Операция «Бомба»

Вячеслав Иванович Грязнов еще с тех времен, когда бегал в МУРе простым опером, не терпел длинных и, как правило, малорезультативных совещаний. Оперативник в душе, он любым речам предпочитал решительные действия. И даже, что называется, в критическом для начальника МУРа возрасте, надев генеральские погоны, считал чрезвычайно важным для себя не только возглавлять отдельные операции, но и принимать личное участие в задержании особо опасных преступников. Вот и сейчас представлялась такая возможность.

Анализ имеющихся материалов, как-то: свидетельства самого Гордеева, принимавшего непосредственное участие в разработке операции, другие показания, акты судебно-медицинской экспертизы и прочее указывали на то, что преступник пользуется, скорее всего, обрезом охотничьего ружья для выполнения своих «заказов». Оружие, прямо надо сказать, экзотическое по нынешним временам, когда к услугам киллера может быть предоставлен богатейший арсенал не только мастеров-оружейников всего мира, но и огромной массы народных умельцев. Значит, имелся тут свой смысл. Как в известной песне: «Привыкли руки к топорам...» И менять свой стиль киллер, вероятно, не собирался. Два выстрела, практически подряд, картечь на волка – кто сможет после этого выжить! И при этом убийца человек безжалостный, его абсолютно не заботит возможный разброс дроби, от которого могут пострадать совершенно посторонние люди.

Муровские аналитики подняли материалы об убийствах с использованием оружия подобного рода за последние три года и неожиданно обнаружили, что нечто похожее имело место год назад в подмосковном городе Раменское, где точно так же, двумя выстрелами, произведенными почти в упор, был убит один из местных уголовных авторитетов. Расследование вело Управление уголовного розыска областной милиции. Подозревался в совершении преступления некто Коняхов, незадолго до того освободившийся из заключения. С покойным у него были разногласия денежного характера. Но Коняхов тогда сумел обеспечить себе алиби, а оружие не было найдено. И все свелось тогда к внутренним разборкам оргпреступных группировок. В настоящее время бывший подозреваемый нигде не работал под предлогом занятия индивидуальным бизнесом – то ли охранял кого, то ли челночил. Но проживал в Орехове-Борисове в однокомнатной квартире, имел свою машину – потрепанный «ниссан» – и квартирный телефон.

Грязнов не мог быть уверен в своих подозрениях, но приказал взять Коняхова под наблюдение, а телефон его поставить на прослушивание. Хотя у того наверняка для деликатных дел имелся и мобильник.

Но здесь Вячеславу Ивановичу очень важно было знать, какие телодвижения предпримет возможный киллер, когда состоится телефонный разговор адвоката Гордеева и находящегося в клинике Чупрова.

Эта, по сути, главная сторона дела была тщательно продумана. А затем проведена и грамотная в оперативном смысле подготовка.

Хвост уже не скрывал своего навязчивого «расположения» к адвокату. Машины у них были всякий раз новые, чаще иномарки, но Юрий Петрович, еще по старому своему опыту работы в Генпрокуратуре, умел быстро распознавать преследователей. Умел он и уходить от них – на стареньком «жигуле» стоял хороший движок. Ну и помимо всего прочего, Гордеев не без успеха использовал богатейший опыт, переданный ему тем же Вячеславом Грязновым и его другом, являвшимся одновременно и старшим товарищем Юрия, «важняком» Александром Борисовичем Турецким.

Так вот, вспомнив уроки своих практических учителей, Юрий Петрович быстро и четко показал дубовым в оперативном отношении браткам, сидевшим на этот раз в серебристом джипе «тойота», как можно при желании исчезнуть буквально из-под носа «почетного эскорта». Тем более что и мобильник с «жучком» Гордеев «нечаянно забыл» в сейфе на Таганке.

Естественно, что жизнью Владимира Чупрова, оправляющегося после сотрясения мозга и прочих травм в семьдесят первой больнице, что на Можайском шоссе, никто из оперативников рисковать и не решился бы. Но уже то обстоятельство, что Чупров был задействован в операции, ставило его здоровье под угрозу.

