12
Елена сидела дома и пыталась чем-нибудь себя занять, чтобы отвлечься от страшных мыслей, не дававших ей покоя: «Неужели все это подстроил Алексей. Что, если он и вправду тот человек, из-за которого взяли Аслана?»
Поговорить открыто с мужем она не решилась, оставалось лишь надеяться на то, что как-то само собой выяснится.
Нина Матвеевна отправилась с внуком в магазин за покупками, Елена убрала квартиру, погладила белье, сложила аккуратно Сережины игрушки. Настроение было подавленное, Алексей не звонил, она со страхом ждала его прихода… Со страхом, потому что решила, наконец, задать ему вопрос:
— Алексей, скажи честно, это ты сделал?
Время тянулось медленно. Елена прошла по квартире, вытерла с полок пыль, взяла старый фотоальбом, открыла его…
Фотография Сережи в коляске. Они с Алексеем. Крым: все втроем — Алексей, она и Сережа — на пляже. Вот она восемнадцатилетняя, как раз в пору, когда познакомилась с Асланом. И ни одной фотографии Аслана. Алексей потребовал, чтобы Елена уничтожила все его фотографии. Она выполнила его приказание: уничтожила почти все фотографии Аслана, кроме одной, которую хранила в одном из ящиков шкафа, под постельным бельем. Снова фотография Алексея с Сережей на руках. Она с Алексеем…
В душе Елена за многое была благодарна Алексею: он вытащил ее из тяжелого периода депрессии, помог материально, с его появлением ее дом ожил, Алексей сам сделал ремонт в ее квартире, все свободное время по вечерам занимался Сережей.
— Я так рада за тебя, доченька, — говорила Елене Нина Матвеевна, — Алексей — замечательный человек.
В ответ Елена пожимала плечами. Она стала привыкать к тому, что можно жить с хорошим человеком и просто быть ему благодарной, жить без любви, на каких-то дружеских договорных обязательствах. И конечно, самое главное, что успокаивало Елену и заставляло верить в благополучие ее семейной жизни, — это был Сережа. Ему нравилось, что у него такой высокий папа, что у папы есть пистолет и что папа дает ему, Сереже, иногда кобуру. Сережа выносил ее во двор, показывал ребятам, которые сгорали от зависти, — одним словом, в Сережиных глазах Алексей был самым что ни на есть настоящим папой.
Елена отвлеклась от своих мыслей, услышав шаги на лестничной площадке. Звонкий смех Сережи дал ей понять, что это они. В двери повернулся ключ, Сережа бросился к матери:
— Смотри, что бабушка купила!
В руках у Сережи был тяжелый, железный, почти как настоящий пистолет. Елена догадалась, что это игрушка. Равнодушно повертев его в руках, Елена подождала, когда Сережа убежал в детскую, с упреком сказала матери:
— Мне не нравится, что у него такие игрушки.
— Какие? — искренне удивилась Нина Матвеевна. — Он же мальчик, а у всех мальчиков…
— Можно играть в машинки, — перебила ее Елена.
— Понятно, — поджала губы Нина Матвеевна, — опять переживаешь за своего чеченца…
— Мама, а можно я пойду погуляю? — Сережа подбежал к матери, умоляюще посмотрел на нее.
— Сначала обедать, — строго сказала бабушка.
— Пойди, сынок, погуляй, — назло ей ответила Елена и открыла сыну дверь.
— Кто так делает, ты понимаешь, что в глазах внука роняешь мой авторитет? — возмутилась Нина Матвеевна.
— Мне наплевать на твой авторитет.
— Что?! — От возмущения мать Елены не знала, что и сказать. — Посмотри, как ты вообще живешь?!
— Я же не лезу в твою жизнь, — вспылила Елена, — вот и ты в мою…
— Да, — вздохнула Нина Матвеевна, — ты сама только и можешь, что ошибки совершать, а кто потом все это расхлебывает?
— Уж не ты ли? — ехидно спросила Елена.
— Конечно, я! — Нина Матвеевна не сомневалась в этом. — А тебе по твоим-то годам пора понять, как тяжело матери…
Елена вздохнула. Властный характер Нины Матвеевны был известен не только ей, но и отцу. Привыкший к тому, что всегда все проблемы за него решала жена, он смирился с тем, что его считали мягкотелым и робким, но вздохнул с радостью, когда ему представилась возможность почувствовать себя хозяином положения. Одним словом, он встретил молодую, робкую, слабую женщину и с готовностью стал для нее сильным, решительным и главным.
