Верзила Билл Колеман чуть с ума не сошел, когда понял, что Джонни Картидж ночью ушел от него. Он считал себя виновным в том, что не уследил за другом.

— Думаю, он просто отправился походить, чтобы хоть немного согреться, — сначала говорил он. — Мне следовало бы греть его получше, но без огня что я мог сделать?

Длинноногий же не думал, что Джонни Картидж пошел ночью всего лишь прогуляться, чтобы согреть озябшие ноги, да и капитан Салазар тоже так не считал. Они заметили, что в нескольких сотнях ярдов к востоку от них в небе кружат четыре ястреба-канюка.

— Билл, он ушел умирать — ему осточертело мерзнуть, — сказала Матильда, прежде чем Гас и другие выложили свои соображения по поводу летающих канюков. В тот день было еще холоднее, нежели в предыдущий. И рейнджеры, и мексиканцы — все здорово мерзли.

Салазар разрешил техасцам сжечь жалкие остатки топлива, но на маленьком огоньке нельзя было даже сварить немного кофе. Огонек затух, единственным источником тепла теперь у них осталось собственное дыхание — люди столпились в кружок и дули себе на ладони.

Увидев канюков, Верзила Билл сразу понял, что это значит, и его пришлось удерживать силой, чтобы он не помчался хоронить своего друга.

— Билл, ястребы уже вьются над ним, — уговаривал его Длинноногий. — Так или иначе, у нас нет ничего такого, с помощью чего мы можем похоронить его. Мы с Гасом сходим и посмотрим, что там произошло.

— Ладно, отправляйтесь и посмотрите, — разрешил Салазар. — Но торопитесь. Долго ждать мы не можем.

Увидев растерзанное тело Джонни Картиджа, Гас отвернулся. Длинноногий же, наоборот, отпугнув канюков, подошел поближе и стал пристально рассматривать труп. То, что он увидел, его не обрадовало. Горло у Джонни оказалось перерезанным, а половые органы отрезаны напрочь. Конечно же, не канюки перерезали ему горло и не они кастрировали его. Длинноногий обошел тело вокруг, надеясь отыскать следы — что-то такое, что позволило бы ему прикинуть силу вероятного противника. Если здесь побывало несколько апачей — это одно дело. Тогда это значило бы, что отныне никто из них не может спать спокойно, пока они находятся на землях апачей. Но если Гомес настолько обнаглел и самоуверен, что не боится подходить к лагерю в одиночку, воровать лошадей и ослов и убивать рейнджеров или солдат, тогда им противостоит кто-то не менее могучий и коварный, чем Бизоний Горб, кто-то такой, кого они, по всей видимости, одолеть не смогут.

Пока Гас стоял, отвернувшись и стараясь удержаться от рвоты, Длинноногому припомнился его сон, приснившийся, когда они стояли биваком на берегу Пекоса. Ему снились тогда Бизоний Горб и Гомес, едущие рядом верхом и договаривающиеся о совместной войне против всех, стоящих на их пути — мексиканцев или белолицых. И вот теперь этот сон стал своеобразной явью, хотя эти два индейских вождя и разделены пространством в сотни миль и, возможно, так никогда и не встретятся.

Бизоний Горб уже поубивал немало рейнджеров там, в прериях, а вот теперь Гомес режет их здесь, в пустыне Нью-Мексико. Если эти два вождя племен команчей и апачей когда-нибудь объединят свои силы, то разрозненные отрядики мексиканцев и техасцев, забредшие в глубь холодной пустыни, никогда не обретут шансов на победу. И техасцы, и мексиканцы будут лишь проливать кровь зазря, как этот одноглазый бедолага Джонни Картидж, валяющийся с перерезанным горлом и вырезанными половыми органами на потеху индейцам.

Длинноногий посмотрел на огромную бесплодную равнину, надеясь заметить хоть какой-нибудь признак, подсказывающий, где скрываются апачи, — волка, птицу, бегущую лань, хоть что-нибудь. Но равнина была абсолютно пустынна, лишь серые облака нависали над ней.

Гас Маккрае все же опустился на колени — несмотря на все его усилия удержаться от рвоты, его тем не менее вывернуло наизнанку.

