Глава 30.
Доказать необходимость командировки в Рязань оказалось гораздо легче, чем предполагалось. Как только Гордеев сообщил, что едет на один день, а билеты берет за собственный счет, то тут же все и решилось. И адвокат немедленно выехал. Он очень спешил!
Потому что его непосредственный шеф – заведующий юрконсультацией – только во второй половине дня, может быть, узнает, что подзащитный Гордеева Игнатьев Игорь Всеволодович, находящийся в Бутырском следственном изоляторе, официально отказался от участия адвоката в своем деле. Отказался! Вот так.
Когда Борис Антоненко сообщил ему об этом, у Юрия, конечно, что-то неприятно кольнуло в сердце. Будто незаслуженно предали. Вот, мол, стараешься для его же блага, а он… Хотя умом-то понимаешь, что Игорь из кожи лезет вон, чтоб навредить самому же себе. И если отвергает твою помощь, значит, ты на верном пути! Но фактически… На бумаге… Все выглядит очень даже неприятно.
Для собственного удовольствия Гордеев решил ехать не на электричке в суете и бесконечной череде остановок, а в поезде, как белый человек.
Ему повезло: в купе Гордеев наслаждался полным одиночеством, перебирал в уме детали последних событий и строил всевозможные предположения по делу о защите Игнатьева.
Удивительного в деле Игнатьева было слишком много. Вот, к примеру, на чеченском фронте… Каким это странным образом мальчишка – даже не просто рядовой солдат, а хилый писаришка штабной – оказался втянут в сверхсекретные и криминальные торговые и воровские отношения офицеров? Как они его допустили туда? Зачем? Ведь эти хищения… До него просто не могут дойти. Никоим образом. Ни по документам, ни… Они же там совсем по другому, так сказать, этажу. Или писарчук пролез в бумаги? Маловероятно.
Но!.. Что-то же их там связало? И дало офицерам возможность управлять Игорем. Не только на фронте, но и на гражданке. До такой степени, что они ему могут приказать даже умереть! Вместо кого-то.
Сейчас рассвирепевший Борис составит список всех офицеров части. Выяснит, кто, что и где? Сколько и почем? Будем знать, кто еще жив из них. Появится круг настоящих подозреваемых. Вычислим их связи и отношения между собой, с убитыми и с Игорем. Причины и способы.
Если это все неверно и Игорь – просто наемный камикадзе из-за денег, которого по случаю наняли его бывшие командиры, занимающиеся отдельными грязными делишками, то у самого Игнатьева должен быть мощнейший стимул для такого поступка, должен быть какой-то очень и очень близкий Игорю человек, который, скорее всего, недавно (потому что еще не притерпелось) попал в очень трудное положение. Кого-то же он спасает? Кому-то же нужны эти деньги?
И этого человека можно найти! Нужно только очень внимательно и дотошно перебрать всю недолгую жизнь Игнатьева, покопаться в таких замечательных бурных эпизодах, как армия, где возникает особенно крепкая мужская дружба, трудное детство, близкие и дальние родственники…
Или вот еще важная деталь – странный факт с девушками! Что-то у него не в порядке. Наверное, скрывает кого-то. Чтоб не впутывать. А сам на смерть. Из-за неразделенной любви? Кто она? Могла ли она в развитии их отношений остаться не замеченной для его товарищей, для коллег на работе? Тогда – при чем тут убийства однополчан, фронтовых офицеров? Тьфу, совсем запутался.
Или…
Тут тоже необходимо очень скрупулезно и деликатно. В тонких материях сексуальных предпочтений черт ногу свернет. А вдруг у него лав-стори с каким-нибудь кутюрье? Как он там называл сторожа в салоне на Кузнецком? Старик Якир? Мимоходом заметил. А его никто и не прорабатывал. Не устанавливал его связей. Может, он тоже с ними со всеми в Чечне?.. В одной упряжке?
В любом случае совершенно ясно, что это хорошо спланированная и профессионально проводимая акция.
Бориса запугивали.
Неучастие Игоря в убийствах кажется совершенно неоспоримым. Тем не менее все улики и показания свидетелей против него! Очевидцы опознали его в категоричной форме. Это говорит о том, что непосредственного исполнителя убийств подготовили как абсолютного двойника Игоря. Такой камикадзе, как Игорь, персона редкая. Сначала, видимо, нашли и уговорили его, а уж потом под Игоря сделали киллера.