Отец ушел пять лет назад. Сказав на прощанье жене:
— Дочь я вырастил, а с тобой я больше жить не могу.
Нина Матвеевна тяжело пережила уход мужа, а потом с новыми силами стала выплескивать всю свою решительность и активность на Елену и на внука. Елена по характеру была такой же, как ее отец: производила впечатление мягкой, не уверенной в себе, нуждающейся в опеке и защите… Но, так же как и отец, она была скрытным человеком, не всегда и не сразу отвечала на обидные замечания матери.
— Я бы на твоем месте, — продолжила Нина Матвеевна неоконченный, по ее мнению, разговор…
Но Елена не дала ей договорить:
— У каждого свое место!
— Как ты разговариваешь с матерью?!
— Все, мама, все!
Нина Матвеевна знала цену этому «все». Теперь дочь может уйти, хлопнув дверью, уйти, не сказав куда, к подруге или к тетке, которая всегда привечала ее в таких случаях. К счастью, в дверь позвонили. Нина Матвеевна посмотрела в глазок и обрадованно зашептала:
— Алексей. — Она уже открывала ему дверь, улыбалась приветливо, словно не было неприятного разговора с Еленой. — А почему сам не открываешь? Ключи, что ли, потерял?
— Устал.
Алексей опустился на стул около входной двери. От него пахло спиртным. Нина Матвеевна никогда не видела зятя в таком состоянии, но и виду не подала, продолжая улыбаться как ни в чем не бывало.
— Где жена?
Первый раз в жизни он назвал ее не по имени, а просто «жена».
— На кухне, там, Алешенька, — лебезила перед зятем Нина Матвеевна.
— Почему не встречает мужа? А, почему? — взревел он.
Елена вышла из кухни, сложив руки на груди, спокойно остановилась, опершись о дверной косяк.
— Ну?
— Баранки гну, — зло ответил муж.
Нина Матвеевна от удивления открыла рот.
Елена так же равнодушно пожала плечами, но не сдвинулась с места.
— Алеша, что случилось, — Нина Матвеевна решила, что пора вмешаться, — на работе что-нибудь?
Она так искренне постаралась проявить внимание к проблемам зятя, что на ее глазах даже слезы выступили. Алексей удивился, покачал головой, остыл немного, сказал через паузу:
— Случилось.
— Что же, Алешенька? Чином понизили?
Алексей усмехнулся:
— Понизили. Можно сказать, опустили. Только не на работе. А дома.
— Ничего не понимаю, — Нина Матвеевна на самом деле не знала, что и думать, — как тебя дома могли чином понизить?
— А вот так вот, теща дорогая, — тихо сказал Алексей, — я здесь больше не муж, не отец…
— Да что ты вообще болтаешь, — махнула рукой Нина Матвеевна, — ну выпил, с кем не бывает, зачем же теперь в родном доме врагов искать?
— Выходит, в доме-то и следовало их искать, а я как дурак…
— Алексей, — теща вышла из себя, — да объясни ты наконец хоть что-нибудь…
— Что тут объяснять? — усмехнулся Алексей. — Мой сын, точнее, ее сын, которого я пожалел, назвал своим, там, на улице, сказал мне, что я не его папа, что папа у него другой, оказывается…
Нина Матвеевна все поняла, решила спасать ситуацию:
— Что за чушь, Алешенька, поверь мне, я при этом была, этот чеченец явился, Елена вообще ничего не знала, и Сереже он сам сказал, ну это же ерунда. — Она замялась и запуталась. — Я объясню внуку, что это ерунда. Лен, ну скажи ему!
Елена равнодушно прошла мимо Алексея, направляясь в другую комнату.
— Стой! — Алексей схватил ее за руку.
— Пусти, больно! — Елена выдернула руку, посмотрела на сдавленное место. — Теперь синяк будет.
— А знаешь, какие у него синяки, — заулыбался Алексей, с радостью наблюдая, как меняется выражение ее лица, — видела бы ты…
— Значит, это все же твоих рук дело, — даже не спросила, а тихо сказала Елена, — я все сомневалась, думала…
— Индюк тоже думал, — съязвил Алексей и сам рассмеялся своей шутке, — да остались от него одни перья…
И тут произошло то, что стало полной неожиданностью для всех, и для самой Елены тоже: она впервые в жизни подняла руку на человека, на мужчину, на мужа — со всего размаху Елена дала Алексею пощечину.