По предложению генерала Грязнова Чупров, потрясенный гибелью товарища, должен был лишь сообщить по телефону Гордееву, что знает о причинах гибели Раппопорта. Более того, они вместе и рассматривали материалы, лишь малая часть которых была в той папке, что собирался передать Юрию Петровичу Владлен Семенович. Нет, недаром так болела душа у Чупрова, не зря он уговорил Раппопорта снять ксерокопии всех материалов и оставить у него, Чупрова, мало ли что! А ведь среди них есть расшифровка аудиозаписи переговоров Поташева с канадским миллионером Булгаком, состоявшаяся здесь, в Москве, совсем недавно. Как удалось ее сделать – секрет фирмы, поскольку переговоры были в высшей степени конфиденциальными. Ведь речь шла о подготовке скорого банкротства фирмы «ВДП» и переносе производства отечественного перлара за рубеж. То есть фактически о грандиозном финансовом преступлении, которое полностью раскрывает опять-таки преступные замыслы Поташева против российской промышленности, производственного коллектива, а также против мешавших ему соучредителей фирмы, один из которых убит, а второй посажен в следственный изолятор.

Естественно, никакой аудиозаписи не было, ее идея родилась у Гордеева, проанализировавшего собственный доверительный разговор с Булгаком, возмущенно отклонившим идею Поташева. Но поскольку у них такая беседа велась, то отчего бы не быть и тайной аудиозаписи? В тексте, который должен был произнести по телефону Чупров для прослушивающих его Поташева или Орлова, это не важно, было столько скрытых крючков, на которые те не могли бы не клюнуть: информация была действительно очень опасной для них.

Но сам Чупров в силу состояния здоровья не мог пойти на встречу с Гордеевым и передать ему уже однажды частично похищенные материалы. Для этого требовался посредник. На эту роль очень хорошо подходил один из оперативников Вячеслава Ивановича, который, как человек «неопытный», должен был явиться на встречу в «шпионском» обличье, то есть в плаще и шляпе – несмотря на теплый, даже жаркий день, – скрывавших соответствующие доспехи. Береженого, как говорится, и Бог бережет.

Безопасность же самого Чупрова должны были обеспечить двое новых «больных», занявших соседние койки в его палате. Ну а оперативника, изображавшего начитавшегося детективов племянника Чупрова, охранял весь МУР во главе с его начальником.

Откровения Булгака в изложении Гордеева оказали на Чупрова ошеломляющее воздействие. Нет, он, конечно, мог бы и догадаться о такой подлости, однако... всей глубины ее познать ему было не дано. И тем не менее вместо растерянности Чупров согласился немедленно действовать.

Итак, с ним все было в порядке.

Не менее важным для Гордеева было и посещение следователя Ступникова.

Сравнительно молодой человек, недавний выпускник юридической академии, он был самонадеян, но недостаточно опытен, чтобы не оказаться игрушкой в более умелых руках. А такие люди, как Орлов, обеспечивающий своими старыми связями и специфическими кадрами действия Поташева, знали, как подбросить необходимые ретивому следователю доказательства, «случайные» улики, которые, если их рассмотреть под определенным углом зрения, вполне могли пригодиться ему в качестве свидетельства вины подозреваемого.

Внутренне Гордеев понимал Дмитрия Ступникова, его горячность и чрезмерную уверенность в своих силах и способностях. Юрий Петрович, было дело, и сам проходил эту стадию, но у него вовремя оказались нужные учителя. А они, в свою очередь, не старались убивать в нем стремление к самостоятельности, но умели вовремя и тактично указывать на некоторые неточности, несовпадения, натяжки, которые, развиваясь в ходе следствия, могли запросто уничтожить все его логические построения.

Вероятно, у Ступникова таких учителей не было. И Гордееву оставалось его только жалеть. Ко всему прочему, этот, в общем, даже достаточно симпатичный парень был настолько уверен в себе, в своих преждевременных выводах, что высказанные в весьма мягкой форме сомнения Гордеева им и на дух не принимались.

Что ж поделаешь: каждый сам кузнец своего счастья. И наоборот соответственно. Поэтому Юрий не стал разворачивать дискуссий, а поинтересовался, имеется ли в деле завещание Перетерского, которое, кстати, может сыграть немалую роль в установлении истины. Завещания, естественно, не было. Тогда Ступников в свою очередь сурово спросил адвоката, откуда тому вообще известно о завещании? На это Юрий Петрович посоветовал следователю обратиться к тому, кто, по сути, инициировал это дело, от кого – не впрямую, а опосредованно – и получал изобличающие Невежина улики следователь.

