Глава 42. БЕЗ КОНТРОЛЬНОГО ВЫСТРЕЛА

Еще только приближаясь к гостинице «Стрежень», Гордеев понял: произошло что-то серьезное. Обгоняя их, промчались два милицейских «мерседеса» с включенными мигалками. Потом – навстречу – автобус, набитый автоматчиками в спецобмундировании.

– Видали, Юрий Петрович? – обернулся к Гордееву Володя.

– Да уж. Кажется, это где-то близ набережной.

– Может, утонул кто-то? – предположил Иноземцев. – Тогда мы окажемся кстати.

– А вы хорошо плаваете, Володя? – спросил господин адвокат, который одно время серьезно занимался в секции подводного плавания.

– У нас особо не поплаваешь. В Кедровой – холодно, а бассейнов в городе всего два, – уклончиво ответил Иноземцев. – Если, конечно, не считать закрытых, тех, что при саунах.

– И такие есть?

– А то, – ввязался в разговор водитель, уже известный Дмитро Лукич Яворниченко. – У наших панов з этим дилом проблем нэмае.

– Да-а, – протянул Иноземцев. – Врачей вроде прикрепили к бассейну «Динамо», по талонам...

– Тю! – присвистнул Яворниченко. – Мало трыматы в руках пляшку, трэба ще ии видкоркуваты.

– Да, что-то произошло! – уже с твердостью произнес Гордеев, вглядывавшийся вперед. – И по-моему, в гостинице.

«Черт меня дернул не убраться оттуда вчера! – мелькнуло у него. – Если они на этот раз подсунули мне в номер труп, придется покувыркаться. Но, пожалуй, скрываться не стоит. В больнице меня видели многие, перед этим я тоже был на виду, а папочка моя уже не пуста, как неделю назад».

– Поехали, Дмитро Лукич! – твердо сказал он, хотя Яворниченко и без того не думал сворачивать.

В конце улицы, которая вела на площадь перед гостиницей, стояло несколько омоновцев с автоматами и в бронежилетах. Один из них махнул милицейским жезлом, требуя остановиться.

– Посторонних нет? – спросил он у Яворниченко, подходя.

– Никак нет! – бодро отрапортовал тот, перейдя на чистейший русский язык.

Гордеев уже заметил, что этот дюжий потомок вольных запорожцев говорил на ридной мове только с людьми, с которыми он находился в дружеских отношениях. Представителям властей Дмитро Лукич всесторонне демонстрировал свой лингвистический талант. Этот отец семейства, находящийся в отхожем промысле на российских просторах уже несколько лет, устроился на «скорую помощь» лишь потому, что ему посулили продать по остаточной стоимости списываемый медицинский «рафик», если он приведет в порядок весь автопарк больницы. Когда Яворниченко с взятыми на себя несоциалистическими обязательствами справился, заодно и передаваемый ему рыдван превратив в нечто если не европейское, то вполне прибалтийское, главврач, чтобы удержать ценный кадр, выделил ему для жилья служебное помещение при больнице, и вот теперь Дмитро Лукич, давно отправивший свой «рафик» вместе со свояком и племянником на батькивщину (потом выяснилось, что до нее родичи доехали уже поездом, выгодно для них продав автомобиль где-то в Поволжье; остающийся в Булавинске дядька хвалил их за это, восхищенно крутя головой), был здесь кем-то вроде главного механика, иногда, при необходимости, как сегодня, садясь и за руль «скорой».

– Документы! Путевку! – потребовал омоновец.

Гордеев предъявил свое адвокатское удостоверение.

– Прокурор попросил подвезти этого товарища, – пояснил Володя. – А что произошло конкретно?

– Там объяснят, – нехотя ответил омоновец. – Проезжайте на малой скорости.

Гостиничная площадь была оцеплена омоновцами и солдатами внутренних войск. Стояли две пожарные машины, одна из них – с лестницей, карета «скорой помощи» из воинской части. Милицейских и административных машин было уже с дюжину. Возле одной из них стояла немаленькая толпа – милицейских, военных и штатских. Верно, там о чем-то совещались.