В бешенстве Алексей вскочил со стула, поймал Елену, не успевшую улизнуть от него, схватил за горло, прижал к стене…
Нина Матвеевна закрыла себе рот рукой, сдерживая готовый сорваться крик.
Несколько секунд он молча держал ее, смотрел в ее глаза, в которых не было даже страха, а были только спокойствие и холодная ненависть…
Отшатнувшись, Алексей выпустил ее, открыл дверь, громыхая ботинками, пошел, побежал вниз по лестнице.
— Доченька, — Нина Матвеевна бросилась к дочери, которая стояла у стены белая как мел, — с тобой все в порядке?
Дочь беззвучно что-то шептала, ни к кому не обращаясь и никого не замечая.
— Что? Что? — наклонилась к ней Нина Матвеевна и смогла наконец разобрать слова:
— Теперь он его убьет…
«Убить», — это была первая мысль, которая пришла в голову пьяному Алексею. Он вышел на улицу, прислонился спиной к холодной стене, глотнул свежего воздуха. И тут же другая мысль посетила его: «Успею, сначала — выпить». И он направился к пивному киоску.
Очередь стояла небольшая. Алексей, не спросив последнего, пристроился за стоящим поодаль от остальных помятым сорокалетним человеком, судя по глазам, любителем выпить.
Очередь двигалась быстро, хотя мужики пива брали помногу, Алексей стал прислушиваться к тому, о чем говорили в очереди.
— Послушай, ведь у тебя вся жизнь еще впереди! Я клянусь тебе. Послушай меня, я знаю, что еще не все потеряно, что в твои годы жизнь только начинается, ты, главное, верь в это, верь…
— Нет, ну это просто террор какой-то! С чего ты вообще взял, что у меня все плохо. Я тебе говорю: я всем доволен, чувствую себя превосходно!
— Дерьмо ты.
— Ну здравствуйте.
— Конечно, дерьмо, кто же еще. И плевал я на твою докторскую и твою заграницу.
— Как ты мне надоел, пап…
Алексей всмотрелся в лица говорящих, он даже обошел их, словно невзначай, будто бы прогуливаясь: отец и сын, судя по их внешнему виду, пили не первый день.
— Когда-нибудь все это кончится, — сказал тот, который был моложе.
— Обязательно, — согласился отец, — уеду я от вас, потому что сволочи вы…
— Вот-вот, каждый раз одно и то же!
— А что, нет? Прошу же всякий раз: неужели нельзя один месяц в году, когда я приезжаю, обойтись без этих ваших паршивых гостей? Так нет, они их специально приглашают!
— Да где ж специально-то? Позвонили: будут проездом. Гнать их, что ли? Да и не в этом дело… Почему ты всегда требуешь, чтобы ради тебя жизнь останавливалась? Мне стыдно даже за тебя: вместо того чтобы пообщаться с людьми, ты прячешься, злобствуешь…
— Потому что они мне противны: и женщины, и мужики… Такая мразь…
— Ты же их совсем не знаешь!
— Да что там знать?! Все люди — мразь!
«Да, не один я здесь такой, вот они все — братья по несчастью — где собираются…»
Алексей скосил глаза и увидел, что мужик, за которым он стоит, тоже слушает этот разговор. Они улыбнулись друг другу.
— Тяжелая штука жизнь, — вздохнул мужик, обращаясь к Алексею.
— Не говори, — согласился тот, на душе потеплело, хотелось поделиться с кем-то, пожаловаться кому-либо…
А разговор между отцом и сыном продолжался:
— Ничтожество ты, сын. Значит, рад им, да?
— Да, представь себе.
— Ну и радуйся, не хочу мешать.
— Я и радуюсь.
— Когда они приезжают?
— Завтра. Да всего на сутки, папа.
— Хоть на сколько. Завтра в гостиницу пойду. Нет номеров — на вокзале… Буду приходить к внуку во двор, а к вам не поднимусь, а вы тут целуйтесь, пляшите, да хоть передохните!
— Я этого не понимаю, пап, ты совершенно не можешь жить с людьми!
— Да ты же все время врешь! Ты же, как и я, ненавидишь людей, ты же моя кровь!
Алексей не смог сдержать улыбки, глядя на стоящего поодаль мужика, который старательно сдерживал себя от смеха, Алексей не выдержал и захохотал. Отец и сын повернулись к нему.
