Глава тринадцатая
Узкая проселочная дорога, петляя, вела к дому Сергеевых. Скользя по весенней деревенской грязи и чертыхаясь, Ковригин подходил к ничем не примечательному строению пятидесятилетней давности.
«Черт, нужно было резиновые сапоги обуть, решил пофорсить, вот тебе и результат», — ругал сам себя Ковригин, отряхивая с ботинок налипшую на них грязь.
Дом Сергеевых стоял на окраине. Небольшой, светло-коричневый, давно не крашенный, с покосившейся дверью, он производил впечатление заброшенного, покинутого хозяевами дома. Если бы не цветы на подоконниках, можно было бы подумать, что в доме уже давно никто не живет.
Зеленый облезлый забор, казалось, вот-вот готов был рухнуть. Калитка закрывалась на веревочку, цепляющуюся с внутренней стороны забора за ржавый длинный загнутый гвоздь. Неловкое движение Ковригина, и калитка едва не отвалилась — оказывается, она держалась только на одной петле, Ковригин вовремя успел придержать калитку: не получилось, решил оставить, как есть, зацепив веревкой за гвоздь, прошел к дому по узкой асфальтированной дорожке, стуча ботинками об асфальт, стряхивая с них комья грязи.
Во дворе никого не было. На веревке, протянутой вдоль двора, висело давно высохшее белье, застиранные простыни, штопаные носки.
«Ишь, бедными прикидываются», — оглядывая жилище, раздраженно подумал Василий. Поймал себя на раздражении, задумался… Собственно, для раздражения у него не было никаких оснований: старые люди, вполне возможно, живущие на одну пенсию, могли быть на самом деле бедными и не иметь ни малейшего представления о том, чем на самом деле занимается их сын.
«Не верю, что не знают, — прокомментировал для себя эту мысль привыкший спорить сам с собой Ковригин, — наверняка прикидываются, тоже мне конспираторы».
Ковригин постучал в дверь. Никто не отозвался.
«Ну и хорошо, — Ковригин опустился на лавочку около двери, — есть время для размышлений».
Размышлять Ковригин любил, это придавало ему значимости в собственных глазах, превращая в философа, иногда в детектива. Поскольку впечатлений от деревенской жизни было немного, а ум у Ковригина был острый, живой, нуждающийся в постоянном притоке свежих ярких событий, размышления и фантазии — вот все, что ему оставалось. Впечатлений, конечно, было много, но все они, как правило, были садоводческого или огороднического порядка. И как ни старался переключить Ковригин всего себя целиком на деревенскую жизнь, не получалось. Снова и снова происходили события, которые по значимости оказывались важнее, интереснее и насыщеннее его простой фермерской жизни. И теперь Василий Васильевич даже был рад тому, что в его жизни снова происходило что-то, заставляющее его душу, его ум работать.
«Итак, давай по порядку», — сказал сам себе Ковригин, устраиваясь на лавке поудобнее и принимаясь за свое любимое дело — размышлять.
«Первое, что мы имеем: родители Пузыря оказались моими односельчанами, и это хорошо. Хорошо потому, что теперь я смогу многое еще узнать. Если, конечно, Иван Николаевич и Анна Ивановна Сергеевы не окажутся соучастниками дел, которые творит их сын, — Ковригин тут же отбросил эту мысль как невероятную. — Пожилые люди, зачем им все это?»
Размышляя таким образом, Ковригин продолжал наблюдать: дом не обнаруживал никаких признаков жизни, казалось, все замерло или затаилось, даже сухие листья на деревьях не шелохнулись.
«Странно, где вся скотина? Неужели у них нет ни коровы, ни коз, ни даже кур?»
Решив проверить свои мысли, Ковригин обошел дом, попав таким образом во внутренний двор.
Во внутреннем дворе, который выполнял скорее функцию палисадника, тоже никого не оказалось. Ковригин заглянул в курятник. Одинокая курица, увидев незнакомого человека, громко запричитала, оповещая своих затерявшихся где-то в глубине двора собратьев о непрошеном визитере. По направлению отдаленного кудахтанья Ковригин понял, что куры на огороде.
«Пошла вон!» — ругнулся на нее Ковригин. Курица явно нарушала его желание теперь уже остаться незамеченным и подробным образом заняться исследованием того, что окружало этот дом.
