9
– Вставай, лежебока! Солнышко выглянуло давно!
Открыв глаза, я сначала не понял, почему за ночь потолок опустился так низко. Покрытый когда-то белой, а теперь желтоватой масляной краской потолок находился буквально в полуметре от моего носа. Только протерев глаза, осознал, что лежу на теплой печи, что голос, доносящийся снизу, принадлежит Жене Трегубовой, что я нахожусь в деревенском доме недалеко от Сибирска.
Я отдернул цветастую занавеску и выглянул наружу. При дневном свете комната выглядела совсем иначе, чем вечером. Веселенькие занавески, цветные коврики на полу, обои в желтую и голубую полосочку. У стола хозяйничала Женя – что-то нарезала, что-то толкла, от чего комната наполнялась вкусными запахами.
– Слезай. А то бочок припечешь! – весело сказала она, подмигивая.
– Который час? – спросил я, когда слез с печи и оделся.
– Около одиннадцати. Самое время начинать день, – ответила Женя, пододвигая сковородку с дымящейся яичницей, с ветчиной и луком, тарелку разогретых бобов с щедрыми кусками курятины и кружку ароматного кофе с молоком.
– Ты думаешь, я это все съем? – иронично заметил я, указывая на снедь.
– Ешь, Юра, – серьезно сказала Женя, кладя свою ладонь мне на руку, – неизвестно, когда в следующий раз есть придется.
Ее слова прозвучали настолько зловеще, что я собрался было ответить шуткой. Однако фраза застряла у меня в горле. Вчерашнее убийство Бондарева, потом погоня за нами, выстрелы не позволяли настроиться на спокойный лад. Сегодня я должен действовать. Не знаю пока, как именно, но должен.
– Ну, что будем делать? – спросил я, уплетая яичницу.
– Мне надо встретиться с мужем, – сказала Женя.
Я вздохнул:
– Меня вчера к нему не пустили. Думаю, и сегодня не пустят. Придется ограничиться телефонным разговором.
– Ну что ж, пусть будет телефон. Но мне надо удостовериться, что с ним все в порядке. Что он жив-здоров. Иначе как я уеду из Сибирска?
– Перед этим нужно обмозговать один вопрос: где чемодан с документами? Бондарев сказал, что ты не в курсе. Но я не верю в то, что Игорь доверил эту важную информацию только одному человеку. Он не мог не подстраховаться.
Я внимательно посмотрел ей в глаза:
– Ты мне веришь?
Женя засопела, а потом просто ответила:
– Да, хорошо. Я скажу. Игорь оставил мне конверт, который я должна вскрыть только в самом крайнем случае, когда будет грозить опасность. Наверное, там какие-то инструкции. Может быть, там написано, где находятся документы?
– Это очень легко выяснить. Надо вскрыть конверт и посмотреть, что внутри, – предложил я.
Но Женя покачала головой:
– Нет. Без разрешения Игоря я не могу. Он говорил, что в этом конверте содержится что-то очень важное. И он несколько раз сказал, что вскрывать его можно только в самом опасном случае.
– Но разве сейчас не опасный случай? – возразил я.
Она покачала головой:
– Нет.
– Хм! – громко фыркнул я. – Тебе мало вчерашней погони с выстрелами? А позавчерашнего покушения в Москве? А взрыва моей машины?!
– Но ведь я осталась жива, – неуверенно возразила Женя.
– Ну да. Если бы тебя укокошили, то вообще никто не смог бы вскрыть конверт. Вот Бондарев вчера не успел. И его застрелили. А иначе кейс с документами был бы у меня в руках.
– У нас, – уточнила Женя.
– Хорошо, у нас. Важно то, что человек не успел, поплатился жизнью, но все равно делу не помог. Вывод – делайте все вовремя.
Тут мне в голову пришла одна мысль.
– Слушай, на самом деле очень просто выяснить, имеется ли в конверте информация о кейсе или нет. Бондарев сказал, что узнал о предстоящем аресте Игоря за день. И сразу поехал к нему, где Игорь передал ему кейс, чтобы тот спрятал. И вечером Бондарев пришел сказать, где находится кейс. Значит, раньше вечера перед арестом он не мог знать ничего. Поэтому если он тебе передал конверт раньше визита Бондарева, то там ничего о кейсе нет. А если позже, то может быть.
