7
– Мне никто не звонил?
– Ребята какие-то звонили.
– А девушка? Оксана не звонила?
– Нет.
Андрей, не раздеваясь, направился обратно к двери.
– Хоть бы поел! – крикнула ему вслед мать.
Сын в ответ хлопнул дверью.
...Ксюша как в воду канула.
– Второй день домой не приходит, – не слишком обеспокоенная отсутствием дочери рассказывала Андрею ее мамаша. – Я и подружкам ее звонила. Говорят, что не видели Оксанку. Не знаю, где она. Сам ищи, если хочешь.
Андрей вышел на улицу.
Плюнуть бы на все! Кто она такая? По какому праву держит его за горло, не дает вздохнуть? С кем она сейчас? Где?
Убить бы ее, кажется, может, тогда бы легче стало, забыл бы...
Андрей отправился в «Планету». Долго сновал среди танцующих, высматривая знакомые белокурые волосы, тонкие ручонки, ноги на высоких каблуках. Спрашивал у всех знакомых:
– Ксюха была сегодня? Ксюху не видели?
Наконец решил порасспрашивать охранников. Может, видели ее, когда, с кем?
Долго никто ничего не хотел вспомнить.
– Была у нас пару дней назад, – с неохотой признался один, отведя Андрея в сторонку. – Ее чеченцы увезли.
– Как – увезли?
– Затолкали в машину и увезли. Здесь, прямо на ступеньках.
Обалдевший Андрей ничего не мог понять. Почему?
Он пошел к бару и попросил водки.
– Мы крепкие спиртные напитки не продаем, – протараторила девчонка за стойкой.
«Новенькая», – автоматически подумал Андрей. Попросил:
– Позови Ватсона.
Вышел из подсобки Ватсон – тип лет тридцати, заработавший прозвище за пышные рыжие усы. Увидев Андрея, широко улыбнулся и протянул через стойку руку.
– Здорово! Давно к нам не заходишь.
– Некогда, – пожимая руку, извинился Андрей. – Ты мне стопку не нарисуешь? А то ваша девица отказывается.
– Своим людям всегда пожалуйста!
Ватсон из-под стойки извлек полную рюмку, положил перед Андреем красную салфетку, на нее водрузил рюмку и не расплескал ни грамма.
– Красиво работаешь, – оценил Папутин.
Однако и водка не прояснила полный кавардак в голове.
Зачем Ксюха чеченцам? Она-то им что сделала?
Потом вдруг вспомнились намеки Василия: как Али-хан узнал, что это его шофер замесил Ахмета?
Андрею вдруг стало жарко. Он вспомнил, как в ярости тыкал Ахмета мордой в землю и рычал, чтобы тот отлип от Ксюхи.
«Придурок! Что ж ты наделал-то, придурок?»
Ахмет сказал своим, что его замесил незнакомый тип за девчонку. Нашли девчонку. Ксюха раскололась и сказала им про Андрея. Вот как Али-хан узнал, что его сына покалечил шофер Расторгуевых...
Андрей взялся за голову.
Что ж теперь? Где Ксюха? Что они могли с ней сделать?...
Нет, об этом лучше пока не думать.
Как ее найти? Где она? Раз не появилась, значит, чеченцы еще держат ее у себя. Если только... если только не выбросили ее труп на каком-нибудь пустыре за городскими новостройками.
И все-таки оставалась крошечная надежда, что Ксюша еще жива.
Разбуженный звонком охраны, Василий Расторгуев не мог ничего понять спросонья. Наконец пришел в себя, сориентировался.
– Кто приехал? А... Ладно, впустите, – разрешил он, зевая в трубку.
Охрана доложила, что явился Андрей Папутин – его личный шофер.
И что это ему в такую рань понадобилось?
Василий вылез из постели, накинул стеганый шелковый халат, сунул ноги в меховые комнатные туфли. Потянулся, глядя в окно на заснеженный пейзаж.
Со стороны ворот к дому медленно подъехал джип Андрея.
В ожидании, когда шофер поднимется наверх, Василий прополоскал коньяком рот и протер зубы долькой лимона. Освежился, плеснув из флакона в ладонь туалетную воду, и промокнул лицо.
Затем позвонил на кухню и попросил приготовить две чашки кофе.
У себя в доме Василий Расторгуев любил и умел быть барином с аристократическими замашками. В силу особенностей своего характера он поклонялся всему роскошному, породистому, красивому.
Когда шофер вошел, Василий первым делом обратил внимание на его ноги. Чтобы не наследить на паркетных полах, Андрей оставил ботинки внизу и поднялся в спальню шефа в одних носках.
«Мальчишка – полный ноль, ничтожество, кузнечик, – думал, глядя на него, Расторгуев. – А до чего хорош! Фотомодель... Эти его суровые скулы, вечный прищур, одна бровь выше другой. Мелкие веснушки на носу... А руки! Мне нравятся даже его грязные, обгрызенные ногти и пальцы в заусеницах. Стопроцентный мужик: грязный, пьяный, вонючий и сексапильный...»
– Извините, что беспокою вас так рано, – переступая порог комнаты, начал Андрей. – Но у меня неожиданно случилась беда.
Он тяжело вздохнул.
«Наверное, что-то с родителями, – решил Расторгуев. – Кто-то заболел или умер. Надо дать денег».
– Проходи, садись, – проявляя озабоченность, пригласил он шофера. – Что случилось? Я понял, что беда, раз ты неожиданно заявился. Ну говори, что?...
Андрей заставил себя посмотреть в глаза Расторгуеву.
– Люди Али-хана захватили мою девчонку. Я прошу вас помочь.
Василий не ожидал услышать такое. Он на мгновение даже растерялся.
– А чем я могу помочь? – развел он руками.
Андрей закусил губы. Лицо его побледнело.
– Вы же знаете Али-хана, – пробормотал он. – Вы могли бы с ним договориться. Я же обещал, что замочу журналиста.
– Постой, постой... При чем тут это? Ты выкупаешь у Али-хана собственную задницу взамен на жизнь журналиста. Это все. Больше Али-хан тебе ничего не должен.
– Они захватили мою девушку после того, как я побил Ахмета.
– Так это из-за нее?... – приподнял брови Расторгуев.
– Да. Ахмет сажал ее на иглу. Он продавал ей наркотики. Мне пришлось вмешаться.
– Так, так, – насмешливо протянул Расторгуев, слегка разочарованный признаниями своего шофера.
«Ах ты, дурак! А у меня на тебя были такие планы!.. – думал он, изучая физиономию Андрея. – Кого ты пытаешься разжалобить, мальчик?»
Андрей кожей почувствовал, что между ним и шефом пробежал холодок. Когда он ехал сюда, по дороге мысленно проговаривал будущую беседу с Василием и надеялся, что тот его поймет и поддержит. Ведь он так хорошо к Андрею относился! И вдруг...
– Послушай, ты сам соображаешь, кого и о чем просишь? – оборвал разговор на полуслове Расторгуев. – Ты приперся ко мне домой в шесть утра, разбудил меня, поднял из постели... Ради чего, спрашиваю? Какую такую спешную новость ты собирался мне сообщить? Что на меня готовится покушение? Что мой дом заминирован? Что мой брат повесился? Что?!
В его голосе слышался металл.
Андрей молча таращил глаза на шефа, ничего не понимая.
– Оказывается, мой шофер, которого я вчера спас от заслуженной смерти, предлагает мне сегодня переругаться с партнерами по бизнесу, под самим собой сук срубить. И ради кого? Ради какой-то шалавы, наркоманки, дуры набитой, которая сама же его сдала! Ты хоть понимаешь, что она тебя сдала? Ты бы уже сегодня обживал новую квартиру два метра на полтора, если бы я за тебя не вступился. Когда она тебя сдавала, о чем думали ее куриные мозги? О новой дозе. Не о том, что чеченцы тебя замочат, а о том, как получить порцию дури и отрубиться. Честно говоря, я думал, что ты умнее. Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Твоя девчонка сама нарвалась на то, что ее давно ожидало, более того, она едва не утянула за собой на тот свет тебя за компанию, я еле-еле уговорил Али-хана... Между прочим, ты свою часть договора еще не выполнил, журналиста не замочил. Ты понимаешь, что живешь в долг? Что через неделю, точнее, уже через шесть дней тебя замочат, как щенка, если ты... И вместо того чтобы о деле думать, ты мечешься, как ошпаренный, ради какой-то дуры?
Василий замолчал.
Андрей тоже не проронил в ответ ни слова. Опустив глаза, внимательно изучал виньетки наборного паркета.
– Ты все понял? – первым нарушил паузу Расторгуев.
Он не любил недомолвок.
Андрей пожал плечами, не поднимая глаз.
– Не слышу. Ты меня понял?
– Да, – сказал Андрей, исподлобья глядя на Василия.
– И больше никаких разговоров на эту тему?...
– Да, – подтвердил Андрей и примирительно улыбнулся.
– Очень хорошо. Я знал, что мы договоримся, – внимательным взглядом изучая физиономию своего шофера, Василий пытался обнаружить следы затаенной обиды, злости, но глаза Андрея были чисты, как у младенца.
На всякий случай Василий не отпустил Андрея сразу же, а оставил у себя. После завтрака он отправил Андрея во двор упражняться в стрельбе из «аграна» под наблюдением телохранителя.
«День начался слишком рано, но это даже хорошо – думал Расторгуев. – На повестке дня стоит вопрос о Шварце... Ну что ж! Займусь им сегодня же...»
У него со вчерашнего дня зрел в голове довольно простой и изящный план.
Для окончательной проработки деталей Василий вызвал на совет брата.
Кирилл явился в своем обычном виде – небритый, с опухшим лицом, в расстегнутой до пупка мятой рубашке. Развалился в кресле, по-турецки поджав под себя ноги, и немедленно потянулся за стаканом.
– Голова трещит, – оправдался он. – Надо принять для здоровья.
Третьим на совет был вызван личный телохранитель Кирилла. Когда-то он сам входил в банду центровых, но потом испортил отношения со своими и переметнулся на сторону противника. И хотя Василий верил в поговорку «предавший однажды предаст и дважды», телохранитель брата считался человеком надежным и был незаменим, когда заходила речь о сборе информации о конкурирующей группировке.
Василий вкратце изложил свой план. Он был прост: запугать Шварца, устроив на него якобы неудачное покушение, причем так, чтобы следы явных заказчиков уводили в сторону центровых. Шварц подумает, что бывшие партнеры по бизнесу решили с ним расправиться, и тогда с ним легче будет договориться о сотрудничестве.
И Кирилл, и бывший центровой план оценили положительно. Заминка была только в деталях: как устроить покушение, чтобы Шварц понял, с какой стороны на него давят.
– У центровых фирменный знак – взрывное устройство под машину, – сказал телохранитель Кирилла. – Это сложно. Если только имитировать подрыв, то надо ювелирно рассчитать, как заложить взрывчатку, сколько.
– А может, обойтись без взрыва? – предложил младший Расторгуев. – Заложить мину, но чтобы ее вовремя нашли и обезвредили?
– Нет, взрыв желателен, – подумав, возразил Василий.
– В принципе можно рассчитать так, что и бабахнет по полной программе, и машину хорошенько разнесет, а на человеке ни царапины, – сказал бывший центровой.
– У тебя есть такой специалист?
– Есть парочка на примете. Один точно есть. Сделает в лучшем виде, гарантировано. Бывший подрывник, спец!
– Хорошо, подходит. – Василий убрал подальше от брата хрустальный графин с коньяком.
Кирилл озлобленно крутнулся в кресле.
– Договаривайся со своим спецом.
– Какая у Шварца машина?
– Служебная «ауди» и личный джип.
– Под какую закладывать?
– Давай пока под обе, чтоб наверняка, – решил Василий. – Потом по ходу действия выберем, на какую поставить. Может, даже придется на обе ставить, одну взорвем, а другую пусть Шварц разминирует.
Представив себе смешную картину: губернатор ползает на коленках вокруг своей машины, заглядывает под днище и видит торчащий металлический цилиндр и проводки, – Кирилл захохотал.
Ксюша пришла в себя от холода. Открыла глаза и не поняла, что с ней и где она. Потом вспомнила и в ужасе заметалась по подвалу, натыкаясь на стены.
Но чем больше времени проходило, тем сильнее холода, сильнее жажды, сильнее страха ее начинал мучить наркотический голод. Ксюша кусала себя за руки, выла, плакала, умоляла, билась всем телом в дверь подвала, кричала.