— Дерьмо ты, — сказал, обращаясь к Алексею, отец.
В другой ситуации Алексей врезал бы ему, но сейчас только рассмеялся. Отец махнул на него рукой, сказал сыну:
— Вот такое дерьмо все люди, сынок!
«У меня, оказывается, еще все в порядке, — думал Алексей, — куда хуже вырастить своего сына, а потом окажется, что он тебе чужой — не по крови, а по духу, по убеждениям, по образу жизни…»
Отец и сын, купив два трехлитровых баллона пива, отошли в сторону. Теперь очередь продвигалась быстро: вот купил и мужик, стоявший перед Алексеем, отошел, остановился неподалеку. Алексею показалось, что мужик поджидает его.
— Ты как, — обратился мужик к Алексею, — насчет вместе выпить?
— Давай, — согласился Алексей.
Держа каждый по пол-литровой банке с пивом в руках: кружки давно все закончились, они присели неподалеку на срубленное дерево.
— Вот люди живут, — сказал мужик, — человек человеку волк…
Алексей кивнул, ему почему-то нравился этот мужик, веяло от него какой-то надежностью, спокойствием…
Ему захотелось все рассказать этому случайному собеседнику.
Не задалась военная карьера у Алексея Марченко, как он ни старался!
А ведь еще со школьной скамьи сознательно выбрал офицерскую судьбу.
Рядом со школой была расположена воинская часть, с которой была крепко и нерушимо связана вся их жизнь. Военные регулярно помогали школе с ремонтом, привозили стройматериалы, приезжали солдаты на грузовиках, а командовал ими бравый офицер в сверкающих сапогах, в портупее! На праздниках в школе всегда командиры в парадных мундирах в первых рядах — на сцене, в президиуме. Чуть что в школе нужно — от элементарных гвоздей и оконного стекла до рабочей силы на полях и транспорта — они тут же к военным бежали. И каждый пацан сызмала мечтал стать офицером!
Марченко, как и все в их школе, старался поступить в военное училище.
С детства его учили многому: игре на фортепьяно, вольной борьбе, бальным танцам, вокалу, — одним словом, весь традиционный набор областного Дома пионеров Алексеем был освоен. В школе Алексей был круглым отличником. Лидер, красавец, умница, — девчонки начали обращать на него внимание класса с седьмого. Учителя прочили ему большое будущее, наперебой убеждая друг друга, что его предмет у Алексея идет лучше всего, следовательно, выбирать для себя профессию ему нужно именно связанную с этим предметом. Филологом, математиком, химиком, историком — кем только не видели Алексея и учителя и родители.
Но жизнь сделала свой выбор. Когда Алексею исполнилось пятнадцать, умер отец. Мама, а ей к тому времени уже стукнуло пятьдесят лет, из ухоженной, следящей за собой женщины вдруг стала слабой, беспомощной старушкой. Болезни одна за другой начали сваливаться на ее опущенные плечи. Стало резко не хватать денег. А к тому времени, как Алексей с медалью окончил школу, и ему и ей стало понятно, что учиться нет у Алексея никакой возможности.
— Прости меня, сынок, — сказала она, когда Алексей принес домой медаль.
И Алексей понял, что означает это «прости»: нужно идти работать.
Прошел слух, что молодых ребят набирают для службы в Отряд специального назначения… Обещали хорошие суточные, оклад плюс пособие, всевозможные льготы. Одним словом, Алексей согласился.
Внешне все выглядело благопристойно: учебные бои, пробные поездки, подготовка…
А потом их провели в зал с проекционным экраном…
Когда Алексей первый раз вошел в зал, ему показалось, что Никита Сергеевич, его непосредственный начальник, командир отряда, пошутил: какая может быть боевая подготовка в обычном зрительном зале? Но Алексей ошибался, это был не обычный зрительный зал, и преподаватели «подготовки» тоже были не вполне обычные люди.
В первый раз он столкнулся с ней случайно, в коридоре, удивился: откуда здесь эта длинноногая коротко стриженная девчонка? На вид ей можно было дать не больше пятнадцати: карие глаза, курносый нос, острые скулы…
Ее представил им тот же Никита Сергеевич:
— Знакомьтесь, ребята, ваш педагог, Марта Павловна.
— Можно просто Марта, — сказала она.
