ДЕНИС ГРЯЗНОВ

Если вас зовут попить пивка и при этом не просят принести его с собой — это оч-ч-чень подозрительно, — расслабленно размышлял Денис, черепашьими темпами продвигаясь в длиннющей пробке у Таганки. Значит, либо есть повод для празднования и надобно явиться с презентом, либо вас собираются банально припахать. И стоит еще семь раз подумать, что для организма полезней — дармовое пиво или работа задаром.

А дядюшка тем временем продолжал сулить златые горы:

— Посидим, расслабимся…

Денис резво вильнул на освободившееся место слева, едва не выронив мобильник:

— Может, заскочить в магазин, рыбки взять?

— И рыбка есть, и мясцо копченое, — сладко вибрировал в трубке голос Вячеслава Ивановича, вызывая у Дениса непроизвольное слюноотделение.

— И по какому поводу гуляем?

— Да что ты как красна девица ломаешься! Повод, блин! Нешто я не могу родного племянника на банку пива в гости зазвать?!

— А пиво правильное? — расхохотался Денис, прорвавшись, наконец, к светофору и уже не сомневаясь, что дядюшка имеет на него совершенно конкретные виды.

— И правильное, и продвинутое. Приезжай давай, а то сам сейчас все выпью.

Вячеслав Иванович расположился на лоджии и, посасывая из баночки «Хайнекен», нежился на нежарком сентябрьском солнышке.

— Бабье лето, племяш, — он мечтательно прикрыл глаза и шумно потянул носом, — листья жгут, журавли курлычут… угощайся.

— Может, о деле вначале поговорим? — хмыкнул Денис, подтаскивая табурет к раскладному столику. — Не просто же так вы меня позвали, а, дядь Слав?

— Какой ты умный все-таки, в меня что ли пошел?

— Ага. Чего сделать надо?

— Я тебе никогда про свою первую любовь не рассказывал?

— Это которую, студенческую? Или ту кахетинку с васильковыми глазами из седьмого класса?

— Не-е, про самую первую. Самая первая любовь у меня, Дениска, случилась в четвертом. То есть и до того были увлечения…

— Увлечения?! — Денис даже пивом поперхнулся, представив, как дядюшка в детсаду галантно флиртует с сопливыми дамами двух — пяти лет. Причем хоть и видел он на фотографиях дядю в нежном возрасте, сейчас тот представлялся как в свои «под пятьдесят»: с пегой седоватой взъерошенной шевелюрой, морщинами во весь лоб, с кривой ухмылкой видавшего виды матерого ловеласа. Только маленький — метр с кепкой… Даже с фуражкой, потому что в мундирчике, с маленькими такими генеральскими погончиками…

— В общем, мы с ней когда-то за одной партой сидели.

— Ты ее за косички дергал, в подъезде с ней целовался…

— Не-а, у нее косичек не было, и подъездам мы предпочитали подворотни да скверики и не целовались вовсе, маленькие еще были. Потом они в Ленинград переехали, мы даже переписывались года два.

— А теперь она за тебя замуж просится, а я должен проверить ее прошлое на предмет матримониальных афер?

— Что ж ты такой ехидный не по годам, а? — обиделся Вячеслав Иванович и с остервенением отодрал зубами шмат вяленого леща. — Дочь у нее пропала. Надо найти.

— Так в чем проблема? Ну и отправил бы ее ко мне в офис. Надо — найдем.

— Нет никакой проблемы, просто я хотел сам с тобой вначале поговорить, чтобы отнесся ты к клиентам нормально, по-человечески.

Теперь пришла очередь возмущаться Денису:

— Можно подумать, я когда-то к кому-то относился ненормально и не по-человечески?!

