Глава четвертая
«ГЛОРИЯ» НАЧИНАЕТ ИГРУ
1
Девушка оказалась очень даже понятливой. Заглянув на всякий случай в удостоверение Фили, она закивала:
– Значит, вы, Филипп Кузьмич, из той «Глории», о которой мне рассказывал Юрий Петрович? Тогда все ясно. А вы сами виноваты, надо было сразу и сказать.
– Вы, возможно, и правы, но не будем терять время. Меня можете представить своей мачехе в качестве помощника Юрия Петровича. У адвокатов его уровня бывают помощники. Вот я один из них. Ваша задача – познакомить меня с Юлией Марковной, изобразить что-нибудь этакое – с большим апломбом, а затем можете оставить нас вдвоем. Вероятно, она и сама захочет более подробно узнать о наших планах.
– То есть я должна понимать так, что мне вы отводите роль подсадной утки?
– Юра говорил, что вы умница и все чувствуете очень верно. А это нам с ним нужно для того, чтобы выяснить причину их, я имею в виду ее и Носова-старшего, интереса к этому делу. Вот и вы недавно сказали мне, что едва Юлия Марковна услышала об Андрее, как тут же бросила все свои дела и заботы о здоровье, разве не так?
– Все правильно, именно так. А вы думаете, что они захотят нам помешать?
– Заметьте, вы об этом сказали первая! – Филя широко улыбнулся и добавил уже серьезно: – Чтобы в дальнейшем действовать без ошибок и накладок, необходимо знать все, что думают в настоящий момент люди, подготовившие или совершившие убийство Инны Александровны Осинцевой.
– Да вы что? – Лидия с недоверием посмотрела на Филю. – Вы всерьез намерены считать соучастниками убийства Юлю и Илью Андреевича? Господи, какая непроходимая глупость!
– Приятно слышать, что вы не утратили еще веры в человеков. Возможно, это делает вам честь, а возможно...
– Вы считаете, во-вторых, что я дура, да?
– Пока у нас нет на руках твердых фактов, утверждать со всей определенностью нельзя ничего. Даже если вам это в какой-то степени и обидно будет слышать. И вообще, я, как человек несомненно более опытный, нежели вы, не советую торопиться с выводами. Но вернемся к нашим баранам. Если пожелаете, примите еще один совет, этим вы мне здорово поможете. Ни на миг не забывайте, что наша с вами встреча там, в баре, произойдет случайно! Я подчеркиваю это обстоятельство. Женщины обычно очень наблюдательны, не мне вам рассказывать, а в данном случае Юлия Марковна будет осторожна и настороженна вдвойне. Поэтому все должно выглядеть максимально естественно. Вам под силу такая игра?
– А что здесь может быть трудного? – едва не фыркнула от столь наивного вопроса Лидия. – Тоже мне уравнение!
– Вот-вот, – кивнул Филя, – самонадеянность губила и куда более опытных людей. Милая девочка, не торопитесь быть умнее своего неприятеля! А победу, если даст бог, мы сумеем как-нибудь отпраздновать. Только никуда не спешите. Говорю вам по секрету, перед тем как заняться юриспруденцией, я прошел две войны – афганскую и первую чеченскую. Не скажу, чтобы очень успешно, но выиграл в главном – остался живым. Это в разведке-то, представляете? И я знаю, о чем надо заранее предупредить вас. Поэтому вот вам еще задачка, опять-таки если вы не прочь оказать мне серьезную помощь.
– Я уже сказала, – без особого пафоса заметила Лидия, и было заметно, что слова Фили подействовали на нее.
– Вы человек ревнивый?
– Как вам сказать?.. Не уверена. Хотя...
– Лично меня бы устроил вариант «хотя». Если вам будет нетрудно, киньте на меня, стараясь это скрыть от Юлии Марковны, пару не сердитых, нет, просто недовольных взглядов. Можете быть уверены, вашу реакцию – а я уж постараюсь! – Юлия Марковна оценит. А позже попробуйте разыграть маленькую сценку ревности. Вот уже после этого и можете гордо удалиться, а остальное предоставить мне.
– Ага, значит... – прямо-таки вскинулась Лидия, – я вам устрою свидание? А вы меня потом... отставите в сторону и отправитесь с ней?..
– Абсолютно верно! Вы действительно умница, Юра прав. Он гораздо лучше всех нас разбирается в женщинах, которые, если честно, всегда были для меня тайной за семью печатями.
– Ишь как вы все рассуждаете! Значит, мне вы отводите роль...
– Умного и молчаливого свидетеля. Большего от вас требовать нельзя. Это может быть просто опасно. Так что, вы готовы сыграть роль ревнивой и рассерженной, взбалмошной девицы? Или не стоит и браться?
– А вы мне потом расскажете, чем у вас закончится?
– Не уверен. Скорее всего, нет. Да вам и не нужно этого знать. Мы же на вас работаем. Точнее, на результат. А всякое расследование иной раз бывает связано с поступками на грани фола, это вам и Юра говорил. Разве не так?
– Так... – неохотно ответила Лидия. – Ну ладно, будем считать, что уговорили.
– Смотрите, если боитесь, не надо. Мы сумеем разыграть и какую-нибудь другую комбинацию. Просто много времени может уйти зря. – Филя вздохнул и стал отрешенно глядеть в сторону.
– Уговорили, – уже твердо сказала Лидия. – Поехали к «Пекину». Или нет, лучше я тут выйду, а вы подъедете туда сами. Если все так, как вы говорите, они же могут наблюдать за нами, верно?
– Верней не бывает, – улыбнулся Филя. – А потому давайте все-таки проедем туда, но не к ресторану, а подальше, и я вас высажу, потом сделаю круг и вернусь. Разыграйте искреннее удивление. Со мной вы познакомились в офисе у Гордеева. Усвоили?
– Так точно, командир... А у вас-то какой повод?