Алексей удивился, услышав в первый раз ее голос: это был прокуренный голос сорокалетней женщины, прожженной, привыкшей повелевать всем и вся. Вначале он восхищался ею. Ему нравилась ее уверенность, то, с какой невозмутимостью, даже почти нагло она ведет себя с ними.
— Я бы попросила вас пересесть, — сказала Марта все тем же странным голосом.
Никто не двинулся с места. Никита Сергеевич улыбнулся:
— Все, что говорит Марта Павловна, можете воспринимать как мой личный приказ. Понятно?
— Марта, — упрямо повторила она.
— Марта, — с улыбкой повторил за ней Сергеич.
Алексею понравилось то, как она ведет себя с Сергеичем. Он первый поднялся с места, за ним — все остальные. Минут пятнадцать она командовала, кому и куда следует сесть.
— Марта, — шепнул Никита Сергеевич ей в самое ухо, — по-моему, вам просто нравится командовать!
Марта сделала вид, что не расслышала его слов. С прежним энтузиазмом она продолжала рассаживать ребят по одному ей понятному принципу. Алексея она почему-то посадила прямо на первый ряд, у самого экрана, настолько близко, что ему приходилось запрокидывать назад голову в течение всего времени подготовки, чтобы увидеть то, что им потом показывали.
Наконец Марта сказала:
— Вот так.
И это значило, что все получилось именно так, как она хотела. Впоследствии Алексея раздражала эта фраза, которую Марта произносила каждый раз, когда получала то, что хотела, а получала она это всегда. Но в начале их знакомства Алексей был просто в восторге и от этой фразы, и от самой Марты. То, что Марта тоже обратила на Алексея внимание, не укрылось для посторонних взглядов.
— Шуры-муры с педагогом? — посмеивались над Алексеем ребята, а он лишь улыбался в ответ.
В душе Алексей уже знал, что «шуры-муры» с Мартой только начинаются, что Марте еще предстоит сыграть в его жизни далеко не последнюю роль.
Полным ходом шла подготовка: им вкалывали в вену какой-то препарат, потом показывали на экране сцены убийств и насилия с обилием крови и растерзанных человеческих тел.
Большинство сцен было связано с убийством женщин, детей и стариков. Лица тех, кого убивали, а также тех, кто убивал, рассмотреть было трудно, весь экран заслоняло в большинстве случаев кровавое месиво, снятое крупным планом.
Первый сеанс вызвал у Алексея шок. Пошатываясь, он вышел из зала, не заметил, как рядом оказалась Марта.
— Я так и думала, — сказала она.
— Что? — не расслышал вопроса Алексей.
— Я так и думала, что у тебя слабая нервная система, — объяснила Марта и повелительно добавила: — Сейчас ты пойдешь со мной.
— Хорошо, — с готовностью ответил Алексей.
Марта привела его в кабинет врача, туда, где всем им перед началом просмотра вкололи в вену какой-то препарат.
— Повторите, Виталий Георгиевич, — приказала Марта врачу.
— Не много? — тот покосился в сторону Алексея.
— Нормально, — ответила Марта.
— А что он потом будет делать? — захихикал врач.
— Разберемся, — ответила Марта.
— Ну смотри, — ответил врач.
После того как Алексею был сделан еще один укол, он почувствовал, что испытывает к Марте самые нежные чувства.
После третьего сеанса у Алексея уже не было ни страха, ни ужаса перед тем, на что он смотрел, только интерес и желание увидеть эти кадры еще раз. Ему даже показалось, что он испытывает странное возбуждение от того, что происходило на экране. Алексей не успевал следить за тем, как менялись его ощущения, желания, убеждения, жизнь превратилась в непрерывный поток: учения — подготовка — «экскурсии на места боевых действий» — получение денег — выходной, раз в две, а то и в три недели. В паузах, случайно возникающих в таком бешеном темпе работы, Алексей думал о Марте.
Наконец он осмелился назначить ей свидание.
Марта пришла на свидание в короткой юбке ярко-красного цвета и ярко-синей, обтягивающей фигуру кофточке. О том, что произойдет дальше, Алексей уже знал…
— И что же произошло? — спросил Алексея мужик, потягивая пиво.
К тому времени они уже успели взять по второй банке, на сердце у Алексея потеплело, события уходящего дня отодвинулись куда-то в сторону, накопившиеся нерешенные проблемы показались мелкими и ничтожными по сравнению с нахлынувшими сейчас на Алексея воспоминаниями…
— Ну? — спросил мужик.
— Что — ну? — передразнил его Алексей.