– Наденьте белый халат, – посоветовал Иноземцев Гордееву. – Да и вы, Дмитро Лукич, если выходить будете.

– Лышуся тут. – Очевидно было, что гражданину нэзалэжной Украйны стало не совсем по себе от такого количества представителей правоохранительных органов хотя и дружественной, но все же также независимой державы. – Обэрэжно, хлопци!

– Пойдем у вояк спросим причину народных гуляний, – предложил Володя Гордееву, направляясь к защитного цвета «уазику» с красным крестом. – Что стряслось, товарищ военврач? – молодцевато обратился он к тощему русоволосому парню в белом халате, из-под которого выглядывали офицерские брюки.

– Вон, – указал тот рукой с зажатой в ней сигаретой. – Автомобиль видите?

Площадь перед гостиницей была пуста, только слева от входа стояла иномарка.

«Кажется, «шевроле-люмина»«, – предположил Гордеев, всмотревшись.

– Неплохая машинка, – сказал он.

– Заложника взяли, – сказал парень. – То есть заложника и заложницу.

– Кто? – вырвалось у Володи.

– Кто-то крутой. Уже стрелял. Пока в воздух.

– А сколько их?

– Заложников двое. Террорист – один.

– Один? – Гордеев даже присвистнул. Во всяком случае, у него отлегло от сердца: не все в Булавинске вертится вокруг его драгоценной персоны.

Но было понятно, что дело раскрутилось с мощью многотонного маховика. Заложники, террористы – это уже не информации по договоренности с Ириной Федосеевой, это официальные рапорты в Москву, это уже не местная милиция, это госбезопасность из столицы. А ребята из госбезопасности любят надувать щеки, особенно когда появляется какой-нибудь идиот-одиночка.

– Говорят, один. Во всяком случае, никакие сообщники здесь не обналичивались.

– Как же это он в одиночку двоих захватил? – удивился Юрий Петрович. – И мужика...

– А у него все в порядке на этот счет, – откликнулся военврач. – И взрывное устройство имеется, и пистолеты. Серьезный малый.

Гордеев огляделся.

Чувствовалось, как обычно у нас во время крупных происшествий, что власти и органы к появлению доморощенного террориста не были готовы. Оцепление поставлено, но и зевак поблизости оказалось предостаточно. Гуляющие по набережной в субботний день, приблизившись к гостинице, не уходили, а останавливались, включаясь в обсуждение подробностей происшествия. С десяток милиционеров пытались оттеснить их в стороны от выхода с гостиничной площади на пешеходный мост, но малоуспешно: среди зевак было немало родителей с детьми, с удовольствием вступивших в перепалку со стражами порядка. Слышались голоса: «Хоть в выходные есть у нас свобода или нет?», «Ну, ударьте, ударьте! Пусть мой сын увидит, что такое демократия по-булавински!», «Вы не здесь дубинами машите, а террориста обезвреживайте!» – хотя справедливости ради следовало заметить, что милиционеры свои резиновые палки в ход не пускали, а всего-навсего пытались создать с их помощью некое подобие ограждения.

Видно было и то, что начальство нервничало и, вероятно, не совсем понимало, что же делать дальше. То есть, конечно, оно понимало, что террориста надо обезвредить, и желательно навсегда, для чего велело снайперам занять исходные позиции на крышах ближайших домов, – это было неплохо видно всем зевакам на площади, однако по прикидке Гордеева расположение зданий здесь было таково, что снайперы могли пустить свое оружие в ход только в случае, если бы террорист рванулся на своем – или не своем – «шевроле» наутек.

Впрочем, были снайперы и на площади. Укрывшись за автомобилями, они держали под прицелом место, где находились террорист и заложники.

Вдруг по площади прошел неясный шум. Толпа руководства заволновалась. Из автомобиля слышались какие-то крики.

Гордеев с трудом подавлял в себе желание ринуться в гущу событий. Только автобиографические подробности минувшей недели остерегали его. Он осознавал, что ничего хорошего из его активности здесь выйти не может. Кто-то из прокуратуры или милиции его обязательно узнает, а в этой нервозной обстановке узнавание уже у многих сидевшего в печенках защитника адвоката, посаженного в СИЗО по абсурдному обвинению, ничего приятного этому защитнику не сулит.