То, что Игорь добровольно шел сдаваться, вернее, то, что они сдали Игоря, говорит о том, что, по крайней мере, эта серия убийств закончена. Что больше на него ничего вешать не собираются. И торопятся прикрыть. Отвлечь от самого киллера и заказчика.
А мы с Борисом стали копаться. Выяснять и разнюхивать. Затянули с Игорем. И бедного Борю поторопили. Мягко. Без крови. Нежно так… Можно сказать, похлопали по попке. Правда, не по его собственной.
Работали профи – нигде ни пылинки не оставили. И ни слова лишнего не проронили. Такие дорого стоят.
А за окном проносятся бескрайние русские просторы…
На привокзальной площади в Рязани Гордеев сел в машину частника и отправился в Управление внутренних дел.
Там пошли ему навстречу, что нужно подписали, отметили. Направили в отделение по месту бывшего жительства Игнатьева. И там молодой парнишка участковый проводил Гордеева до дома.
– Тут уже никто давно не живет, – объясняет на ходу участковый. – У нас и вообще не очень-то много богатых. Как кто разбогатеет, тут же в Москву переезжает. Так что эти развалины продать вряд ли у него получится. Вот хозяева и мучаются. Налог-то надо платить? За то, за се… А жить не получается. Чтоб тут жить, нужен огромный ремонт. И как дачу не приспособишь. Нет дачных удобств. Простой рабочий поселок. Предместье!
– А по документам кто тут жил?
– От самого начала? – поскучнел участковый. – Это надо домовые книги поднимать. Паспортистку вызывать. Она у нас женщина очень аккуратная. Но пожилая. И… Короче, она еще в одном месте работает.
– А так, своими словами?
– Можно было бы соседей поспрашивать, но… Тут почти все уехали. Ближайший дом, в котором кто-то живет, вон там! Видите? Красный. Кирпичный. Какой-то новый буржуй купил. И перестроил. Наверное, гостиница будет. Или ресторан.
– Для кого?
– Для души! Больше не для кого. У нас же приезжих не бывает. С чего бы это приезжать? Зачем?
– Здорово. Так вы ничего про Игнатьевых не знаете?
– Знаю. Мать умерла лет шесть назад. Сынишка учился в техникуме. Ему дали доучиться, пожалели, не забрали в детдом. Чтоб сохранить жилплощадь. Ну… Потом армия. Его, как всех, соответственно, призвали. Куда-то далеко. Чуть ли не во Владик. У нас тут почти всех на Тихоокеанский флот почему-то забирают. Все пацаны рвутся в десант, чтоб дома служить. А нас… Я вот тоже – морская душа! Старшина первой статьи! Служил на крейсере.
– А сын Игнатьевой так и не появился?
– Да зачем ему? Там, видать, женился. А тут у него никого. Дом в развалинах. Задолженность просто бешеная по налогам. Да во Владике и мне больше нравилось! Я бы и сам ни за что не вернулся! Океан! Простор! И специальность хорошая! А девки там намного красивее нашенских! Какую ни возьми, ножки, мордочка, фигурка – во!
– И чей это дом теперь?
– Ничей. Так и числится за Игнатьевым.
– Значит, он всегда может вернуться?
– Если станет наследником.
– Как это?
– Так ведь этот дом и матери его никогда не принадлежал. Как он записан за папашей ихним, так и… До сих пор. А он, старик, и не объявляется. Что-то там положено по закону с этим домом делать. По сроку. Так и будет. Вот этот дом!
Перед ними действительно были руины. Когда-то большой и красивый деревянный дом опасно покосился, зарос высокой крапивой и лебедой. Сад вокруг дома выродился, стволы старых яблонь будто заросли лишайником, редкие листья почернели и скорчились. Окна были заколочены досками крест-накрест, на двери висел тяжелый амбарный замок.
– Ну что, будем ломать? – лейтенант-участковый огляделся по сторонам, подыскивая подходящий инструмент. – Наверное, в сарае что-нибудь найдем. Хорошо бы лом.
– Сперва оглядим.
– Нет вопросов!
– У матросов, – пошутил Гордеев.
– Да я бы никогда сюда не вернулся! – охотно подхватил тему участковый. – Да мама болеет. Вот и приходится прорастать тут. Недавно женился. На местной. Дуре.
– Не повезло, – Гордеев выказал ему свое сочувствие горестным вздохом. – А это что?
