Глава восемнадцатая
Оперативная работа
Работать Демидычу стало намного проще. Одно дело охранять человека, который об этом и не подозревает, и совсем другое — когда человек в курсе. Конечно, условие «не приближаться и не светиться» оставалось в силе, но теперь в случае опасности фигурист хоть может позвать на помощь. Для этого в его новый «опель» был вмонтирован «жучок» и на куртке под воротником прикрепили еще один. Кроме того, Панов иногда беседовал с Демидычем по телефону — и между ними возникла даже какая-то телефонная дружба или, во всяком случае, взаимопонимание. Фигурист неизменно предупреждал, куда собирается, на сколько и с кем планирует встречаться. А когда в его машине находился еще кто-то, он просто произносил вслух «едем в „Динамо“ или „а теперь домой“.
То, с какой открытостью Панов шел на контакт, что согласился на прослушку и сам по собственной инициативе отчитывался о своих планах и встречах, убеждало Демидыча, что фигурист не злодей. Да, ведет себя безрассудно. Да, наломал дров с этой своей Рудиной. И к работе мог бы относиться с большей ответственностью: любовь любовью, а медали тоже на дороге не валяются. Мальчишество это — или все или ничего, так в жизни не бывает, надо всегда искать компромиссы. Но на преступника Панов не походил нисколечко. Однако Макс и Щербак продолжали твердить, что Панов только прикидывается паинькой, что позволил обвешать себя «жучками» исключительно ради того, чтобы знать, где они висят, и в случае чего прослушку обойти, что отчитывается о своих передвижениях, чтобы Демидыч держался подальше и не мешал проворачивать грязные делишки.
Демидыч с коллегами не спорил. В первую очередь потому, что с того момента, как Панов сам попросил Дениса Грязнова его защищать, всякие покушения, избиения и странные ДТП прекратились. Вдруг, ни с того ни с сего. Демидыч гадал, что это: ситуация сама собой разрешилась и конфликт сошел на нет или наступило затишье перед грандиозной бурей? И детектив не позволял себе расслабляться.
Режим работы в последние дни изменился. Панов и Рудина тренировались по ночам — в дневное время якобы каток был занят. Поэтому днем фигурист в основном отсыпался — и Демидыч тоже отдыхал. Рабочий день начинался часов в пять вечера. Панов с Рудиной ехали куда-нибудь ужинать, вернее, завтракать — поскольку не перед сном, а после. Потом отправлялись на каток и почти до полуночи тягали железо в тренажерном зале, а дальше до шести-семи утра трудились с новым тренером, неким Львом Костышиным, на льду над новой программой. Демидыч держался поблизости, сидел в машине где-нибудь рядом с «Динамо», почитывал книжку или слушал радио. Утром провожал фигуристов домой. Иногда они вместе отправлялись на квартиру, которую снял Панов, пока ремонтировали выгоревшую, иногда Панов завозил свою Свету к ней в Орехово и ехал спать один. Хотя Рудина тоже жила одна, ее мать, как выяснил Демидыч, в прошлом известная конькобежка Регина Чиркова, почти все время проводила в Германии, и влюбленные вполне могли удобненько устроиться в Орехове вместе.
Системы в этих рокировках Демидыч не заметил, — очевидно, все зависело от самочувствия, если выматывались на тренировке сильно — разъезжались, если оставались силы — не разъезжались.
…Был жуткий снегопад, за ночь улицы завалило по колено, снегоуборочные машины с трудом успели до утра разгрести основные магистрали, по радио каждые пять минут просили автолюбителей без крайней нужды не выезжать на дорогу. Несмотря на предупреждения, дороги были забиты. Фигуристы, выйдя с тренировки, долго в нерешительности топтались у засыпанной снегом машины.
— Может, лучше на метро? — предложила Светлана.
Панов отыскал глазами джип Демидыча, словно спрашивая, можно на метро или не стоит? Демидыч, собственно, ничего против не имел. Есть варианты: оставить джип здесь и проводить фигуриста пешком или, точно зная, до какой станции они поедут, встретить их у выхода. Но Панов неизвестно чего ждавший (платочком, что ли, Демидыч ему должен был махнуть в знак согласия?) ответил:
— Ничего прорвемся, — и взялся счищать с «опеля» снег.