«Не хватало еще, чтобы хозяева обнаружили меня в палисаднике», — представил себе ситуацию Ковригин.
Ситуация, на его взгляд, могла выглядеть следующим образом.
За широким стволом дерева мог вполне спрятаться человек…
Треск веток за спиной Ковригина заставил его обернуться. Ненаблюдательному взгляду могло показаться, что никого нет, да и не было, но Ковригину показалось, что за широким стволом дерева что-то мелькнуло.
— Та-ак, кто это еще? — на ходу соображал Ковригин. В следующую секунду он уже стоял за деревом, держа в руках покрасневшее мальчишеское ухо.
— Та-ак, кто это еще? — повторил Ковригин придуманную им самим фразу и, стараясь сдержать улыбку, нахмурился.
Ухо, которое сжимал Ковригин, принадлежало мальчишке лет восьми, по его хитрой и одновременно жалкой улыбке можно было предположить, что мальчишка здесь неспроста…
— Пусти, дядя, — заныл мальчишка, и Ковригин ослабил ухо, но не отпустил его.
— Ты кто? — строго спросил Ковригин.
— Дед Пихто, — вырвался мальчишка и буквально взвыл в следующий момент, потому что цепкие пальцы Ковригина снова схватили его за ухо и сжали еще с большей силой.
— Ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? — задал скорее самому себе вопрос Ковригин, соображая, что он сделает с мальчишкой и вообще, стоит ли с ним что-либо делать.
— Нет, не знаю, — заскулил мальчишка. — Я ничего, я просто испугался…
— Чего ты испугался? — растерялся Ковригин.
— Тебя… Отпусти, больно…
— Давай по порядку, — сказал Ковригин. — Кто ты и что здесь делаешь? Быстро отвечаешь на два вопроса, и я тебя отпускаю, идет?
— Честно? — прищурился мальчишка.
— Честно, — Ковригин и в самом деле решил отпустить его.
— Лешка, я к дядь Коле, на джипе покататься хотел, — выпалил мальчишка и, отпущенный Ковригиным, тут же скрылся за углом сергеевского дома.
— На джипе? — растерянно повторил вслед ему Ковригин.
Это меняло дело. Теперь, когда он уже собрался уйти, не дождавшись хозяев и поняв, что искать ему, собственно говоря, нечего, ситуация изменилась.
«Надо было мальчишку не отпускать, — спохватился Ковригин, — он наверняка многое мог бы рассказать…»
Но от Лешки не было и следа, оставалось самому заняться поисками либо хозяев, либо следов джипа.
Ковригин снова обошел дом, теперь с другой стороны. Широкий непаханый огород с одиноко растущим на нем грушевым деревом да пасущиеся на огороде куры — вроде бы ничто не вызывало никаких подозрений. Ковригин снова прошелся по палисаднику, зачем-то заглянул в колодец: никого, разумеется. Оставалось три неисследованных объекта: погреб, сарай и дом. Ковригин решил начать с погреба.
Каменные ступени разной высоты вели вниз, туда, где царили мрак и холод. Огромные бочки, на которые он натыкался в темноте, казались еще больше. Пятилитровые баллоны с торчащими из них трубками вперемешку с какими-то бутылками, мешками, деревянными емкостями разного объема — все это наталкивало на выводы, совсем не те, которые сейчас интересовали Ковригина.
Скрипнула дверь погреба.
«Баста, — решил Ковригин, — хватит играть в детектива, нужно осмотреть сарай, а потом — дом».
Выйдя из погреба, Ковригин окинул взглядом расстояние до сарая, сравнив его с расстоянием до дома: дом был явно ближе.
«Нет проблем: сначала дом, потом сарай», — сориентировался Ковригин, подошел в дому и еще раз постучал в дверь. Никто не отозвался. Ковригин легонько нажал на дверь, дверь оказалась не заперта.
Небольшой коридор с круглым столом посредине и деревянными лавками справа и слева, еще одна дверь — в комнаты. И эта дверь тоже оказалась открытой. Ковригин растерялся: вот оно, логово врага. И что же ему теперь делать?
«Искать», — решил он, сам толком не понимая, что именно он должен искать в доме.
Большая гостиная: иконы, вязаные половички, старый мебельный гарнитур, диван… Комната прямо: печь, кровать, шкаф… Еще одна дверь.