Женя подумала и грустно покачала головой:
– Нет. К сожалению, Игорь дал мне конверт где-то недели за две до ареста.
У меня опустились руки.
– Это точно? Абсолютно?
– Да. Совершенно точно. Я не могла перепутать.
– Ну что ж, – грустно сказал я, – значит, в ближайшее время завладеть кейсом нам не удастся. Конечно, пока не приедет делегация ОБСЕ.
– При чем тут это? – не поняла Женя.
– А я тебе не говорил? В «Журавлином гнезде» начальник объявил карантин только потому, что скоро должна прибыть делегация ОБСЕ с инспекционной миссией. До тех пор мы можем общаться с Игорем исключительно по телефону – нет свободных камер для свиданий. Значит, он не сможет рассказать нам о местонахождении кейса. При личной встрече еще можно надеяться на какие-то знаки, намеки и так далее. Но по телефону – никогда. Поэтому, к большому сожалению, мы ничего сделать не сможем.
Женя напряженно думала. Потом сказала:
– Ладно. Но я должна обязательно поговорить с мужем.
– Как ты это себе представляешь? Комната для свиданий прослушивается. А в конверте наверняка есть какая-то важная информация для тебя. И для сына.
Она покачала головой:
– Нет. Я знаю, что там.
Я даже поперхнулся:
– Знаешь? И что же?
– Там инструкция, как найти кейс с документами.
– Как же так? Ведь Бондарев... Ведь мы только что об этом говорили...
– Нет, – покачала головой Женя, – все это ерунда. Игорь знал о своем аресте задолго до визита Бондарева.
– Знал? – изумился я. – Но почему тогда молчал?
– А что он мог сделать? – грустно усмехнулась Женя.
– Как это – что? Писать, жаловаться, в Москву поехать...
Она обреченно махнула рукой:
– Ничего не могло ему помочь. Игорю никто бы не поверил. У него не было никаких доказательств. Он знал наверняка о предстоящем аресте, но когда это точно произойдет – не знал. Единственное, что он мог сделать, – спрятать документы в надежном месте. И тайну доверил только мне.
– А как же Бондарев?
Женя усмехнулась:
– Игорь говаривал: что знает Бондарев, через некоторое время становится известно всем. Конечно, не каждому прохожему, но среди его доверенных лиц имелись и информаторы Расторгуевых, и Севы Маленького. Он журналист, понимаешь? А журналисты для того и предназначены, чтобы не хранить тайны, а как можно более интенсивно их выставлять на всеобщее обозрение. Игорь даже пару раз сообщал ему конфиденциальную информацию для того, чтобы ввести бандитов в заблуждение. Вот так.
– Значит, вся эта история с кейсом – липа?
– Не знаю точно, но скорее всего...
– Значит, Бондарев фактически пострадал ни за что?
– А откуда ты знаешь, что его застрелили именно из-за кейса? Ведь никто не мог знать, что он встретится с тобой, а тем более быстро организовать покушение. Думаю, все это чистой воды совпадение.
– Ну дела! – развел я руками. – А Игорь, значит, просто лишний раз подстраховался, отведя подозрение от тебя?
– Конечно. Бондарев и так рисковал на каждом шагу. Но к нему относились благожелательно, потому что он позволял сохранить иллюзию того, что в Сибирске есть честные журналисты и, дескать, вот, смотрите, их никто не стреляет. На самом деле люди Расторгуевых и Севы Маленького его кормили разной лажей. И он исправно выполнял свою функцию – разносил информацию на хвосте, не беспокоясь о ее достоверности. Но недавно, насколько я знаю, он задел чеченцев. А те просто так обид не спускают. Поэтому, я думаю, совершенно необязательно, что его убийство связано с вашей встречей.
– А где же конверт?
– У меня... – Она опустила глаза, и я понял, что, возможно, Женя мне и доверяет, но... не до конца.