Его мобильник зазвонил, когда «опель» застрял в очередной пробке. Демидыч слышал, как фигурист ответил, а чувствительный «жучок» под воротником позволил разобрать почти все слова, вылетевшие из трубки:
— Лешик, верни бабки по-хорошему.
— Какие? — спросил Панов. Голос его не дрогнул, но, возможно, он просто сдерживался, чтобы сидевшая рядом Светлана не заподозрила неладное.
— Сам знаешь какие, — прохрипела трубка, — не вернешь по-хорошему, вытрясем по-плохому.
— Я понял.
— Смотри, мальчик, мы тебя предупредили.
Панов очень вежливо попрощался и дал отбой. Демидыча так и подмывало немедленно позвонить ему и спросить, кто требовал деньги и что за деньги. Но пришлось ждать, пока он высадит Рудину. А ей тоже было интересно, кто звонил, и Панов явно соврал:
— Бо Лев Николаевич. Просил принести завтра мои записи. Помнишь, я тебе рассказывал, Карпов разработал для меня план специальных силовых тренировок, нужно будет их возобновить.
— Леш, я похудею, честное слово, — начала оправдываться Светлана.
— Ты мне нравишься именно такая… — замурлыкал фигурист. — Не переживай, сегодня уже все было хорошо, я совсем освоился, завтра уже двадцать поддержек сделаем.
— Лешенька… — Они там взялись целоваться, а Демидыч клял снегопад, и синоптиков, и муниципальные власти, и автомобилистов, которые не слушают, когда им дают умные советы.
Наконец доползли до Орехова. Фигурист проводил Светлану до квартиры. Слава богу, долго там не задержался, и снова забрался в машину. Демидыч уже держал палец на кнопке голосового набора на телефоне и чуть ли не крикнул:
— Панов, мобила!
— Панов, мобила, — откликнулся телефон его голосом и замолк, набирая номер. Через несколько долгих секунд фигурист взял трубку:
— Кто звонил? Какие деньги? — засыпал Демидыч его вопросами.
— Я сам ничего не понимаю, — ответил Панов. — Может быть, это из-за аварии, я же разбил там «линкольн», но вроде бы страховая компания уже все уладила…
— Еще варианты есть? Голос знакомый?
— Нет, голос впервые слышу, номер не определился. Я просто понятия не имею, кто это мог быть.
— Алексей, но это в ваших же интересах!
— Да знаю я!
— Ну?
— Что — ну?
— Раньше такие звонки были?
— Нет.
— А не звонки — разговоры на эту тему?
— Нет.
— И денег вы никому не должны?
— Нет. Чтобы вот так требовали, никому не должен.
— А как должны?
— Ну по мелочи: ремонт квартиры, машины, аренда льда…
— Бо все не то, — вздохнул Демидыч.
— Не то, — согласился Панов.
— Короче, я вам поставлю еще прослушку на домашний телефон. И когда требования повторятся, сразу дайте нам знать.
— А они повторятся?
— Даже не сомневайтесь.
Сева так и не объявился. Пошли уже третьи сутки, с тех пор как он в последний раз давал о себе знать. Пушкин ежедневно прилежно просматривал милицейские сводки по городу и области: к счастью, неопознанных трупов, подходящих к параметрам Голованова, не было. Но уверенности в том, что Сева жив, это не прибавляло.
И Донбасс до сих пор не вернулся в свой номер в гостинице «Москва». Пушкин даже связался с украинскими коллегами из Луганска. Были опрошены престарелые родители и бывшая жена Донбасса, они полагали, что Донбасс на очередных «гастролях», и им никто никаких требований о выкупе не предъявлял.
— А у нас, между прочим, еще один пропавший, — обрадовал коллег Щербак, когда все собрались в конторе на ежевечерний разбор полетов. — Виктор Маркович Гальберт ушел из дома и не вернулся. И тоже как раз третьего дня. Его жена написала заявление в милицию: дома не ночевал, на работе не появляется, на звонки по сотовому не отвечает. Заявление у нее взяли, но никаких розыскных мероприятий пока не проводилось — срок слишком маленький.