«Спальня», — подумал Ковригин и присел на диван.
Настала пора привести в порядок мысли. Поход в дом Сергеевых, судя по всему, ничего не дал: ни тебе улик, ни следов преступления, ни даже самих хозяев, скромный, если не сказать, убогий быт которых превращал все подозрения Ковригина в нелепость.
«Может, они вообще с сыном не общаются и не имеют ни малейшего понятия о том, чем на самом деле он занимается?» — мелькнула у Василия мысль, превратившая окончательно его поход в дом Сергеевых в бессмыслицу.
— А-а… — вдруг отчетливо донеслось из-за той двери, которую Ковригин принял за спальню.
Ковригин замер. Прятаться было негде. Приняв боевую позицию, которой его учили в юношеские годы в секции вольной борьбы, и приготовившись встретить любой удар, Василий ждал у двери в спальню. Прошла минута, потом другая. Из спальни никто не появлялся. Ковригин устал ждать, подкравшись на цыпочках к двери, попытался в замочную скважину рассмотреть того, кто стонал в комнате. Никого не было видно.
«Может, опять мое воображение рисует всякие ситуации?» — подумал он. И словно в опровержение его мыслей, из комнаты снова раздался стон.
«А что, если там… Если тому, кто там, нужна помощь?» — С этими мыслями Василий решительно открыл дверь спальни.
Картина, которую он там увидел, не могла ему и в голову прийти: на диване, свесив руку на пол, в одежде спал Пузырь. Характерный запах пьющего не первый день человека, которым была пропитана спальня, говорил о том, что Пузырь здесь не первый день, и еще о том, что пьет он тоже не первый день.
«Как же он приехал? — недоумевал Ковригин. — Пьяный — за рулем?»
Пузырь словно почувствовал присутствие в комнате постороннего человека, он повернулся на живот и промычал:
— Убью…
Боясь, как бы это не произошло на самом деле, Ковригин, пятясь, вышел из спальни, стараясь не скрипнуть дверью, в коридор. Из коридора, не прикрывая за собой давно не смазанные входные двери, выскочил во двор. И пошел, почти побежал. Если бы мог, то, как тот мальчишка — только бы пятки засверкали, но положение не позволяло.
«Что скажут односельчане?» Трезвая оценка любой ситуации не раз выручала Ковригина, помогла она и на этот раз. Дойдя до калитки, Василий остановился.
«Стоп, — подумал он, — а сарай?»
И противоречивые мысли заговорили одновременно в его голове.
«Ты с ума сошел? — твердила одна. — Какой сарай? Что там может быть? Все, что ты искал, нашел, нужно ехать к Грязнову!»
«Все, завязывай с этим делом и давай домой, хватит играть в детектива! Это не твое дело, пусть им занимается тот, кто получает за это деньги, кстати, твои, кровные, заработанные честным фермерским трудом!»
«Нет— нет, именно в сарае… Нужно проверить все: от начала и до конца!»
«Тебе что, жить надоело?…»
«Будь мужиком, в конце-то концов! Решил, так делай!»
Победила последняя мысль.
«Будь что будет, — подумал Ковригин, развернулся и направился к сараю, — по крайней мере не в чем будет себя упрекнуть».
Впоследствии эту ситуацию Ковригин будет вспоминать много раз, рассказывая своим друзьям, и Грязнову в том числе, каких усилий стоило ему тогда взять себя в руки и, можно сказать, на глазах у врага сделать у него обыск.
Страхи, опасения Ковригина были вознаграждены: в сарае действительно стоял джип.
«Неужели тот самый?» — Ковригин провел рукой по шине: песок тот же, что и во дворе милиции.
Это был именно тот самый джип, с которого началась эта история: великолепный «рейнджровер», похищенный у Дениса Грязнова.
Что делать дальше, Ковригин знал: конечно, к Грязнову! Но прежде — к другу, перевести дыхание, рассказать и посоветоваться, хотя и так все теперь стало понятно.
Торопясь, выходя из сарая и направляясь к калитке, Ковригин не заметил, что за ним наблюдают. И только взявшись за веревку и отцепляя ее от ржавого гвоздя, он услышал, точнее, прочувствовал всем своим телом прозвучавший вопрос:
— Эй, ты кто, а ну-ка стой! — Сама жизнь скорректировала вопрос, не раз звучащий за сегодняшний день в воображении Ковригина.