Длинноногий терпеливо ждал, когда Гас придет в себя, чтобы отправиться обратно в лагерь. Он ничего не сказал ему о своих догадках и опасениях. И без того мексиканцы находились в состоянии паники и отчаянии — из-за холода, голода, понимая, что многие не доживут до конца перехода.

— Так он все же замерз? — спросил убитый горем Верзила Билл, когда Длинноногий возвратился в лагерь.

— Конечно, замерз, — ответил тот. — Нам нужно идти дальше.

Ступни ног у Калла разболелись еще сильнее. Накануне он ходил по каменистой земле и зацепился ногой за камень, от этого в правой ступне возникла острая боль. Каждый раз, когда он наступал ногой, там колола какая-то острая косточка. Весь день он терпеливо переносил боль и шел, поддерживаемый Матильдой и Гасом. Заметив, что Длинноногий каждые несколько минут оборачивается и осматривается, он спросил Гаса:

— А что, Джонни и вправду замерз?

— Не знаю, — ответил Гас. — Я видел его труп лишь издали. Над ним кружили ястребы.

— Я и сам знаю, что над ним кружили ястребы, но были ли там другие ястребы, которые кружили над ним еще раньше? — задал вопрос Калл.

— Он имеет в виду, не индейцы ли убили Джонни? — пояснила Матильда. Она тоже заметила, что Длинноногий нервничает.

Гас даже не думал об индейцах — он считал, что Джонни просто пошел прогуляться, чтобы согреться, но не согрелся, а замерз. Он лишь мельком взглянул на его тело издали, заметил, что около него разлилась лужа крови, как у тела Джоша Корна, но решил, что кровь натекла потому, что тело принялись клевать ястребы-канюки. Теперь же, припоминая увиденное, он уже не был уверен в правильности своих догадок. Мысль о том, что Джонни напоролся на индейца и тот убил его, стала не на шутку тревожить Гаса.

— Думаю все же, что он умер, — решил Гас.

Калла его ответ не удовлетворил — Джонни Картидж перенес уже несколько морозных ночей. Тогда почему же он вдруг умер в ночь, которая была ничуть не холоднее предыдущих? Но Калл понял, что от Гаса толку не добиться — он не любил смотреть на мертвые тела. Поэтому полагаться на его объяснение не следовало.

Длинноногий все колебался: рассказать ли капитану Салазару, что на самом деле произошло с Джонни Картиджем. Время настало такое, что далеко не все нужно было хранить в секрете. День выдался морозный. Техасцы шли со связанными руками, из-за нарушения кровообращения руки у них стали замерзать. С приближением сумерек Длинноногий начал злиться. Весьма вероятно, что их ждет смерть в Пустыне смерти. Песчаная пустыня, подумал он, получила довольно точное название. Зачем же связывать руки у людей, которые все равно так или иначе погибнут? Злости у него все прибавлялось, он подошел к Салазару и стал перед ним.

— Капитан, Джонни Картидж вовсе не замерз до смерти, — сообщил он. — Его прирезали.

Салазар шел из последних сил — шаг его вовсе не походил на четкую военную поступь, он двигался, как человек, не привыкший к хождению пешком. У его семьи имелась небольшая ферма — всю свою жизнь он провел в седле и без лошади ощущал себя ничтожеством. Кроме того, он любил вкусно поесть — холод, рана на шее, отсутствие питания доконали его. И теперь, когда им предстоит пережить еще один день со скудной пищей и еще одну ночь без костров, подходит этот здоровенный техасец и сообщает довольно неприятное известие.

— Каким же образом его ухлопали? — спросил он.

— Перерезали глотку, — ответил Длинноногий. — И еще отрезали яйца, но думаю, он уже отдал концы, когда все это случилось.

— А почему, мистер Уэллейс, вы так долго молчали? Почему сразу ничего не сказали? — рассердился Салазар.

Он даже не взглянул на Длинноногого и продолжал медленно брести по песку.

— А потому что весь ваш сброд уже готов отказаться идти дальше, — объяснил Длинноногий. — Они сразу запаниковали бы и ударились в бега. А тот, кто убил Джонни, перебил бы их всех, одного за другим.

— Да, — подтвердил капитан Салазар, — это, конечно, тоже дело рук Гомеса. Да он просто забавляется с нами.