– Я найду. Поехали...
2
Агеев лишь на миг притормозил, чтобы Лидия успела выпорхнуть из машины, и тут же умчался дальше, на разворот. Теперь он не торопился: женщинам надо было дать время найти друг друга, обменяться положенными в подобных случаях тонкими колкостями, надуться, помириться и проследовать в бар. И вот только после одного-двух бокалов коктейля, когда у них спадет первое напряжение, можно и подрулить. Но... с их собственной подачи. Филя уже продумал свою тактику и не нашел в ней видимых дефектов...
В баре дамы заняли столик у стены под стилизованным китайским светильником. Наклонив друг к другу головы, они будто о чем-то шушукались. Но скорее всего, так им было удобнее разговаривать, поскольку в баре стоял ровный гул – не сильный, но заставлявший невольно напрячься.
Филя устроился за стойкой – так, чтобы видеть обеих и сверлить их страстным, пронзительным взглядом. Никакая дама не в силах не почувствовать на себе этакого давления. И точно, не прошло и нескольких минут настойчивого гипнотизирования, как первой заерзала на стуле Юлия Марковна. Филя успел уже оценить в общих чертах ее, так сказать, экстерьер.
Лет ей за сорок, хорошо сложена, тело сытое, ухоженное, невысокая, но модные каблуки поднимают ее выше среднего роста. Полные и капризные губы в постоянном движении, глаза темные, взгляд острый, внимательный. Она уже дважды скользнула по Филе – случайно, мельком, но он успел заметить ее заинтересованность.
А что? Безупречный смокинг сидел как собственная кожа, подчеркивая то, что Филя на работе обычно старался скрывать, – его хорошо развитую мускулатуру спины и предплечий. То есть именно то, что обычно вводило в заблуждение всех без исключения потенциальных противников. Ну какая, скажите, может исходить опасность от достаточно тщедушного даже субтильного с виду человечка средних лет – обычного, рядового работяги, потягивающего дешевое пивко и перебивающегося «Примой» без фильтра? Вот в этом-то и заключалась их ошибка! В чем скоро убеждалась наглость любого уровня. Но сейчас Агееву скрывать свои «возможности» смысла никакого не было, наоборот! Мадам должна была с ходу оценить некоторые преимущества незнакомого, но явно клеящего ее крутого мужичка: Филя демонстративно потягивал не коктейль через трубочку-соломинку, а макал кончик языка в дорогущий – будь он трижды проклят! – «Хеннесси»! Гулять так гулять, любить так любить, стрелять так стрелять – по выражению Александра Розенбаума...
Наконец на каком-то этапе долгого разговора мадам не выдержала и, наклонившись к Лидии больше, чем, возможно, была необходимость, что-то сказала, имея в виду определенно Филю, уже нахально не сводившего с нее страстного взгляда.
Лида удивленно обернулась и...
Филипп кинулся ей на помощь и изобразил на лице такую смесь изумления, восторга и отчасти разочарования, что не позвать его к себе было бы просто преступлением. И Лидии ничего не оставалось, как приглашающе поманить его рукой, а сама быстро заговорила с Юлией – ну конечно же о нем.
Филя не стал торопиться, пусть выговорится. Она ведь должна объяснить даме, кто он такой. Забрав свой бокал, он небрежно прихватил от соседнего столика свободный стул и, поставив чуть ближе к Юлии, нежели к Лидии, элегантно подсел к ним. Поставил бокал, рядом – пухлую свою барсетку: мини-магнитофон был включен и работал.
– Вы меня должны простить, Лидия Валентиновна, – с некоторым напряжением в голосе начал он. – Никак не ожидал здесь вас увидеть... – Его оправдания имели конечным адресом совсем не Лидию, а исключительно Юлию Марковну, которая и должна была немедленно это понять и почувствовать. – После нашего разговора я был уверен... – Он не договорил, потому что Лидия перебила его.
– А где же Юрий Петрович? – спросила с подозрением.
– Шеф укладывает чемодан, – сострил он, – ему теперь не до меня. Ну вы же знаете? Извините, мне как-то не очень ловко... Я, похоже, прервал вашу беседу? Филипп Кузьмич. – Он чуть привстал, как бы желая и в то же время опасаясь первым протянуть руку Юлии Марковне. – Вы не представите мне вашу... приятельницу, Лидия Валентиновна?
– Юлия Марковна, – с недовольным видом произнесла Лидия и отхлебнула из стакана, вынув из него соломку.
Филя сделал самые изумленные из всех возможных вариантов глаза и воззрился на мадам Поспеловскую, всей своей откровенной сущностью выражая лишь одну-единственную, совершенно понятную любому постороннему мысль: так вот вы какая?!
Девица попроще от такого взгляда наверняка сомлела бы и тут же, прямо под псевдокитайским фонарем, отдалась бы восхищенному мужчине, наплевав на все условности.
Вероятно, Юлия Марковна испытала нечто похожее, потому что прерывисто вздохнула, без необходимости задвигала руками по поверхности стола, словно пытаясь привести себя в норму. При этом она поморщилась и ладонью потерла шею у основания головы.
– Вам нехорошо? – немедленно откликнулся Филя.
– Что-то с утра побаливает, – пожаловалась она, кривя губы. – Уж я таблеток наглоталась, а все равно...
– Какая чушь – жевать таблетки! – с чувством посетовал Филя. – А где конкретно болит?
– Вот здесь. – Она тронула затылок.
– Я не... не сделаю вам неприятно, если предложу свои услуги?
– В каком смысле? – Юлия кинула на него острый и настороженный взгляд.
– Ну... если вам неудобно, конечно, не надо... Но я мог бы без особого, полагаю, труда снять вашу боль.
– Каким же образом?
– Да что объяснять! Давайте сделаю. Только, ради бога, успокойтесь и... сидите как сидите. Сейчас.