— Расскажи.
— Не понятно, что ли?
— Понятно-то понятно, но лишний раз послушать всегда приятно, — выдал мужик каламбур и рассмеялся.
Марта стала первой женщиной Алексея. Теперь каждый свой выходной он проводил с ней, Марта открывала ему новый мир, жесткий, если не сказать — жестокий мир неведомых Алексею человеческих отношений. Внешне демонстрируя холодность, Марта сама не замечала, как все больше и больше привязывается к Алексею, становится с ним все более и более откровенной…
В одну из таких встреч Алексей осмелился задать ей давно волнующий его вопрос:
— Марта, а ты знаешь, что нам колют, перед тем как показывать все эти кадры?
— Знаю, — ответила Марта.
Вопрос «что», готовый сорваться с уст Алексея, не успел прозвучать.
— Я могу быть в тебе уверена? — Марта смотрела ему в глаза.
Алексей не знал, что она имеет в виду: то ли их отношения, то ли название препарата, который колют…
— Железно, — не задумываясь, пообещал Алексей.
— Думаю, названия ты все равно не запомнишь…
— Да, конечно, — перебил ее Алексей, — главное — суть.
— Суть заключается в следующем: тебе вкалывают препарат, который вызывает сексуальное возбуждение, показывают кадры убийств…
— Зачем? — удивился Алексей.
— Не перебивай, — упрекнула Марта, — а потом, когда ты видишь это не первый раз, возбуждаясь при этом столько же раз, сколько ты смотришь на этот экран, в твоем подсознании формируется своего рода рефлекс. Убийство и кровь становятся для тебя стимулами, и теперь они для тебя так же необходимы, как еда, секс…
Алексей ужаснулся:
— А как же я потом?..
— Как ты потом будешь жить? — усмехнулась Марта.
— Да.
— Странный вопрос. Это становится для тебя естественным и необходимым. Что же в этом страшного?
Мужик на всякий случай отодвинулся от Алексея подальше.
Алексей заметил это:
— Боишься?
— А то, — ответил мужик, — кто тебя знает…
— Это точно, бывало, живешь с человеком годы и совсем не знаешь его. А человек, знаешь ли…
— Дерьмо, — вспомнил мужик стоявших перед ними в очереди отца и сына.
— Ну дерьмо не дерьмо, а загадка — точно, — сказал Алексей.
— Как же потом с этим жить? Как ты жил? — не унимался мужик.
— В этом отряде я проработал около трех с половиной лет. Потом умерла мама. Деньги мне были больше не нужны, и единственное, что удерживало меня там, была Марта…
— А кто она вообще? Откуда там взялась? И почему такое почтение от этого вашего, забыл…
— Никиты Сергеича?
— Вот-вот…
— Марта окончила факультет психологии Ростовского университета, защитила диплом на тему «Психология поведения человека в экстремальных ситуациях», поступила в аспирантуру, а мы были для нее практикой, материалом, на котором она отрабатывала свою усовершенствованную методику подготовки людей-убийц…
— Ужас какой! Как же ты с ней? — удивился мужик.
— При всем при этом она оставалась нежной, чувственной женщиной, потом, правда, я узнал, что роман у нее был не только со мной, но мне лично связь с Мартой дала очень много, на многое открыла глаза…
Солнце палило, просачиваясь сквозь хвойные лапы деревьев. Марта и Алексей лежали на траве и смотрели на небо, наслаждаясь спокойным свежим воздухом. Алексей вдохнул полной грудью, выдохнул, снова вдохнул.
— Что вздыхаешь? — спросила Марта.
— Дышу, — ответил Алексей.
— Нет, вздыхаешь, — сказала она, — что-то хочешь у меня спросить? Спрашивай.
— Психолог ты мой, — попробовал отшутиться Алексей.
— Психолог, да не твой, — серьезно произнесла Марта, — тебе принадлежит только малая часть меня, а мне самой давно уже ничего не принадлежит.
— Ну малыш. — Он обнял ее, желая успокоить, защитить.
Марта высвободилась из его объятий.
— Я не малыш, — все так же серьезно произнесла она.
— Я не хочу, чтобы ты грустила, — играя, приказал ей Алексей.
— А я и не грущу. Я не умею грустить, так же как не умею испытывать чувства страха, ревности, тоски…
— Я что-то не понял, — приподнялся на локте Алексей, — это в каком смысле?