«Придется опять опираться на Володю», – вздохнул Гордеев и обратился и к Иноземцеву и к военврачу разом:

– Может, это, коллеги, нас требуют?

– Пойдем узнаем? – предложил Володя парню, но тот покачал головой.

– Мне мой полковник скажет, если что. Вон он стоит, – неопределенно махнул он рукой. Впрочем, там никого в белых халатах не было.

– А я пойду. – Иноземцев решительно зашагал к начальникам, Гордеев же побрел к Дмитро Лукичу.

– Ну шо? – спросил тот. – Шо цэ?

– Террорист, – коротко ответил Гордеев. – С заложниками.

– Уявляю соби. – Яворниченко поскреб в затылке. – Що ж робыты?

– Вот Володя пошел узнать, – развел руками Гордеев.

С каждой минутой он все острее начинал понимать, что все, происходящее сейчас вокруг террориста, ему на руку. Но в этой ситуации следовало повести себя так, чтобы извлечь из нее максимальную выгоду. Он еще раз внимательно оглядел площадь и сплюнул, хотя с раннего детства его учили хорошим манерам.

Единственного успеха здесь, на площади, правоохранители достигли в работе с прессой. Парень с зачехленной телекамерой и девушка в джинсах понуро сидели возле «жигуленка» телестудии. Рядом с ними бодро курили четверо омоновцев. Людей с фотоаппаратами не было видно, и даже наверняка присутствующие здесь корреспонденты из «Булавинских ведомостей» могли довольствоваться лишь какими-то словесными набросками. Разумеется, и Гордееву доставать свою «фотомыльницу» было бы безумием. Но все-таки кое-что ему пришло в голову.

«Готовность номер один», – скомандовал он самому себе. Быстрым шагом к машине шел Володя.

– Он «матюгальник» требует, – без предисловий объявил он.

– Террорист? – спросил Дмитро Лукич, тем показывая, что он уже в курсе дела.

– А кто же еще? Они вели с ним переговоры по мобильному телефону, но теперь он заявил, что хочет поговорить с народом. И требует «матюгальник», то бишь какой ни есть рупор. Сами понимаете, как нашей «головке» это не нравится.

– Еще бы! Но, как я вижу, террорист-то с демократическими наклонностями!

– Едва ли! Просто это для него, скорее всего, дополнительная возможность привлечь внимание к своей персоне, чем-то еще прикрыться.

– А кто он, выяснить не удалось?

– Не услышал. Но по разговору понял, что какой-то бандит.

– Ага! Значит, его требование громкоговорящего устройства – не последнее, и после многолюдного митинга и своей зажигательной речи он предъявит новые требования...

– Уже предъявил. Как я понял, ему нужен самолет до Москвы и, конечно, доллары.

– Тильки до Москвы? – удивился Дмитро Лукич. – Чому нэ до Киеву? Яка ни есть, але закордонна дэржава!

– В Москве он ставит условием встречу с прессой. Там и укажет свой дальнейший маршрут.

– Понятно.

Забравшись с Иноземцевым в «скорую», Гордеев дал ему кое-какие наставления и вновь отправил к начальникам, оставшись с Яворниченко, который от нарастающей в воздухе нервозности перешел на русский язык.

Но обсуждали они положение недолго. Вдруг два милиционера и один из начальствующих, но, видно было по суетливости движений, невысокого ранга, быстро двинулись к продуктовой палатке, стоявшей на набережной.

Через короткое время милиционеры почти бегом потащили от палатки большой пластиковый пакет с прозрачными бутылками и еще один пакет, очевидно с продуктами.

– Пить захотел, – прокомментировал Яворниченко.

Действительно, через несколько мгновений они увидели, что Володя, подхватив оба пакета в левую руку и подняв правую, медленно двинулся к машине террориста.

– Молодец! Какой молодец, а, Дмитро Лукич! – не удержался Гордеев, стоявший так, чтобы машина на всякий случай скрывала его от глаз начальников, лихорадочно решавших, что делать.

– Так-так, – в волнении произнес Яворниченко.