Я побарабанил костяшками пальцев по столу.
– Знаешь что? Мне в голову пришла удачная мысль.
– Какая?
– Тебе нельзя появляться на людях. Понимаешь, то, что тебе удалось выжить после покушения – чистая случайность. Во второй раз они, будь спокойна, не промахнутся.
– Что же мне теперь, здесь всю жизнь торчать, на этой даче?
– Нет, конечно. Тем более что очень скоро о твоем местонахождении пронюхают. Это как пить дать.
– Что же делать? – В ее глазах появилось отчаяние.
– Единственный выход – лететь в Москву.
– Опять? – удивилась Женя.
– Но не просто лететь, – продолжил я, – а с документами.
Женя колебалась.
– Понимаешь, никакого другого выхода нет. А предположим, что ты поговоришь с мужем. Подумай, что будет, если он попытается дать тебе знак, а они догадаются, что речь идет о документах? Тогда нас просто не выпустят из «Журавлиного гнезда». Можно все дело испортить.
Женя вздохнула:
– Ну ладно. Пусть будет так.
Она положила ладонь на мою руку:
– Юра, я тебе верю. И не потому, что больше некому. Пожалуйста, не обмани...
Она всхлипнула, и я понял, что если подобные разговоры продолжаться еще, то мы сегодня никуда не успеем.
– Надо ехать.
Женя кивнула. Достала свою сумку и вынула из нее небольшой конверт. На небольшом листочке, вложенном в него, значилось:
«Женя! Сделай это только в самом крайнем случае. На нашей старой даче в подвале под картошкой и рогожей найдешь небольшую металлическую дверцу. Это сейф. Код – 18768534926554. В сейфе находится чемодан. В нем ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ВАЖНЫЕ документы. Этот чемодан нужно любой ценой доставить в Москву, в Генеральную прокуратуру, старшему следователю по особо важным делам Александру Борисовичу Турецкому. Ты его должна помнить. Посмотрев документы, он сам поймет, что с ними делать.
Помни, что об этом чемодане не должна знать ни одна живая душа, кроме тебя и Турецкого.
Игорь».
– Ну вот видишь, это то, о чем я говорил. Поэтому давай, не теряя времени, достанем чемодан, а потом как можно быстрее отправим тебя в Москву. Иначе будет поздно.
Женя застыла в нерешительности:
– Тут написано – «не должна знать ни одна живая душа, кроме тебя и Турецкого...».
Я взял ее за руки и заглянул в лицо:
– Но ведь когда Игорь это писал, он не знал о моем существовании? Так?
Женя улыбнулась:
– По части логики и умения уговаривать ты кого хочешь за пояс заткнешь.
Я пожал плечами:
– Все-таки я адвокат...
– Ну ладно, Перри Мейсон, пошли. Действительно времени у нас мало.
Мы спустились в подвал. Пришлось потрудиться, разбрасывая большую кучу картошки, наваленную в углу. Под ней оказался металлический лист. Когда мы его подняли и отбросили большой лоскут рогожи, под тканью действительно оказалась металлическая дверца с диском для набора кода. Она была намертво вделана в пол, Трегубову, видно, пришлось немало потрудиться, устанавливая здесь сейф. Я, внимательно глядя в записку, набрал код, повернул ручку, и... ничего не произошло. Сердце прыгнуло вниз, к этой самой железной дверце.
– Что? – нетерпеливо спросила Женя.
– Спокойно. Наверное, я ошибся в наборе.
Я повторил еще два раза. Дверца не открывалась.
– Игорь не мог ошибиться, записывая код, – убежденно сказала Женя, – скорее всего, это мы что-то неправильно делаем.
– Что тут можно сделать неправильно, – пожал я плечами, – цифры на диске, ручка...
Мы стояли над дверцей, и я уже прикидывал, сколько времени уйдет на то, чтобы открыть ее при помощи автогена. Наверное, немало... И потом, где взять автоген?
Я внимательно осмотрел дверцу. И у меня отлегло от сердца. Между диском и дверцей попал гвоздик. Я извлек его, снова набрал код, и дверца открылась!