Так плохо ей никогда еще не было. Она представить не могла, что человек может переносить такую боль и не умереть от разрыва сердца, не сойти с ума.
Когда дверь подвала наконец открылась и в светлом дверном проеме возникли фигуры людей, Ксюша поползла к ним на четвереньках, как побитая собака.
Ее тело задрожало мелкой дрожью, глаза загорелись, когда она увидела в руках одного из мужчин одноразовый шприц, наполненный жидкостью. Мужчины смеялись, говорили на своем языке и дразнили ее, помахивая шприцем в воздухе.
Наконец это им надоело. Грязный шприц упал на пол рядом с Ксюшей. Девушка схватила его, отбежала в угол подвала и торопливо, страшась, что желанную дозу могут в последний момент вырвать из рук, сделала себе инъекцию в вену.
Выходя утром из дому, Шварц торопился на встречу с Силаевым.
Накануне поздно вечером Силаев позвонил и сказал, что возникла необходимость срочно встретиться и переговорить с глазу на глаз, потому что всплыла новая информация, которая касается лично губернатора. Более подробно обрисовать картину он отказался, сославшись на «нетелефонные обстоятельства».
Заинтригованный Шварц остаток вечера и все утро обдумывал, что такого могло случиться, из-за чего Силаев назначил конспиративную встречу на территории «Енисея»?
В десять утра, как обычно, за Шварцем заехал шофер на служебной «ауди».
Губернатор спустился вниз, вышел из подъезда на залитую слепящим солнцем улицу. Машина стояла перед подъездом, всеми своими стеклами и никелированными деталями отражая солнечные зайчики.
Специальной охраны Шварц с собой на встречу с Силаевым не брал. Роль телохранителя выполнял шофер, сотрудник частного охранного холдинга. Забравшись на заднее сиденье машины, Шварц разложил на коленях газеты, решив почитать по дороге, о чем пишет городская пресса. Шофер сел за руль, завел двигатель...
В следующее мгновение раздался взрыв.
Шварц услышал оглушительный хлопок, словно прямо у него над ухом взорвали новогоднюю петарду, и сразу же салон автомобиля заволокло едким удушающим дымом, в котором плавали желтые языки пламени. Кашляя и задыхаясь, Шварц смог распахнуть дверцу со своей стороны и совершенно не по-губернаторски вывалился из машины и покатился по грязному снегу, прикрывая обеими руками драгоценную голову и стараясь откатиться как можно дальше от опасного места. Потом, полежав немного и не услышав ни нового взрыва, ни стрельбы, Шварц приоткрыл глаза, увидел метрах в десяти пылающий остов автомобиля и по-пластунски пополз к подъезду, даже не задумавшись о судьбе своего водителя...
Приведя в действие взрывное устройство и полюбовавшись делом рук своих, сидевшие в «жигуленке» у соседнего с губернаторским дома телохранитель Кирилла Расторгуева и спец-подрывник видели, как живой-здоровехонький губернатор уполз в подъезд.
– Наложил полные штаны, – сообщил изготовивший адскую машинку спец.
Из соседних домов выбегали встревоженные жильцы, высовывались в окна любопытные. Кто-то уже оказывал легкораненому шоферу Шварца первую помощь.
– Ну что, поехали? – предложил подрывник.
– Поехали, пока менты не набежали, – согласился телохранитель младшего Расторгуева.
Неприметный «жигуленок» вырулил со двора, выехал на улицу и скрылся из виду.
Белый как полотно Шварц лежал дома в своем кабинете на диване.
При одном воспоминании о сегодняшнем покушении его зубы отбивали мелкую чечетку.
Домашние ходили на цыпочках. Телефон разрывался от звонков. То и дело заглядывали новые милицейские чины, расспрашивали, уточняли, записывали показания.
Личная медсестра закончила измерять губернатору давление, сняла с его руки манжету.
– Ничего страшного. Давление немного повышено, но в пределах нормы...
– Как это – ничего страшного? У меня предынфарктное состояние! – даже сел от возмущения губернатор. – У меня сердце выскакивает... Ох! В глазах темно.
Он снова лег и сложил руки на животе.
– Если так, можно поехать в больницу, сделать кардиограмму, – посоветовала медсестра.
– Ох! – простонал в ответ губернатор, закатывая глаза. – Никуда я не поеду. Дайте спокойно умереть дома. Кто там еще? – поморщился он, услышав за дверью возню и приглушенный спор.
Медсестра вышла и вернулась через мгновение.
– Приехал генерал Киреев, – шепотом сообщила она. – Хочет, чтобы вы его приняли.
В голове Шварца с космической скоростью завертелись колесики мыслительного аппарата.
«Взрыв... Киреев... ГУВД... Центровые... Кредиты... Финансирование фондов... Счета в немецком банке... Дом под Мюнхеном...»
Из этих обрывочных, совершенно не взаимосвязанных друг с другом слов Шварц моментально сложил настолько очевидную картинку, что под впечатлением от нее губернатор покрылся холодным потом, а сердце в самом деле застучало с перебоями.
«Змея подколодная, – подумал он о руководителе РУБОПа генерале Кирееве. – Не добили, так пришел руки умыть, сочувствие выразить, отмазаться!»
Не принять?
Это вызовет панику.
Принять?
...Шварц встретил генерала в позе больной примадонны, принимающей в своем будуаре горячего поклонника.
Киреев сел на предложенный стул. Выразил уверенность, что мерзавцы в самое ближайшее время будут пойманы и наказаны. Спросил о самочувствии.
«Ах ты, змея, змея, – косясь на него, думал Шварц. – Мало я вам потворствовал? Мало вы от меня поимели? Сколько я глаза закрывал на все ваши грязные склоки? Неблагодарная сволочь, сдать меня решил своим отморозкам?...»
И от искренней обиды и злобы лицо его судорожно подергивалось.
Генерал Киреев вышел от Шварца обеспокоенным.
По реакции губернатора он почувствовал, что Шварц подозревает в покушении на свою жизнь кого-то из авторитетов центровых.
«Свинья трусливая! – думал генерал. – Если бы хотели тебя взорвать, то будь спок! Взорвали бы, да так, что тебя бы потом в кастрюлю собирали...»
Но потолковать со своими было о чем. Генерал позвонил из машины на сотовый смотрящему центровых, опытному вору в законе Севе Маленькому.
Маленьким Севу прозвали за то, что в своем время, когда он короновался, он числился самым молодым вором в законе на территории Советского Союза. Теперь Сева постарел, заматерел, но по старым воровским традициям ездил на скромной «девятке», одевался неброско, а оружия самолично в руки никогда не брал.
– Сева? Это я. Уже слышал?
– Про покушение? Слухом земля полнится.
– Говорят, что ветер в вашу сторону дует?
– Ты же меня знаешь. Мои ребята не ошибаются.
– Это я знаю. Но ведь кто-то капнул.
– Капнул, точно. Обмозговать бы это дело.
– Я потому и звоню. Разговор есть.
– Забито. Где встречаемся?
Они договорились встретиться через час на пустыре новостройки, на окраине города.
Генерал заехал домой, переоделся в цивильное и поехал на встречу с Севой на личной машине, без шофера и охраны.
Через несколько минут рядом с его машиной притормозила красная «девятка». За рулем сидел Сева Маленький. Вышли, подняли капот у «девятки» и с видом случайно встретившихся автолюбителей склонились голова к голове над мотором.
Киреев изложил свои впечатления от аудиенции у Шварца.
– Кто-то нас хочет поссорить, это точно, – согласился Сева. – Неужели Расторгуевы решили выползти из своей норы?
– Ты же говорил, что у тебя свой человек в Севмаше?
Сева задумчиво кивнул.
– В том-то все и дело. Человек мой молчит. Или я ошибаюсь и это не Расторгуевых рук дело... Или мой человек, гаденыш, перебежать на другую сторону решил.
– А такое возможно?
– Все в этой жизни возможно, – философски ответил вор в законе.
Киреев и Сева Маленький посовещались еще немного и разъехались, договорившись держать друг друга в курсе на случай всяких непредвиденных ситуаций.
Андрей чувствовал, что после утреннего разговора с Василием Расторгуевым его положение в банде пошатнулось. Он еще не мог понять, как и почему это произошло, но инстинктом, помогающим выжить, предвидел дальнейшее развитие событий.
Убийство журналиста не реабилитирует его в глазах Василия, а только намертво привяжет к банде, причем уже не на роли личного шофера и любимчика шефа, а на грязной и неблагодарной роли убийцы, чистильщика, на которого сваливают разгребать дерьмо... Он видел, как за пару лет такие люди в банде превращались из вполне вменяемых в страшных неконтролируемых отморозков, которых боялись сами бандиты.
...Постучав в дверь кабинета, Андрей вошел, остановился у порога и откашлялся.
Василий и другие, сидевшие в кабинете спиной к Андрею, обернулись в его сторону.
– Может быть, я домой поеду? – глядя на старшего Расторгуева, спросил Андрей. – Поздно уже.
– Останешься здесь на ночь, – приказным тоном бросил Василий и отвернулся.
Андрей вышел из кабинета.
Дело принимало плохой оборот, раз его не хотели отпускать в город – значит, не доверяли.
Телохранитель Василия вышел следом за Андреем, молча кивнул, мол, иди за мной. Он отвел Андрея в «казарму» – так севмашевцы называли между собой большую комнату в полуподвале. Там могло разместиться в случае необходимости человек десять. Василий отправлял ночевать в «казарму» рядовых боевиков, оставшихся в силу обстоятельств у него в доме на пару дней, но недостойных того, чтобы их впустили в «барские покои» наверху.
Андрей сел на кровать, огляделся по сторонам. С неоштукатуренной кирпичной стены на него смотрели, улыбаясь, загорелые голые девушки на плакатах.
– Завтра пойдешь работать, – снова появляясь на пороге «казармы», предупредил его телохранитель Василия. – Ложись и спи пока.
– В могиле отосплюсь, – буркнул в ответ Андрей.
Телохранитель хмыкнул, выключил в «казарме» свет и запер дверь.
Андрей остался в полной темноте.
Завтра он должен будет хладнокровно застрелить человека. Скорее всего, Василий не отправит его на дело в одиночку – пошлет с нем наблюдателя, телохранителя или еще кого-то из приближенных.
А что потом?...
Андрей сидел и думал. Потом на пару часов уснул.
...На следующий день, как он и подозревал, телохранитель Василия не отходил от него ни на шаг.
– Вместе поедем. Подстрахую тебя, если что, – сообщил он, когда они обедали на кухне.
– Это кто сказал? – прикинулся шлангом Андрей.
– Кто-кто... Батян, конечно. А то у тебя в последний момент рука дрогнет, не добьешь, а у нас потом проблемы с чеченцами.
– Ни хера у меня не дрогнет!
– Ладно! Крутой только на словах.
– Сегодня и увидим.
– Во-во, увидим, – подтвердил телохранитель.
Выехали часов в восемь вечера. Половина городских фонарей не горела, поэтому редкие автомобили двигались с зажженными фарами. На деревьях лежал толстый слой инея. Ветра не было вовсе, словно все в природе застыло.
За рулем красной «девятки» сидел незнакомый Андрею смуглый парень, похожий на чеченца. За ним, на пассажирском сиденье, сидели, отодвинувшись друг от друга и глядя в разные стороны, Андрей и телохранитель Василия. По пути молчали. Только когда подъехали к городу, Андрей поинтересовался:
– Куда? Домой к нему или на работу?
– Домой, – ответил телохранитель.
Андрей кивнул. Он понял, что ход операции давно и без него спланирован. Он должен только нажать курок. Войти в подъезд, нажать на курок, сделать еще один контрольный выстрел в голову, бросить на труп оружие и выбежать из подъезда... Просто!
Без пятнадцати девять вечера.
– Готовься, – предупредил телохранитель.
Они сидели в машине во дворе высотного многоподъездного дома, между рядами гаражей-»ракушек». Андрей вытащил из-под сиденья сумку, достал из нее пристрелянный за пару дней «агран», проверил обойму, поставил на предохранитель, сунул пистолет за ремень брюк, под куртку.
– Вот он!
Темная, едва различимая фигура человека вошла в подъезд. Хлопнула дверь.
– Шестой подъезд. Код 18–36. Седьмой этаж. Можешь его у лифта подождать. Смотри не перепутай, Кутузов!
Андрей не улыбнулся шутке.
Он вышел из машины и неторопливо пошел к подъезду. Дыша ему в затылок, следом шел наблюдатель.