— В прямом, — ответила Марта, — я прошла курс НЛП.
— Чего-чего?
— Нейро-лингвистического программирования. Это когда с помощью определенной подготовки человек может научиться ничего не чувствовать, не испытывать ни сожаления, ни страха, ни боли — одним словом, эта такая программа, как бы тебе объяснить…
— Типа того что вкалывают чего-то, а потом показывают картинки?
— Нет, механизм другой, а эффект тот же: человек перестает испытывать чувства, которые могут помешать его делу.
— Значит, ни ревности, ни привязанности, ни сострадания?
— Да, — подтвердила Марта.
— А как же любовь?
— Любовь — это физическое влечение двух тел, — тоном всезнающего педагога объяснила Марта.
Алексей задумался. Ему казалось, что он любит Марту. Но теперь, сопоставив сказанное ею с подготовкой, с возбуждающими препаратами, он начал сомневаться в истинности своих чувств. Вдруг он понял, что не любит ее. Но теперь другая мысль беспокоила Алексея: «А смогу ли я любить кого-либо вообще?» Он спросил об этом Марту. Марта задумалась.
— Смотря что ты понимаешь под этим словом, — ответила она.
— Как что, верность, искренность, невозможность жизни без любимого человека.
— То есть просто зависимость? — жестко спросила Марта.
Алексей растерялся. Все, что произносила эта женщина, вызывало в нем внутренний протест, но слов, чтобы опровергнуть то, что она говорит, он не мог найти.
— А как же семья? — спросил он.
— Семья — это взаимный договор по распределению обязанностей, — ответила Марта.
— Нет, неправда, у меня так не будет! У меня будет другая семья! — воскликнул Алексей.
— Это все иллюзии, — охладила его пыл Марта, — он зарабатывает деньги, она следит за домом и ребенком, вот и вся тебе «ячейка общества». Вот тебе и вся любовь…
— Так это же на самом деле так и есть! — согласился с Мартой собеседник Алексея.
— Ты знаешь, я сейчас думаю, что и правда так… Хотя все пять лет совместной жизни с Еленой был уверен в том, что мы любим друг друга…
— Влип ты, я вижу, — пожалел Алексея мужик, — я вот со своей… Давно уже никаких иллюзий. Оттого, может, и пью… Как думаешь, а?
— Не знаю, — Алексей вздохнул, — я теперь ничего не знаю, кроме одного. Но это я знаю точно: не будет ему жизни. — Последние слова Алексей произнес почти шепотом, но мужик услышал.
— Кому? Любовнику, что ли?
— Откуда знаешь? — удивился Алексей.
— Да что тут знать, история вечная до такой степени, что скучная. — Мужик зевнул.
— А что бы ты сделал? — спросил Алексей.
— Если бы что? — уточнил мужик.
— Если бы пришел домой и обнаружил там его…
— Первый раз? — поинтересовался мужик.
— Да, — Алексей подыскивал подходящие слова, — обнаружил-то первый раз, и единственный. Но я знаю — он отец ее ребенка.
— О-о… — протянул мужик, — тогда все ясно.
— Что — ясно? — не понял Алексей.
— Значит, не первый раз, — подытожил мужик.
— Так что бы ты сделал? — повторил вопрос Алексей.
— Я бы ушел, — уверенно ответил тот и сплюнул, — просто молча ушел.
Алексей почувствовал, что почва уходит из-под ног. С одной стороны, он был достаточно пьян, чтобы действительно потерять почву под ногами, а с другой… Алексей начал сомневаться в истинности своих намерений. Но желание отомстить было сильнее других чувств.
«Была бы Марта рядом, — подумал он, — она бы мне объяснила, что и почему теперь нужно делать… Но убить — я его все равно убью».
— Ну давай, — мужик встал и начал прощаться, — тебе, конечно, виднее… Будь здоров, — и ушел.
Алексей смотрел ему вслед и думал: «Испугался моих слов, зря я сказал о том, что собираюсь его убить». Желание мести, крови, так тщательно и долго воспитываемое «подготовкой», не давало забывать о себе. Все попытки Алексея вернуться к нормальной жизни после службы в отряде, как и предполагала Марта, оказались лишь иллюзией…
— Марта, пойми, — говорил Алексей, прогуливаясь с Мартой по скверу, — я не хочу так жить, мне хочется обычной, спокойной человеческой жизни…
— Ты уже не способен просто жить, — перебила его Марта.
— Почему? — опешил он.