По высокой траве, в которой не видно было никаких тропинок, они обошли дом, а там к задней стене был пристроен небольшой разваливающийся сарайчик, едва держащийся на проволоке, которой вместо замка дверь примотана к косяку.
– Боязно трогать, – сплюнул лейтенант. – Отвяжем, а он рассыплется.
– Ну и пусть, – пожал плечами Гордеев. – Мы отсюда заглянем. И все. А хозяевам и так ничего не надо.
Он смело дернул проволоку – дверца отвалилась. Но сам сарай, на удивление участкового, выстоял.
Юрий Гордеев отважно заглянул внутрь. Когда глаза привыкли к темноте, он разглядел в косых пыльных лучах небольшую крестьянскую мастерскую: верстачок, нехитрые инструменты на стене, свалку разного тряпья и барахла по углам.
– Ничего особенного, – отметил участковый, опасливо заглядывая из-за спины приезжего адвоката. – Тут даже молодняк не набузил.
– Если будет заваливаться, тащи меня к свету! – предупредил Гордеев и шагнул в темноту.
Он внимательно осмотрел каждую мелочь. И ничего достойного внимания не нашел.
– У меня есть один приятель в Москве, – задумчиво сказал он участковому, – который, я так думаю, мог бы… Поменять комнату в Москве на отдельный деревянный домик в Рязани. Если вы найдете мне хозяина этого дома.
– Да зачем? – подскочил от радости лейтенант. – Мы ему и получше подберем. Свежий и нормальный! Поближе к природе! У нас и речка рядом! Чудные места!
– Смотри! – Гордеев неожиданно остановил восторженные мечты лейтенанта. – Это еще что такое?
– А что там? – испугался тот, ожидая увидеть мумифицированные останки. Или еще что похуже…
В стене, общей для сарая и дома, оказывается, имеется дверца. Якобы черный ход.
– Ну и что? – участковый не удивился. – Тут у многих так. Раньше в сараях скотину держали, чтобы зимой по морозу не бегать с кормом или так.
Смелый Гордеев уже распахнул эту загадочную дверцу и зашел в черноту.
– Ну как там? – тоскливо крикнул участковый.
– Нормально.
– Мне нужно идти?
– А как же, – злорадно ухмыльнулся Гордеев. – Смелее! Тут столько улик! А какие жирные, спелые!
Осторожно переступая по мусору, лейтенант пробрался вслед за Гордеевым в заброшенный дом.
Конечно, тут все и должно было бы быть покрыто пылью. Но… Отчетливо виднелись следы недавнего визита – кое-где слой пыли был нетронутым, толстым, пушистым, серым, а кое-где лишь едва-едва припорошено.
– Месяца три назад, – определил лейтенант. – Но ничего не взяли.
– Почему ты так решил?
– А что тут брать? Наверное, бомжи ночевали. Холодно было. Вот они и перекантовались.
– Надо все осмотреть, – Гордеев выдвинул ящики стола. – Прежде всего те места, где нет пыли.
Они принялись за обыск.
И безрезультатно провозились около часа. Ничего интересного.
– Нет, – лейтенант отряхивает руки, – это не бомжи. Те бы отсюда так легко не ушли. Мусор хотя бы оставили.
– Тогда кто, по-твоему, тут был? Что искал?
– Пацаны! Играли. Они тут во всех домах лазят. Иконы воруют. И еще по мелочи. Всю барахолку заполнили. Говорят, антиквариат. Сейчас знаете сколько простая керосинка стоит?
– Ищи, лейтенант, ищи. Нам нужно точно установить, кто здесь был? Взрослый или ребенок? Что искал?
– Ладно. А как мы догадаемся, что это взрослый был?
– Ты тут внизу пошарь, а я на чердаке погляжу.
– Ну хорошо, – лейтенант даже обрадовался, что ему не придется лезть на захламленный чердак. – А на что мне обращать внимание?
– На все! – Гордеев нашел лестницу, ведущую на чердак. – Вас что, не учили?
– Учить-то учили, – пробубнил лейтенант. – Да только работа… У нас своя специфика. А тут… Тут криминалисты нужны. Вам окурки собирать?
– Старые? – с потолка раздался голос Гордеева.
– Кто их знает, – участковый испуганно отошел в сторону, ближе к стенке. – Наверное, не очень. Иностранные.
– Сейчас спущусь!