«Иван Николаевич», — узнал голос Сергеева-старшего Ковригин и вздохнул с облегчением.
— Здравствуйте, Иван Николаевич, — Ковригин обернулся навстречу хозяину, доброжелательно протягивая для пожатия руку.
— А-а, Васька, — смягчился хозяин, — а то я гляжу, чужой по двору ходит, думал сына звать на подмогу.
«Хорошо еще, что ты не увидел, как я не только по двору хожу», — подумал Ковригин.
— Чем обязаны? — заглядывал в глаза гостю Сергеев.
— Да ничем, собственно, просто зашел, — оправдывался на ходу Ковригин, не успев сориентироваться.
— Просто нынче только кошки родятся, — высказал банальную сентенцию хозяин.
— Это верно, — решив не вызывать напрасных опасений хозяина, Ковригин и придумал на ходу объяснение. — Машку ищу, коза это моя, третий раз сбегает, стерва.
— Любимая коза, — похлопал гостя по спине Сергеев и сам рассмеялся своей шутке. Помнишь, как в кино: приносит грузин козу к ветеринару, а коза у него тоже любимая была…
— Не козу, а овцу, Иван Николаевич, — перебил его Ковригин. — Слушай, я пойду, а? Машку надо искать…
— Я тебе пойду! — Сергеев обнял гостя за плечи. — В какой еще раз к нам зайдешь, пойдем выпьем, а коза твоя найдется, не бойся…
— Может, как-нибудь…
— Никаких «как-нибудь», а прямо сейчас, с сыном ты моим, кстати, не знаком?
«И рад бы не знакомиться», — подумал Ковригин и ответил отрицательно.
— Вот и познакомишься, — обрадовался Иван Сергеев и повел гостя в дом.
— Колька! — взревел Иван, распахивая перед Ковригиным входную дверь.
Ковригин снова очутился в гостиной.
— Колян, ты что, спишь?! — Хозяин направился в спальню.
— Убью, — раздалось уже знакомое Ковригину пузыревское мычание из спальни.
— Дрыхнет, — выглянув из спальни, ласково сказал Иван Николаевич и снова заревел: — Коляшка! Пошли козу искать!
В спальне раздался грохот, по которому трудно было понять, что именно там произошло: то ли отец стянул сына с дивана, то ли сын, оттолкнув отца, бросил его на пол. Ковригин решил было вмешаться, но передумал: «Сами разберутся». И действительно, через пару минут из спальни показались оба, как две капли воды похожие друг на друга, — отец и сын Сергеевы. И первое слово, которое они произнесли, оба, одновременно, было:
— Выпьем?
— А это кто? — заметил гостя Пузырь. — Ты кого привел, па?
Ковригин оценил пространство: если что, ближе всего — окно, из гостиной прямо во двор и…
— Ты мента привел! — заревел Пузырь и двинулся на Ковригина.
— Сынок, какого мента, — заслонил собой Ковригина Сергеев-старший, — ты выпей-ка, на, — отец налил сыну полстакана водки из аккуратно спрятанной под столом бутылки, — а то и меня за мента примешь…
«Сынок» выпил. Всмотрелся в Ковригина:
— Да ты, я вижу, уже второй раз ко мне в дом приходишь!
— Ну ты даешь! — Отец налил ему еще. — Перепил ты, сынок, — и выпил сам. — А ты-то чего отстаешь, — толкнул под локоть Ковригина, — пей, а то козу искать не пойдем… — и снова сам засмеялся своей шутке.
— Нет, батянь, постой, — опять направился к Ковригину Пузырь, — я же помню, когда я спал, он вот так, как ты сейчас, рядом стоял…
— Ты подумай, Коляна, ну что ты говоришь, как ты мог видеть, если ты спал?
Пузырь задумался. Было видно, что его мозг не привык к сложным умственным операциям, Пузырь махнул рукой:
— Налей.
Снова выпил, похлопал Ковригина по спине:
— А ты клевый мужик!
— Почему? — удивился такому комплименту из уст врага Ковригин.
— Потому что кончается на «у», — Пузырь расхохотался. — Это знаешь, как вопрос типа: почему меня Пузырем зовут, а, не знаешь почему?