Андрей открыл кодовый замок подъезда, миновал тамбур, по пожарной лестнице поднялся на седьмой этаж. За ним, не отставая, легким пружинистым шагом следовал телохранитель Василия.
На седьмом этаже он поймал Андрея за рукав куртки:
– Стой здесь, я подам сигнал.
Андрей остался стоять на балконе возле пожарной лестницы, а телохранитель зашел через стеклянную дверь на площадку седьмого этажа и остановился рядом с лифтами. Матовая стеклянная дверь вела с площадки перед лифтами в общий для четырех квартир предбанник. Журналист жил в одной из этих квартир.
Телохранитель достал телефон. Набрал номер.
– Алло... Это Дмитрий?... Вы меня не знаете, но я хочу сообщить вам очень важную информацию... Да, не по телефону... Это касается высокопоставленных людей области... Лучше на улице. Жду вас за углом дома...
Удовлетворенно кивнув, телохранитель положил телефон в карман.
Журналист должен был появиться с минуты на минуту.
Андрей стоял на балконе и смотрел вниз с высоты седьмого этажа. Правая рука под курткой сжимала теплую рукоятку «аграна».
«Интересно, если с такой высоты упасть, сколько секунд будешь лететь? – думал он. – Почувствуешь что-то или нет, когда упадешь? Говорят, что боли не чувствуешь, когда умираешь. А я хотел на дельтаплане научиться летать... Боюсь я высоты или нет?... Правда, что кошки всегда на лапы падают? Почему?... Вот если бы человек так мог...»
Он сам не знал, зачем думает о всякой ерунде в такой момент, но голова работала сама собой, изобретая все новые вопросы.
– Эй! Прикурить не найдется? – окликнул его телохранитель, выглядывая с площадки.
Андрей так задумался, что сразу автоматически полез в карман за зажигалкой. Его остановил бешеный взгляд телохранителя. Андрей немного очнулся и ватными ногами, не чувствуя пола под собой, зашел с пожарной лестницы на площадку седьмого этажа. Перед дверью лифта он увидел мужскую фигуру в длиннополом зеленом пальто и кепке с ушами. Дверь лифта неожиданно раскрылась, но мужчина не успел шагнуть в кабину. Андрей выхватил «агран» и выпустил в зеленую спину очередь.
Во все стороны брызнули фонтанчики крови, растекаясь по обшивке кабины. Человек неловко взмахнул руками, попытался заслониться от пуль, но ноги его подкосились. Человек сполз по стене, уткнулся в кровавую лужу лицом и замер.
Выстрелов Андрей не услышал и не знал, так ли тихо работал «агран», или это у него самого заложило уши от волнения.
Телохранитель Василия выглянул из-за угла, потом подошел к телу. Журналист не подавал признаков жизни. Контрольного выстрела не понадобилось.
Андрей бросил рядом с телом ствол, развернулся и вышел обратно на пожарную лестницу.
Сбежали вниз, быстро через двор добрались до машины. Чеченец сразу тронулся с места.
Проехав три улицы, они свернули в арку сталинского дома. Во внутреннем дворе их поджидала другая машина. Все трое пересели в нее.
Как только выехали за город и миновали милицейский пост, всем стало ясно, что дело прошло успешно.
Телохранитель Василия заговорил громким голосом, описывая, как все произошло, словно он был главным действующим лицом этой истории. Остальные – водитель второй машины и чеченец, – слушая его, смеялись, галдели. Кто-то достал водку, пустил бутылку по кругу.
Андрей пил со всеми, но чувствовал, что о его участии в деле стараются не говорить, обходят его стороной, словно Андрея там и не было вовсе или же он случайно оказался рядом с событием.
Одно он понял точно – что судьба его еще не решилась окончательно.
...Вернувшись к себе, Сева Маленький приказал связаться и вызвать на стрелку человека центровых, подосланного в банду Расторгуевых для слежки. Человек этот пропустил (или не захотел поставить своих в известность) о готовящемся на Шварца липовом покушении.
Договорились встретиться в казино «Фортуна».
Сева на встречу приехал первым. Через полчаса подкатил и шпион.
Это был не кто иной, как личный телохранитель Кирилла Расторгуева, подготовивший и проведший липовое покушение на губернатора. Сева Маленький об этом ничего не знал.
– Здорово! Давно не виделись, – кивком приглашая шпиона сесть напротив, первым начал разговор Сева. – Взрыв на бульваре Энтузиастов – чья затея?
На бульваре Энтузиастов жил губернатор.
Шпион вытаращил глаза, удивленно ткнул себя пальцем в грудь, потом указал на Севу.
– Не наши? – изумился он. – А в Севмаше уверены, что это мы. Так точно не мы?
Сева покачал головой.
– Кто же тогда?
– Вот и я хотел бы знать, кто же это устроил?
Шпион, все еще изумленно покачивая головой, ощипывал виноградную гроздь и выдвигал различные предположения «в порядке бреда». Сева внимательно наблюдал за его поведением и думал: врет шпион или покушение на Шварца в самом деле подстроили не севмашевцы. В какой-то момент Сева совсем было уж решил, что шпиона стоит «пропустить через мясорубку» и послушать, как он тогда запоет... Но, подождав еще немного, он передумал – мало ли, вдруг показалось?
В банде Расторгуевых свой человек может еще понадобиться, а после «мясорубки» бывший центровой уже вряд ли встанет... Не выгодно так бросаться ценными людьми из-за единственного подозрения.
– Извини, Сева, мне надо бежать. Расторгуевы совсем оборзели, всех подозревают, если исчезнешь на полчаса, так уже начинаются вопросы-допросы, – посмотрев на часы, заявил шпион.
– Что ж, давай, Штирлиц! – Сева пожал своему человеку руку. – Помни, что ты наши глаза и уши, и не пропадай надолго.
– Есть!
Шпион ушел.
Сева набрал номер генерала Киреева:
– Что у тебя нового?
– Все старое. А у тебя? Со своим человеком говорил?
– Только что.
– Ну?
– Не они.
Генерал разочарованно крякнул:
– Что ж, будем копать дальше.
...Андрей ждал, когда о нем вспомнят, когда скажут, что он свободен и может ехать или, наоборот, должен пока оставаться в доме Расторгуевых...
Он сидел на койке в «казарме» и вслушивался в неясный шорох за стеной. Или это кровь шумит в голове?...
Непонятно. Все кругом темно и неясно.
Он вышел из «казармы», поднялся на первый этаж, или уровень, как говорили сами Расторгуевы. Заглянул на кухню. Там сидел Боксер со своим прихлебателем Шахом, телохранитель Василия и чеченец, с которым они сегодня утром ездили на дело. Все четверо играли в преферанс.
В углу на холодильнике работал телевизор.
Как Андрею ни хотелось первому задавать вопрос, но пришлось открыть рот:
– Что мне сейчас делать?
Вопрос повис в пространстве. Никто из игроков не ответил.
Андрей ушел из кухни.
Ключи от джипа у него временно конфисковали вместе с самой машиной.
Он вышел во двор через заднюю дверь, обошел вокруг дома. Никто за ним не следил вроде бы.
Андрей дошел до бани, свернул с расчищенной тропинки и, проваливаясь выше колена в снег, побрел к забору. Перемахнул через него, спрыгнул в такой же глубокий снег на той стороне. Никто его не остановил.
Добравшись на попутке до города, Андрей первым делом отправился домой к Оксане. Дверь ему открыла незнакомая женщина в черной косынке на голове.
– Здравствуйте, – похолодев внутри при виде этой траурной косынки, произнес Андрей. – Я друг Оксаны. Можно поговорить с ее матерью?
– Она в больнице, – ответила женщина, пропуская Андрея в прихожую.
Большое зеркало, висевшее на стене в прихожей, теперь было завешено темной тканью.
Андрей все понял, но еще цеплялся за последнюю возможность.
– У них кто-то умер?
Женщина посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Я только что приехал, – объяснил Андрей. – Только что вернулся в город.
Женщина заплакала.
– Оксаночку вчера похоронили.
Ни слова больше не говоря, Андрей вышел из квартиры.
Он шел по улице, не видя, куда идет. Шагал и шагал, не чувствуя ни холода, ни усталости, пока не попал в свой двор, и тогда только понял, что оказался дома.
– Ты где был? – встретила его мать. – Хоть бы позвонил... А машина где?
Андрей ничего не ответил.
– Ты, случайно, не разбил? – ахнула мать.
– Нет. Оставил на работе.
Мать, как и все остальные родственники, думала, что Андрей работает водителем на фирме. Сын всегда приезжал домой на машине. Сейчас, впервые увидев, как сын возвращается с работы домой пешком, мать заволновалась:
– Они тебя, случайно, не уволили, а? Сынок, что ж ты молчишь?
Андрей усмехнулся:
– Не уволят, не бойся.
Он кивнул матери и заперся в своей комнате.
Там все осталось так же, как в то утро, когда он поссорился с Ксюшей. На смятой постели он обнаружил забытую Ксюшей губную помаду. Наверное, вытряхнула из кармана, когда спала...
Андрей сел на пол. Рука сама потянулась к пульту телевизора. Он щелкал с канала на канал, но почему-то все местные каналы, кроме кабельных, транслировали дурацкую симфоническую музыку. Вдруг на канале АТН симфонический концерт прервался программой новостей.
– Вчера в нашем городе совершено очередное громкое заказное убийство, – глядя в камеру строгим взглядом, говорила красивая дикторша. – В подъезде своего дома был расстрелян наш коллега Дмитрий Бондарев. В связи с этим наш канал объявляет о прекращении трансляции всех своих программ.
На экране, на черном фоне, возник черно-белый портрет убитого журналиста с черной каймой и зазвучала та же прерванная симфоническая музыка.
Андрей быстро переключил телевизор, но по всем местным каналам вместо нормальных программ транслировали записи концертов или просто черный кадр, за которым звучала заунывная мелодия.
Андрей вышел на кухню. Родители пили чай и обсуждали сегодняшние новости.
– Это ж надо, – шепотом, чтобы не раздражать сына своими бабьими разговорами, сказала мать. – Журналиста и у нас убили.
– Как Листьева, – подтвердил отец.
– И за что? Такой симпатичный был молодой мужчина...
– Вам что, говорить больше не о чем? – заорал Андрей. – Вам-то до него какое дело? Что вы раскудахтались? Он вам что, родственник? Такой же... как и все!
Он обозвал покойного таким словом, что даже у отца, проработавшего жизнь на заводе, полезли глаза на лоб.
– Да ты как с родителями разговариваешь, щенок! – встал из-за стола Папутин-старший.
– Коля, не трогай его! – полезла защищать сына мать.
– Хорошего дебила воспитала! – плюнул отец. – Защищай больше. Он и тебя такими словами вспомянет! Тьфу!
– Лучше бы я не приходил!
Андрей схватил куртку, выскочил из квартиры, грохнув дверью.
Идти было некуда. Друзей у него, кроме как своих из Севмаша, не было. Да и видеть никого не хотелось.
Ночь стояла морозная. Снег скрипел под ногами, все небо было усыпано крупными звездами.
Андрей постоял немного, задрав голову и глядя в небо. Почему-то вспомнилась давно услышанная или прочитанная где-то байка, что японцы уходили философствовать в туалет, потому что у них туалет был без крыш, и, сидя, грубо говоря, на очке, они задирали чайники и любовались небом... Подумав об этом, Андрей усмехнулся.
Подняв воротник куртки и поглубже сунув руки в рукава, он пошел в сторону железнодорожного вокзала. Там и пересидел ночь на скамейке в зале ожидания.
Выходя на работу в первый раз после неудавшегося покушения, Шварц предпринял беспрецедентные меры предосторожности. Во-первых, никого не оповестил. Во-вторых, взял еще двух человек в личную охрану. В-третьих, приказал проверить машину до мельчайшего винтика, не запрятано ли еще где взрывное устройство?
– Доброе утро, Анатолий Францевич! – вытаращила на него глаза секретарша. – Мы вас сегодня не ждали. Как вы себя чувствуете?
– Звонки были? – ответил Шварц, быстро проходя через пустую приемную в свой кабинет.
– Да, были.
Секретарша выбежала из-за стола и с ежедневником в руках засеменила по пятам за губернатором, перечисляя, кто и по какому вопросу звонил в его отсутствие.
– А этому что понадобилось? – рявкнул Шварц, услышав в списке имя Василия Расторгуева.
– По вопросу о расширении акционерного общества «Севмаш», – глядя в ежедневник, повторила секретарша.
