36
Хорошенькое дело сидеть у окна в пропахшем серостью и унынием кабинете, смотреть на вялое солнце, еле-еле ползущее по небосводу, и понимать, что ты, как и все в этой стране, обречен на благополучие, бездействие, скуку и декадентскую улыбку на губах. Ты обречен на медленное холодное умирание, потому что эта вязкая масса времени вокруг и внутри тебя не может называться настоящей жизнью.
Взорви этот мир! Немедленно! Просто чиркни спичкой о крепкую подошву настоящего американского ботинка, бесполезного на этих отвратительно чистых и гладких улицах, и поднеси огонек к фитилю. Фитилю той самой коричневой штуковины, которую ты уже добрых пять минут меланхолично жуешь. Теперь несколько затяжек, глубоких, как Рио-Колорадо... Ну вот, теперь ты становишься свободным. Ты становишься человеком, способным на веское слово и настоящий мужской поступок.
Он, забросив ноги на стол, прищурившись, проводил уплывающие к потолку кольца настоящего сигарного дыма. Одним пальцем мысленно сдвинул на затылок свой воображаемый шестигаллонный «стетсон» и, не меняя позы, плеснул в опустевший стакан на два пальца не воображаемой, а самой настоящей текилы. Полюбовавшись на дымящийся кончик великолепной голландской «Генри Винтерманс» и сделав еще одну затяжку, он как бы пришпорил своего необъезженного мустанга и как бы понесся вперед, разрезая разморенный от жары воздух прерий.
Он уносился в знойное марево Эль-Пасо, где даже ветер распластался на раскаленных докрасна валунах, не в силах доползти до воды, где высоко-высоко замер рядом с солнцем одинокий кондор, караулящий добычу, где бесплотными тенями бродят по холмам гаучо, полосатые в своих длинных пончо, где на горизонте проносятся и тают в дымке миражи благодатных оазисов.
Вот она, свобода! Ты сам себе хозяин и сам выбираешь дорогу. У тебя крутой нрав, верный конь и пара пистолетов, готовых постоять за твою честь.
И нет никакого дела до тех, кто прожигает свою жизнь в уюте тесных городских жилищ. До тех, для кого мир заключен в пределах маленького скучного городка. До тех, кто думает, что солнце встает только затем, чтобы меньше платить за электричество, а ветер рождается в кондиционерах.
Вечереет, тени смыкаются над тобой, и только одинокий и протяжный вой койота нарушает тишину ночи...
И еще назойливый стук в дверь.
– Разрешите?
На пороге торчит омерзительно обыкновенный служащий твоего банка, чудовищно выбритый, с нелепым галстуком и в очках. И ты с содроганием снова возвращаешься в этот серый никчемный мир, где нет места настоящим чувствам и настоящим мужчинам.
– Господин директор, факс из России.
Господин директор Первого кредитного банка Лихтенштейна бросил взгляд на свои ноги, покоящиеся на столе, и, вздохнув, принял обычную позу, снова став невысоким седеющим солидным джентльменом в солидном костюме и с солидным брюшком.
– ?!
– Русские подтверждают, что наш вкладчик, Мажидов, умер, и просят принять необходимые меры.
– Ну так примите.
– Видите ли, господин директор, дело в том... Вы должны сами взглянуть.
– Что, у нас нет такого клиента?
– Клиент есть, но вот счет...
– Что «счет»?! – Тревожное и сладкое чувство свободы снова покинуло его и теперь неизвестно когда вернется. Он был зол на весь мир и на этого блеющего субъекта, который разрушил его сон наяву.
Клерк протянул распечатку с динамикой движения средств по счету Мажидова:
– Сообщить об этом русским?
Директор взглянул на цифры и, криво улыбнувшись, ответил:
– Нет.