Зачем нужно было откладывать визит к сестре на сутки, Щербак не понимал. Он попрощался с Терезой в кафе, но, разумеется, не поехал в гостиницу, а тенью следовал за ней повсюду. Она не сделала попытки сбежать и ничем не показала, что кассета совсем не у сестры: не заходила в банк, не отправляла толстых бандеролей, не наведывалась на вокзалы и прочие места, где имеются автоматические камеры хранения. Она вела себя как всегда: гуляла, ела, сидела дома, ночью снова смотрела фильм с Монаховой и снова плакала.

Возможно, она просто хотела еще раз все взвесить и окончательно решить, стоит ли отдавать кассету в посторонние руки.

Выехали Около семи. Тереза сама вела старенький «рено», и вела неплохо, чувствовалось, что за рулем она не первый день. Щербак намеренно не спрашивал, куда именно они направляются. Он курил, смотрел в окно на пейзажи, мало отличающиеся от типично русских, разве что было почище.

Из Лодзи взяли курс на запад через Видзев, Бжезины, несколько совсем мелких то ли городков, то ли поселков: Рогув, Бжув, Бялынин, Подбур, Глухув. Потом свернули на юг, доехали до Венгжиновице, а оттуда — через Редзень на Колюшки, то есть на восток, не удаляясь, а снова приближаясь к Лодзи. Щербак видел карту города и окрестностей и не сомневался, что они едут по кругу.

— Нервничаете? — презрительно фыркнула Тереза.

— Нет. Но не понимаю, зачем ездить кругами?

— Может быть, я проверяю, нет ли слежки, не сидят ли у нас на хвосте ваши сообщники?

— Не самый эффективный способ проверки, — заметил Щербак.

— Вы знаете более эффективные?

— Разумеется. Бесполезно просто смотреть в зеркало заднего вида и рассчитывать, что преследователи будут держаться на фиксированном расстоянии от вас. Автомобиль наблюдения может вас обогнать и остановиться, с тем чтобы вы его догнали. Особенно это эффективно при интенсивном дорожном движении. «Хвостов» может быть два или даже больше, и они, естественно, не станут ездить на «порше» или «линкольнах», это будут самые распространенные марки автомобилей самой распространенной окраски. И номера могут меняться прямо по ходу движения. Поскольку уже вечер, в ход могут пойти трюки с фарами…

Она слушала, открыв рот. Щербак развлекался.

— Фар крепится два или больше комплектов, чтобы в темное время автомобиль выглядел поочередно как седан или как мотоцикл. Еще перед выездом нужно было проверить задние фонари вашей машины и поискать небольшое отверстие в одном из них. Наличие такого отверстия — верный знак того, что вы находитесь под наблюдением. Это старый трюк, который позволяет «хвосту» оставаться вечером и ночью на достаточном расстоянии от объекта даже при очень интенсивном дорожном движении. Ваш фонарь с дырой будет светить ярким белым пятном, а не красным или янтарным, как остальные. Еще опытный профессионал может также вставить яркую лампочку в фонарь вашего автомобиля или просто вынуть одну из лампочек…

Тереза резко тормознула, выскочила из машины и побежала проверять задние фонари. Очевидно, дыр она не обнаружила, потому что поехала дальше и не завернула на мелькнувшую у обочины станцию техобслуживания.

— Это все фокусы? — спросила она за Колюшками, сворачивая на север. — Или вы еще что-то забыли мне рассказать.

— Нет, не все. Наблюдение ведут, как правило, люди с хорошим воображением. Лично мне однажды пришлось приклеить полоску светоотражающей пленки на бампер преследуемой машины, и можно было держать такую дистанцию, с которой меня невозможно было рассмотреть и опознать. Помеченный бампер было видно за километр. Еще можно прикрепить к машине различные миниатюрные устройства для слежения или радиокомпасы.

— И что же делать?

— Проверять почаще машину, если вы чего-то опасаетесь, и ездить не по кругу, а в рваном темпе. Непредсказуемо увеличивать скорость, а затем сбрасывать. Если вам повезет и «хвост» у вас окажется неопытный, он попытается поймать ваш темп движения или же растеряется и временно прекратит преследование.

— А если опытный?

— А против профессионала эффективно играть может только профессионал.

— Значит, мне остается довериться судьбе и вашей порядочности?

— Именно. И если вы не хотите испугать сестру визитом в полночь, то, может быть, мы уже поедем к ней?