– Ну хорошо, – с легкой иронией констатировал Гордеев, – что касается важнейших документов, то тут у вас пусто. А как обстоят дела с наследниками покойного Перетерского? Не могут ли они прояснить некоторые нестыковки в вопросе о гибели Владимира Дмитриевича Перетерского? Нельзя ли получить их адреса?

– Никаких родственников у покойного нет, – твердо заявил следователь. А Гордеев подумал: «Э-э, милый, да ведь тебя, как тряпичного Петрушку, держат на короткой веревочке!..»

– И о странном самоубийстве племянницы Владимира Дмитриевича вам ничего не известно?

Ступников из сурового законника превратился в грозного обвинителя:

– А вам-то это от кого известно? Преступник сообщил?

– Вы имеете в виду подозреваемого? – наивно поинтересовался Гордеев. – Совсем нет. Это же на фирме известно каждому второму служащему. Разве Поташев или его присные вам ничего не говорили? Странно, зачем им от вас скрывать очевидное...

– А что это меняет? – неожиданно спросил Ступников. – Снимает с Невежина подозрения?

– В какой-то мере. Ну представьте себе следующую картину. Невежин по какой-то причине нанимает киллера для устранения своего же коллеги Перетерского. Происходит убийство, вокзальная милиция при случайной облаве ловит киллера, вы получаете из его рук оружие и прочие улики, включая отпечатки пальцев все того же Невежина. А далее начинаются странные вещи: киллер ловко сбегает из-под стражи, а затем почему-то кончает жизнь самоубийством в далеком отсюда Новосибирске. Там же кончает с собой и единственная наследница Перетерского. Кому это выгодно? Невежину, который уже давно взят под стражу? Для какой цели? Ведь если его осудят, а все идет к тому, то и фирма, и все средства, и ноу-хау ему лично уже не светят. А кому светят? – вот в чем вопрос.

– Вы говорите как следователь, а не адвокат, – с иронией заметил Ступников. – Почему?

– А я в Генеральной прокуратуре оттрубил начало биографии. У Меркулова и Турецкого. Знакомы эти имена, надеюсь?

Ступников промолчал. А затем ехидно спросил:

– Но ведь ушли?

– Да. Не сошлись, как говорится... характерами.

– С такими-то учителями?!

– Нет. С генеральным. Тот приказал прекратить дело на одного мерзавца. А я отказался и швырнул заявление. Учителя, как вы изволили заметить, мне как раз крепко всыпали, но... генеральный заявление подмахнул. Мерзавец, к слову, уже давно проживает за границей. А бывший генеральный не так давно выпущен из СИЗО № 1. Вы удивлены, Дмитрий Константинович, зачем я вроде бы пытаюсь воздействовать на следствие? Скажу честно, я не испытываю к вам ни малейшей неприязни. А по собственному опыту знаю, как бывает горько, когда выстроенное тобой здание разваливают до основания. А ваше стоит довольно шатко.

– Это угроза или... предупреждение? – вернулся к прежней заносчивости Ступников.

– Ни то ни другое. Совет. И еще один – напоследок. Было бы очень неплохо, если бы вы существо этого нашего разговора оставили исключительно при себе. Многие знания, как сказано у Екклесиаста, чреваты... помните чем?

– Я читал Библию... когда-то. Ну и что из этого?

– Блестяще! Умри, Денис, лучше не скажешь... Благодарю за аудиенцию. Надеюсь, в суде не встретимся.

– Откуда у вас подобная уверенность?

– Дом может рухнуть гораздо раньше... Мое почтение.

Гордеев был искренен перед собой: он предупредил. И лишний раз убедился, что следователь готов оперировать лишь теми фактами, которые ему услужливо представила заинтересованная в расчистке жилплощади сторона. Никаких иных, по всей видимости, доказательств преступного умысла Невежина у него не имеется. Его даже не сочли необходимым поставить в известность о «самоубийстве» главного свидетеля и исполнителя невежинского «заказа». Гордеев проследил за реакцией и убедился в этом.