Внутри, как и писал Игорь Трегубов, содержался чемодан с документами и небольшой сверток.
– Это наши сбережения, – сказала Женя.
– Деньги тоже возьми с собой, – сказал я, отдавая ей кейс и сверток, – пригодятся.
– Я тебе должна...
– Потом рассчитаемся. Сейчас не время.
Женя положила кейс в большую сумку, чтобы не привлекать подозрений, а потом мы поехали в аэропорт. Конечно, это было опасно. Но ничего не поделаешь – приходилось рисковать. К счастью, все окончилось хорошо. Женя взяла билеты, снова воспользовавшись паспортом подруги, и примерно через час я провожал ее у выхода на посадку.
– Из аэропорта сразу в Генеральную прокуратуру. Садись в такси обязательно на стоянке. Таксисту скажи только адрес, выйди напротив прокуратуры и сразу в подъезд. Если Турецкого опять не будет, пойдешь к заместителю генпрокурора Меркулову. Не отходи от дежурных, пока тебя с ним не свяжут по телефону. Сошлись на Турецкого и меня. Он обязательно должен тебя принять. На крайний случай, если его не будет на месте, вот номер его мобильника. Звони и ни в коем случае не выходи из здания. Будь очень осторожна. Ясно?
Женя кивала в ответ на каждую мою инструкцию, а в ее глазах блестели слезы.
– А ты как же? Ведь они наверняка теперь... – она замолчала, видимо подыскивая подходящие слова.
– Ты хочешь сказать, они теперь насядут на меня?
Она кивнула.
– Как насядут, так и слезут. Не на того напали. Ладно, иди, посадка заканчивается...
Она обняла меня крепко-крепко, как будто мы прощались навсегда. К счастью, это оказалось не так.
...Честно говоря, мне было страшновато выходить из более-менее безопасного здания аэропорта, ехать в город, где по улицам свободно ходят бандиты, где почти ежедневно стреляют журналистов, а бандиты безнаказанно ходят на свободе. Но делать нечего, я взял такси и поехал в город. Мой план был прост – добиться еще одного свидания с Трегубовым, по возможности проинформировать его о том, что дела идут нормально, а потом снова возвратиться в аэропорт и тоже лететь в Москву. Я посмотрел расписание – следующий рейс был ровно через пять часов. Времени хоть отбавляй.
Ждать пришлось недолго – на этот раз очередь к начальнику «Журавлиного гнезда» оказалась не такой длинной. Минут через тридцать я вошел в кабинет. Начальник тюрьмы неожиданно встретил меня более чем вежливо. Посетовав по привычке на малое финансирование, он завел разговор о трудностях работы начальника тюрьмы и увеличивающемся проценте рецидивов среди осужденных, что не позволяет разгрузить тюрьмы.
– Мне надо поговорить со своим подзащитным, – перебил я, когда начальник начал рассказывать о подсобном хозяйстве, продукция которого позволяет разнообразить рацион заключенных.
– Поговорить... – рассеянно повторил он. – Игорь Трегубов?
Я кивнул.
– Вынужден вас огорчить. Ваш подзащитный сегодня ночью скончался.
Я чуть не подпрыгнул на стуле:
– Как?! Отчего?
Начальник пожал плечами:
– Обыкновенно. Инфаркт. Острый приступ. Спасти не удалось ввиду недостаточной обеспеченности медсанчасти следственного изолятора медикаментозными средствами. Очень сожалею.
– Когда это произошло?
– Глубокой ночью. На месте был только медбрат, он сделал все, что мог. Но требовался врач. А он приехал через полчаса, когда Трегубов уже скончался.
Вот это новость! Значит, Бондарев все-таки был прав – жизнь Трегубова висит (то есть уже в прошедшем времени – висела) на волоске. И волосок этот – его жена. Очевидно, когда поступили сведения о том, что она погибла при взрыве, решили избавиться и от Игоря Трегубова. Хорошо, что Женя уже в полете. Узнав о смерти мужа, она бы наверняка не захотела бы лететь в Москву...
– Я могу убедиться в сказанном вами?