Филя небрежно вытащил из верхнего кармашка белоснежный платочек, вытер им концы пальцев, затем поднялся и стал за спиной у Юлии Марковны.
Положил ей пальцы на темя, произвел несколько замысловатых пассов над ее головой, при этом едва заметно подмигнув изумленно уставившейся на него Лидии, резко сбросил с ладоней в стороны «дурную энергию» и продолжил свое шаманство. Самым любопытным для Лидии оказалось то, что действия Фили оказывали-таки влияние. Она внимательно теперь наблюдала за этой игрой и видела, что упражнения Агеева в самом деле помогают Юле. Лицо у той стало как бы разглаживаться: исчезали морщинки на лбу – от постоянного напряжения, она будто расслабилась, даже глаза прикрыла.
Снова «скинув» болезненную ауру с пальцев, Филя совершил последний замысловатый пасс над головой Юлии и спокойненько вернулся на свой стул, отхлебнув глоток коньяка из бокала.
– Ну? – улыбнулся он.
– Чудо... – искренне произнесла Юлия Марковна, открывая глаза. – Слушайте, да ведь вы истинный кудесник? Господи, ну совсем же не болит! Если б кто сказал – не поверила бы? Что вы со мной сделали?
Интересный вопрос, не лживый во всяком случае.
– Снял лишнее напряжение. В Афгане, двенадцать лет назад, мы таким вот образом помогали друг другу. Перед выходом на ответственное задание. Помогало. Ну лучше?
– Нет слов? – просто расцвела Юлия Марковна.
– Вообще-то, – как бы походя заметил Филя, – после сеанса такой терапии следует немного полежать. Совсем немного. Чтобы полностью расслабиться. Тогда эффект еще больший. Но к вам, я думаю, боль теперь вернется не скоро. Вы успеете заснуть к тому времени... Извините еще раз, Лидия Валентиновна, а ведь вы мне нынче попались весьма кстати. Шеф-то убудет в дальние края, а для меня он расписал программу на неделю вперед. И ваша помощь, а также консультация по ряду вопросов будет чрезвычайно необходима. – Тон у Фили был деловой и серьезный, в этом никто бы не усомнился. А уж Юлия Марковна – тем более. – Я мог бы уже завтра, скажем во второй половине дня, рассчитывать на вас?
– Но я, между прочим, работаю, – сухо и будто даже как-то обиженно отрезала Лидия. – Вашему шефу это отлично известно. К тому же я рассказала вам уже вполне достаточно для того, чтобы заниматься наконец делом, а не дальнейшими расспросами.
Хорошо у нее получалось, очень убедительно.
– Я не имею права настаивать, – с легкой издевательской интонацией парировал Филя. – Но просто хотел бы напомнить, что шеф станет добиваться пересмотра дела не по собственной, а именно по вашей инициативе. Если вы считаете, что предприняли все необходимые действия с вашей стороны, не смею возражать.
Филя небрежным жестом опрокинул в рот оставшийся в бокале коньяк, сунул в губы сигарету из пачки «Давыдофф», вынутой им из барсетки, чиркнул золотой зажигалкой «Зиппо», которую затем небрежно кинул на стол рядом с пачкой, и, сделав глубокую затяжку, произнес:
– Вопросы-то, в сущности, мелкие. Так, некоторые уточнения. Ну хорошо, когда шеф вернется, я ему доложу, а вы уж разбирайтесь с ним сами. Идет? – Он широко и приветливо улыбнулся и сделал попытку подняться.
– Уже уходите? – словно попыталась его остановить Юлия Марковна.
– Надо звоночек сделать, – улыбнулся он уже исключительно ей одной, чем вызвал сердитый взгляд Лидии. Филя помедлил, словно в раздумье, потом достал из барсетки мобильник и попытался оправдаться: – Я отойду в сторонку, чтобы не мешать вам, извините...
Провожаемый внимательными взглядами женщин, он вышел из бара. Никуда звонить Филя не собирался, просто требовалось дать возможность женщинам высказать друг другу все, что они имели на данный момент. Пяти минут им должно было хватить. И ровно через пять минут он вернулся в бар, заканчивая разговор по телефону и при этом многозначительно кивая невидимому собеседнику.
– Милые дамы, – снова с довольном видом улыбнулся он обеим женщинам, – я приношу вам свои извинения. Открылись некоторые обстоятельства, которые требуют моего непосредственного присутствия. Очень жаль, но вынужден покинуть вас. – При этом он кинул на Юлию такой страстный взгляд, что будь она вся из антарктического льда, и то должна была бы немедленно начать таять.
– Что-нибудь связанное с вашим шефом? – небрежно спросила Лидия.
– Нет, совсем нет, – легкомысленным тоном ответил он. Раскрыл барсетку и кинул туда сигареты с зажигалкой. Щелкнул замочком. И весь его вид при этом убеждал, что отходил он недаром. Наверняка ведь назначил какой-нибудь там женщине свидание. Иначе зачем же было так одеваться с шиком – явно на выход!
– Вы сейчас в какую сторону поедете? – Лидия попыталась установить с ним прежний контакт.
– Я? – Агеев откровенно продемонстрировал, что ее вопрос очень некстати. – А что, разве у вас проблемы, Лидия Валентиновна? Вы ведь живете в Староконюшенном, да? А это фактически рядом, напротив, десяток шагов в сторону Смоленки.
Очень он это ядовито произнес, даже оскорбительно.
– Так уж и рядом! – сердито пробурчала Лидия, демонстрируя, что у нее окончательно испортилось настроение.
– Нет, мне надо в другую сторону, извините, Лидия Валентиновна. В следующий раз – к вашим услугам! – Столь издевательский намек мог бы поразить даже стальные нервы.
Лидия вспыхнула и встала. Причем резко и даже зло.