Кстати говоря, убийство племянницы Перетерского, в чем ни минуты не сомневался Гордеев, ловко опять-таки выданное за самоубийство, и все связанное с этим делом взялся по просьбе Юрия Петровича разузнать Денис Грязнов. Вероятно, он рассчитывал на помощь дяди в этом вопросе. Удалось получить копию судебно-медицинского заключения из Новосибирска. С учетом свидетельств соседей, того, сего и прочего причиной смерти Варвары Николаевны Седовой, материнская фамилия – Перетерская, явился суицид как результат нервного срыва. Причем способ ухода из жизни был выбран оригинальный. Очень полная сорокапятилетняя женщина была найдена в петле после звонка соседей, сообщивших в милицию, что из квартиры Варвары, женщины в общем-то аккуратной, несмотря на некоторые странности характера – нелюдимость там и прочее, проникает неприятный запах тления.

Женщину, как сказано, обнаружили в петле, сделанной из бельевой веревки и закрепленной на массивном крюке, вбитом в стену, на котором прежде висела большая картина библейского содержания, снятая ею перед самоубийством и стоящая на полу в сторонке.

На повод к самоубийству указывала также и телеграмма из Москвы, лежавшая скомканной под столом, в которой сообщалось, что Владимир Дмитриевич Перетерский приказал долго жить такого-то числа. Именно эти слова, словно издевательство, были в телеграмме. Но здесь-то все было подлинным, уже проверяли. И отправлена телеграмма была с Центрального телеграфа. Так что возбужденное дело было практически тут же и прекращено. А вот вопрос, зачем женщине нужно было выбирать способ столь неудобный и нелегкий даже с точки зрения приложения физических усилий, об этом следствие умолчало. Впрочем, от людей со странностями всегда можно ожидать чего-то оригинального, чтоб не как у остальных, даже при прощании с миром.

Из всего теперь уже известного Гордееву он мог сделать вывод, что в любом случае сработано все это весьма оперативно. И почти грамотно. Почти – потому что все же возникали вопросы. А ответить на них Юрий Петрович собирался немедленно после того, как закончится операция «Бомба». Он хотел для этой цели вылететь в Новосибирск, чтобы на месте постараться выяснить для себя все, что касается двух странных самоубийств, последовавших одно за другим. А если внимательно сравнить акты экспертиз судебных медиков, то, можно сказать, практически одновременно, иначе говоря, в один и тот же день.

Конечно, кому-то шибко торопливому в Новосибирске будет очень не по себе от вмешательства московского адвоката, пытающегося разворошить уже прекращенные дела, но Гордеев рассчитывал на помощь генерала Грязнова в этом вопросе. Ведь у Вячеслава Ивановича имелись в городе и свои каналы, с помощью которых можно было бы установить истину...

...Гордеев вернулся на Таганскую, в свою юридическую консультацию и по грязновскому мобильнику доложил Денису, что у него все в порядке. Хвост потерялся, но, видимо не желая заниматься пустой игрой в казаки-разбойники, вернулся к консультации на стоянку, где и дождался возвращения Юрия Петровича. Что ж, ребята рассчитали верно: зачем гоняться по городу, когда рабочий день еще в разгаре?

Денис сказал: «Лады» – и на короткое время отключился. Перезвонил он спустя час и сообщил, что «племянник» Чупрова выехал в больницу, что там уже все подготовлено для возможной встречи незваных гостей и, наконец, что вся предварительная работа завершена: условленное место оцеплено, генерал выехал. Можно было начинать.

Гордеев достал из сейфа свой мобильник и положил перед собой на столе. С минуты на минуту должен был позвонить Чупров.

Юрий поднялся из-за стола, вышел в большой холл и посмотрел в окно: хвост находился на месте. Серебристый джип «тойота» с затемненными стеклами. Гордеев неожиданно вспомнил, что не так давно, в день, когда он встречал возвращавшуюся из Болгарии Стеллу, на обратном пути в Москву его взяли в «коробочку» два джипа. Один был черный, а второй – вот точно как этот, серебристый, мощный. Мальчики похамили и уехали – даже и не угроза, а просто демонстрация силы. Ты, мол, козявка, захотим, бабу отнимем, а ты нам ничего не сделаешь! Ну-ну, посмотрим теперь...