— И что мы, собственно, имеем? — Денис угрюмо оглядел соратников. — По слухам, у Султана украли четыреста тысяч долларов. Неизвестную пока сумму требуют у Панова. Пропали Сева, Донбасс и бухгалтер Султана Гальберт. И это, очевидно, не разрозненные факты, а кусочки некой общей картины.
— Причем все сходится на Панове. Он имел как минимум один контакт с Гальбертом. Сева исчез, когда пытался выяснить, связан ли Панов с околоспортивной мафией…
— Я думаю, похитили нашего Севу, — поскреб в затылке Демидыч, сегодня он отдыхал, а Панова пас Агеев.
— Если похитили, почему нет требований? — резонно поинтересовался Макс.
— Ну а что это еще может быть, если не похищение? Просто мешал кому-то и его заперли? Очень неудобно держать где-то человека, во всяком случае в Москве, а не в горных районах Чечни. Человек может закричать, застучать по батарее, привлечь внимание соседей. Даже если его бить или наркотиками накачать, какая-нибудь любопытная старушка сунет свой нос. Разве что где-нибудь на подмосковной даче. И Сева, между прочим, тоже не кисейная барышня. Просто так сидеть запертым да горевать по этому поводу вряд ли станет. Он из тех заложников, что могут своих похитителей нейтрализовать, перевербовать на худой конец — вылезти по водосточной трубе или связанным простыням.
— Севу продолжаем искать, — сказал Денис. — Но пока вернемся к Панову.
Макс зашуршал распечатками:
— Не знаю, сколько тут правды, а сколько домыслов, но журналисты утверждают, что, по сведениям ФБР, связи Фадеичева с мафией и в первую очередь с Султаном наладились в начале девяностых, а может, и в конце восьмидесятых. Времена были такие: спортивные звезды, певцы, артисты, аппаратчики и дельцы «черного рынка» — все варились в одном котле. Аита! Ну и коммерцией, конечно, вместе занимались. Для мафии спортивный бизнес был одним из серьезных источников дохода. По сведениям того же ФБР, в девяносто первом году Фадеичев якобы подписал с Султаном «договор о дружбе и сотрудничестве». Сразу после этого ему позволили вкладывать деньги в перспективные столичные проекты, а Султан предоставлял «крышу». Дальше — Этольше: фэбээровцы вообще утверждают, что Фадеичев у Султана в главных помощниках по отмыванию денег. Повторяю, я не знаю, насколько этому можно верить.
— Черт его знает… — задумчиво протянул Щербак. — Фадеичев все-таки государственный чиновник, причем такого ранга! Не может же быть, чтобы на такую должность назначили бандита? Или в нашей стране может?
— Что я могу сказать с уверенностью, — продолжил Макс, — Султан активно вкладывает деньги в спорт. Очевидно, не без помощи Фадеичева. Султан, похоже, хочет легализоваться в какой-то степени, и в принципе, становясь, скажем, крупным промоутером, он может это сделать. Вору в законе и визы в большинство стран не дают, и на крючке постоянно держат, а так он перейдет в новое качество. Ради этого он и задружился с фигуристами.
— С Пановым? — спросил Денис.
— И с Пановым тоже. Вот. — Макс передал Денису распечатку. — На самом деле я перерывал всякую относительно открытую отчетность московских казино, тотализаторов и прочих злачных заведений в поисках упоминаний Панова. Но наткнулся совершенно случайно не на Панова, а на нашу клиентку Ингу Артемову. Инга Артемова включена в наблюдательные советы при нескольких казино, которые контролирует Султан.
— В качестве жеста доброй воли Султан поделился бабасиками? — хмыкнул Щербак.
— Да, — кивнул Макс. — Скорее всего, дела с Султаном все-таки ведет Панов, а чтобы не светиться, бумаги оформили на Ингу. Как это бывает с новыми «русскими»… Записывают машины, дачи и острова на жену, тещу, племянников, а потом, когда жареный петух в задницу клюнет, и жена и теща забывают о любви до гроба, линяют с денежками. Наверное, и Панов сейчас локти себе кусает.