– Тогда и вы меня извините, Филипп Кузьмич. Всего вам доброго. И тебе, – она с неприязнью взглянула на Юлию, – тоже пока.
И ушла.
Филя с юмором и недоумением посмотрел ей вслед, потом опустил глаза к сидящей Юлии Марковне, хмыкнул и пожал плечами.
– Совершенно вздорная девица, – сказал доверительным голосом. – И как это она сумела уговорить шефа принять, по-моему, абсолютно безнадежное дело? Диву даюсь. Как смогла обаять!
– Вы торопитесь, Филипп? – мягко сказала Юлия и положила пальцы на его ладонь, которой он опирался о столешницу. – Вам действительно надо срочно бежать?
– Честно? – Он открыто посмотрел ей в глаза и засмеялся.
– Ну а как же еще?
– А я по шее не получу, если скажу правду?
– Это от кого же? – удивилась Юлия.
– От вас, от кого же еще?
– Странно!.. Ну хорошо, я обещаю, что ваша шея останется в неприкосновенности. И что же дальше?
– Свидание чисто деловое, но я с удовольствием перенесу его на завтра. Если вы...
– Что – если я?
– Попросите меня об этом.
Взгляд Фили был чист, как хрустальная вода горного источника. Ему просто нельзя было не верить. Даже если к недоверию имелись бы все основания.
– Ну предположим, что я попросила. Предположим! Что бы вы на это сказали?
– Спросил бы: какие у вас планы? Это во-первых. А во-вторых, попробовал бы внести в них некоторые коррективы, которые вам могли бы наверняка понравиться. Но – опять-таки если! Итак?
– Планов никаких, – честно ответила Юлия. – Целый день болела голова, а вы оказались в прямом смысле слова волшебником. Теперь я чувствую себя прекрасно. А что вы можете предложить?
– По правде говоря, хочу жрать. Не есть, а именно жрать. Чтоб хороший кусок мяса, лучше с кровью. И не цедить этот керосин, – он небрежно оттолкнул от себя пустой бокал, – а что-нибудь ядреное! Наше, родное. Да в домашних условиях. И – расслабиться... Иногда бывает просто надо. Ко всему прочему, я не большой любитель ресторанной кухни. Чтоб есть вкусно, надо приготовить своими руками! Но это так, общие рассуждения, не обращайте внимания.
– Ну почему же? Я как раз полностью разделяю ваши... – она с готовностью улыбнулась, – вкусы и привязанности. И потом, вы так хищно изобразили, как будете рвать на части острое мясо, что у меня у самой в животе заурчало! – Она заливисто рассмеялась. Тряхнула роскошными черными кудрями, запрокинула голову, демонстрируя совершенную линию горла и подбородка. Игриво стрельнула глазами.
Филя неожиданно обратил внимание, что ее пальцы все еще лежат на его руке, и положил свою ладонь сверху, слегка сжав их. Не надо много усилий, чтобы женщина ощутила твердость его намерений. Проницательный долгий взгляд – глаза в глаза, легкое, слегка беспомощное движение губ, тяжкий выдох и... они поднялись одновременно.
Подавая ей на вешалке меховое манто, он чуточку прижал ее к себе. Понял, что она уже готова пребывать в этом состоянии сколько ему будет угодно. Поэтому шустро накинул, не запахивая, и свое кашемировое изделие, взятое из шкафа спецодежды в «Глории», и, бережно держа женщину под локоток, вывел ее на улицу, прямо к сверкающему своему «БМВ».
На миг почудилось, что его уколол чей-то очень внимательный взгляд. Удержался, не стал озираться. Но когда уже устроил Юлию на сиденье и захлопнул дверцу, обойдя машину со своей стороны, прежде чем сесть самому, кинул взгляд туда, где таилась опасность. И чуть не расхохотался. Выглядывая из-за угла, за ними наблюдала Лидия. Подумал: бедная девочка! Это ж только представить, что сейчас у нее в башке-то делается! И потом, неужели она все-таки приняла эту игру всерьез? А что, черт их знает, этих безмужних баб!..
3
Алексей Петрович Кротов любил бильярд. Не в том смысле, что был азартным игроком, нет. Особого азарта он вообще как-то не испытывал, поскольку заранее профессионально-грамотно рассчитывал все свои действия. А бильярд для него был одним из верных способов решения тех или иных задач. Плюс определенная острота риска. Всегда ведь имеется возможность наткнуться на более сильного игрока.
Готовясь к встрече с Борисом Осинцевым, он постарался предварительно выяснить, какие увлечения и интересы превалируют в характере обувного короля. Чем он занимается вообще, помимо, как говорится, основной работы – то есть накопления денег? Что он любит еще, кроме женщин? И почему имеет место такой странный разброс вкуса – от великолепной Инны до заморенной воздержаниями Марины. Если суть отражена в принципе: хочу перепробовать все, – совсем необязательно по каждому случаю играть свадьбу. И проявлять при этом поистине королевскую щедрость по отношению ко всем бывшим своим женам.
Кротов был, конечно, знаком с Осинцевым, но шапочно, однажды и походя. Борис, он знал, несомненно умный и деятельный бизнесмен, съевший на своем деле собаку. Талант, которого не отнимешь. И видимо, он поставил дело так, что оно развивается само, сохраняя постоянную тенденцию к росту и занимая только часть внимания хозяина. Наведенные справки выдали достаточно емкую информацию о том, где, с кем и когда проводит основное свое время Борис Аркадьевич. Так вот, одним из пунктов его частых визитов была бильярдная Дома писателей. Хорошо, кстати, знакомая и Алексею Петровичу.