Как ни ждешь звонка, он бывает неожиданным. Резкая трель прервала несколько мстительные размышления адвоката. Не торопясь он включил аппарат и, устало зевнув в трубку, спросил, кто это. Ну просто чиновник, обалдевший от писанины!

Чупров был сама искренность. Он начал с того, что потребовал от Гордеева подтверждения ужасной вести, которую привез в больницу племянник Гера: это правда, что убили Владлена Семеновича?! Гордеев начал мямлить в том смысле, что не надо волноваться, а то это плохо скажется на здоровье, и без того подорванном. Затем рассказал, естественно, как было дело и в чем оказалась причина. Его малоубедительные аргументы перебивались почти истерическими междометиями Чупрова. Ну просто отлично изображал Владимир полное отчаяние. А может, не изображал, а переживал заново?..

И когда уже все было сказано и Гордеев интонационно стал подчеркивать, что больше ему сообщить нечего, что пора завершать столь тягостный разговор, Чупров сказал наконец самое главное. Он решился... Он больше ничего не боится... Он знает причину, потому что они с Владленом все давно обсудили... Итак...

Пошел текст о Поташеве, о тайной записи и прочем, о чем подробно говорили Гордеев с Чупровым. Теперь настала очередь междометий Юрия Петровича. Он умолял Чупрова остановиться, ведь это же телефон! Да, он сейчас же готов оставить все дела и примчаться в больницу! Не надо никуда ничего везти!..

Но Чупров был решителен и неумолим. Его племянник знает, где спрятаны материалы, он получит все необходимое для Гордеева и привезет папку... Надо договориться о месте передачи.

Вячеслав Иванович Грязнов специально обговаривал этот вопрос. Поскольку киллер должен был выйти на живца и, скорее всего, повторить свой трюк с выстрелами и захватом материалов, необходимо было предусмотреть не только безопасность случайных прохожих, но и возможность максимально безопасного для остальных ареста преступника. Такое удобное место нашлось практически в самом центре столицы. И более того, подготовка к операции ни у кого из посторонних там не вызвала бы подозрений...

Но тут возникла еще одна проблема. При обсуждении деталей покушения на Раппопорта некоторые оперативники настаивали на том, что убийца мог быть не один. Во всяком случае, одному было бы трудно и наехать, и расстрелять жертву, и захватить папку, для чего тот должен был бы выйти из машины и, наконец, благополучно скрыться от преследования. Вполне возможно, что в этом случае срабатывал отвлекающий маневр: один стреляет, уезжает, а второй, как бы бросающийся к падающей жертве, успевает забрать нужные материалы и смешаться с набегающей толпой очевидцев кровавого события. И значит, напарник киллера мог покинуть машину за считанные секунды до выстрела, чтобы первым оказаться у места происшествия.

Генерал Грязнов не привык пренебрегать возможными фактами, если ты в них сомневаешься. И приказал предусмотреть и такой вариант.

Чупров настаивал, чтобы племянник привез папку прямо в юридическую консультацию на Таганку, но Гордеев категорически возражал: у него, сказал он, сложилось впечатление, что его в последние день-два начали активно пасти. Что это такое? Ну то есть следят за каждым его шагом, куда бы он ни поехал. Так что рисковать не стоит. Надо выбрать место спокойное и чтоб там народу было поменьше. Тем более что племянник на машине, и ему будет удобно подъехать, ну, например, к памятнику Юрию Долгорукому. Там позади коня есть небольшой скверик, как правило, пустой. Гордеев будет ждать Геру на второй скамейке справа от входа. Гера в плаще и шляпе? Очень хорошо. Они легко узнают друг друга, поскольку Чупров сможет описать племяннику, как выглядит адвокат.

Решив эту важную проблему, Чупров снова завсхлипывал-запричитал, демонстрируя естественную реакцию человека, скинувшего с плеч тяготивший его груз. Но Гордеев оборвал больного, сказав, что готов выехать на встречу с Герой. Время встречи – семнадцать ноль-ноль. Ну пять минут туда-обратно.

В распоряжении оперативников МУРа было около двух часов. Но ведь и у преступников столько же. Однако одни четко знали условия своей задачи, а другие лишь то, как должны выглядеть их жертвы.