Время стало не идти – ползти.

Володя шаг за шагом приближался к серебристому «шевроле». Вот он оказался близ дверцы со стороны водителя. Опустил на асфальт пакеты, поднял освободившуюся руку.

Было понятно, что террорист подает ему команды.

Вот Иноземцев медленно стал раздирать полиэтилен упаковки. Достал одну большую бутылку с минеральной водой, вторую, выстраивая их на асфальте...

Гордеев окинул взглядом позиции снайперов – тех, что находились на площади. Чувствовалось, что пальцы их лежат на курках, что они готовы спустить их в каждое следующее мгновение.

– Пойду подывлюсь, – не выдержал Яворниченко, чье состояние вновь изменилось – в речи теперь мешались русские и украинские слова. Кое-как напялив на свой могучий торс белый халат, он отправился поближе к арене этого непредсказуемого события, благо что невозмутимый и даже равнодушный еще недавно военврач тоже покинул свой пост у автомобиля.

Между тем Володя, демонстрируя это террористу, открыл одну бутылку и выплеснул из нее довольно много жидкости на асфальт. Затем открыл вторую, третью...

В конце концов он получил наконец распоряжение, какую из бутылок подать в машину.

Еще прошло несколько минут, в течение которых Гордеев заметил, что в гостинице стали более заметны передвижения на этажах, несколько балконных дверей чуть приоткрылись.

«Играют, играют! – с досадой подумал он. – Может, подойти поближе. Им всем сейчас не до меня».

Вдруг Гордеев увидел, что задняя дверь со стороны водителя распахнулась. Володя принес и поставил туда пакеты с едой и с оставшимися бутылками воды.

Дверь захлопнулась.

Открылась дверь передняя. Володя подошел к ней, заложив руки за спину и наклонившись, довольно долго стоял в таком положении, очевидно, вел какой-то разговор.

Потом и эта дверь захлопнулась, а Володя уже довольно быстро пошел к ожидавшим его на площади.

Володю обступили со всех сторон так, что белый его халат был Гордееву неразличим.

Дмитро Лукич, уже совсем забыв про административную осторожность, добросердечно пытался приблизиться к обсуждавшим Володин поход к террористу, но это ему удалось не совсем. Кто-то из людей в погонах довольно строго что-то сказал ему и махнул рукой в сторону «скорой помощи», у которой стоял Гордеев. Однако Яворниченко начальственной рекомендации не внял и вновь отошел к понуро стоявшему военврачу. Гордеев подумал, что к террористу послали именно Володю потому, что он был, как всегда, в своих любимых джинсах и в летней майке, а вот военврача в форме, выглядывающей из-под халата, террорист едва ли к себе подпустил бы.

Наконец Иноземцеву удалось выбраться из толпы начальников – точнее, она расступилась перед ним, и он поспешил к машине. Гордеев на всякий случай пошел открывать заднюю дверь «скорой».

– Быстрей, Петрович, – услышал он голос запыхавшегося Володи. – Я сказал им, что у второго заложника плохо с сердцем и, возможно, понадобится укол. Про сердце – вранье, но ему действительно плохо... Держите. – Володя влез в машину и протянул Гордееву извлеченный из-под халата диктофон, который тот сунул ему, перед тем как Володя отправился на разведку. Все это время диктофон работал. – Такое тут записал!

– Кто террорист, не выяснили? – спросил Гордеев.

– Очень коротко. – Володя говорил быстро, но прерывисто, было понятно, что увиденное и узнанное поразило его. – В машине – Ландышев!

– Славка-киллер! – не удержался Гордеев.

– Он самый. В заложниках – следователь прокуратуры, этот самый Кочеров, и наша Танька Вершкова, ну, Джуси Фрут которая, вы знаете. Правой рукой прикована к дверце автомобиля. Левая – свободна. Опять в историю влипла.

– Потрясающе! Что хочет Ландышев?

– Думаю, он чувствует, что ему из этой ситуации не выкарабкаться. Хочет утащить с собой как можно больше... Своих хозяев, из свиты Вялина. Всех, кого знает.

– Ну шо там? – подошел к машине Яворниченко.