Шварц прошелся по кабинету, подозрительно приглядываясь к знакомому интерьеру. Осторожно заглянул в одно окно, в другое, в третье. Дернул за шнур и приспустил на окнах тяжелые драпировки. В кабинете стало темно. Секретарша без лишних просьб подошла к выключателю и включила верхние лампы дневного света.
– Когда звонил?
– Два раза. Вчера и сегодня.
– Номер оставил?
– Да.
– Соедини.
Секретарша кивнула и, оставив на столе папки с бумагами, двинулась к двери.
– Стоп! – остановил ее Шварц. – Это что? – спросил он, указывая на папки.
– Бумаги вам на подпись, Анатолий Францевич.
– Кто разрешил?
Впервые не уразумев суть вопроса начальника, секретарша запнулась и не нашлась что ответить.
– Кто разрешил оставить их у меня на столе? Забери, унеси. Сам попрошу, когда понадобятся.
Обиженно закусив губы, секретарша вернулась к столу, сгребла папки и вышла в приемную.
«Параноик!» – прошипела она со злостью, бросая папки на свой стол.
Шварц тем временем обошел еще раз кабинет.
– Без меня кто-нибудь заходил? – неожиданно появляясь в приемной, спросил он, пристально глядя на секретаршу.
– Без вас? Нет, никто.
– А следы на ковре под окном?
– Следы? А! Сантехник сегодня заходил, я вызывала. Батарея подтекала, вот я и решила...
– Кто тебе дал право?... – даже задохнулся от злости Шварц. – Дура безголовая! Кто дал право?... Никого! Не впускать никого без моего личного согласия, без моей личной подписи – ни одного человека!
Шварц раздраженно захлопнул дверь.
Обалдевшая секретарша переглянулась с охранниками, сидевшими под губернаторской дверью, и покрутила пальцем у виска.
Через минуту Шварц связался с ней по внутреннему телефону:
– Я же вас просил соединить меня с Расторгуевым!
– Не отвечает, Анатолий Францевич.
– Еще раз набери.
...Управленческий офис акционерного общества «Севмаш» Василий Расторгуев посещал не часто, уступая это поле битвы младшему – Кириллу. Но в тот день оба брата с утра приехали на работу. Туда же, в кабинет генерального директора АО «Севмаш», с самого утра прибыл и лидер партии «Процветающая Сибирь» Игорь Силаев.
Рядовые работники предприятия в глаза не видели своего начальства. Шорох, что «барин приехал», пронесся по цехам и кабинетам.
Шикарный кортеж автомобилей во дворе главного корпуса служил косвенным подтверждением этого необычного события.
Долго ждать звонка Василию не пришлось. Секретарша Шварца, называя Расторгуева по имени-отчеству, предупредила, что с ним будет говорить губернатор.
– Валяй, – ответил Василий и подмигнул брату. – Анатолий Францевич? Рад вас слышать!
Силаев усмехнулся и хлопнул Кирилла по руке: попался! За это время они сдружились.
– Я знаю, что у вас недавно был инцидент, – сказал Василий. – По поводу того, кто это устроил, у меня есть информация. Полезно вам будет ее узнать. Да, при личной встрече... Приезжайте. Конечно... Жду!
– «Инцидент»! – кривляясь, спародировал брата Кирилл, когда Василий положил трубку. – Откуда слов таких нахватался?
– Ну что? – поинтересовался Силаев. – Клюнул?
– Клюнул, – подтвердил Василий. – Сейчас прибудет.
– Тогда мне лучше пока исчезнуть.
Шварц прибыл на предприятие с большой помпой. Одной охраны – микроавтобус. За губернаторским лимузином подкатили машины телевизионщиков.
У ворот предприятия Шварца хлебом-солью встречала девица в душегрейке и кокошнике с эмблемой Севмаша. За ней стояли Василий и Кирилл Расторгуевы в окружении своих людей. Сцену приветствия засняли все телекамеры.
Затем губернатор долго ходил по цехам, пугая работников своим видом и необычностью самого своего появления на людях. По Севмашу тут же поползли страшные слухи, что Расторгуев и Шварц собираются продать завод немцам.
После официальной части телевизионщики уехали, а Василий пригласил губернатора на обед.
Столовая в управленческом корпусе соответствовала стандартам столичного ресторана.
– Заметьте, все наше, все сами производим в подсобных хозяйствах, – широким жестом обводя ломящийся от яств стол, заметил Василий. – Вот во что надо вкладывать инвестиции, а не в казино и стриптиз-бары.
Это был пробный шар в сторону центровых, давно и прочно подмявших под себя весь развлекательный бизнес в регионе.
Шварц в ответном слове пообещал пролить на головы Севмаша потоки манны небесной за «творческий подход к делу, за человечное отношение к простому труженику и громадный вклад в дело процветания края».
– Вы, Игорь Михайлович, – обратился Шварц к Силаеву, – вы, как лидер «Процветающей Сибири», должны были раньше меня узнать о таких замечательных людях, – сделал губернатор жест в сторону Расторгуевых, – не хозяйственниках, как теперь стало модно выражаться, а настоящих хозяевах... Хозяевах с большой буквы! И доложить мне, мол, Анатолий Францевич, есть такие люди!
Силаев, прибывший одним из последних, под занавес официальной церемонии, сидел справа от Шварца, скромно опустив глаза, и делал вид, что впервые видит и Василия, и Кирилла Расторгуевых, а про Севмаш узнал лишь сегодня и лично от губернатора.
После обеда Василий уединился со Шварцем в своем кабинете.
Сытый, немного пьяный и очень довольный приемом, Шварц развалился в кожаном кресле, задымил тонкой сигарой. Вид у него был расслабленный.
«Пора», – решил Расторгуев.
– Так как вы поступите с центровыми, Анатолий Францевич? – недолго думая, задал он прямой вопрос. – Ведь прижать пора гадов. Работать мешают, да и жить... Жить тоже не дают.
Шварц поерзал толстым задом в кресле и промолчал.
– Я от вас другого ответа жду, – тоже немного помолчав для приличия, вернулся к вопросу Василий.
Губернатор тяжело вздохнул.
– Так ведь за ними сила, – признался он.
– А у вас что, ее нет? Так вы только скажите, и мы поможем.
– О ваших возможностях я наслышан, – не удержался, поморщился Шварц. – Толку только?... За центровыми РУБОП, за РУБОПом – все змеиное кодло – ФСБ, кагэбэшники все бывшие и нынешние. Москва за ними стоит.
– Ну, на вашем месте я бы их не переоценивал. В Москве и у нас свои люди найдутся, и наши друзья стоят не ниже, чем у тех. Только ведь, Анатолий Францевич, дела не в Москве делаются, а здесь у нас, на месте. И конкретное решение нужно вам принимать тоже здесь на месте.
Физиономия Шварца изображала муку мученическую, переживаемую губернатором при одной мысли о том, что ему придется самостоятельно принять трудное решение.
– Нет, ну ведь все это как-то так... не очень... как-то не вовремя, – замямлил он, порываясь подняться и уйти от Василия подальше, под сень своих охранников и свиты, чтобы увильнуть от продолжения разговора.
Василий понял, что пора сменить тактику.
Он пнул губернатора в грудь, так что тот не удержался на ногах и плюхнулся обратно в кресло.
– Сядь, гнида, и слушай, – наставляя на побелевшего Шварца пистолет, произнес Василий. – Тебе мало одного взрыва? Хочешь, чтобы все, что от тебя останется, в литровой банке хоронили? Сегодня же прижмешь центровых к ногтю, пока тебя самого не прижали, андэстенд? Ты не на тех напал. Если мне понадобится через тебя перешагнуть, я перешагну не задумываясь. Если мне понадобится, я своего шофера губернатором сделаю, да так, что за него вся область единогласно проголосует, как за Брежнева, под бурные и продолжительные аплодисменты. Я с тобой тут торгуюсь, как с базарной бабой, только время зря теряю. Ты подумай лучше, что твою семью ждет, если ты завтра воспаришь на небеси? Думаешь, их баварский пивной заводик прокормит, и домик под Мюнхеном им достанется, и деньжата кой-какие в немецком банке, а?
От такой осведомленности Шварц побелел, как бумага.
– Думаешь, ты их обеспечил по гроб жизни и теперь можешь умереть с чистой совестью? – продолжал издеваться Расторгуев, помахивая перед носом губернатора пистолетом. – А вот ни фига! Испарятся и заграничные счета, и домик, и акции заводика, стоит мне захотеть и немного на эту тему поработать. Ты что хочешь, чтобы твоя дочь и внуки всю свою жизнь прожили у нас в Сибирске, в двухкомнатной хрущевке – единственной их недвижимости, если верить налоговой декларации? Внучат пожалей, пень старый. Ведь если от тебя ничего не останется, даже мокрого места, то им нич-чего не перепадет от большого и сладкого немецкого пирога.
Шварц издал горлом неопределенный звук.
– Что ты хочешь сказать, дедуля? Ты согласен принять мое предложение?
Шварц закрыл глаза и мотнул головой вперед, как осужденный перед плахой.
– Все говорят, что у меня есть дар убеждения, – усмехнулся Василий, любуясь своим отражением в зеркале. – Раз ты согласен, я возвращаюсь к первому вопросу... Видишь, мы с тобой пробежали круг и вернулись на исходную позицию. Так какой был первый вопрос?
– Что я собираюсь сделать с центровыми, – тупо повторил Шварц.
– О! Хорошая память для твоих лет. Так что с ними нужно сделать?
– Что? – эхом повторил губернатор, глядя на Василия.
– Готов во всем следовать моим советам? Похвальная мысль. Так вот, Анатолий Францевич, что вам следует предпринять в самое ближайшее время...
Расторгуев убрал пистолет в кобуру, подвешенную под левой полой широкого клетчатого пиджака. Шварц вздохнул и расслабился. Лицо его вернуло прежнюю розовощекость, на лбу и носу выступила испарина.
Когда через несколько минут в кабинет Василия заглянула губернаторская свита, никто не мог и подумать, что этот человек, сидящий напротив губернатора и оживленно обсуждающий вопросы бизнеса, только что держал Шварца на мушке.
Часов в пять утра, когда с вокзала в сторону пригорода начинали курсировать первые электрички, Андрей проснулся, словно от толчка, вскочил и оглядел полупустой темный зал ожидания, соображая, где он и с какой стороны ждать опасности.
В стороне, у открытого круглосуточно киоска, где торговали гамбургерами, пивом и сосисками в тесте, он увидел группу бритоголовых парней в одинаковых черных куртках – униформе центровых. Парни занимались обычным своим делом – шмонали сонных пассажиров, расталкивали бомжей и пинками выпроваживали вон, цеплялись к женщинам.
Андрей поднялся и пошел через зал к выходу, стараясь держаться как можно дальше от черных вражеских спин.
Его заметили и побежали следом, окружая и отрезая от выхода.
Подскочив к Андрею, главарь выпятил грудь колесом, по-петушиному наскакивая на врага. Андрей отступил на шаг, но сзади его поджимали обступившие стеной пацаны.
– Ты че тут делаешь, козел? – нагло ухмыльнулся главарь. – Тут наша зона.
Андрей попытался вырваться от них. Драться не хотелось, но центровые наглели. Это была уличная группировка бакланов лет по восемнадцать, которые чувствовали себя крутыми, когда им вдесятером удавалось подловить одного-двух чужаков на своей территории.
– Как поживает пидор Расторгуев? Ты, севмашевская жопа!
Андрея выволокли из здания вокзала и потащили за корпуса депо.
– Привяжем его к рельсам. Несчастный случай, и кирдык, без рук, без ног.
Пацаны заржали.
Андрей понял, что живым его решили не выпускать. Он вырвал руки и вытащил из-за пазухи пистолет.
– Стоять, малолетки.
Пацаны застыли с открытыми ртами, не сводя глаз с вороненого ствола.
– Ты! – Андрей толкнул ногой под коленку главаря. – Отведи меня к своему смотрящему. У меня к нему разговор.
– Отвали, – процедил тот сквозь зубы, не теряясь перед подчиненными. – Я своих не закладываю.
– Да ты мне нужен, как козе баян. Иди предупреди его, что я через полчаса буду в пельменной на углу. Разговор есть.
Главарь поднялся, стряхнул с коленок снежные комья. Делал он это демонстративно, чтобы снег летел в сторону Андрея.
Папутин спрятал пистолет в карман. Подозрительно оглядываясь на него, пацаны посеменили друг за дружкой, перешагивая через рельсы, и растворились в темноте. Андрей постоял, вдыхая морозный воздух. Губами поймал пару снежинок, медленно падавших с черного бездонного неба.