Прежде это место вообще считалось наиболее престижным среди ему подобных. Шары можно было покатать и в Доме архитекторов, и в Доме кино. Даже в Парке культуры и отдыха имени пролетарского писателя при большом желании всегда можно было оторваться в охотку. Но в ЦДЛ, в уютном подвальчике возле буфета, Алексей Петрович мог позволить себе покейфовать, запросто сражаясь против живого классика советской литературы, чье имя было у всех, что называется, на устах. Мог иной раз позволить себе даже и проиграть в шутку какому-нибудь набирающему известность молодому поэту или прозаику, явившемуся к зеленому сукну с заведомой целью ободрать чужака и тем самым оплатить свой уже заказанный стол наверху, в Дубовом зале ресторана. Все это бывало – раньше.
А теперь литераторы куда-то подевались, уступив собственные законные места пришлым нуворишам от бизнеса, которые весь свой личный интерес сводят к тому, чтобы от пуза «накутаться» по соседству с теперь уже вечно моложавым великим Евтушенко либо с постоянно сутулящимся от тяжкого бремени славы Вознесенским...
Итак, Борис Аркадьевич предпочитал бильярдную ЦДЛ. Маркер, предупрежденный Кротовым, обещал дать немедленно знать, как только Осинцев изволит появиться в подвальчике.
Удача оказалась на стороне Алексея Петровича: звонок от маркера последовал несколько часов спустя. А еще через тридцать минут Кротов уже и сам спускался к зеленым столам под большими квадратными абажурами.
Встреченный в дверях маркером, он сунул тому американскую купюру с изображенным на ней президентом Грантом и вступил «под своды».
Осинцев поднял голову и взглянул без всякого интереса на вошедшего. Кротов вежливо кивнул. Осинцев малость подумал и кивнул тоже – но небрежно, как бы походя и даже непонятно кому.
Алексей Петрович отказался от фальшивых услуг маркера и стал наблюдать за игрой Осинцева с его партнером, гонявшими по сукну «американку». Преимущество олигарха было явным. Либо его партнер мазал нарочно и не забивал такие нары, оставлять которые на поле было просто неприлично. Детский сад какой-то. Кротов постарался сделать так, чтобы его личные ощущения от этой игры ясно обозначались на лице: он напрягался, морщился при неудачных ударах, взглядом словно подсказывал, какой шар надо бить, – короче, болел изо всех сил. За неудачи соперника, разумеется. Что не должно было, по его расчетам, укрыться от внимания Осинцева.
И добился своего. Закончив партию, Борис Аркадьевич, поглядев на Кротова, изволил кивнуть, словно приглашая к более близкому знакомству.
Кротов не стал чиниться, тут же подошел, руку протянул для пожатия, а затем вынул из верхнего кармана пиджака свою визитку и протянул Осинцеву:
– Это чтоб вы, Борис Аркадьевич, не мучили себя зря воспоминаниями, где мы могли встречаться.
Осинцев прочитал: «Кротов Алексей Петрович, бизнесмен». Затем поглядел с некоторым сомнением. как бы ожидая продолжения.
И тут Кротов опять пошел ему навстречу:
– Умарчик. «Рэдиссон»... Не помните? – Улыбнулся и пояснил: – На его дне рождения, в Архангельском. Один из нас соус держал, а другой поливал барашка. Не вспомнили? – и хитро сощурился, будто от дыма костра.
– Ха! – воскликнул Осинцев. – А я смотрю – лицо знакомое, а где – убей, не вспомню! Ну да, – он кинул взгляд на визитку, – точно, Алексей Петрович! Но мы тогда, кажется, так и не поговорили?
– Коньяк оказался очень старым! – шутливо пожаловался Кротов.
– Это верно, – затряс головой Осинцев, – меня, кажется, привезли домой совершенно в разобранном состоянии!
– Аналогичный вариант! – засмеялся Кротов и показал глазами на бильярд. – Нет желания?
– Что ставите? – вмиг среагировал Осинцев. – Извините, я материалист!
– Жму руку. – Кротов ткнул большой палец в потолок. – Ужин на ваш выбор, Борис Аркадьевич. Или – мой.
– Вы так уверены?
– Надежды, говорят, юношей питают. А мы с вами люди солидные, нам негоже рассчитывать на случайную удачу, верно?
– А вот и проверим. Кто разбивает?
– Вы – победитель, – улыбнулся Кротов, – вам и открывать шампанское!..
Осинцев играл неплохо. Можно даже сказать, хорошо. Но до Кротова ему было, конечно, далеко. Не тот все-таки класс.
Вполне сносно Осинцев уловил три не совсем трудных шара, причем один практически накатил. То есть полностью использовал свои же возможности.
Заинтересованный маркер подошел ближе, за ним потянулись свободные от игры и ждущие своей очереди игроки, окружили стол по периметру.
Алексей Петрович обошел стол, мельком взглянул на маркера, чуть подмигнул ему. Потом выбрал самый трудный шар, подумал, прикинул и с треском воткнул его в среднюю лузу. Следом, без остановки, положил еще шесть. И вдруг словно сломался – промазал по «покойнику» отдав и его, и еще пару откровенных подставок своему партнеру, даже слегка было приунывшему от такого блистательного разгрома.
Тот воспрянул духом и немедленно закончил партию. После чего шумно выдохнул воздух и облегченно кинул кий на сукно.
– Ну я вам скажу-у!.. – протянул он, с уважением поглядывая на обескураженного Кротова.
– Не та стала рука, да, Ефимыч? – прищурившись, спросил Кротов у маркера.
– Дак ведь еще великий композитор Рахманинов утверждал, что ежли он только день не поиграет на роялях, ему самому тут же заметно, а как два – так о том уже и публика знает. А наше дело тонкое, оно каждодневного глаза и руки требует! Разве ж не так, Алексей Петрович?
– Истинно так! – засмеялся Кротов, приобнимая маркера. – Великий ты, Ефимыч, утешитель. А вас, Борис Аркадьевич, искренне благодарю за то, что сбили спесь с одного шибко самонадеянного господина. Ефимыч, на здоровье тебе. – И сунул ему в руку второго Гранта. Прошу, Борис Аркадьевич, надо обмыть честный проигрыш.