Тереза ничего не ответила.

Через двадцать минут, миновав Хрусты, они въехали за ворота небольшого, одиноко стоящего хутора. Двухэтажный дом, обложенный диким камнем, темнел в глубине двора. Щербак решил, что фермеры, привыкшие вставать с рассветом, наверное, уже спят. Но Соколовская посигналила, и тут же распахнулись двери большого сарая, который оказался вовсе не сараем, а гаражом для трактора и маленького грузовичка. Вышел здоровенный мужик в промасленных штанах с огромным гаечным ключом. Мужику было лет пятьдесят, волосы на висках и усы — совсем седые, но в остальном он был еще крепыш, под тонкой футболкой бугрились внушительные мускулы.

— Тереза, матка боска! — завопил он, завидев Терезу, и залопотал по-польски с такой скоростью, что Щербак не понял ни одного слова.

— Он говорит, что Марыся кормит теленка, а нас приглашают на ужин, — перевела Соколовская и представила мужчин друг другу. Мужа Марыси звали Вацлав.

Они прошли в дом, Вацлав сам быстренько собрал на стол, то и дело с хитрым прищуром поглядывая на Щербака. Скоро появилась и Марыся, приветливая, улыбчивая и гораздо более симпатичная, чем Тереза.

— Ну, вас друг другу представлять не нужно, — укоризненно глядя на сестру, фыркнула Соколовская. — Вы ведь уже знакомы, не так ли?

— Мы? Знакомы? — Марыся тоже хорошо говорила по-русски. — Что ж ты скрывала от нас такого мужчину? А теперь еще говоришь, мы знакомы! — Она старательно вытерла руки о фартук и протянула обе Щербаку: — Марыся.

Щербак ограничился пожатием. Тереза, ничего не понимая, молчала.

Вацлав разлил вино, провозгласил тост за знакомство, и все принялись за еду. Творог со сметаной, зеленым луком и редисом, ветчина с хреном, ракушки из краковской колбасы, какой-то совершенно невероятный салат из копченой селедки с яблоками и маринованными грибами под сметанным соусом. За закусками последовал традиционный бигос, потом еще мусс из мака. И что удивительно, все это было съедено: дамы не уступали в прожорливости Вацлаву, а тот ел за троих.

Под второй бокал Вацлав рассказал (Тереза старательно переводила Щербаку каждое слово) старую байку, о том, что в какой-то энциклопедии было напечатано: «Смертельная доза алкоголя — 600 граммов» — и сделана приписка: «Не касается русских», а в Польше говорят: «Не касается русских и поляков», и перепить русского для поляка дело чести. Но, несмотря на это, из спиртного на столе была одна бутылка вина, и, когда она закончилась, ни у кого не возникло желания открыть еще одну.

Под занавес трапезы Вацлав высосал еще литровую кружку тыквенного киселя и заявил, что теперь он наконец сыт. А Марыся, глядя на него с нескрываемым восхищением, сказала, что вот Вацлав — настоящий мужчина.

Тереза пояснила специально для Щербака:

— Настоящий — это не тот, кто только много и с удовольствием ест и хорошо работает, а еще и тот, кто может набить морду любому.

— В округе нет мужика, которого Вацлав не смог бы разделать в кулачной драке, — похвасталась Марыся. — Однажды тут появился один здоровяк, который кричал, что побьет Вацлава, и пришел на драку с какой-то палкой, налитой свинцом. Только Вацлав в два счета повалил его на спину, сел верхом, засунул руки под пояс его штанов и пригрозил, что стащит с него трусы, если он не сдастся. Вот смеху-то было. Вацлав обожает драться, правда, дорогой? Только так можно доказать, что ты настоящий мужчина. Когда он побеждает в драке, он так возбуждается, особенно если я смотрю. Это так здорово — смотреть, как у него набухает в штанах, когда он кулаками добивает другого парня! Не буду врать, что Вацлав всегда побеждает. К примеру, его хорошо потрепали в прошлом месяце. И он потом лечил сломанную челюсть, потому что это бои на голых кулаках, и бывает кровь! Но когда он проигрывает, он становится злым и идет в кровать один.

Несмотря на то что тема, в общем, была щекотливая, никто, кроме Щербака, не чувствовал себя неловко.