– Дмитро Лукич, умоляю, стой на атасе и зевак отгоняй, – взмолился Володя. – Мы тут с Петровичем кой-чего должны подготовить. Все потом расскажу – за рюмкой чаю, за чашкой горилки.

– Лады, – кивнул Яворниченко, отходя от задних дверей, а Володя зашептал:

– Он мне так и сказал – всех сдам. Стал рассказывать. Потом спохватился. «За девку я не боюсь, – говорит. – А глисту надо вырубить». И электрошоком ткнул этого самого следователя, который на заднем сиденье связанный лежит у него. Технично: глаза и рот залеплены скотчем, а к телу примотано взрывное устройство. Как понял, радиоуправляемое. Кнопка от него под рукой у Ландышева.

– Сурово!

– Так не скажете, когда кассету послушаете. Он там много чего сказал и назвал. И про покушение на Живейнова, и про Николаева. И про Вялина с Лаптем, конечно. Татьяну, Джуси Фрут то есть, он знает, по-моему. Он этого следователя при мне хотел прикончить. Говорит: если что случится с ним, с Ландышевым, они, то есть вялинская камарилья, как раз мне голову и снимут.

– Это он прав, – быстро сказал Гордеев.

– Не совсем. Он сказал так, когда не знал еще, что я с диктофоном. Я ведь Ландышеву сам признался, чтобы жизнь этому гаду сохранить, Кочерову.

– То есть вы сказали, что записываете его монолог на кассету...

– Ну да. Сказал, что ребята из прессы подсунули на всякий случай.

– Неплохо. А он в вас никого не заподозрил?

– Как видите, вернулся живым и здоровым.

– Но Кочеров действительно, как только его освободят, все расскажет. Как думаете, он догадается по голосу, кто вы?

– То, что я приходил к нему в прокуратуру, по голосу он, может, и не узнает, но то, что Ландышев вызывал врача «скорой помощи», он, естественно, помнит. Вот почему мне и хотелось, чтобы он знал про кассету. Даже если они меня схватят, кассеты-то нетути. Более того, я могу сказать, что кассета не явится на свет божий лишь до тех пор, покуда я здоров и жив. Уж вы об этом, Юрий Петрович, позаботьтесь.

– Володя! Мне не хочется говорить высоких слов, но если еще есть на свете понятие мужского слова... Хотя и эта гарантия условная... Очень! Вам немедленно надо скрыться...

– Сейчас я, наверное, опять пойду к Ландышеву – «матюгальник» понесу... – перебил Иноземцев начинающийся монолог господина адвоката.

– Думаете, вы?

– Скорее всего. Он сказал, что еще раз меня вызовет.

– Нет, Володя. Так дело не пойдет. – Гордеев достал бумажник. – Возьмите деньги. Вы должны немедленно исчезнуть. Немедленно. Прямо с площади. Ну, хорошо. Отнесите ему «матюгальник» и сразу, слышите, сразу разворачивайтесь с Дмитро Лукичом – и делайте отсюда ноги. Пусть Яворниченко скажет что-нибудь, а вы мчитесь на вокзал, в Москву, звоните там Райскому, Вадиму Райскому. Вот его визитка. И заучите телефон – сейчас! Убегайте, заметая следы. Спрячьтесь. Умоляю.

– Идуть, хлопци, – подал голос Дмитро Лукич.

– Деньги пока беру, но действовать буду по обстоятельствам. – Схватив биксу, Володя выскочил из автомобиля.

Вдруг на площади появился черный «Мерседес-300», в сопровождении двух «фордов». Из них вышло несколько человек, в том числе двое из «мерседеса». Объяснив Гордееву, что высокий – это начальник Булавинского отдела ФСБ Ромашков, а коренастый – заместитель мэра Вася Лапоть, то бишь Василий Михайлович Лаптев, Яворниченко двинулся туда, ближе к эпицентру события. Гордеев, сняв халат, остался изнывать возле кареты «скорой помощи».

После прибытия начальства обсуждение положения, как видно, разгорелось с новой силой, а на этажах гостиницы вновь усилилось движение. Володя что-то рассказывал прибывшим, усиленно жестикулируя руками, и Гордеев предположил, что он затягивает время, расписывая угрозы, которые исходят от Ландышева.