— Не брыкайся, племяш. Подумаешь, обиделся. Дело-то, по сути, яйца выеденного не стоит, я бы лично на твоем месте еще подумал: браться или не браться. Девочке, слава богу, уже двадцать три года, ну завеялась она куда-нибудь, не предупредив родителей, с кем не бывает? Криминала, на первый взгляд, никакого нет и не предвидится. То есть опять же на первый взгляд — одна морока. Эльвира сперва вообще ко мне на Петровку пришла. Представляешь, сорок лет почти как я ее в последний раз видел, а сразу узнал. Муж тоже при ней, надутый такой, в Питере сеть магазинов спорттоваров держит. А чем я ей могу посодействовать? Никаких оснований полагать, что девушка похищена или, тем более, мертва — нет, так что причины для возбуждения дела отсутствуют. Еще бы срок был приличный, а то пропала она неделю назад. Может, укатила с каким-нибудь ухажером на моря, а рекламу про «позвоните родителям» по телику больше не крутят, да, может, и некогда ей телик смотреть.

— Так, может, и правда стоит подождать просто, сама найдется.

— Вот! — Вячеслав Иванович торжествующе продырявил указующим перстом воздух. — А говорил, ко всем по-человечески! А если волнуются люди?

Говорят, что никакая самая супер-пуперная любовь не отшибла бы дочке память. Она же к матери на день рождения собиралась на прошлые выходные. Если не смогла приехать, то позвонила бы уж наверняка. Они из Питера примчались, все бросили, всех ее московских знакомых, кого знали, обошли, на работе справлялись, нигде никто ничего не знает. Естественно, вообразили себе бог знает что. Короче, надо людей успокоить. Я лично тебя об этом прошу. За гонорар не беспокойся, люди не бедные, заплатят, сколько скажешь, ты только постарайся, ладно?

— Ладно. Что о ней известно, или родители расскажут?

— Расскажут, но для затравки и я могу кое-что сообщить. Зовут Коротаева Мария Николаевна, возраст, как я уже говорил, двадцать три, закончила Финансовую академию, учится в заочной аспирантуре, пишет кандидатскую, работала с мая сего года в министерстве финансов, что-то вроде практики у нее было. Даже фотография есть, — Грязнов-старший, кряхтя, поднялся с табурета и пошлепал на кухню. — Ты, это… перебирайся тоже в дом, холодно уже на балконе и темно к тому же.

Денис подхватил столик с закуской, пиво и последовал за дядюшкой. Тот долго рылся в портфеле, но снимок все-таки нашел.

— Вот смотри, на мой лично взгляд ничего особенного, не то чтобы писаная красавица, но и не уродина, контингент поклонников может быть вполне широким и разнообразным. Вот мать у нее… — Вячеслав Иванович мечтательно закатил глаза. — И сейчас такие глазищи! Утонуть можно.

Денис взглянул на фотографию: девочка с персиками. Вернее, с яблоком, которое она очень аппетитно жует, но совершеннейшая девочка. Широко открытые удивленные глаза, какой-то капризный инфантильный разрез губ, темно-морковного цвета стрижка, розовая обтягивающая маечка, под которой мало что бугрится.

— Фотография что, старая? — спросил он.

— Нет, этим летом на даче снимали. Выглядит, конечно, моложе своих лет, но косить под нимфеток, до сорока в шортиках с голым пузом рассекать — это, говорят, нынче самый писк моды. Фотографию, кстати, можешь взять.

— Ладно, особые приметы у нее есть? Привычки, адреса, телефоны друзей, коллег, где она сама жила, снимала квартиру где-нибудь?

— Особая примета: шрам от аппендицита; о привычках лучше с родителями поговоришь, нечего испорченный телефон устраивать, они же тебя и адресами снабдят и телефонами, а квартира у нее собственная, не так давно купленная. Еще вопросы есть?

— Когда начинать?

— А вот завтра как голову вылечишь, так и начинай. А лечиться, брат, придется, потому как… — Вячеслав Иванович извлек из холодильника две бутылки коньяка и еще упаковку пива, — …от нахлынувших детских воспоминаний, черт их раздери, есть у меня непреодолимое желание напиться до поросячьего визга, и тебе я тоже шланговать не позволю.