Начальник вздрогнул:
– А у вас что, есть основания не доверять мне?
Я пожал плечами:
– Это мой подзащитный, и я хочу убедиться в его смерти лично. Что в этом странного?
Начальник покачал головой:
– Нет, к сожалению, сделать этого вы не можете. Тело умершего по нашей инструкции может быть выдано только близким родственникам.
Что ж, спорить с ним было совершенно бессмысленно, и я вышел из кабинета.
Вот и все. Больше мне в Сибирске делать нечего. Ну и хорошо. Честно говоря, за эти сутки, что я здесь пробыл, этот город успел мне изрядно осточертеть.
Я почти дошел до выхода, когда ко мне подошел старшина в зеленой форме офицера внутренних войск и очень вежливо попросил пройти с ним в боковую комнату, чтобы заполнить какие-то документы.
Мы вошли в комнату. Я тут же почувствовал, как чья-то ладонь закрыла мне рот, нос и неудержимо клонит мою голову назад. Тут же чьи-то пальцы схватили мои запястья и сомкнули на них холодные стальные кольца. Краем глаза я успел заметить, что орудуют несколько человек. Потом мне на глаза наложили повязку. Затем меня куда-то поволокли, закрыли в маленькой темной комнате. Послышался лязг запираемой двери, потом шум автомобильного мотора. Я догадался, что меня поместили в фургон и куда-то везут...
Минут через десять езды мотор стих, меня опять выволокли из машины и куда-то потащили. Ноги сначала ощущали лестницу, потом вроде мягкое ковровое покрытие.
Наконец скрипнула дверь, и с глаз сняли повязку. Я стоял в большом чиновничьем кабинете с необозримым письменным столом, шкафами и стенами, обитыми деревянными панелями.
За столом сидел человек в генеральском мундире. Подняв голову от каких-то бумаг, он улыбнулся, встал и подошел поближе:
– Здравствуйте, здравствуйте. Очень приятно.
И он хихикнул.
– Кто вы? – процедил я. – И что все это значит?
– Я – генерал-майор милиции Киреев. Вас привезли сюда, в РУБОП, по моему распоряжению.
– На каком основании?
– Мне надо задать вам пару вопросов.
– Ну а мне надо по своим делам, – ответил я, пожимая плечами, – извольте, генерал Киреев, если вам нужно поговорить со мной, вызвать меня повесткой. По месту жительства. Или работы. Записывайте адрес – Москва, улица...
– Вы только поглядите, он еще и дерзит, – с гадкой усмешкой произнес Киреев, – ну и нахалы эти москвичи.
– Я полагаю, нам не о чем разговаривать, – ответил я. – Будьте так добры, выпишите пропуск, думаю, вы не хотите меня вывезти снова в «воронке»?
– Вывезем, – зловеще сказал Киреев, – только не туда, куда ты рассчитываешь...
– Что-то не припомню, – заявил я, – когда это мы с вами переходили на «ты»? Мы и встречаемся-то впервые...
Едва сдерживая ярость, Киреев ответил:
– Ничего. Скоро у тебя охота шутить пройдет.
– У вас есть какие-то способы помешать мне в этом? – удивляясь собственной выдержке, парировал я.
Киреев взял со стола какие-то бумаги и, показав мне, сказал:
– Вот тут у меня два варианта, как мне с вами бороться. Первый – согласно осмотру места происшествия московской милицией, весьма вероятно, что в результате взрыва в вашей машине погиб ее владелец, гражданин Гордеев Юрий Петрович. Понимаете? Вы не существуете! Вас уже нет в живых!
– А где же мой труп? – иронично поинтересовался я.
– Сгорел, – подумав, ответил Киреев.
– Перестаньте. Любая экспертиза докажет, что сгоревшее тело во взорванной машине – не мое.
– Да, – с иезуитской улыбкой ответил Киреев, подходя ко мне вплотную, – покажет. Если будет проведена. А зачем проводить дорогостоящую экспертизу, если и так ясно, что гражданин Гордеев, который, кстати, исчез в тот же день, весьма вероятно, погиб в собственной машине.