В ресторане наверху им немедленно нашелся стол у стены – на две персоны. Предоставив победителю составлять меню, Кротов стал оглядывать битком забитый незнакомыми людьми зал. Действительно, одно название, что писательский дом, а народ-то с явным уклоном в криминальный бизнес – наголо бритые черепа, визгливые девицы, слишком свободные манеры... Где ж теперь те имена? Где привычные прежде лица, на которые смотрел с невольным почтением? Где веселые – через весь зал – пикировки поголовно знакомых литераторов?
– Что вы скажете, Алексей Петрович, – сосредоточенно глядя в меню, сказал Осинцев, – если мы с вами...
– Ваше слово – закон! – словно отгородился ладонью Кротов.
– Тогда... – Осинцев огляделся, увидел официанта и щелкнул поднятыми пальцами.
4
Главным для Самохина было не установить необходимую аппаратуру в спальне мадам Поспеловской-Фединой – или наоборот, один хрен! – а без осложнений проникнуть в дом и квартиру. Потому что все остальное было действительно делом техники.
В застекленном закутке, предназначенном для дежурной по главному подъезду, ныне громко именуемой консьержкой, сидела пожилая женщина. Самохин по-свойски склонился к открытому, типа кассового, окошечку:
– Привет, мать! Ну что у вас тут, докладывай!
– А чего у нас может быть? – бдительно спросила сторожиха. – У нас всегда порядок. Ты, милок, не ошибся, часом? Может, не по тому адресу?
– Здрасте вам! – несколько развязно ответил Самохин. – А у меня вон тут... – Он расстегнул полушубок и вынул из кармана чистенького фирменного комбинезона целую пачку бумажек – нарядов, накладных, всякого рода счетов. Стал их листать, опустив чемоданчик на пол. – Ну вот, я ж говорю! На двенадцатом этаже – мандраж, распределительный щит, а вот – на четвертом. Жалоба на коллективную антенну! Черт, придется наружу вылезать, а там сейчас такой ветродуй, мама родная! А ты говоришь – нет! Ладно, раз не знаешь, потопаю... – И он подхватил чемоданчик и пошел к лифту.
Консьержка посмотрела ему вслед и лишь махнула рукой: сильно ей нужна эта коллективная антенна!..
Взламывать двери Самохин не собирался. Для несанкционированного проникновения в чужую квартиру имелось достаточно технических приспособлений, лежащих все в том же чемоданчике. И пяти минут поэтому не прошло, как он оказался внутри достаточно просторной и несколько старомодной по планировке квартиры. В сталинские времена строили богато, с высокими потолками, стеклянными дверьми, настоящим дубовым паркетом, излучавшим какую-то особую теплоту, что ли. С лепными розетками на потолке и такими же карнизами, хорошо собирающими пыль – поди достань их щеткой-то! Только со стремянки и пылесосом с длинной трубой.
В спальне вполне можно было бы подвесить даже царский балдахин. Лежбище широкое, хорошо приспособленное для активных действий. Мебель добротная, с резными спинками и какими-то фантастическими гербами. Старина, одним словом, и, конечно, по нынешним временам очень дорогая. Не пожидился старик Поспеловский, оставил бывшей молодке необходимый ей для жизни творческий инструментарий – верстак и все прочее.
Самохин ходил, рассматривал, хмыкал, подозревая не без оснований, что Филе нынче будет где поразмяться. Другое дело, если бы его, Самохина, здесь сейчас не было, вот тогда, что называется, и позавидовать можно бы, а так...
А вот так – это работа, и завидовать тут нечему. Каждый миг помнить, что ты под прицелом, ни на мгновение не расслабляться – о какой же любви речь? Словно мартышка в зоопарке. Так той хоть наплевать на зрителей-посетителей, она их и за своих-то не считает, а ты должен стараться так, чтоб и мадам выглядела в самом лучшем виде, и самому находиться в таком ракурсе, чтоб ни в коем случае физиономию не засветить. От задачка!
Удобное место для глазка видеокамеры обнаружилось между резными узорами платяного шкафа – на самом верху. Вся дальнейшая работа по установке системы, подключению ее к питанию, наводке и обеспечению безопасной работы заняла именно те полчаса, которые сам себе и отвел Самохин.
Еще раз оглядев дело рук своих, он усмехнулся и аккуратно покинул чужую квартиру. Осталась лишь мелочь – предупредить Агеева, где камера и как надо будет потом ее осторожно снять, чтобы унести с собой. Подготовка к наглому и великому шантажу завершилась, и Самохин мог заняться теперь другим, не менее важным для «Глории» делом.
К сожалению, ни фамилии, ни адреса экономки покойной Осинцевой никто назвать не мог. Полина Ивановна – и все дела. Зато был известен домашний адрес Валерия Ознобихина, это Денис элементарно выяснил в справочной службе МУРа. Оказалось, что жил он практически рядом с тем домом, в котором и работал охранником. Квартира Инны Александровны располагалась в пятнадцатом доме по Тверской, рядом с Моссоветом, занимая в своем подъезде половину этажа – здоровенная жилплощадь, почти ипподром. А охранник проживал напротив, через Тверскую, в старой, еще сохранившейся в центре города одной, возможно, из последних коммуналок.
Самохин остановил частника, назвал адрес, и тот быстро и без особых претензий доставил к Долгорукому. Стольник – не такие уж крупные деньги, однако позволяют иной раз почувствовать свою независимость.
Самохин прошел сотню метров по Глинищевскому переулку, свернул в проходной двор и нашел нужный подъезд. Звонки у парадной двери указывали на квартирные номера.
После нажатия кнопки в дверном замке что-то щелкнуло, и Самохин понял, что получил разрешение на вход. Никто его ни о чем не спросил: кто, к кому, хотя решетка динамика торчала рядом с кнопками.