Позади просигналил электровоз, осветил Андрея ярким прожектором.
Андрей сошел с путей. Электровоз пролетел мимо, обдавая его ледяной пылью и запахом жженой резины.
Через полчаса Андрей стоял за столиком в подвальчике привокзальной пельменной. Кроме него в этот ранний час – в половине шестого утра – в пельменной никого не было. Отпустив клиенту двойную порцию с уксусом и маслом, сонная кассирша исчезла в недрах кухни, откуда доносился грохот гигантских кастрюль и женские голоса.
Кто-то взбежал по ступенькам пельменной и вошел в обеденный зал. Андрей не оглянулся. Стоял и спокойно уминал пельмень за пельменем.
Человек остановился у него за спиной. Андрей чувствовал взгляд, сверлящий затылок, но не оглянулся.
– Ну? – услышал он наконец мужской голос.
Центровой стал напротив. Андрей поднял глаза и осмотрел фигуру в черной кожанке с цигейковым воротником. Центровой шмыгнул красным от мороза носом.
– Ну? – повторил он. – Ты хотел поговорить?
– Хохла знаешь? – спросил Андрей.
Центровой неопределенно повел головой.
– Скажи Хохлу, что шофер Расторгуева хочет с ним потолковать о деле. Я сам его найду. Ты только передай. Сегодня же. Скажи, что я зайду в одиннадцать в бильярдную в парке.
Сказав это, Андрей отодвинул пустую тарелку и направился к выходу.
Центровой проводил его удивленным взглядом.
– Э, постой! – окликнул он. – Я че-то не врубаюсь. Ты кто?
Папутин остановился. Оглянулся.
– Я же сказал. Шофер Расторгуевых. Передай Хохлу, что сегодня в одиннадцать в бильярдной я его жду.
На следующий день Кирилл проснулся, как обычно, часов в двенадцать. Чуть повалялся в постели, прислушиваясь к отдаленным разговорам (звукоизоляция в доме, несмотря на большие деньги, которые затратили братья на ремонт, оставляла желать много лучшего), которые вели охранники. Разговоры разнообразием не отличались – все больше о бабах, машинах, выпивке... Правда, особенности профессии давали о себе знать – неторопливые беседы охранников время от времени переходили на марки оружия, преимущества «макарова» перед «тэтэшником» и особенности разных видов оружейных масел. Мягкое клацанье металлических деталей, служившее своеобразным фоном для разговора, свидетельствовало о том, что охранники, не теряя времени, приводили в порядок собственные «макаровы», «тэтэшники» и даже «калаши».
Кирилл почесал поросшую редкими рыжими волосами грудь, потянулся и резким движением откинул одеяло. Потом неторопливо встал с кровати, потянулся, накинул халат и проследовал в ванную.
Здесь его ждал неприятный сюрприз. Разумеется, неприятный для самого Кирилла. И никак не для его брата.
Сюрприз представлял собой симпатичного ангелоподобного юношу с длинными волосами, томным взором светлых глаз, белоснежной кожей и узкими плечами. Юноша лежал в мраморной ванне, заполненной зеленоватой водой с сильным запахом хвои.
Когда заспанный Кирилл ввалился в ванную, юноша даже не попытался прикрыться, а, наоборот, раскинул руки, приняв изящную позу.
– Ты кто? – спросил Кирилл, хотя можно было бы этого не делать. И так ясно, что перед ним один из мальчиков его братца.
– Я – Рудольф, – с характерными интонациями ответствовал мальчик, водя ногой по мрамору.
Если честно, Кирилла давно доставала непонятная и необъяснимая страсть Василия к мужчинам. Он прекрасно помнил тот день, десять лет назад... нет, пожалуй, это было раньше, лет двенадцать или даже больше, когда ночью вдруг проснулся от непонятных прикосновений. Дело было так: как-то раз ночью Кирилл проснулся от странного ощущения. Открыв глаза, он убедился, что ему не приснилось, – Василий, лежа рядом, нежно гладил его ногу!
– Ты чего?! – протирая глаза, спросил Кирилл.
Василий посмотрел на него каким-то странным взглядом и, ни слова не говоря, ушел на свой диван.
Это повторялось несколько раз – Кирилл, открыв глаза, с крайним изумлением обнаруживал, что по его телу шарит не кто иной, как родной брат Василий. Это было еще более удивительно потому, что старший брат всегда служил примером для непутевого Кирилла – он и в школе учился гораздо лучше, и не хулиганил, и родители всегда были им довольны. Для Кирилла всегда было загадкой, чем это таким особенным занимается старший брат, пока все остальные гоняют в футбол, курят по подворотням или по достижении определенного возраста зажимают девчонок в дискотеках. Ну там уроки сделает, ну книжки почитает... А потом? Кроме того, Василий всегда чурался девчонок, причем не так, как все остальные пацаны – из смущения, а как-то по-другому. Создавалось впечатление, что для него они вообще не существовали. Как класс не существовали. Он просто не обращал внимания на противоположный пол.
А на свой – обращал. И еще как обращал. Кириллу однажды довелось с этим столкнуться.
Он не верил до последнего, до того самого дня, когда рассеялись последние сомнения. Кирилл до сих пор не мог забыть этот случай, и стыд за брата многие годы не давал ему покоя. Ну как же поверить, что твой родной братец просто-напросто «петух»? Да если бы кто-то из его дружков, да что там дружков, даже старший брат Михаил, который уже почти был вхож в самые высокие круги Сибирска, хоть чуть-чуть заподозрил, произошла бы катастрофа. Тогда прощай спокойная жизнь Кирилла. Засмеют, задразнят, никто руки не подаст, девчонки отворачиваться станут. Ну а Миша с его крутым нравом просто-напросто набьет морды обоим – одному за сексуальные наклонности, а другому за недоносительство...
Это было уже после окончания школы, когда Кирилл поступил в местный университет, а Василий уже его закончил и два года вместе с Михаилом занимался бизнесом. Все оказалось до банальности просто – сорвавшись с лекции и придя домой, Кирилл отпер дверь своим ключом и сразу направился в их общую с братом комнату, откуда доносилась тихая музыка. Открыл дверь и обмер – на диване сидел голый субтильный парнишка, а его брат Василий стоял перед ним на коленях, уткнув лицо парню между ног! Надо сказать, Кирилл в этот момент дожевывал пирожок с повидлом, купленный по дороге домой, так его стошнило прямо на ковер.
– Вы что?! – просипел он, кое-как вытирая рот и с ужасом наблюдая, как Василий, совершенно спокойно встав и неторопливо натянув трусы, подходит к столу, наливает стакан пепси и начинает пить.
«Надо будет запомнить этот стакан, чтобы случайно не взять...» – автоматически пронеслась в голове Кирилла мысль.
Парнишка, быстро одевшись и пошептавшись с Василием в прихожей, ушел. Кирилл же сел на диван, стараясь быть подальше от места, где только что его брат... Ох, лучше об этом даже не вспоминать...
– Ну что, брат, – вошел в комнату Василий, – ты все видел, но я думаю, ты никому не скажешь. Это в твоих же интересах.
Кирилл только кивнул. И на следующий день переехал жить к приятелю, объяснив родителям, что так ближе добираться до секции дзюдо.
Впрочем, скоро и сам Василий переехал из родительского дома. Он занялся серьезным бизнесом, среди его знакомых и даже близких друзей появились крупные криминальные авторитеты города. А через пару лет его самого начали считать авторитетом. И теперь никому бы в голову не пришло называть его пристрастия (о которых, разумеется, слухи распространились) постыдным недостатком. К этому стали относиться как к причуде богатого и влиятельного человека. В конце концов и Кирилл тоже с этим почти смирился, хотя по-прежнему старался использовать отдельную от старшего брата посуду. Но в последнее время Василий вообще перестал скрывать свою страсть к мужчинам. И волоокие мальчики с белой кожей и изящными пальцами стали попадаться в их доме куда чаще, чем раньше. Это Кириллу не нравилось, но что он мог сделать? Переезжать от брата ему не хотелось, поскольку Василий не раз вытаскивал его из самых неприятных историй. Приходилось терпеть.
И вот теперь, увидев очередного гомика в ванной, Кирилл расстроился. В основном из-за того, что теперь ему будет противно принимать душ, пожалуй, до тех пор, пока ванну не вымоют с хлоркой. Но женщина-уборщица приходила два раза в неделю, и последний раз это было вчера. Конечно, можно дать задание кому-то из ребят-телохранителей, но Кирилл не хотел, чтобы они догадались об истинной причине его брезгливости. Ну можно еще самому взять чистящий порошок и вычистить ванну после этого педрильного мальчика. Нет, ну это вообще умора – один из самых значимых персон города, а то и области моет ванну за голубым, которого небось каждый вечер можно снять за пятьдесят долларов у памятника рабочим Севмаша, погибшим на войне, возле которого собиралась голубая тусовка.
Пока Кирилл размышлял, гомик и не думал выбираться из ванны. Он глядел на Кирилла дерзко и развратно, как бы приглашая его погрузиться рядом с ним в теплую воду. Еще и улыбался.
– А ну вылезай, пидор! – воскликнул Кирилл.
– Ну-у... – сложил губы сердечком Рудольф, – Васенька разрешил мне понежиться в ванне.
Кирилл вдруг разозлился не на шутку. Он подскочил к ванне, ни слова не говоря, схватил гомика за волосы и выволок из воды.
– А-а-а, – закричал тот, упираясь, – не надо за волосы!
– Я т-тебе покажу, пидор гнойный, – твердил Кирилл, буквально волоча парнишку по коридору, отчего на дорогом наборном паркете оставался темный мокрый след, – я тебя научу!
Чему именно собирался научить приятеля своего брата Кирилл, он не знал и сам. Однако неистребимое желание избавить дом от его присутствия затмило для него все на свете.
– Одежда! – пищал Рудольф. – Там в ванной осталась! Мне надо одеться!
– Ничего, обойдешься и так, – злобно цедил сквозь зубы Кирилл. – Ты же любишь свою жопу всем показывать? Любишь?
Он сильно тряхнул его за волосы, отчего Рудольф взвыл, как кошка, когда ей наступают на хвост.
– Любишь? Отвечай!
– Да, да... Люблю...
– Вот и хорошо, – довольно заключил Кирилл, – теперь всему городу покажешь.
– А-а, – завыл Рудольф, до которого наконец дошло, что именно собирается сделать с ним Кирилл.
А тот тащил несчастного гомика по коридору, потом по лестнице, потом снова по коридору – теперь уже первого этажа. На крики сбежались телохранители и озадаченно наблюдали, как хозяин тащит упирающееся обнаженное и отчаянно вопящее тело. Впрочем, они не слишком удивлялись – в этом доме и не такое случалось...
– А ну заткнись! – проорал Кирилл, когда от одного из воплей Рудольфа у него заложило в ушах. – Заткнись, кому говорят!
Гомик, однако, только смотрел на него наполненными ужасом глазами и не прекращал вопить. Тогда Кирилл с размаху ткнул его ногой в бок. На ногах были только мягкие тапочки, так что удар получился не таким сильным, как хотелось бы Кириллу, он предпочел бы, чтобы на его ногах в этот момент оказались кирзовые сапоги. Однако Рудольф, судя по всему, придерживался другого мнения. Почувствовав удар, он издал утробный звук, затем резко замолчал и теперь только тихонько всхлипывал и скулил, поглядывая испуганными глазами на своего мучителя.
– Отпустите! – умолял он. – Ваш брат меня хорошо знает.
Но Кирилл был неумолим. Он подтащил Рудольфа к выходу и распахнул дверь. С улицы в холл моментально ворвался морозный воздух. Рудольф уперся ногами в косяк, но Кирилл просто наподдал ему под зад, отчего гомик пролетел полтора метра и оказался на очищенном от снега, но от этого не ставшем менее холодным каменном крыльце.
– Помогите! – снова закричал Рудольф. – Я умру! Я заболею!
Он быстро поднялся. Кутаясь в собственные худые руки и переминаясь босыми ногами на камне, Рудольф продолжал скулить.
Внезапно от злости не осталось и следа. Быстро посиневшее тело голубого являло собой жалкое зрелище. Кирилл плюнул (плевок почти моментально превратился в лед), повернулся и пошел обратно.
– Дайте ему одежду и пусть катится, – бросил он в ответ на вопросительные взгляды охранников.
После такого потрясения оставалось только одно – выпить и снова лечь спать. Что Кирилл незамедлительно и сделал.
Но поспать ему не довелось. Через полчаса в спальню ворвался Василий.