– Что за глупости, Киреев? После покушения я звонил своим родственникам и предупредил, что я жив-здоров.
– Это не имеет значения.
– Почему?
– Очень просто. Убитые горем родственники не верят в смерть горячо любимого Юрия Гордеева...
Мне захотелось треснуть его по голове, и, если бы не наручники, я это непременно сделал бы.
– Перестаньте, генерал. Все это даже не смешно. Меня видели после взрыва в юрконсультации, в аэропорту, в областной прокуратуре, следователь Дежнев, в тюрьме...
Киреев махнул рукой:
– Вы же адвокат, Гордеев, и должны понимать, что все это ерунда. В юрконсультации неверные часы, в аэропорту – похожие люди. А уж тут, в Сибирске, считайте, вас никто не видел. И Дежнев это подтвердит под присягой. Так что...
Он подошел к столу и вынул из пачки сигарету. Щелкнув зажигалкой, выпустил густое облако дыма и снова сел за стол.
– Впрочем, – продолжил Киреев, – стать трупом для вас более заманчивая перспектива. Вторая возможность – обвинить вас во вчерашнем убийстве Дмитрия Бондарева. Вы же были на месте убийства? Были. А? Как вам перспектива?
– Тоже ерунда, – ответил я, однако уже не так уверенно.
– Вы же юрист и должны понимать, что, пока разберутся в вашей непричастности, пройдет не меньше года. Который вы проведете в «Журавлином гнезде».
От такой перспективы у меня по спине пробежал холодок. Киреев, это, видимо, заметил и улыбнулся:
– Впрочем, при надобности можно будет еще что-нибудь придумать.
Ну что же, Киреев, безусловно, был серьезным противником, и недооценивать его было бы глупо. В конце концов, действительно, я и забыл совсем, что на самом деле числюсь погибшим. И избавиться от меня, конечно приложив некоторые усилия, было бы несложно. Было бы желание... А такое желание, судя по всему, у Киреева было. Или могло возникнуть...
– Что вы хотите? – спокойно поинтересовался я.
– Вот это другой разговор, – примирительным тоном произнес Киреев, – меня интересуют документы, которые спрятал Трегубов, и, как я доподлинно знаю, вам известно их местонахождение.
– Откуда? – спросил я.
– Откуда я знаю или откуда вы знаете? – переспросил Киреев.
– И то и другое.
– Ну что же, вы знаете о документах, во-первых, от Бондарева. Вчера он многое успел разболтать.
Да, этот Киреев был действительно опасным противником. Откуда, интересно, ему известно содержание моего разговора с Бондаревым? Неужели в моем номере были установлены жучки?
Киреев улыбнулся и покачал головой:
– Нет, Юрий Петрович, подслушивающей аппаратуры не было.
Черт, он буквально читает мои мысли!
– Просто то, о чем вам мог рассказать Бондарев, угадать нетрудно. Круг его тем был на удивление беден – преступные группировки Сибирска, коррупция и так далее. Кроме того, он был близок к прошлому хозяину этого кабинета. Так что же Бондарев мог рассказать вам, защитнику Трегубова? Немного логики, совсем чуть-чуть, и каждому станет ясно, что именно. Кроме того, вам о документах рассказала жена Трегубова. Достаточно? Что же касается меня, то мне по должности положено знать о существовании некоторых компрометирующих документов, которые...
Зазвонил телефон. Не спуская с меня глаз, Киреев взял трубку. Несколько минут он слушал, потом стал резко меняться в лице.
– Этого не может быть, – пробормотал он в трубку, – я с ним разговаривал ночью! Он был жив!
Киреев явно был чем-то ошарашен и даже растерян. Несколько секунд он сидел молча, потом, словно взяв себя в руки, снова обратился ко мне:
– Короче говоря, не будем тратить время попусту, Юрий Петрович. Дайте мне эти документы или же скажите, где они находятся. И я позволю вам идти на все четыре стороны.
Я покачал головой:
– К сожалению, ничем не могу помочь.
Киреев покраснел как вареный рак и подскочил ко мне:
– Ты не выйдешь из этого кабинета!