Он поднялся на третий этаж и толкнул сто раз крашенную коричневую филенчатую дверь. Фигушки – заперто! Пришлось снова звонить.
Через короткое время из-за двери послышался полусонный мужской голос:
– Кого надо? – Хриплый голос, то ли пропитой, то ли прокуренный, да еще и лениво цедящий слова.
– К Ознобихину. Валерий Владимирович, есть такой?
– Ну есть. Чего надо?
– Личный вопрос.
– А какой?
– Да твою мать! – выругался Самохин. – Открой, что ли! По делу, говорю же!
– А у меня выходной! – возразил голос из-за двери.
– Вот и отлично, значит, стопарик примешь.
Провокация удалась, дверь тут же отворилась. На пороге стоял взлохмаченный после сна парень в потасканной, несвежей тельняшке и мятых шароварах – так, видно, и спал.
– Ты кто? – спросил он недоверчиво у Самохина.
– Дед Пихто, – насмешливо отозвался Николай. – Проходи давай, не на пороге же пить будем!
– А я тебя не знаю, мужик. Ты того, извини! – Он начал было повышать голос.
– Не базарь, Валера, сказал же – по делу. Побазлаем и тяпнем. Все как положено.
Тот с сомнением оглядел Самохина, пожал плечами и ответил:
– Вон туда, где свет горит.
Одна из дверей в длинном коридоре, заставленном всякой бытовой фигней – ящиками, раскладушками, вешалками и прочим хламом, – была открыта.
Небогато жил Ознобихин. Даже можно сказать, очень просто. Без претензий. Стол, три стула, большой старый диван без спинки, совсем старинный буфет с ромбовидными стеклышками на дверцах – вот и вся меблировка. Зато большой хороший холодильник с морозильной камерой. Телевизор «Панасоник», видак к нему и выносные колонки. Это хозяйство занимало все место на каталке, какими пользуются обычно буфетчицы в ресторанах, развозя напитки и сладости между столиками. А что, удобно, подумал Самохин, захотел, поближе подтянул к себе, лежа на диване, вот за этот шнур. Надоело – оттолкнул каталку ногой, и она уехала обратно в свой угол. Простенько, но со вкусом.
Первым делом, чтобы не обмануть ожидание хозяина, Самохин достал из чемоданчика бутылку «Кристалла». С запахом смородины. «Курант» называется. Если уж придется пить, а он был уверен, что придется, лучше эту, чем какую-нибудь самопальную... Ну а занюхать-то у хозяина наверняка что-нибудь найдется. Поставил бутылку на стол. Свой полушубок снял и повесил на вешалку у двери, отодвинул стул и сел.
Вошел хозяин, добавил в пыльной люстре над столом свету, сел напротив и увидел наконец бутылку.
– Так, – сказал он решительно, – а теперь давай объясняй, мужик, какого хрена те тут надо.
– Молодец, – кивнул Николай. – Быка за рога, верно. Выпить-то мы с тобой всегда успеем. Значит, слушай сюда, Валерий Владимирович. С тобой у меня лично проблем нет, всего несколько вопросов, захочешь помочь, получишь хорошие бабки. Не захочешь... ну тут уж твое дело, паря. Но лучше б захотел.
– Да ты не темни, мужик. Ты дело давай, а что я там захочу, это не твоя забота.
– Моя, Валера, – возразил Самохин и печально вздохнул. – Если б ты знал, насколько моя! Ты бы тогда так не говорил, нет. А речь у нас с тобой пойдет об убитой Инне Александровне. Но только мне надо знать не то, о чем ты рассказывал на Петровке, тридцать восемь, где тебя содержали за государственный счет целых две недели, так? Чему тебя научили. А про все то, о чем ты еще не говорил. Усек теперь? А когда поговорим, так и быть, нальем по маленькой, да и пойду себе.
– Значит, так, – приподнимаясь, начал Ознобихин, – я тебя не знаю, ты – меня. И разошлись. Что нужно – смотри протокол допроса, там про все сказано. А эту, – он показал на бутылку, – можешь забрать. Нас не купишь.
– Это хорошо, Валера, что ты решил больше не продаваться. Но если ты мне сейчас честно объяснишь, почему ты успел увидеть только одного убийцу, когда тебе же хорошо известно, что их было двое, я тебя, так и быть, временно оставлю в покое. Временно, поскольку тебе потом все равно придется ехать на Петровку и давать показания по новой. При этом объясняя причину своей забывчивости. Ясна картина? Не торопись возражать, подумай. А я пока один звоночек соображу.
Делая вид, что ему все по фигу, но одновременно внимательно наблюдая за поведением Ознобихина – этому ведь любая дурость сейчас могла бы прийти в голову! – Самохин достал из кармана мобильник и набрал номер «Глории». Грязнов оказался на месте.
– Денис Андреич, докладываю. Первый пункт выполнен. Я у Ознобихина...
Валерий на знал, какие действия ему предпринять. За непонятным и каким-то даже рассудительным спокойствием этого мужика чувствовалась опасная сила. Но с другой стороны, и он, Валера, ведь тоже не пальцем деланный! Гляди, разговаривает, а сам глазками-то зыркает. Значит, все-таки чего-то не учел. А чего? И вообще – кто он такой? Ксиву не предъявил. Базар повел точно не по делу...
Он еще не хотел проявлять враждебность к пришельцу, ибо бутылец на столе оказался бы в данный момент весьма кстати, с утра, после дежурства, малость перебрал, и теперь во рту копилась противная сухость.
Уважительно разговаривал непонятный гость по телефону, – наверное, со своим важным начальством. Обычно ни менты, ни тем более братва так не разговаривают...