– Эй, просыпайся, гроза педерастов! – весело крикнул он. Глаза Василия блестели.
– Ну что там еще, – недовольно высунул голову из-под одеяла Кирилл, – поспать не дадут.
– Ну ты, брательник, даешь! – укоризненно поднял указательный палец Василий. – Ты же человека чуть до воспаления легких не довел. Теперь его ребята водкой отпаивают.
– А неча в чужой ванне нежиться, когда хозяева хотят помыться! – капризно возразил Кирилл.
– Ну ладно, хрен с ним, – посерьезнел Василий, – у меня тут новости. Давай поднимайся, вместе поедем.
– Куда это? – недовольно поинтересовался Кирилл. – Я еще даже не завтракал.
– Давай, в темпе. Дело есть, собирайся.
После того как Кирилл наскоро позавтракал, Василий усадил его в свой «ягуар», который любил водить сам, не прибегая к услугам шофера, и повел машину за город.
Кириллу было очень интересно, куда это его тащит брат, но он старался не показать виду. Честно говоря, он еще не понял, как Василий на самом деле отнесся к его выходке с Рудольфом. Тот же, кажется, и не думал об этом.
– Ну что, брат, готовься к серьезному делу, – сказал Василий, когда они выехали из города.
– Какому такому делу? – недовольно отозвался Кирилл.
– Сейчас приедем, узнаешь.
– А куда мы едем?
Василий многозначительно кивнул, дескать, всему свое время.
Машина неслась по шоссе среди заснеженных полей, ослепительную белизну которых изредка нарушали сосновые перелески и редкие деревенские дома, окруженные заборами с пушистым снежным бордюром поверху. Потом и дома закончились.
– Далеко едем, – заметил Кирилл минут через пятнадцать.
– Уже почти приехали.
Неожиданно прямо посреди поля замаячили высокие бетонные столбы с натянутыми струнами поблескивающей на солнце колючей проволоки-»стежки». Судя по тому, что проволока крепилась к столбам через большие белые фарфоровые изоляторы, а чуть дальше виднелась еще одна заградительная полоса, объект, на который вез брата Василий, был весьма серьезным.
– Ну ничего себе! – кивнул Кирилл в сторону забора. – Это что, ракетная база?
Василий притормозил у небольших ворот, сделанных из той же натянутой на раму «стежки». Большая таблица, прикрепленная к ним, гласила:
Объект Министерства обороны РФ.
ПОСТОРОННИМ ВХОД КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩЕН.
НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ НА
ТЕРРИТОРИЮ ОБЪЕКТА
ВЛЕЧЕТ УГОЛОВНУЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Василий вышел из машины и нажал неприметную кнопку звонка, прикрепленную к столбу. Через пару минут к воротам подкатил армейский «уазик» с большими красными звездами на дверцах, из которого вышли двое офицеров. Кирилл обратил внимание на буквы, вписанные в звезды: «РВСМ».
«Значит, я не ошибся. Точно ракетная база. Интересно, что это Вася затеял?»– подумал Кирилл.
Василий перебросился с офицерами парой слов, после чего они отворили ворота и братья продолжили свой путь.
– Что, по армии соскучился? – поинтересовался Кирилл.
Прямая как стрела и очищенная от снега и наледи дорога шла через второй заградительный рубеж, потом сквозь небольшую лесополосу, которая, впрочем, успешно защищала территорию от любопытных глаз. Выехав из лесополосы, машина вскоре притормозила у высокого забора из бетонных плит, поверху которого шли многие витки все той же «стежки». Ворота здесь были уже металлические, зеленые, с приваренными к ним красными звездами.
– Выходим, – сказал Василий, – машину оставим здесь.
Братья вышли, Василий опять нажал кнопку, на этот раз переговорного устройства.
– Расторгуев, – коротко произнес он в микрофон и отпустил кнопку.
– Это что, пароль? – с усмешкой спросил Кирилл. – А отзыв какой?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – весело ответил Василий.
Калитка в воротах открылась, и они вошли внутрь огороженной территории. Это оказалась типичная военная база – разбросанные по территории одно-двухэтажные здания, в отдалении пара одинаковых строений, явно казарм, посередине командный пункт с большой антенной на крыше и мерзнущим у подъезда солдатом.
Братья в сопровождении офицера проследовали в глубь базы, зашли в какое-то строение, у которого даже дежурил часовой. Офицер отпер тяжелую металлическую дверь, за которой находилась лесенка в подвальное помещение. Они оказались в комнате с низкими сводами, заполненной длинными, крашенными в темно-коричневый цвет ящиками, которые явно содержали что-то военное.
– Вот они, – сказал офицер, показывая на четыре ящика у дальней стены.
– Там все пятнадцать?
– Как договаривались.
– Ну что, пойдем посмотрим.
Они подошли к ящикам, офицер открыл металлические защелки и поднял крышку, но Кирилл успел прочитать надпись: «РПТГ-805».
Офицер убрал защитный промасленный пергамент, и братья увидели два покоящихся в деревянных гнездах длинных гранатомета.
– Ух ты! – восхитился Кирилл. – А я таких и не видел!
– Новая модель, – объявил Василий с гордостью, – совсем недавно поступила на вооружение. Превосходит натовские образцы.
Он взял в руки коричневую трубу и положил на плечо.
– Увеличена дальность и мощность гранаты. Кодовое название «Булава».
– Хорошее название для гранатомета, – согласился Кирилл. – Горжусь за наш военно-промышленный комплекс. Только зачем они тебе?
Василий покосился на офицера, и Кирилл понял, что сейчас не время обсуждать такие вопросы.
– Ну что, – обратился Василий к офицеру, – пойдем испытаем?
Тот кивнул:
– На полигоне сейчас как раз никого нет.
Они взяли ящик и понесли наверх. На «уазике» добрались до полигона.
– Во-он в ту избушку целиться можно, – показал офицер, – ветра практически нет, поэтому берите чуть выше цели.
Василий кивнул. Прицелился и плавно нажал на спусковой крючок. С режущим уши звуком граната оторвалась от трубы и понеслась в сторону избушки. Через секунду в стене зияла большая пробоина, а внутри что-то горело.
– Хорошо, – похвалил офицер.
– Ты вот что, – опуская трубу, сказал Василий, – нам тут с братом потолковать надо...
Офицер посмотрел на часы и отошел на несколько метров.
– Ну как тебе мое приобретение? – спросил Василий.
– Круто, – отозвался Кирилл, – только зачем тебе они? Решил Кремль штурмом взять?
– Ну, Кремль не Кремль, а кое-что решил... – неопределенно ответил Василий. – Не хочешь пальнуть?
– Можно, – пожал плечами Кирилл, – с армии такого в руках не держал.
Он взял гранатомет, прицелился, как учил офицер, и только собирался нажать, как услышал слова Василия:
– Я решил расстрелять из них РУБОП.
У Кирилла челюсть отвисла.
– Ты что, совсем сбрендил? – вырвалось у него.
– Почему? – пожал плечами Василий. – Что тебе не нравится?
– Ну-у, не знаю... – протянул Кирилл. – А зачем?
– Затем, – жестко сказал Василий, – что пора наконец кончать с Киреевым. Помнишь, что я тебе сказал тогда, в машине, после встречи с Силаевым?
Кирилл напряг память и вспомнил.
– Ты тогда сказал только одно слово – Киреев.
– Молодец, – похвалил его старший брат, – хорошая память. Именно Киреева я и имел в виду.
– Уж не хочешь же ты сказать, что собираешься из этих гранатометов расстрелять Киреева? Или ты хочешь, чтобы от него даже мокрого места не осталось?
Василий покачал головой:
– Нет. Что нам Киреев? Мелкая сошка. От него избавиться – как комара раздавить. Вон один начальник РУБОПа уже сидит. Нет, Кириллушка, мы сделаем так, что о нас, о нашей силе весь город говорить будет! Да что там город – вся область. До Москвы слава докатится!
У Кирилла во рту появился противный металлический привкус. Слова брата ему совершенно не нравились. А еще больше не нравился тон, которым он это говорил. У Василия горели глаза, он взмахивал руками, на щеках горел румянец.
– Ты это... Вася, что все-таки сделать собираешься? – неуверенно спросил Кирилл.
– Расстрелять здание РУБОПа из этих самых гранатометов. Вот что.
Кирилл посмотрел на брата в надежде обнаружить на его лице следы иронии. Но нет, Василий говорил совершенно серьезно.
– Как это – расстрелять? И главное, зачем?
– Я же говорю – чтобы все почувствовали нашу силу, – с некоторым раздражением ответил непонятливому брату Василий, – чтобы никто не думал, что в Сибирске есть другие хозяева, кроме нас. А особенно, чтобы Сева не думал. Чтобы понял, что на покой пора. Сколько лет ему? А все туда же. Не понимает старик, что молодым пора место уступать.
– И ты думаешь, что после этого Сева испугается и уйдет с дороги?
– Почти уверен. И знаешь почему?
Кирилл покачал головой. Василий с победным видом ткнул носком ботинка в коричневый ящик, в котором хранились гранатометы.
– Вот. Понимаешь, после того как это произойдет, будет, конечно, следствие, которое установит, что обстрел вели из новейших гранатометов «Булава», которые только-только на вооружение поступили. Ну, кому надо, естественно, сразу догадается, чьих рук это дело. И представляешь, как все испугаются, узнав, что братья Расторгуевы раздобыли новейшее оружие?
Кирилл недоверчиво пожал плечами:
– И что?
– Ни-че-го, – передразнил его брат. – Ты что, совсем тупой? Значит, мы – сила. Мы – мощь. Мы можем сделать такое, чего никто больше, кроме нас, не сделает. Слабо еще кому-нибудь достать такое оружие? В общем, кому надо, тот сразу смекнет.
– И сколько ты заплатил?
– Много, Кирилл. Но дело того стоит. А ты чего стоишь? Шмальни по избушке!
Кирилл вспомнил, что до сих пор стоит с гранатометом на плече. Пристроил его поудобнее, хорошенько прицелился, нажал на крючок... Ничего не произошло. Кирилл нажал еще раз, потом еще. Гранатомет молчал.
– Не стреляет.
– Как это – не стреляет? – посерел Василий. – Может, с предохранителя не снял?
– Снял... – Кирилл показал рычажок.
Василий подозвал офицера, который собственноручно проверил гранатомет. С тем же самым результатом.
– Ну, – грозно сдвинул брови Василий, – и как это понимать?
Офицер что-то залепетал о морозе, застывшей смазке и несовершенстве спускового механизма.
– Я тебе трехкомнатную квартиру в центре купил! – схватил он офицера за грудки. – А ты мне что подсунул?
В конце концов офицеру удалось убедить Василия, что осечка произошла из-за того, что гранатомет не подготовили надлежащим образом. Но настроение было безнадежно испорчено.
На обратной дороге Василий сидел мрачнее тучи.
– Да ты не волнуйся так, Вася, – утешал брата Кирилл, – все получится. Вот увидишь.
Василий кивнул и сказал:
– Да. Все равно сделаю. Во что бы то ни стало сделаю.
Он сжал кулаки. Лицо Василия выражало непреклонную железную решимость. Кирилл поглядел на него и еще раз подивился: как такой волевой, решительный и хитрый человек может наслаждаться обществом женоподобных мальчиков?
Василий, видимо, прочитал этот вопрос на лице брата. А поняв его, усмехнулся:
– Удивляешься, почему я мальчиков люблю? Они только с виду слабые. А на самом деле почти в каждом таком гомике волчонок сидит. Злопамятный, норовящий укусить. Женщины, они добрые, сердечные, с ними расслабляешься. А с этими все время начеку нужно быть, все время собранным, готовым к обороне. Вот это-то мне и нравится.
Он подумал и добавил:
– Кстати, этот Рудольф тебе не забудет обиды.
– И что же, мне теперь постоянно начеку быть?
Василий покачал головой:
– Нет, Кирилл, не надо. В этом нет необходимости. Рудольф уже встретился с ангелами, а ночью отправится на дно реки. Ребята наши свое дело добре знают...
Кирилл в ужасе посмотрел на брата. А тот пожал плечами:
– Ну не мог же я допустить, чтобы он завтра разболтал всему городу о сегодняшнем случае. Вот и пришлось... Да ты выбрось из головы. Думай лучше о нашем деле. Это сейчас самое главное.