Я глянул на большие часы над письменным столом хозяина кабинета. Судя по всему, самолет с Женей уже подлетал к Москве. Минут через двадцать она возьмет такси и еще через сорок будет сидеть в кабинете Турецкого или Меркулова. Так что, генерал Киреев, у вас есть от силы час времени.
– Напрасно вы так нервничаете, – спокойно ответил я, – никаких документов у меня нет и никогда не было. Поэтому по-прежнему не понимаю, зачем вы меня сюда привезли.
Киреев внимательно посмотрел мне в глаза. Кажется, он снова сумел прочитать мои мысли.
– Где Евгения Трегубова? – сквозь зубы процедил он.
– А почему это вас интересует?
Ответом был сильнейший удар в челюсть. Вот этого я не ожидал. Плохо, Гордеев, если он начал тебя бить, значит, действительно просто так отпускать не собирается. Снова я пожалел, что мои запястья скованы наручниками. А то бы я ему ответил... Да так, что генерал Киреев запомнил бы на всю оставшуюся жизнь. Пришлось действовать так, как позволяли обстоятельства.
– Скотина, – закричал я и попытался боднуть Киреева головой в живот.
– Ну-ну, утихомирься. Выбирать не приходится. Если бы Трегубов остался жить, то мы продолжали бы требовать, чтобы он сам признался, где прячет документы. Но произошла досадная случайность – он умер. И я не могу допустить, чтобы такие важные документы болтались неизвестно где. Поэтому и пришлось привезти вас сюда.
– Ваша откровенность просто поражает, – сказал я, – что ж, придется добиваться судебно-медицинской экспертизы причины смерти Трегубова. Полагаю, ее результаты будут интересны для Генеральной прокуратуры.
– Разве вам не показали справку о причине смерти? – удивленно пожал плечами Киреев.
Он прошелся по комнате и, сделав круг, снова остановился рядом со мной.
– Итак, Юрий Петрович, у вас нет другого выхода. Либо вы отправляетесь прямо отсюда в «Журавлиное гнездо», либо рассказываете о документах. Я вам не даю времени на размышление.
Он глянул на часы.
– Кстати, моя оперативная группа ждет сигнала, чтобы отправиться в Саратов. Кажется, там находится сын Трегубова?...
– Поздно, – улыбнулся я.
Киреев нахмурился:
– В каком смысле?
– В самом прямом. Даже если ваша оперативная группа в эту самую секунду полетит в Саратов на сверхзвуковых самолетах, им все равно не успеть.
Киреев опять заглянул мне в глаза.
– Вы хотите сказать, что Евгения полетела не в Саратов?
Я не мог сдержаться и расхохотался:
– Нет, товарищ генерал-майор, вам явно звание присвоили преждевременно и незаслуженно. У вас же проблемы с логикой. Ну посудите сами, зачем ездить в Саратов, когда сын Трегубова уже в Москве? Вместе с мамой.
Я, конечно, блефовал, но только отчасти.
Киреев усмехнулся и покачал головой:
– Врете. Этого не может быть. Вчера вечером Евгения Трегубова прилетела в Сибирск. Не хотите же вы сказать, что...
Пришла моя очередь усмехаться, хотя из-за разбитой губы делать это было больно.
– Именно это я и хочу сказать. Она улетела в Москву. Вместе с документами. Так что вы опоздали, генерал Киреев. Пока мы с вами тут мило беседовали, Женя прилетела в Москву и уже на пути в Генеральную прокуратуру.
Киреев тяжело задышал. Его кулаки сжались, а глаза налились кровью. Я даже немного ему посочувствовал, но жалеть не стал:
– Да-да, вот именно сейчас, в эту минуту, машина останавливается у Генеральной прокуратуры, из нее выходит Евгения Трегубова. В руках у нее чемодан. А в чемодане те самые документы, которые вы так настойчиво ищете. Очень надеюсь, что среди них имеются и те, которые изобличают вас как человека, подкармливаемого преступной группировкой центровых.
Киреев долго смотрел мне в глаза и, видимо, понял, что я говорю правду.