Гордеев сунул ненужный теперь мобильник обратно в сейф, запер его, позвонил Денису и сказал, что все в порядке, время пошло. Затем выглянул на улицу из окна холла: джип словно водой смыло. Значит, там уже получили команду.

За себя Юрий Петрович не боялся, его надежно страховали муровцы и будут дальше, до центра, передавать от машины к машине, как бы нечаянно отсекая при нужде вдруг появившийся хвост. Но такового не было. Скорее всего, потому, что у противника не оказалось под рукой нужного количества людей. И все, что имелось на данную минуту, было брошено к месту встречи, чтобы перехватить секретную папку, содержащую воистину бомбу. В этом можно было уже не сомневаться. Да иначе бы и серебристый джип не исчез так быстро.

В скверике между хвостом коня Долгорукова и серой громадой бывшего Института марксизма-ленинизма шла своя жизнь. Бил фонтанчик, на лавочках отдыхали прохожие и жители соседних домов. Но приехала поливочная машина, и народ как-то сам по себе рассеялся. Не без ропота, направленного против дураков начальников, плюющих с высокого этажа на простой народ, которому теперь уже и отдохнуть негде. А после того как уехала поливалка, оставив лужи в скверике и мокрые скамейки, на которые теперь и не присесть, появился типичный дядя Федя, дворник со шлангом, который, как известно, «из своей прямой кишки поливает камушки». И стал он натурально поливать из шланга еще не просохшие скамейки слева от входа.

А за несколько минут до условленной встречи возле памятника остановился экскурсионный автобус, и из него повалили туристы с сумками, фотоаппаратами, почти не слушая экскурсовода, который вынужден был обращаться к немногочисленным женщинам. Мужчины же окружили памятник и стали фотографировать и его, и себя на его фоне, и здание Моссовета, и скверик с «дядей Федей», прилежно выполняющим свою дворницкую работу. И никто из них, конечно, не обращал внимания на Гордеева, поднявшегося из глубины скверика и присевшего на второй лавочке справа, на подостланной газете. Занят же он был шнурками своего ботинка.

В это время со стороны Тверской, от книжного магазина, появился человек в светлом плаще и такой же шляпе. Едва он решился перебежать узкую улочку перед сквером, как снизу, со стороны Большой Дмитровки, навстречу ему рванул темный джип.

Одновременно с другой стороны сквера, по Столешникову вверх, покатил серебристый джип. Из него на ходу выскочил крепкий такой паренек в спортивном костюме и быстрым шагом направился ко входу в скверик. Несообразительный «дядя Федя» нечаянно направил в него сильную струю воды, и парень, выхватив руку из кармана, машинально закрылся ею от воды, забыв, что в руке был зажат пистолет. Мгновенье – его оказалось достаточно, чтобы парень получил сильнейший удар по шее, – и в ту же секунду его заломленные за спину руки уже оказались скованными браслетами. Серебристый джип рванул было вперед, но буквально уперся капотом в бок экскурсионного автобуса, который разворачивался в тесном пространстве площади. Дверцы джипа распахнулись, и сильные руки туристов выкинули из серебристого нутра еще двоих слабо соображающих «качков».

Черный джип успел бы, конечно, опередить человека в плаще и шляпе, но его нос как-то очень неловко подрезала до того стоящая смирно у обочины поливальная машина. Причем подрезала грубо, помяв крыло слева. Водитель джипа, вопреки логике, не обратил внимания на это наглое нарушение всех существующих правил и попытался уйти вперед, но тупой поливальщик продолжал теснить его к противоположному бордюру. И тогда водитель джипа, вероятно в качестве последнего аргумента, выставил в свое боковое окно двойное дуло обреза. Но уже ни сделать выстрела, ни чего-то сообразить он не успел, поскольку окно его полностью заслонил желтый бок поливальной машины, а правая дверца распахнулась, и водитель почувствовал сокрушительный удар в челюсть.

Пришел в себя он через несколько минут. И уж лучше б не открывал глаз. Увидел стоящего над ним в окружении группы туристов генерала в милицейской форме, услышал его слова:

– Дурак ты, Коняхов, снова за старое взялся! А ружьишко-то у тебя ничего, по двум делам уже проходит твоя «вертикалочка»...

Скверик вскоре опустел, просохли скамейки, и снова места на них заняли бабки с внуками из соседних домов.