— Развяжите нас, капитан, — попросил Длинноногий. — А то у нас руки обморозятся. В случае чего мы будем драться рядом с вами против апачей — но не можем же мы драться обмороженными руками. Я вот, к примеру, и ружье крепко вряд ли смогу держать. Руки у меня совсем закоченели.

Салазар оглянулся на ковыляющих техасцев. Они ослабели и замерзли, но все равно выглядели здоровее и сильнее его солдат. Он понимал, что Длинноногий Уэллейс прав. Его люди без пищи долго не протянут и дальше не пойдут. Они устремятся назад, к горам, или же просто сядут на землю и умрут. Гомес — это волк, который прикончит их, как только ему захочется.

Но Салазар знал также, что если техасцам развязать руки, они могут воспользоваться тем, что гораздо сильнее его людей, поубивают их всех или, захватив оружие, отпустят на все четыре стороны, предоставив судьбе. Нет, развязать их — значит пойти на слишком большой риск. Но все же, если придется сражаться, техасцы будут стрелять — они не допустят, чтобы их перерезали, как цыплят, и не побегут.

— Гомеса не видел еще ни один белый, — сказал он Длинноногому, — да и ни один мексиканец. Мы изловили его жену и убили ее. Убили также двоих его сыновей. Но самого Гомеса ни разу не видели. Он перерезал у меня поводья уздечки менее чем в ярде от моей головы. И тем не менее я никогда не видел его.

— Не хотел бы я увидеть этого типа. Если только можно избежать встречи с ним, я лучше обойду его за целую милю, — проговорил Длинноногий.

— Гомесом может быть любой апач, — сказал Салазар. — Может, он уже мертв. Теперь за него мстят его сыновья — ведь мы убили только двоих, а их у него много. Трудно воевать с человеком, которого никогда не удавалось увидеть.

— Ну, я-то, положим, видел его, — заявил Длинноногий.

— Как? Неужели видел? — изумился Салазар.

— Да, видел, во сне, — пояснил Длинноногий. — Мы тогда стояли биваком на берегу Рио-Гранде, разыскивая пути-дороги до Эль-Пасо. Я служил рейнджером у майора Шевалье, теперь он уже умер. Во сне я увидел, как Гомес и Бизоний Горб ехали вместе верхом. Они собирались напасть на город Чиуауа, захватить там ваших людей и сделать их рабами, но лишь тех, кого не убьют.

Салазар продолжал тяжело брести.

— Я рад, что он напал лишь на один Чиуауа, — заметил он.

— Почему же? — не понял Длинноногий.

— Потому что я не жил в Чиуауа, — пояснил капитан. — Вот если бы они попытались захватить Санта-Фе, то сделали бы это умнее и лучше, чем вы, техасцы.

— Я, признаться, тоже так думаю, — согласился Длинноногий. — Развяжите нас все же, капитан. Драться с вами мы не будем. Наоборот, мы можем спасти вас в случае чего.

— Почему в этой местности не растут деревья? — поинтересовался Салазар. — Будь у нас дрова, мы могли бы развести костры, согреться.

— Развяжите нас, — настаивал Длинноногий. — Не станем же мы убивать ваших сопляков. Большинство из них не доросли даже до молодых людей. А детей мы не трогаем.

Салазар подошел посмотреть на техасцев — он увидел, что из-за связанных рук они испытывают сильные боли.

— Развяжите их, — приказал он своим солдатам. — Но будьте бдительны. По ночам часовыми назначать лучших стрелков, а в дневное время охранять техасцев с обеих сторон. Если кто-либо попытается бежать — стрелять в него без предупреждения.

Ночью опять не разжигали костров. Днем все время искали что-нибудь годное на дрова, но не нашли ни одной веточки. Техасцев охраняли шестеро стрелков с мушкетами наготове. Поздно ночью, когда у техасцев и мексиканцев зуб на зуб не попадал от холода, двое часовых чуть-чуть отошли от лагеря по малой нужде.

Наутро их тела с перерезанным горлом, как у Джонни Картиджа, обнаружили всего в пятидесяти ярдах от лагерной стоянки.

На этот раз правду не скрывали ни от Гаса Маккрае, ни от кого-либо другого.

— Он скрытно выслеживает нас, — предупредил Длинноногий. — Разве не так, капитан?

— Подошло время двигаться дальше, — ответил тот.