– А теперь, товарищ генерал, может быть, вы снимете с меня наручники? Все равно придется отпустить. А в наручниках по городу ходить как-то неудобно.
Он подошел к селектору и нажал кнопку:
– Иваненко! Ко мне!
Киреев снова подошел и достал из кармана маленький ключик от наручников.
– Действительно, Юрий Петрович, неудобно. Кроме того, вещь казенная, за эти наручники отчитываться придется. Так что сниму я их с вас.
Он щелкнул ключом и отстегнул замки браслетов.
– Но не надейтесь. Вам так просто не уйти.
Внезапно раздался глухой взрыв, от которого содрогнулось все здание. Послышался звон стекол. За первым взрывом последовал второй, более близкий. Киреев нахмурился и громко крикнул:
– Иваненко!
Тотчас в кабинет ворвался лейтенант с выпученными от страха глазами:
– Товарищ генерал! Товарищ генерал! Беда! Стреляют!
– Кто стреляет, дурья башка?
– С улицы! Из гранатометов! Там человек двадцать!
Договорить ему не удалось – взрыв донесся из соседней комнаты. По стене зазмеилась стремительно расширяющаяся трещина. Комната наполнилась дымом и гарью...
Я, воспользовавшись моментом, выскользнул в приемную. Тут было не лучше, чем в кабинете Киреева, – стена в соседнюю комнату частично обвалилась, воздух был наполнен клубами пыли и дыма. Я выбежал в коридор, оттуда на лестницу.
Интересно, что это происходит? Неужели Расторгуевы решили взять здание РУБОПа штурмом? Хотя в данный момент меня эти вопросы интересовали меньше всего. Сейчас мне хотелось только одного – поскорее выбраться отсюда по возможности целым и невредимым и наконец улететь в Москву.
На лестнице было много людей. Все куда-то бежали. Вот мимо пронесли окровавленное тело в милицейской форме.
Я выбрался наружу и скрылся за углом.
Через три часа самолет Сибирск – Москва оторвался от взлетной полосы и взял курс на столицу. Я откинул спинку кресла и уснул мертвым сном...
Из Домодедова я сразу поехал в Генпрокуратуру. В кабинете Меркулова оказался и Александр Борисович Турецкий.
– О! Вот и Гордеев. Легок на помине! – воскликнул он, завидев меня.
– Каким словом поминали, Александр Борисович, добрым или худым?
– Добрым, добрым, – отозвался Меркулов. – Вот разбираем оперативно-следственные материалы, доставленные твоей клиенткой.
– Ну как?
– Пока определенно сказать трудно. Но ситуация вырисовывается интересная.
– Будет еще интереснее, когда я вам расскажу, что произошло после того, как Женя улетела из Сибирска.
Они слушали мой рассказ, недоверчиво покачивая головами. Турецкий даже забыл затягиваться сигаретой, и она потухла, уронив на ковер длинный столбик пепла.
– Ну и ну, – сказал Меркулов, когда я закончил, – прямо боевик какой-то. Трудно поверить...
– Ничего, вот в новостях объявят, что в Сибирске здание РУБОПа подверглось обстрелу из гранатометов, сразу поверите.
– Значит, Трегубова они все-таки убили... – задумчиво сказал Турецкий. – Ну я этого им так просто не прощу...
– Ловлю на слове, – быстро сказал Меркулов. – Сейчас на базе всех этих материалов возбуждаем следственное дело, которым ты и займешься.
– Костя, ты же знаешь, у меня дел невпроворот, – запротестовал Турецкий.
– Ничего, – возразил Меркулов, подмигивая мне. – Гордеев вот будет фигурировать в качестве свидетеля, он многое расскажет. Так, Юра?
– Конечно, – согласился я.
– Доказательств выше крыши, – продолжил Меркулов, – и большая часть касается преступной деятельности губернатора Шварца. Так что, Саша, немедленно приступай к делу.
Турецкий с деланной неохотой кивнул.
– Кстати, а где Женя? – поинтересовался я.
Меркулов кивнул на дверь в углу:
– Я отправил ее отдохнуть немного. Ты это, Юра, сообщи ей потактичнее о смерти мужа.