Этот час я высидел с трудом. Хоть мне и не хотелось рисковать собственной жизнью из-за проблем далекого областного центра, затерянного в Сибири, но какой-то мальчишеский азарт овладел мной и заставлял ерзать в кресле в нетерпеливом ожидании назначенного времени. В мозгу проносились картины, достойные фильма о Джеймсе Бонде, – вот я с чемоданчиком спасаюсь от бандитской погони, вот я обезвреживаю бомбу, которую братья Расторгуевы подложили в мой самолет, вот мы с Бондаревым пробираемся на областное телевидение для того, чтобы сделать заявление в прямом эфире о беззакониях, которые творятся в городе... Короче говоря, какой-то бред.
Честно говоря, Игорь Трегубов был с самого начала обречен. Один в поле не воин – эта поговорка как нельзя лучше подходит в этом случае. Что он мог сделать против сверху донизу пропитанной криминалом административной машины? Ровным счетом ничего. Ведь бандитов будут поддерживать не только купленные чиновники и простые граждане. Даже бизнесмены, которые вынуждены платить дань и которых время от времени постреливают киллеры Расторгуевых и Севы Маленького, будут против пересмотра существующих порядков. Просто потому, что неизвестно, что будет потом. А если менты после того, как наведут порядок, будут драть еще больше шкур? Какое-то «молчание ягнят» просто получается...
Стрелка будто приросла к циферблату. Я давно уже собрал те вещи, которые успел извлечь из чемодана, оделся и был в полной боевой готовности. Шутка ли: дело, которое мы с Бондаревым затеяли, обещало стать очень опасным. Если честно, в этом насквозь бандитском Сибирске я чувствовал себя, как на минном поле, хотя непосредственно мне лично опасности никакие не угрожали. Хотелось домой, в Москву, которая отсюда казалась оплотом цивилизации и безопасности... И я был рад, что не придется больше ходить по учрежденческим кабинетам, беседовать с людьми типа следователя Дежнева или начальника «Журавлиного гнезда», который, как выясняется, готовится к визиту делегации ОБСЕ...
Наконец пришло время выходить. Я быстро оделся, спустился в вестибюль и вышел из гостиницы. Ближе к ночи температура опустилась, наверное, еще градусов на десять. Снег звонко скрипел под ногами, а воздух, казалось, состоял из странной, холодной и очень неприятной субстанции, ни в коем случае не предназначенной для жизни людей.
Я зашел за угол и начал ждать. Редкие прохожие быстрым шагом торопились по своим делам. Тусклые фонари освещали убогий пейзаж Сибирска – хрущевки, перемежающиеся старинными домами, построенными, видно, еще на деньги купца Куракова. Потрескавшиеся стены, черные от времени оконные рамы. Только весело поблескивающие в свете фонарей снежинки хоть как-то радовали глаз.
Прошло пятнадцать минут. Потом полчаса. Никогда бы не подумал, что выдержу столько времени на таком страшном морозе.
Бондарев не появлялся. Я прошел в одну сторону, потом в другую. Потоптался на месте. А потом поймал такси и отправился по адресу на визитной карточке, которую дал Бондарев.
Ехали недолго. Дом Бондарева стоял в некотором отдалении от окружавших его хрущевок. Такси протиснулось меж рядов гаражей-»ракушек». Правда, пришлось пропустить как раз выезжавшую со двора красную «девятку», в которой сидело несколько здоровенных лбов. В холодном свете фонаря я заметил бычьи затылки, короткие стрижки, холодные, стальные глаза...
Шестой подъезд, седьмой этаж. Мне, правда, пришлось помучиться с кодовым замком, но кто же не знает, что стоит поискать вокруг, обязательно найдешь код, который записывают жильцы, не уверенные в собственной памяти. Так и получилось – в углу дверного косяка в свете зажигалки я обнаружил цифры – 18–36 и без труда открыл дверь.
Самый обычный ободранный лифт. Благодаря тому, что «перманентный» маркер теперь можно купить в любом магазине канцтоваров, очищать стены от надписей стало делом физически невозможным. Ну и разумеется, заниматься этим просто перестали. И стены подъездов и лифтов покрылись многочисленными наслоениями надписей и рисунков. Вот и лифт, в котором я поднимался, представлял собой прекрасный образец «настенной» живописи, которую на продвинутом Западе еще называют граффити. Кроме корявых неприличных изображений и сакраментального слова из трех букв, выражающего отношение нашего человека к окружающей его действительности, здесь имелось несколько глубоко философских надписей типа: «Знай свой шесток – мир не будет жесток», «Завтра не вчера – нет худа без добра», «Кому давали много, с того и спросят строго», «Все вокруг – труд чьих-то рук». Видно, в подъезде жил какой-то доморощенный поэт с менторскими замашками. Впрочем, на стенах лифта имелся и весь прочий набор – от «АС/DC» и «Спартак – чемпион» до «Саня + Маня = любовь» и венчающее все «Кто сотрет эти надписи, тот козел!».
Если честно, я очень люблю читать надписи на стенах. Они в концентрированном виде выражают мудрость нашего народа...
Лифт остановился, и двери разъехались в стороны.
Первое, что я увидел, был ботинок. Он, очевидно, был надет на чью-то ногу. Судя по положению, владелец ботинка лежал на полу. И рядом имелось несколько подозрительных пятен. У меня засосало под ложечкой от плохого, очень плохого предчувствия.
Я нажал на кнопку «стоп» и осторожно выглянул из лифта.
В огромной, растекающейся по полу луже крови лежал журналист Дмитрий Бондарев. Его пальто на спине полностью пропиталось кровью, вытекающей из нескольких ран. Рядом чернел пистолет.
Раздумывать было некогда. Судя по всему, убийство произошло считанные минуты назад. И если меня увидят на месте этого преступления... Нескоро я выберусь из Сибирска. Скорее всего, окажусь соседом Игоря Трегубова по «Журавлиному гнезду». Надо бежать!
Я отпустил кнопку лифта. Двери с лязгом захлопнулись. Теперь главное – не столкнуться с кем-нибудь из жильцов дома. Я нажал на кнопку второго этажа. Спускаясь по лестнице, гораздо легче спрятаться, чем выходя из лифта, где можно нос к носу столкнуться с кем-нибудь.
Лифт остановился. Я вышел на темную площадку. Никого. Несколько секунд я прислушивался, но не услышал ничего, кроме громкого биения собственного сердца. Потом спустился на два пролета. Тишина. Немного постояв на нижней площадке, я решился.
Выйдя из подъезда, я спокойно и неторопливо пошел прочь. Краем глаза я заметил пару-тройку прохожих в дальних углах двора. Тусклые фонари, к счастью, сослужили хорошую службу – разглядеть приметы человека не представлялось возможным. Помог и мороз – люди шли, опустив головы, не глядя по сторонам, чтобы не расходовать драгоценное тепло. Кажется, мне удалось выбраться со двора незамеченным.
Куда теперь? В гостиницу? Сидеть и ждать собственной участи? А что, в любом случае меня привлекут – последний, с кем общался Бондарев, был я – раз. В интервале, когда произошло убийство, я как раз отсутствовал в гостинице – два. Я был на месте преступления – три. Кто знает, может, меня и засекли... В конце концов меня может опознать таксист.
Конечно, потом все выяснится, будет доказано, например, что на оружии нет моих отпечатков пальцев. Но пока будет идти следствие (и если его будет вести человек типа этого самого Дежнева), многое может случиться... Попадать в пресловутое «Журавлиное гнездо» мне совершенно не хотелось.
Получалось, что ехать в гостиницу нельзя. Значит, в аэропорт. Скорее в Москву! Там меня не достанут щупальца сибирской мафии.
Я прошел по улице, завернул за угол и сел в первый попавшийся троллейбус. Проехал несколько остановок, вышел и остановил такси...
Купить билет удалось без проблем. Теперь осталось убить время до начала регистрации.
Те, кто часто летает, знают, что самое безлюдное место в аэропорту – это сектор прилета. В перерыве между приемами пассажиров прилетевших самолетов здесь почти нет людей, можно спокойно посидеть, не сражаясь за место в зале ожидания. Кроме того, я рассчитывал, что если, паче чаяния, меня начнут разыскивать, то в сектор прилета пойдут в последнюю очередь. Хотя я отдавал себе, конечно, отчет, что все эти уловки просто для очистки совести. Если бандитам понадобится меня разыскать, они и самолет с взлетно-посадочной полосы вернут...
Итак, я отправился в сектор прилета и расположился так, чтобы видеть все, что происходит вокруг, а самому оставаться не на виду.
Теперь можно было собраться с мыслями. Я до сих пор не мог понять, чем была история с Дмитрием Бондаревым – случайностью или провокацией? Конечно, можно предположить, что его визит ко мне и последующее убийство совпали непреднамеренно. Но случайности происходят редко – гораздо логичнее предположить, что все это части чьего-то плана. Хотя, с другой стороны, никто не мог совершенно точно знать, что, не дождавшись Бондарева, я поеду к нему, а не вернусь в гостиницу и не лягу спать (кстати, мысль о сне уже не раз приходила мне в голову – намаялся я за сегодняшний день).
Скорее всего, я не входил в планы преступников. К счастью... Иначе сидеть бы мне уже сейчас не в аэропорту, а в СИЗО. Хотя не говори, Гордеев, гоп, пока не перепрыгнешь...
Я думаю, дело было так: киллер ждал Бондарева у дома. Когда он пришел, то ему позвонили и под каким-то предлогом вызвали из квартиры. А на площадке уже ждал киллер, который и выстрелил в спину.
Оставался только один вопрос: где чемоданчик? Нес ли Бондарев его с собой или же оставил в квартире? Попал ли он в руки бандитов или остался в целости и сохранности в укромном месте? В первом случае Игорю Трегубову рассчитывать больше было не на что...
Но все это были мои собственные догадки. Что произошло на самом деле, я знать не мог. И одно знал точно – меньше всего мне хотелось быть замешанным в истории с убийством журналиста Дмитрия Бондарева.
Я огляделся по сторонам. Несколько человек лениво бродили по залу. В дальнем углу, между закрытых киосков, спал бомж, обложившись полиэтиленовыми пакетами, туго набитыми тряпьем. К выходу с летного поля постепенно подтягивались встречающие. Минут через десять дикторша скороговоркой объявила: «Прибыл самолет, следующий рейсом 1545 из Саратова. Встречающих просим подойти к сектору прилета. Повторяю...»
От нечего делать я наблюдал за тем, как в двери буквально врываются замерзшие пассажиры. Усмехнувшись про себя, я вспомнил, как сегодня утром сам вот так же спасался от мороза...
Некоторые, правда, входили спокойно, я решил, что это коренные сибирцы, для которых низкая температура – дело привычное.
Бывшие пассажиры пробирались сквозь живой коридор, образованный встречающими, проходили дальше и останавливались у загородки, где должны были выдавать багаж.
И тут я увидел что-то знакомое. Дубленка, большая меховая шапка... Темные волосы, чуть прихрамывающая походка... Да это же Женя Трегубова!
Я мигом вскочил и подлетел к ней.
– Женя! – негромко произнес я, хватая за локоть.
Она вздрогнула и испуганно обернулась.
– Ох, это ты... Слава богу... А я уже подумала невесть что... Как ты тут оказался?
– Нет, – сердито сказал я, увлекая ее за собой в угол, – лучше скажи, почему ты здесь? Ты же вроде собиралась отсидеться в Саратове?
Она кивнула:
– Да. Но потом подумала и решила, что должна быть здесь. А вдруг понадобится моя помощь?
– Какая помощь? Разве ты не понимаешь, что жизнь твоего мужа зависит от твоей? И если с тобой что-то случится, ему уже ничего не поможет?
Она сделала круглые глаза:
– Почему это?
– Долго объяснять... Ты когда звонила Бондареву? – спросил я, попутно обдумывая, стоит ли ей сказать о гибели журналиста.
– Не помню точно... Часа в четыре. Я подумала, что тебе обязательно понадобится помощник. А лучше Бондарева не сыскать. Вот и позвонила. Вы встретились? Он тебя нашел?
– Да, нашел, – глухо ответил я.
Она внимательно посмотрела мне в глаза.
– Что-то случилось? У тебя взгляд неспокойный.
– Будешь тут спокойным, как же, – проворчал я.
– И что? Говори, Юра, даже если... – она запнулась, – в общем, я выдержу.
– Хорошо, – ответил я со вздохом, – Бондарев мертв.
– Как? – почти задыхаясь от неожиданности, воскликнула Женя. – Почему, когда?!
