Глава 50. КЛЮКВЕННЫЙ СОК

Прошли караул. Провожатый остановился. Вместе с ним остановился и Гордеев. Провожатый чуть растерянно взглянул на него и чуть повел в сторону взглядом, и в тот же момент он услышал голос, который нельзя было не узнать:

– Пожалуйте сюда, Юрий Петрович, не стесняйтесь.

Гордеев, однако, не двигался – ноги ему не подчинялись.

Он увидел Президента.

В серо-голубой домашней куртке Президент шел к нему навстречу, протягивая руки и улыбаясь своей всепоглощающей улыбкой.

– Рассказывали мне, что вы адвокатуру в следственный комитет превращаете. Очень интересно, хотя и не совсем правильно, на мой взгляд.

Президент поздоровался и, не выпуская руки Гордеева из своей, повел к малахитовому столику и плетеным креслам, в одном из которых сидел председатель российского правительства. К нему то и дело подходили ответственные работники и что-то на ухо докладывали, и он отвечал им вполголоса. Руки его были заняты бумагами. Он пожал плечами, извиняясь улыбкой за свою занятость.

Президент был спокоен до неправдоподобия. Казалось, из всех интересов в мире его сейчас наиболее занимает гордеевская судьба и еще, может быть, белесо-синее небо, тепло льнувшее к лесам, окружавшим президентскую резиденцию, на которые он, ласково щурясь, время от времени поглядывал.

Гордееву казалось, что Президент не постарел с тех пор, как он его видел близ «Белого дома» 19 августа 1991 года, но резко изменился в ином направлении.

Лицо его, все то же, знакомое до мельчайшей складки, приобрело новые черты, черты торжественности, и Гордеев обрадовался, приметив их.

Лицо Президента не могло не измениться и не стать несколько иным, потому что народ глядел в него, как в зеркало, и видел в нем себя, а народ изменился в сторону еще большей раскрепощенности.

Премьер-министр помог преодолеть смущение первых минут, и разговор стал общим.

– Мне рассказывали о вас, и, на мой взгляд, вы хорошо поступили, – сразу же сказал Президент, – что взялись за дело в провинции. У нас еще, к сожалению, много таких юристов, которые предпочитают ограничивать для себя Россию Московской кольцевой дорогой, не желая знать, что необходимо создать на всей территории единое правовое пространство.

Он взглянул на премьер-министра, и тот улыбнулся, точно зная, кого именно имеют в виду эти слова.

– Есть еще такие люди, – продолжал Президент. – Но скоро их время кончится... Расскажите, какие меры, по вашему мнению, самые неотложные? Не стесняйтесь, говорите.

– Люди, – ответил Гордеев. – И в первую очередь – юридически грамотные люди, господин Президент.

Президент негромко засмеялся, поглядывая на премьер-министра, и тот тоже улыбнулся.

– Юридически грамотные люди везде нужны, – сказал, несколько раз кивнув, премьер.

– Учить надо юридически грамотных людей, господин Гордеев, – быстро и как бы приказывая, произнес Президент, – учить самим, в России, не ожидая, пока они свалятся вам на голову из США или, понимаешь, из Японии. Как же так? Нигде не сказано, что хорошие юристы родятся только в Германии или во Франции.

– Учатся, конечно, и здесь, но медленно, а нужда велика, везде голо, – отвечал Гордеев, чувствуя, что в этом вопросе он не встретит поддержки Президента.

– А как вы сами работаете, не легко? – искоса взглянув, спросил Президент, будто желая узнать не столько то, что ему самому уже хорошо известно, сколько услышать тон ответа.

– Не легко.

– Вот это хорошо, что попросту сказали. А то спросишь: «Как живешь?» – «Замечательно, – говорит, – живу», а на деле выходит, что зарплату уже три месяца не получал... Да, живем пока плохо, но скажите своим клиентам: скоро все решительно изменится к лучшему. Вопросы права Президент будет решать с такой же энергией, как в свое время решал вопросы приватизации. Все сделаем, чтобы люди начали хорошо жить. Лучше, чем до перестройки. Расскажите о людях, кто они, что делают.

Гордеев на мгновение задумался, выбирая, с кого бы начать, но, видно, Президенту показалось, что Гордеев ищет формулировок, и он недовольно поморщился.