— Выпить любишь? — предположил Ковригин.
Отец и сын смеялись так, что дрожала бутылка на столе.
— А тогда его, — Пузырь показал на отца, — тоже так должны звать, а? Пузырь-младший и Пузырь-старший. А маманю нашу — Пузыриха?
— Нет, лучше Пузыриня. Кстати, где она? — спросил сын и на всякий случай пригрозил кулаком Ковригину. — Ты маманю нашу не трожь, мы за нее шею кому хочешь…
На крыльце послышались шаги.
— А вот и маманя Пузыриня, — обрадовался Николай и кинулся к матери с объятиями.
Анна Ивановна позволила сыну себя обнять, сокрушенно покачала головой, едва не заплакала:
— Опять?
— Не опять, а снова, маманя! — радостно сообщил жене Иван Николаевич. — У нас гости, не видишь, что ли?
— Ой, — засуетилась Сергеева, — а я и вправду не заметила, вы уж простите меня, — и захлопотала, накрывая на стол припасенные в маленькой комнате продукты, — вы уж простите нас, только огурчики да вот капусточка, что ж эти-то, ничем не угостили вас…
— Угомонись, маманя, — прикрикнул на нее Иван Николаевич.
Анна Ивановна сжалась, замолчала, присела тихо на краешек дивана, спросила у Ковригина тихо-тихо:
— А вы, я вижу, наш, поселочный?
— Да это ж Ковригин! Васька! Ты гляди, Колян, мы пьем, а она пьянеет, — заорал Иван.
— Запамятовала, вы уж простите, — коснулась руки гостя Сергеева.
— Не боись, простит, сейчас выпьет и всех простит, и тебя, и меня, правда, Васек? А ты чего примолк-то?
— Да вот спросить хочу, — осмелился Ковригин.
— Хочешь, да стесняешься, — снова громко захохотал Пузырь, — ну спрашивай, девица-красавица!
Ковригин побледнел, подумал, решил на «девицу-красавицу» никак не реагировать.
— За что ты меня клевым мужиком-то назвал?
— А за то, что не испугался, я же знаю, что это ты в комнате стоял, а я бы и вправду убить мог, я же все вижу, это только кажется, пьяный дурак, я в таком виде все могу, на джипе ездить могу! — Пузырь куражился, при этом наблюдая за реакцией Ковригина.
Ковригин решил вести себя, как хозяин:
— Налей, — сказал он и протянул Ивану Николаевичу пустой стакан.
— Вы тоже по этому делу? — сочувственно вздохнула Анна Ивановна. — Бедный, вот и мои туда же, прямо не знаю, что и делать…
— Должна знать! — заревел Иван. — Должна знать, что делает добрая жена в таких случаях, сочку бы нам томатного, а, маманя. Сгоняй-ка ты в погреб!
— Может, не надо, а? — Сергеева едва не плакала.
— Вправду, ребята, — решил поддержать хозяйку Ковригин, — и так всего…
— Помалкивай, — перебил его Иван Николаевич, — жена должна знать свое место в доме, в погреб, живо! Кому сказал…
— Хорошо, хорошо, — согласилась Сергеева и тихонько спросила гостя: — Может, вам чего еще принести, а? Селедочки?
— Давай, давай, и нам селедочки! — обрадовался Пузырь.
Едва захлопнулась за хозяйкой входная дверь, Пузырь наклонился к Ковригину и шепнул:
— Теперь ты понял, почему меня Пузырем зовут?
Ковригин отрицательно покачал головой.
— Отец, — обратился он к Сергееву-старшему, — он и теперь не понял, может, ему врезать для просветления мозгов-то, а?
— Ты не горячись, сынок, — похлопал сына по плечу Иван Николаевич.
— Да нет, я вижу, надо врезать, — разошелся Пузырь.
— Гостя не тронь, — тихо, но зло сказал отец, — а не то я тебе самому сейчас врежу.
— Хорошо, — согласился Пузырь и кивнул Ковригину, — но я все равно тебе как-нибудь врежу, ох, с каким удовольствием, потому что мужик ты и вправду клевый…
Вернулась мать. Воспользовавшись тем, что Сергеевы переключили на нее внимание, Ковригин решил улизнуть. Ему уже давно надоело это общество, ничего нового узнать бы не пришлось, а продолжать дальше пьяное общение Ковригину не хотелось. Он встал с дивана, словно уступая Сергеевой свое место. Пузырь тут же верно оценил его движение:
— Эй, ты куда намылился?
