, вцепившись друг в друга, катались по полу Максимов и Ксения. Она тянула его за волосы, а он, с перекошенным от боли лицом, неумело старался вывернуть ей руку.
— Стоп, снято! — громко сказал Денис.
И они вдруг замерли. Сработала профессиональная привычка.
— Ты что здесь делаешь? — тяжело дыша и пытаясь сдуть с глаз прядь волос, удивленно спросила Ксения.
— Я работаю. А вот вы?!
— А я отдыхаю!
Затем противоборствующие стороны перебрались из кухни в гостиную, где конфликт принял вялотекущую форму.
— Вот попытайтесь вспомнить. — Денис тыкал в лицо Максимову фотографии Корецкого и его джипа.
Но тот был рассеян и невнимателен, ему куда интереснее было до конца выяснить отношения с Ксенией, которая, стоя у старинного трюмо, приводила себя в порядок.
— Я в машинах не разбираюсь… — вяло отвечал Максимов.
— Вы же говорили, что видели водителя!
— Да когда это было!
— Смотрите внимательнее!
— Смотрю. Вот сучка…
— Козел! — моментально парировала Ксения.
— Шлюха!
— Импотент! — Она запустила в него пудреницу.
— Брейк! — как рефери на ринге развел руки в сторону Грязнов. — Все, хватит! Вы не встречали этого человека на «Мосфильме»?
— А кто это?
— Водитель этой самой машины, которая вас чуть не сбила! — Денис уже сам начинал выходить из себя. — Корецкий его фамилия! Ко-рец-кий!
Он не заметил, как тюбик губной помады вздрогнул в руке Ксении, оставив на ее губах странный кровяной шрам.
— Может, и видел… — почесал в затылке Максимов. — А может, нет… Мало ли кто там крутился, всех не упомнишь…
— Чао какао! — Ксения накинула на плечо сумочку и быстро вышла в прихожую.
— Стой, сучка! — метнулся за ней Максимов.
— Спокойно, теперь моя очередь! — схватил его за руку Грязнов.
И когда актер попытался вырваться, Денису не оставалось ничего другого, кроме как хорошенько ткнуть ему кулаком под дых.
— Ой, больно, — согнулся пополам Максимов. — Все, я беру тайм-аут!
Грязнов вел свою «шестерку» по ночной Москве. Ксения сидела рядом и, смотрясь в маленькое зеркальце, подкрашивала ресницы.
— Зачем ты к нему пришла?
— Попрощаться.
— А со мной попрощаться не хочешь?
Ксения посмотрела на него как-то туманно и, спрятав косметику в сумочку, попросила:
— Останови.
— Здесь нельзя.
— Останови где можно…
Денис свернул в узкий безлюдный переулок, припарковал машину под тусклым фонарем.
— Ну? Что еще придумала?
Ксения ловко взобралась Грязнову на колени и начала деловито расстегивать пуговицы его рубашки.
— Прямо здесь?
— У меня самолет через два часа…
Денис не сопротивлялся. Напротив, его руки уже сами задирали ей юбку.
— Мы же ненавидим друг друга…
— Кто тебе сказал? — Она старалась поймать его губы. — Ты меня ненавидишь?
— Это ты меня…
— Ненависть не равнодушие… Значит, любишь…
— Нет, просто ненавижу…
— А я буду по тебе скучать…
— Врешь…
— Буду…
— Врешь, ты всем это говоришь!..
— Буду, буду, буду!..
И она улетела.
Денис провожал взглядом самолет до тех пор, пока он не растворился в небе, оставив после себя длинную белую полосу. Но и она вскоре исчезла.
Грязнов докурил сигарету, смахнул с ресниц предательски навернувшуюся слезу и прошипел себе под ноги:
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
Крамской сдержал обещание. На следующее утро Денис уже спешил в следственный изолятор на свидание с Некрасовой.
Галина, опустив голову, сидела на приваренном к полу стуле.
— Когда меня отведут в душ? — спросила она без всякой надежды в голосе.
— Не знаю, — честно признался Грязнов. — Спросите у местного начальства.
— Они не говорят… Что тебе еще от меня надо?
— Я пришел, чтобы назвать вам одну фамилию. — Денис сел за стол напротив Некрасовой и, выдержав театральную паузу, произнес: — Корецкий!
Она качнулась, подняла на Грязнова полный потрясения взгляд и повторила тихо:
— Корецкий…
— Всего лишь одна фамилия. Но как много она значит, как много объясняет… — Денис не издевался, нет, скорей, сострадал. — Он был вашим кукловодом, а вы так и не смогли срезать с себя его нити… Не захотели… Сожрали друг друга, предали дружбу… Бог вам судья. И ему теперь тоже…
Он бросил на стол фотографию Корецкого.
— Убит при задержании. Все, это дело закрыто.
Некрасова взглянула на фотографию и беззвучно зашевелила губами.
— Что вы сказали?
— Это не он.
— Как — не он?
— Это не Корецкий…