— Так, может, из-за предстоящего разрыва с Ингой, предчувствуя, что останется у разбитого корыта, он и спер у Султана четыреста штук? — предположил Демидыч.
— А почему не миллион, не два, не десять? — поинтересовался Николай.
— Возможно… — Макс задумчиво почесал бороду, — возможно, он думал, что Султан такую мелочь, как четыреста тысяч, просто не заметит? У него обороты, очевидно, многомиллионные. Возможно, Гальберт давно приворовывал по мелочи, а Панов, узнав, тоже решил примазаться.
— Бо все пока домыслы, — буркнул Денис.
— Версии, — поправил шефа Щербак.
— Ну ладно, версии. Панова нужно раскручивать.
— Прижимать его нужно, — сказал Макс.
— Прижимать, раскручивать — все едино, — откликнулся Денис. — Но на чем его прижать? Если бы он хотел рассказать о деньгах, он бы уже рассказал, а не строил из себя невинного младенца и не божился Демидычу, что ни сном ни духом. Предложения есть?
Предложений не было. Но подал голос Никита:
— А мы еще про Джафарова забыли…
— Джафарова? — переспросил Щербак.
— Да, действительно, — сказал Макс. — Тут Никита просил выяснить, кто такой Джафаров, который, по словам секретарши Фадеичева, стоит за Рудиной. Так вот Джафаров — это еще один вор в законе по кличке Ястреб.
— Час от часу не легче, — фыркнул Демидыч.
— Но пока я мало что о нем знаю. И возможно, он к нашей истории отношения не имеет, — успокоил Макс.
— И вы думаете, я стану с вами разговаривать? — Георгий Сванидзе надменно ухмыльнулся.
Денис выловил его вечером после тренировки на выходе с катка. У Сванидзе теперь была новая партнерша — Марина Шишкина, тренировки продолжались, но, если верить прессе, шансы прилично выступить на чемпионате мира у этой пары были нулевые. Дай бог попасть в десятку сильнейших. Сванидзе, похоже, мнение прессы разделял полностью. Во всяком случае, вид у фигуриста был как у безнадежно больного или окончательно разуверившегося в себе человека. На лице ничего, кроме бесконечной апатии.
Правда, когда Денис представился и попросил уделить ему несколько минут, Георгий встрепенулся, гневно сверкнул темно-карими кавказскими глазами и даже выругался, но это была всего лишь короткая вспышка. Через секунду ему уже снова было наплевать на все, в том числе на себя.
— Пойдемте выпьем где-нибудь кофе, — предложил Денис.
— Не хочу я кофе, — отмахнулся фигурист, — выкладывайте, зачем пришли.
Денис улыбнулся:
— Ну не кофе — сока или пива, вы пьете пиво?
— Ага! И водку, и коньяк, и абсент, и еще я нюхаю кокаин и заедаю его галлюциногенными грибами, — огрызнулся Сванидзе. — А скоро куплю пистолет и застрелюсь!
— Но не на улице же нам разговаривать? Холодно.
— Значит, замерзну и умру от крупозного воспаления легких.
Он капризничал как избалованный ребенок, но Денису все-таки удалось его уговорить зайти в «Макдоналдс». Благо ресторанчик был в двух шагах.
— Я хотел поговорить о том, как вы однажды вечером, спровоцировав дорожно-транспортное происшествие, чуть не угробили Алексея Панова. — Денис пошел на разговор со Сванидзе скорее по инерции. Чем дальше, тем меньше хотелось ему защищать Панова, зато крепло желание вывести фигуриста на чистую воду. И чем черт не шутит, решил он, а вдруг Сванидзе расскажет что-то такое, чего они до сих пор не знали.
— Я?! — расхохотался Сванидзе. — Если бы захотел, я бы угробил!
— Но вы ведь ездили по доверенности на красной «десятке», зарегистрированной на имя Регины Чирковой? — О том, что такая доверенность существовала, Макс узнал совершенно точно.
— Ну ездил.
— А Панова подрезала именно красная «десятка». И номера свидетели видели — та самая красная «десятка» Регины Чирковой. И Панов только чудом остался жив…
— Да идите вы! Бегите в ментовку, сдавайте меня! Нате, ешьте, мне теперь все по фигу!