– Не ищите формулировок, дайте живые зарисовки. Мы уже сами как-нибудь сформулируем.

И Гордеев стал взволнованно рассказывать о всех, кто был ему близок, – о Володе Иноземцеве, Пантелееве, Турецком, о Ларисе Баскаковой с ее друзьями, Лиде Андреевой, о ее отце и Новицком, Живейнове, о всех тех, с кем бы он хотел строить правовое государство.

– А говорили, вам юристы нужны! – удивленно сказал премьер-министр. – Да у вас питомник. Мы сами у вас скоро начнем брать.

Президент долго молчал, сжимая в ладони теннисный мячик.

– Если таким, как эти Борис Андреев и Николай Новицкий, – тихо, точно самому себе, сказал он, – дать свободу – хорошо шагнем... Или эта адвокат Баскакова... она на одной ненависти к классовой теории жизнь поднимет. Конечно, если эту силу верно направить. А Турецкого вы берегите, не давайте в обиду. Такие беспокойные профессионалы нужны, их молодежь ценит... Ну, еще кто есть?...

И еще, и еще расспрашивал, задумывался, внезапно уходил в себя, точно сравнивал услышанное сейчас с услышанным ранее и определяя, где правда, и снова оживлялся, радуясь каждому новому имени.

Услышав от Гордеева о том, как тоскует Пантелеев по техническому оснащению милиции, как видит он во сне свой бывший горотдел с новейшими приборами, автомобилями и вооружением, встал и прошелся, раздумывая.

Гордеев тоже встал, не зная, следовать ли ему за Президентом или остаться у стола, но премьер-министр сказал:

– Сидите. Президент любит походить, подумать.

Возвращаясь к столу, Президент сказал:

– Тоска по техническим средствам – это хорошо. Это тоска по прогрессу. Но интуиция, выносливость, честность сыщика – они тоже нужны. Вы ему скажите, Пантелееву... он человек военный, поймет, что техника – это только второй эшелон... Все дело в том, чтобы хотеть и добиться. Вы ему так и скажите, – еще раз повторил Президент. – Как он сказал, этот Пантелеев: вижу, говорит, во сне прослушивающую аппаратуру?

– Да. Вижу, говорит, во сне, как не криминалитет меня, а я криминалитет прослушиваю. Проснусь – уши болят от работы, а в комнате электричеством пахнет.

– А может, такого Пантелеева в южные районы на наркомафию бросить? – вдруг предложил Президент. – Русский человек выпить любит, а к наркотикам у него отвращение. Подумайте. Ну, еще о ком расскажете?

Бесконечно взволнованный этим сжигающим душу разговором, Гордеев опустил руку в карман своей кофто-куртки и вместе с платком вытащил и уронил наземь кулечек с кедровыми орехами.

Провожатый, что был невдалеке, поднял его, и Гордеев снова опустил кулечек в карман.

Президент с любопытством глядел.

– Что это у вас?

Гордеев, протягивая кулечек, рассказал, что Лида просила его передать Президенту кедровые орехи и вот теперь сбылась ее мечта.

Президент высыпал орешки из кулечка в блюдце, стоявшее на столике, и забеспокоился, чем бы ему одарить Лиду. Вызвав кого-то, попросил принести несколько упаковок прокладок «always».

Как только прокладки были принесены, Гордеев попросил разрешения идти.

– Молодец, что так поступили, молодец, – сказал на прощание Президент. – Никого не слушайте, кто ругать будет. Молодец, молодец!..

И, прямо взглянув в глаза Гордееву, как-то сверкнул лицом, точно по лицу его промчался луч солнца...

...Точно луч солнца промчался по лицу Гордеева, и он открыл глаза.

Лида в грациозной позе раздергивала шторы. На ней была накинута только его рубашка, которая, впрочем, ничего не скрывала.

– Вставай, Петрович! – позвала она. – Ты велел разбудить тебя в восемь, а уже пятнадцать минут девятого.

Господин адвокат покачал головой и протянул к ней руки.

– Иди сюда, – позвал он. – Ну и сон мне приснился! Не поверишь! Хочешь, расскажу, счастье... мое?!