На чердаке что-то загрохотало, потолок вздрогнул, и осыпалась штукатурка.
– Лейтенант! – сдавленным голосом позвал Гордеев. – Иди сюда! Скорее!
– Ну началось! – зло сплюнул участковый и ловко вскарабкался по лестнице на чердак. – Что тут у вас?
– Гляди, – Гордеев, весь покрытый паутиной, в клубах пыли закрывая рот рукой, показал ему на кем-то заботливо оборудованную лежанку возле печной трубы.
Тут стояла раскладушка с полосатым матрасом. Ворсистое желтое одеяло аккуратно сложено.
– И пыль еще не успела накопиться, – отметил наблюдательный лейтенант.
Под раскладушкой – пустая консервная банка с окурками. Адвокат вытащил один, рассмотрел:
– У тебя там что, «Прима»?
– Ага.
– А ты говоришь… Жил тут кто-то.
– И не один день, – участковый носком сапога поддел консервную банку – она оказалась целой.
– Он тут загородил свое лежбище досками, я полез – и вот. А ты, кроме окурков, ничего не нашел?
– Так, ерунда всякая. Старые школьные тетради.
– А фотографии? Там не было альбомов с фотографиями?
– Пойдем вместе посмотрим.
– Тут нам ничего больше не надо? Вроде бы все остальное не тронуто, – Гордеев еще раз все внимательно оглядел. – Так и покрыто сугробами пыли.
Внизу они еще долго шарили по ящикам комода, по шкафам. И ничего особенного не нашли. Вместо желанного альбома с фотографиями обнаружили тонкую картонную коробочку, а в ней около десятка пожелтевших фотографий, какие обычно делают в ателье. Муж, жена и двое наглухо запеленатых младенцев у них на руках. Улыбающийся курсант с девушкой.
– У нас тут все курсанты, – сообщил участковый. – Рязанское десантное.
– Знаем, знаем.
– Своих полно. Так еще со всей страны прут и прут. Всех баб приличных расхватали. И развезли по всей России. Как что приличное подрастает, тут же цап – и женится! А потом его отправляют служить на край света! А нам жениться не на ком! Одни уродки остаются.
– У тебя-то жена красивая?
– Очень!
– Так чего ты переживаешь?
– Я потому и женился на своей дуре, чтоб и ее не уволокли. А вдруг я с ней разведусь? Или там… Понадобится девушка. Так, для разнообразия. А не с кем! Поглядишь – с души воротит!
– Ну ты, лейтенант, даешь! Так далеко даже Галилей не заглядывал. Со своей трубой.
– Тетрадки будем смотреть? А то могли бы ко мне в гости заглянуть. Жена, наверное, уже окрошку наварганила. Сейчас бы пивка. Пошли?
– Может, чего еще к столу возьмем?
– Ну это уже по желанию! Хотя я и на службе. Но очень даже! У нас тут больше поддельной торгуют. Но я проведу на хорошее место! Мне там по оптовым ценам.
– А это что?
– Я же говорил. Это старые тетрадки.
Гордеев раскрыл наугад – школьные тетради «ученика пятого класса» Игоря Игнатьева.
– Надо бы его школьных товарищей поискать, – сказал он. – Может, не все разлетелись. Если повезет, найдем его закадычного приятеля.
– Я что-то нашел, – трагическим голосом произнес лейтенант.
И протянул толстую коричневую тетрадь.
На первой странице были красиво выведены буквы: «События моей жизни».
– Почерк явно женский, – определил участковый. – Это его мать писала. Я так определенно думаю. Больше некому. Тут больше и женщин-то не было.
Гордеев заглянул на последнюю страницу – пусто! Вторая половина тетради – чистые листы!
Все записи обрываются на словах: «Мы поделили семью поровну. Никто ничего никому не должен. Все поровну».
– Старая запись, – заглянул через плечо лейтенант. – Тут дата стоит – 5 августа 1984 года.
– Аккурат то, что нужно, – Гордеев захлопнул тетрадь. – Ты не против, если я эту бумажку в Москву заберу? Или составляй потокол.
– Боже мой! Как же я ненавижу всякую писанину!
– Собирайся. Пошли пиво с окрошкой хавать. Дома все оформим и напишем.
– Вот это правильно! По-настоящему. А то… Зачем это пылью дышать, если можно за столом? Мы как, хотим еще взять к столу казенной водочки?
– И даже очень! Нам есть что отметить.