— Козу Машку искать, — ответил за него Иван Николаевич, — да пускай проваливает, раз мы ему не компания.
— Отчего ж не компания, — решил не расставаться врагами Ковригин. — Вот я дела свои поделаю, козу найду, — он поправился, — вот тогда и выпьем вместе…
— А селедочка, вот возьмите, огурчики, давайте, я вам с собой, — засуетилась Анна Ивановна.
— Угомонись, мать, — осадил ее Пузырь, — в гробу он видал твою селедочку с огурчиками!
— Коляша, ну зачем…
— Спасибо вам, Анна Ивановна, — Ковригин пожал женщине руку, — огурчики ваши замечательные, ну а селедочку я как-нибудь в другой раз попробую, вы уж не обижайтесь.
— Да что вы, это вам спасибо…
— Мне-то за что? — удивился Ковригин.
— За хорошие слова, от них слова доброго ввек не дождешься, — она тяжело вздохнула. — Ну ничего, Бог терпел и нам велел, ангела-хранителя вам, — и она перекрестила уходящего Ковригина.
Выйдя из дома, Ковригин вытер со лба пот.
«Кто его знает, — думал он, — может, Пузырь и вправду видел меня в своей спальне, а может, на пушку берет? Но в любом случае голыми руками его никак не возьмешь, тут ежовые рукавицы нужны».
Закрывая за собой калитку, Василий поскользнулся, едва не упал в грязь, удержался, зацепившись за веревочку, оглянулся: не видит ли кто, дорожил своей репутацией Ковригин, а в пьяном виде его еще ни разу не видели в поселке.
«Пойду— ка я огородами, — решил Ковригин, — по крайней мере если и упаду лицом в грязь, то не перед всем поселком».
Но, как обычно бывает в таких случаях, сработал закон подлости. На соседнем огороде его увидела Нюрка:
— О! Вася, куда это ты?
— Козу Машку ищу, — стараясь придать своему голосу побольше трезвости и строгости, ответил Ковригин, но Нюрка адекватно оценила ситуацию.
— А ты заходи, вместе искать будем! — весело смеялась она, наблюдая, как Ковригин пытается ступать по дорожке между огородами ровно, словно по натянутой канатоходцами между двух столбов веревке.
«Ничего, — утешал себя Ковригин, — любой опыт отрицательный лучше, сильнее и полезнее положительного опыта, по крайней мере, я понял, в чем логика поведения пьяного человека. Да. Оказывается, все очень просто: чем больше человек пьян, тем больше он хочет казаться не пьяным».
Мысли путались, размышлять в пьяном виде оказалось гораздо труднее, чем в трезвом.
«Интересно, как он так соображает, — позавидовал способностям Пузыря хорошо ориентироваться в пьяном виде Ковригин, — и машину водит, и любую ситуацию контролирует, не то что я…»
Словно подтверждая его мысли, ноги перепутались друг с другом, и Ковригин упал, точнее, встал на четвереньки прямо на дорожке между огородами, опираясь на колени и на локти одновременно, плавно раскачиваясь из стороны в сторону и соображая, как лучше сохранить равновесие и не упасть совсем. Помог сосед с правой стороны от хозяйства Ковригина: Егор уже несколько минут наблюдал за перемещениями по огороду Ковригина, из чего сделал вполне верное заключение о его состоянии.
— Где это тебя так угораздило? — спросил Егор Василия, помогая ему подняться.
— Не спрашивай, — выдохнул Василий, поднимаясь и цепляясь за соседа, — с Пузырем мы…
— Ты имеешь в виду с бутылкой, что ли? — уточнил Егор.
— С какой бутылкой? С тем самым Пузырем и есть.
— С кем, с кем? Да ты и вправду, видать, перепил, сам вчера мне про него такие вещи рассказывал, а сегодня, ну ты шутник…
— С ним, с этим, с Пузырем… — Ковригин совсем ослабел. — Егорка, слышь, можно я у тебя оклемаюсь, а то перед Леной неудобно…
— Можно, конечно, — Егор уже вел Ковригина к своему дому.