Потом в толпе замелькал оранжевый мегафон, взяв который Володя отправился к «шевроле».

Вновь стоял он у этого проклятого серебристого лимузина и вел какой-то разговор с Ландышевым.

Гордеев вдруг увидел, что ему навстречу торопливо движется Дмитро Лукич. Выражение лица у него было взволнованным, по щекам и лбу катились крупные капли пота, хотя было понятно, что дело не в солнце, палившем в этот субботний день.

– Зараз пулять начнуть, – почти крикнул Яворниченко, подходя.

– Да вы что!

– Я вам кажу – начнуть. Сам слышал, як охвицеры снайперов пошли обходить. Я вот, к примеру, туточки стоял, а туточки, – он показал расстояние в два метра от себя, – начальник ихний командиру омоновцив говорил, шоб по команде какой-то стреляли. У мэнэ слух знаете який, як у ховрашка, але не почуяв. Но командир омоновцив аж вскрикнул: «Там же люды! Женщина!» – а цэй ему: «Яка вона женщина?! Проститутка!»

– А Володе вы не успели сказать? Предупредить его?

– Да как же? Он же с начальниками стоял.

– Что ж делать-то будем, Дмитро Лукич?

– Думаю, надо по рации еще «скорые» вызвать, – твердо сказать Яворниченко, берясь за микрофон.

– Вызывайте, – зачем-то сказал господин адвокат, хотя было ясно, что этот человек и без него принял свое решение и уже не отступит.

Гордеев еще раз, другой обежал взглядом площадь. Снайперы по-прежнему были наготове, но офицеры около них уже не наблюдались.

Наконец Володя отошел от «шевроле» и двинулся в сторону оцепления. Он показывал руками, что все хорошо, то есть что Ландышев ведет себя спокойно.

В следующий момент дверь водителя в «шевроле», прежде захлопнувшаяся, вновь приоткрылась. Опустилось стекло, и наружу высунулся оранжевый раструб мегафона.

Над площадью повисла тишина.

Затем раздался хриплый выдох – Ландышев пробовал микрофон.

Вновь воцарилось безмолвие.

Еще один хриплый выдох.

– Граждане города Булавинска! – раздался срывающийся голос Ландышева, и вслед за этим немедленно со всех сторон началась пальба.

Стреляли снайперы.

Стреляли сверху выскочившие на балконы гостиницы омоновцы.

В поднимающихся клубах пыли и порохового дыма Гордеев видел, как правая дверка «шевроле» распахнулась и из нее выпала на асфальт девушка в светло-зеленом легком платье. Рухнул находившийся на полдороге к оцеплению Володя и остался лежать неподвижно.

– Гады! – заорал Гордеев. – Гады! – Но в поднявшемся грохоте и шуме его никто, кроме Дмитро Лукича, не услышал. Яворниченко запустил двигатель и стал медленно двигаться по направлению к «шевроле».

Стрельба разом стихла.

К машине бросились несколько человек в бронежилетах.

Расталкивая толпу, Гордеев летел к лежащему Володе, с нарастающей радостью видя, что тот зашевелился, поднял голову и, опершись на руки, сел на землю, крутя головой.

– Жив! Жив! – кричал Юрий Петрович, боковым зрением видя, как спецназовцы вытаскивали из машины изрешеченное тело Ландышева.

Володя вскочил на ноги и бросился к «шевроле».

Он не обращал внимания на крики, раздававшиеся со всех сторон, на чей-то вопль: «Там все заминировано!»

Гордеев устремился за ним, поняв, куда бежит Володя.

Однако, когда они оказались у расстрелянного лимузина, возле Джуси Фрут уже возились двое: какой-то омоновец отмыкал ее руку, прикованную наручником к дверке, а Дмитро Лукич поддерживал в своих огромных ладонях голову девушки с лицом, полузакрытым спутанными, окровавленными волосами.

Но Гордееву хватило одного взгляда, чтобы понять: первая победительница областного конкурса «Усть-Басаргинская красавица», фотомодель Таня Вершкова была мертва.