Отслужив срочную, Валера вернулся к разбитому корыту – продолжать учебу в автодорожном, откуда он вылетел за неуспеваемость, не хотелось, стройбат дал, конечно, профессию, но снова браться за лопату больше не тянуло. Выход нашла тетка – Полина Ивановна, нашедшая племяннику местечко непыльное и нетяжкое, хотя сумма в три тысячи для молодого и здорового парня, конечно, издевательская. Пока жива была Инна, хозяйка теткина, удавалось помимо дежурства в престижном доме еще и возить ее по магазинам, всяким там тусовкам. За такую работу хозяйка платила очень даже неплохо. Но это ведь от раза к разу, а не постоянно. А теперь вот уж два года ничего подходящего не мог отыскать для себя Валера, да и тетка осталась не у дел. А без конца дежурить по подъездам – там, здесь, еще где-нибудь – никаких же сил не хватит! Вот он и маялся, не зная, куда приложить силы, чтоб хоть какой-то доход с этого иметь.
А еще он хорошо помнил все, что произошло с ним, пока он сидел в СИЗО на Петровке, пока его водили на бесконечные допросы, подозревая, что это он убил Осинцеву, а еще что ему говорил тот мужик в камере, который учил жизни... Сто лет себе такого не пожелаешь. Думал, ушло все, забылось. А оказывается, нет. Вот и опять всплывает...
Валерий не слышал, что говорит этому мужику его начальник, зато слышал его собственные вопросы и ответы по телефону. Ничего понять нельзя! Но ясно пока только одно, немногое, они – а кто эти они? – намерены вытянуть из него все жилы.
Драться сейчас глупо. Неизвестно, насколько силен мужик, а то ведь так отмудохает, что и рад не будешь. Значит, терпеть и ждать – когда-то ведь скажет, чего надо...
– Нет, он пока не понимает меня. Впрочем, я, возможно, объяснил недостаточно доходчиво... Нет, ну что вы, Денис Андреич! Он парень вполне, может, и неплохой... Конечно, постараюсь... А Филиппу передайте, если я сам не успею, что все на мази. Я перезвоню еще.
– Значит, еще раз, Валера, – сказал Самохин, убирая трубку в карман, – повторяю, чтоб тебе картинка была ясна от и до. Вот гляди, – он достал из кармана удостоверение, раскрыл на ладони и протянул ему, – читай. ЧОП – это частное охранное предприятие. Директор его – родной племянник начальника МУРа, генерал, который сидит на Петровке, где ты уже бывал. Все, что касается убийства той женщины, которую ты, говорят, достаточно хорошо знал, даже возил на ее же машине, и что прозвучало в суде – это чистая липа. Сидит не ее убийца, а парень, которого с твоей помощью удачно подставили. Усек? Вот мы и разбираемся: кто, кого и за что? А ты нам теперь должен помочь. Должен, Валера, просто обязан, иначе когда мы докопаемся до истины, то посадим тебя, как свидетеля, давшего заведомо ложные показания. Вот теперь все. Думай по-быстрому и принимай решение. Бить я тебя не буду, небось слышал, мне шеф не велел. Но это пока. А там посмотрим. Да, и еще учти – у меня мало времени, мне ведь еще сегодня надо обязательно отыскать бывшую экономку Инны Александровны, Полину Ивановну. Ты ее хоть видел?
– Так это же... – начал было Валера, но осекся.
– Чего – это, говори? Ну?! – приказал уже строго.
– Да тетка это моя. Вон следующая комната по коридору, – буркнул Валера, сердясь на себя за то, что так по-фраерски раскололся.
– Ну ты молодец! – воскликнул Самохин. – Вот это помог, паря! Спасибо тебе, от многих хлопот избавил. А что, может, чтоб тебе легче было колоться, мы и ее сюда позовем? Все же родная тебе душа, зла-то уж точно не пожелает?.. Давай, давай, кликни. Скажи, по очень серьезному делу. Помощь нужна. Ну сходи!
Голос Самохина стал мягким, просительным даже, и отказать ему Валера почему-то не решился. Поднялся с дивана и вышел в коридор.
А он наверняка неплохой парень, думал Самохин. Просто все давно и прочно ему надоели. Значит, пережимать не стоит. А бутылка эта пусть пока постоит на буфете, он ее увидит и особо возражать не станет.
За дверью послышалось сдержанное шушуканье. Наконец она отворилась, и вместе с Валерой вошла высокая и худая пожилая женщина в платочке, как носят их в деревнях – завязанном на затылке. А еще то же самое – в спецназе. Удобно потому что...
Самохин тут же поднялся, кивнул вошедшей женщине и подал ей свое удостоверение. Та прочитала, вернула.
– Зовите меня просто – Николай, – сказал Самохин. – А как вас зовут, я уже знаю. Полина Ивановна, а ведь нам пришлось вернуться к тому печальному делу. Выясняется-то, что посадили совсем не того, кто убил, вот какая петрушка! Мы этот вопрос пока не обнародуем, рано еще, да и вас, как свидетелей, подставлять не хотим. Однако правду знать надо. Вот я и пришел к вам. Захотите помочь – скажем спасибо, откажетесь – я вот уже говорил вашему племяннику, чем грозят ложные показания. Тут закон, никуда не денешься. Как, поможете?
Полина Ивановна как-то излишне, что ли, сурово поглядела на Валеру, вздохнула и села напротив Самохина.
– Писать будешь, Николай? Или у тебя есть этот? – Она повертела пальцами, изображая, как крутится бобина магнитофона, – образованная тетка!
Самохин поднял с пола чемоданчик, раскрыл и достал портативный магнитофон. Включил его, поставил на середину стола.
– Слушаю вас, Полина Ивановна, – сказал он и добавил в микрофон: – Производится допрос бывшей экономки Инны Александровны Осинцевой – Полины Ивановны... Простите, как ваша фамилия?
– А он что, вам не сказал? – Она удивленно поглядела на племянника. – Ознобихины мы. Папаша его, царствие ему небесное, был моим родным братом...