— Ты испорчен.
— То есть?
— Человек, убивший хотя бы одного человека, начинает жить по другим нравственным законам, чем все остальные люди, поэтому они и стараются изолировать такого человека. А скольких убил ты? Ты сам-то знаешь?
— Не считал, — решил сострить Алексей.
— А зря, — сказала Марта и попросила мороженого.
Алексей отправился за мороженым. Его всегда удивляла ее способность легко переключаться с одного на другое, не испытывать ни к кому никаких привязанностей, не быть ни от кого зависимой. Алексею очень хотелось, чтобы его женщина была привязана к нему и зависима от него. Он сказал об этом Марте.
— Это потому, — ответила она, — что ты сам очень несвободный и зависимый человек плюс твои комплексы, поэтому тебе и нужно существо, еще более зависимое, чем ты сам.
— Я бы хотел, чтобы ты была зависима от меня, — сказал Алексей.
— Только потому, что это тешит твое самолюбие, — ответила она, — на самом деле тебе нужно не это.
— А что?
— Не знаю, — ответила Марта, — иногда человек проживает всю жизнь и так и не узнаёт, что же ему было нужно. Свободный, независимый человек должен в любую минуту быть готовым ответить себе на три вопроса: «Кто я?», «Что я здесь делаю?» и «Куда иду?». Готов ли ты сейчас ответить на эти вопросы?
Алексей молчал. Сейчас он знал только то, куда он не хочет идти и чего он не хочет больше делать: это работать в этом отряде.
Вскоре ему представилась возможность оттуда уйти, закончить военное училище. Хорошее училище. Закончил с отличием! Распределился в Московский округ. Сразу получил перспективную должность. Приглянулся командирам.
— Чего уж там? — решил пробивной Марченко. — Я и сам чужих баб портил, офицерская жена на то и мужу дана… Чтоб другие лапали, а мужу звездочки капали.
Стерпел Марченко беременную полковничью дочку! Не просто так, а чтоб получить направление в Академию Генерального штаба.
А тут мразь эта, сволочи из ГКЧП… Чего, спрашивается, добились? Надо было бы их всех повесить прямо на трибуне Мавзолея.
Хорошая офицерская зарплата превратилась в пыль! И никаких перспектив!
«Ну, выучусь в академии, — думал Марченко, — отбарабаню у черта на куличках, дослужусь там до генерала! И буду по штатному расписанию… получать нормальные деньги! В какой-нибудь точке за Полярным кругом. Где бутылка водки стоит дороже шубы… В Москву генералом не пустят. У них своих полно. Дочки, сыночки, разные цветочки. Чтобы в столице остаться, нужно тут и пробиваться. В банкиры? С нуля нужно образование поднимать. А с военной подготовкой куда можно выгодно продаться? Бандюкам… Дело, конечно, выгодное. Но короткое. Шестерить по натуре не буду. А заправлять… Шансов мало. Там тоже нужно образование… Свои университеты».
По зонам и тюрьмам Марченко учиться не захотел. Так и получилось, что осталась ему одна дорога — только на передний край войны с преступностью!
Звание сохранили, небольшой, но достойный оклад. В гарнизоне столько и командир полка не получает!
Есть еще возможности левых заработков, которые хоть и не регулярно случаются, но значительно пополняют бюджет. Там одного бизнесмена нагнули, там другого прижали… Третий сам прибежал, защиты просит.
Вскоре представилась возможность перебазироваться в Подмосковье, в другой отряд, а потом — в милицию, буквально через год Алексей уже был заместителем начальника районного отдела милиции. Хотел ли он этого? Чувствовал ли себя на своем месте? И имело ли смысл двигаться дальше? Алексей не задавал себе подобных вопросов. Все как-то шло своим чередом, за исключением событий последнего дня.
…Он сидел на срубленном дереве и, трезвея, пытался задать себе вопросы, которые предложила тогда ему Марта. Ответы выходили расплывчатые…
Алексей понимал, что те иллюзии, которыми он жил многие годы, теперь разрушены. Что сын остался чужим, что работа никогда не была и вряд ли будет смыслом его жизни, что сам он потерялся и запутался в бесконечных проблемах, которые то и дело подбрасывала ему судьба, но которые на самом деле никогда не были для него ни смыслом, ни целью… Но во всем этом хаосе мыслей одна звучала все ясней и отчетливей: это все из-за него, из-за этого проклятого чечена.