— Остыньте, — попросил Денис. — Выпейте водички. И если вам действительно все равно, тогда, может, расскажете, как еще пробовали наказать вероломного Панова?
— Никак не пробовал.
— Что, совсем никак?
— А что вы на меня еще повесить собираетесь? Морду ему кто-то разукрасил, ребра пересчитал?
— Не только морду и ребра. Квартиру его подожгли, по телефону звонят с угрозами…
— Вешайте что хотите, — отмахнулся Сванидзе, — только больше я ничего не делал. Я Светку уговаривал, думал, она обиделась просто, завелась, а теперь остановиться не может. Господи, хоть бы его убил кто-нибудь!
Подобные возгласы и плаксивый тон, коим они произносились, явно не красили джигита и настоящего мужчину. Но Денис, разумеется, свое мнение оставил при себе.
— Как думаете, кроме вас, кому-нибудь могло прийти в голову переубеждать Панова с помощью кулаков, аварий, поджогов и прочими силовыми методами?
— А как его еще надо было переубеждать? Слов он не слушает!
— И вам известны такие факты?
— Да что вы в этом дерьме копаетесь? Он уже все испортил. Теперь, если ему даже ноги переломать или голову открутить, все равно Света ко мне не вернется…
— Ну а пока была надежда, что Панов одумается?
— Да все его прессовали наверняка. Вы хоть представляете, чего эта их любовь будет стоить?
— Нет, не представляю, расскажите.
— Ну для Весталовой и Карпова — это просто супероблом. Они впервые в жизни такой товар перспективный в руки заполучили, практически чемпионат мира в кармане — и нате вам! Конечно, они Лешке гадости какие-нибудь устраивали. Может, мордоворотов и не посылали бить его, но про Светку сплетни всякие сочиняли, и вообще. Наши Сергеевна с Анисимовной тоже, между прочим, рассчитывали, что мы со Светкой за золото поборемся. И им Панов поперек горла… Да мало ли. Короче, не хочу я больше об этом, застрелиться хочу. Пистолетик продайте, а? Вы же сыщик, у вас есть?
В кармане у Сванидзе заверещал мобильный телефон. Он нехотя достал трубку, поднес к уху и скорчил удивленную мину:
— Бо вас, сыщик.
Денис взял у него мобилу. Первым делом взглянул на табло, там мигала надпись «номер не определен».
— Грязнов? — незнакомым, приятным баритоном заговорила трубка. — Твой Сева у нас. Отдай четыреста тысяч, и ему ничего не будет.
Денис не успел даже рта раскрыть, а из динамика уже посыпались короткие гудки.
— Георгий, вам голос знаком?
— Который звонил? Не знаком. А чего это он вообще на мой телефон вам звонит? — возмутился Сванидзе.
— Я сам бы хотел это знать.
Денис записал номер мобильного Сванидзе, запомнил время, в которое был звонок, и помчался в офис. Макс обязательно должен пробить, откуда звонили. Не может быть, чтобы это было невозможно.
Но не успел Денис войти в контору, как его мобильный ожил в кармане. Он опрометью бросился в кабинет, нашарил в ящике стола присоску, стремительно подключил диктофон и на пятом звонке, глубоко вдохнув, чтобы скрыть волнение, ответил.
Звонили не похитители. Звонила Инга.
— Денис, почему вы так долго не отвечали? Мне только что звонил Алексей, — затараторила она взволнованно. — У него что-то случилось, он сам не свой. Просил меня обязательно приехать на каток. Даже не просил, требовал. Кричал, что это вопрос жизни и смерти. Денис, вы меня слышите?
— Слышу.
— Денис, что случилось? Вы же все время рядом с ним, что произошло?
— Насколько мне известно — ничего. Во сколько он просил приехать?
— После одиннадцати. Точнее не сказал. Я, конечно, поеду, но боюсь. Я даже не знаю, что и думать.
— Хорошо, я тоже подъеду к одиннадцати.
— Вы? Но он же тогда узнает…
— Не факт. Я что-нибудь придумаю.