— Двадцать пять лет назад Вацлав дрался за меня, — нимало не смущаясь, продолжала Марыся, — и вот мы вместе — он выиграл меня в кулачном бою. Я работала тут у одного фермера, и ко мне сватались двое: Вацлав и еще один, не помню уже, как его звали. И я подбила их подраться за меня. Конечно, если бы тот парень был достаточно мужчиной, чтобы отделать Вацлава, тогда он был бы моим мужем. Но я не жалею, что дело повернулось именно так… — Она прижалась к его плечу, а Вацлав что-то забурчал, явно довольный.

— А Николай тоже отличный боец, — вдруг сказала Тереза.

Родственники оживились, всем в голову одновременно пришло одно и то же, что Щербаку совсем не понравилось. Понятно, что Тереза его провоцировала. То ли она хотела убедиться, что у него нет с собой оружия, то ли собиралась обыскать одежду, пока Вацлав будет делать из него котлету, то ли надеялась, что Вацлав отправит его в кому дней на десять, а она пока уедет куда-нибудь далеко-далеко…

Никакой серьезной угрозы Вацлав для Щербака не представлял, но драться не хотелось. И проиграть легко было бы тактически неверно, и победить — тем более неправильно. Пытаясь выиграть время и соображая, как же выйти из ситуации, Щербак рассказал первое, что пришло в голову:

— Я когда-то читал старый путеводитель по Африке, написанный одним швейцарцем. Он во время своих путешествий встретил племя, которое он охарактеризовал как «очень симпатичных дикарей». У них был ритуал борьбы. Молодые мужчины должны были бороться друг с другом, чтобы добыть славу, и женщины делали то же самое. Но перед каждым поединком как мужчины, так и женщины должны были стать с раздвинутыми ногами и пописать. Самое интересное, что те, которые делали большую лужу, чаще всего побеждали в борьбе. Точно такие же наблюдения есть и над животными…

— О, как интересно! — загорелся Вацлав. — Пойдем.

Он потащил Щербака к забору, расстегнул ширинку и предложил Щербаку сделать то же самое. Женщины хихикали где-то на пороге дома. Похоже, ситуация всех забавляла.

В предварительном ритуале с огромным перевесом победил Вацлав — литр тыквенного киселя сделал свое дело. Щербак предложил поверить примете и разойтись миром, но фермер ни в какую не желал отступать. Они пошли в конюшню, женщины уселись на брикетах сена, мужчины разделись до пояса. Вацлав разминался, хрустя суставами и демонстрируя мышцы под восхищенные охи супруги. Тереза объясняла Щербаку, что данная драка отличается от регламентированных кулачных боев большей свободой и жесткостью. Можно бить и головой, и руками, и ногами. Головой можно бить в лоб и под подбородок, ногами — как угодно: прямо в живот, с разгибом и без разгиба, сбоку по ногам. Нельзя только пользоваться посторонними предметами, особенно колющими и режущими.

Сама драка не продлилась и пяти минут. Щербак несколько раз увесисто приложил Вацлаву по корпусу, разок двинул в нос, чтобы появилась кровь, а потом умело изобразил, будто свалился в нокаут. Таким образом, авторитет Вацлава не пострадал, но и Щербак показал себя достойным соперником. Может, только чуть менее опытным в таких поединках.

Когда он «пришел в себя», были крепкие объятия, клятвы в дружбе до гроба, заверения в том, что Терезе нужен именно такой мужик. И, наконец, Марыся, пошептавшись с Терезой, вынесла завернутый в черный полиэтилен, перевязанный скотчем маленький пакет. Слава богу, им не предложили остаться на ночь, и около двух ночи Соколовская вела машину по трассе на Лодзь.

Щербак развернул пакет. Кассета оказалась совсем крошечной — от диктофона. Щербак был немного разочарован, но виду не подавал.

— А вы сами ее слушали? — спросил он у Терезы.

Она покачала головой:

— Мила когда-то снималась в таком фильме… Там один сыщик прослушал кассету, а она после этого и стерлась вся. Я не решилась.

Дальше ехали молча. Только уже у самого своего дома Тереза спросила:

— Скажите, Николай, но откуда же вы узнали… — Очевидно, этот вопрос мучил ее всю дорогу. — Если вы не знакомы с Марысей и не расспрашивали ее, откуда вы тогда узнали о фильмах?

— Подглядывал в ваше окно, сидя на дереве, — честно ответил Щербак.

Она не поверила.