Краем глаза я заметил двоих здоровых парнюг, которые вошли в зал. Они внимательно осматривали прибывающих и вообще всех, кто здесь находился. Что-то шевельнулось у меня в мозгу... Секунду спустя вспомнил: я их уже сегодня видел. Стальные взгляды, бычьи затылки... А не те ли это, с кем я столкнулся, когда въезжал во двор дома Бондарева? Блеснула догадка – это и были убийцы! А теперь... Теперь уж не меня ли они ищут?
«Объявляется регистрация билетов на рейс 875 Сибирск – Москва. Пассажиров просят подойти к стойке номер три. Повторяю...»
Мой рейс. Можно было бы незамеченным пройти мимо парнюг и затеряться в толпе пассажиров у стойки регистрации. А потом быстро пройти на посадку. Если бы не Женя... Внезапное ее появление сломало все мои планы. Теперь я не мог лететь, оставив ее одну на произвол судьбы, когда даже единственного верного человека (во всяком случае, по его собственным словам) застрелили.
– Слушай, я собрался лететь в Москву. Здесь оставаться опасно. Давай со мной. Оттуда будем действовать.
Она грустно посмотрела на меня и покачала головой:
– Не могу. Здесь мой муж.
– Слушай, – схватил я ее за плечи, не переставая, впрочем, наблюдать за парнями, – Бондарев сразу сообразил, почему в тебя стреляли. Они думают, что документы, которые собирал твой муж, у тебя. Или же ты знаешь об их местонахождении. Поэтому они не могут убрать Трегубова, не будучи уверенными, что больше никто не знает о том, где находятся документы. Понимаешь? Бондарев убит. Если убьют тебя, то можно будет спокойно сделать это, тем более Игорь фактически у них в руках. Тебе нельзя здесь оста...
Парни остановились посреди зала и уставились на нас. А потом неторопливо двинулись в нашу сторону.
– Бежим. Это за нами, – прошептал я, крепко сжал ладонь Жени в своей и увлек ее за собой.
Парни не стали ждать – они пустились вслед.
Мы выбежали наружу и понеслись вдоль здания аэропорта. Я старался держаться поближе к стене, чтобы преследователи не сразу определили направление. В темноте это сделать было действительно нелегко. Вскоре мы свернули за угол и уткнулись в бетонный забор, за которым находилось летное поле.
– Куда теперь? – испуганно прошептала Женя. – Они вот-вот будут здесь.
– Бежим.
И мы побежали дальше. У забора росли раскидистые ели, но зато мощные прожектора освещали округу. Движущегося человека заметить было очень легко. Но другого выхода не было, и мы бежали дальше.
Вдруг я услышал неприятное жужжание у самого уха. Вслед за этим на сером бетоне забора образовалась выбоина. Пуля!
– Они стреляют. Осторожнее!
Надо отдать должное Жене, она не оцепенела от страха, как это сделали бы многие женщины. Видимо, многолетнее замужество за милиционером сделало свое дело. Она не отставала, несмотря на тяжелую и длинную дубленку, пригибалась, крепко держась за мою руку.
Вдруг я заметил пробоину в бетоне. Кто-то, может, бомжи, может, окрестные хулиганы, не поленился, пробил бетон и аккуратно отпилил прутья арматуры. Пробоина представляла собой почти правильный круг, как раз достаточного диаметра, чтобы пролез человек.
– Женя! Сюда!
Я со скоростью ящерицы ввинтился в дыру, схватил Женю за руки и выдернул ее буквально как морковку.
– Бежим дальше!
Мы понеслись дальше, а потом спрятались за какой-то ржавый сарай. Пока Женя старалась отдышаться, я наблюдал, нет ли наших преследователей. Судя по всему, они не стали лезть за нами. Может, побоялись охраны аэропорта, может, не заметили лаз, а может, это была территория чужой банды. Как бы то ни было, парнюги не появлялись.
– Куда теперь? – спросила Женя.
Я посмотрел вокруг. Метрах в трехстах от нас возвышалось здание аэропорта с большой неоновой надписью псевдорусской вязью – Сибирск. Вокруг поблескивали в лучах ночных прожекторов белые тела самолетов.
– Может, обратно в аэропорт?
Я покачал головой. Возвращаться туда, откуда только что с таким трудом сбежали? Нет уж. Лучше попасть в руки аэропортовской охраны.
– А может, проберемся на самолет?
При упоминании о самолете у меня тоскливо засосало под ложечкой. Скоро заканчивается регистрация на мой рейс. А самолет, скорее всего, отправится в полет без меня... Какая досада!
– Не получится. Надо выбираться отсюда. Бандиты, скорее всего, уже ушли. Так что давай подумаем, куда идти, а потом пролезем через ту же самую дыру.
– Как это «куда»? – удивилась Женя. – Ко мне. У меня, между прочим, квартира имеется.
– В твоей квартире жить нельзя.
– Почему?
– Там даже паркет разобран. Кто-то потрудился на славу. Мебель превращена просто в щепки. Даже последний бомж откажется от таких условий. Кроме того, находиться там небезопасно. А вдруг снова кто-нибудь нагрянет?
Женя огорченно покачала головой:
– А ты разве нигде не поселился?
– Поселился. В гостинице. Но туда возвращаться нельзя.
– Почему?
– Потому что я боюсь, что меня могут обвинить в убийстве Дмитрия Бондарева.
Я коротко рассказал ей о визите ко мне журналиста и о последующих событиях.
– Да. В гостиницу тоже нельзя. Тогда, может, к моей подруге?
Я покачал головой:
– Нет, Женя. Нам надо в такое место, где мы можем спрятаться. Я уже думаю, может, на вокзал? И в любой соседний город, а оттуда в Москву?
Женя фыркнула:
– «Соседний город», в котором есть аэропорт и откуда летают самолеты в Москву, находится в соседней области. И до него несколько часов езды. Кроме того, нельзя оставлять Игоря без помощи.
Она подумала и наконец предложила:
– У нас есть старая дача. Ее полгода назад Игорь купил по случаю. Кажется, о ней никто не знает.
– Далеко она находится?
– Нет, не очень. На машине минут двадцать.
– Поехали, – решил я.
Мы выбрались обратно через дыру в заборе и пошли по направлению от аэропорта. По моим расчетам впереди должна была проходить трасса, где можно было поймать такси.
Так и вышло. Вскоре мы уже ехали по направлению к даче.
Собственно говоря, «дачей» это назвать было трудно. Так, покосившийся одноэтажный сруб-пятистенок за убогим забором. Из глубоких сугробов то тут, то там торчали черные скелеты деревьев. Возможно, когда-то здесь был сад.
– А электричество тут хотя бы есть? – спросил я, когда Женя, пошарив в щели между бревен, вытащила ключ и отперла большой амбарный замок.
– Не-а, – весело ответила она, – зато тут есть несколько керосиновых ламп и большая русская печь.
И она смело шагнула в темный дверной проем. Я последовал за Женей. В доме было почти так же холодно, как и на улице. Под ногами на дощатом полу поскрипывал иней.
Женя чиркнула спичкой и зажгла одну из керосиновых ламп, стоящих на полочке в прихожей. Колеблющийся огонек осветил внутренности обычной деревенской хаты – старая мебель, занавесочки на малюсеньких окошках, больше похожих на бойницы, домотканые коврики на полу. Главной достопримечательностью комнаты действительно служила большая русская печь.
– Да, – сказал я, прикасаясь к ее безнадежно холодному боку, – на такой хоть сейчас к проруби за щукой.
– Только сначала ее надо растопить.
– Что ж, это дело мужское. Где дрова?
– Поленница во дворе. Возьми лампу.
Я зажег еще одну керосинку и вышел во двор. Найдя рядом с поленницей топор, я поплевал на руки и принялся рубить дрова. Через пять минут я уже не чувствовал холода, через пятнадцать сбросил пальто, а через полчаса уже пытался разжечь печь. Получилось это с трудом, пришлось израсходовать полкоробка спичек.
– Эх ты, горожанин, – ласково пожурила Женя, – надо сначала щепочки разжечь, а потом уже поленья.
– Да, так просто, – задумчиво сказал я, посматривая на веселые язычки огня, которых становилось все больше, – а в голову не пришло. Несмотря на высшее образование.
– Тут не образование, а опыт иметь нужно, – отозвалась Женя, которая достала из погреба банки с соленьями, набрала в чугунок воды и поставила вариться извлеченную из того же подпола картошку.
– Вот так, тут полное самообеспечение.
– Блокаду можно пережить...
Через полчаса мы сидели за дощатым столом и с аппетитом уплетали дымящуюся картошку с подсолнечным маслом, квашеной капустой, хрустящими солеными огурчиками и острой смесью, которую Женя изобрела сама и назвала «Огонек».
– Когда ее ешь, кажется, что во рту зажигаются огоньки. И жгут тебя изнутри, – объяснила она.
А потом, вспомнив о чем-то, она вскочила из-за стола и кинулась к буфету. Открыв дверцу и покопавшись в его недрах, Женя торжественно вытащила огромную бутыль, наполненную белесой мутной жидкостью, в которой плескались какие-то стебли и листья.
– Первач, – уточнила она, развеивая все сомнения, – нам надо немного отойти от переживаний. Настоян на мелиссе.
Мы немного выпили. В комнате постепенно становилось теплее. И я почувствовал, что падаю с ног. Женя мигом убрала со стола и достала откуда-то перину, подушки и постельное белье. Честно говоря, я уже несколько раз оглядывал комнату, прикидывая, где устроиться на ночлег. Единственная кровать стояла у покрытого толстым слоем инея окна, и даже мысль о том, что спать придется рядом с ним, вызывала ужас. А больше лежачих мест не было...
– Спать будем на печи, – заявила Женя.
– Никогда еще не пробовал, – отозвался я.
– Вот, заодно и попробуешь, – озорно сверкнув глазами, сказала она, ловко забираясь на печь.
Я сидел за столом, тщетно пытаясь оценить события сегодняшнего, такого длинного и насыщенного дня. И не мог. Мысли путались и, меняя друг друга, то и дело затевали в моей голове безумный хоровод. Сто граммов забористого самогона сделали свое дело, все неприятные воспоминания отошли на второй план, покрылись туманом, стало тепло и уютно. И даже трескучий мороз за ледяными стеклами казался далеким и нереальным.
– Юра, иди спать, – позвала Женя сверху.
Я поднял глаза и увидел из-за цветастой занавески (ну какая же русская печь без занавески в цветочек?) Женю. Черные как антрацит волосы растрепались и делали ее еще красивее.
– Туши лампы.
Я задул все керосинки, потом сбросил одежду и забрался на печь. Нет, описать это нельзя... Теплая мягкая перина, обволакивающий жар от печных камней... Уют, спокойствие... Хоровод в моей голове стал еще быстрее, потом начал подниматься выше, выше...
И тут я почувствовал дыхание у своей щеки. А потом ощутил присутствие Жени рядом с собой. И вернулся на землю, вернее, на печь.
– Юра, – прошептала она. И прохладная ладонь змейкой протиснулась к моей груди. Я с ужасом понял, что сейчас произойдет. И самое главное, совершенно не знал, как себя вести.
Я, знаете ли, не святой, не ханжа, не праведник. Бывало, что женщины сами хотели меня, бывало, набрасывались, что называется, как кошки. Случалось, что ими оказывались мои клиентки. Но спать с женщиной, муж которой оклеветан и в настоящий момент находится в тюрьме?
Ладонь Жени продолжила свое путешествие и остановилась на моем плече. Внезапно я понял, что, разумеется, не секс нужен был ей, во всяком случае, не в первую очередь. Жене необходима была защита. Ведь в короткий срок она лишилась поддержки мужа, а сегодня убили, может, единственного верного человека – Дмитрия Бондарева. Она искала защиты и находила ее только во мне. Что ж, защищать – моя профессия. Я дам ей эту защиту. Во всяком случае, сегодня...
Я повернулся на бок и обнял ее. Женя была удивительно податлива. Я крепко прижал ее к себе, гладил ее по волосам. Она прижалась ко мне всем телом и жадно впитывала мой голос, мои слова:
– Не волнуйся. Все будет хорошо. Что ты?... Никто тебя не тронет. Все будет хорошо...
Она плакала, уткнувшись мне в плечо, кивала, опять плакала, а я говорил и говорил и сам начинал верить в то, что говорю...
А потом она подняла голову и хриплым голосом потребовала:
– Поцелуй меня.
Я дотронулся губами до ее щеки.
– Нет, не так. По-настоящему!
Женя обхватила руками мою голову и впилась в мои губы, словно намереваясь проникнуть внутрь моего черепа. Мне ничего не оставалось, как ответить не ее поцелуй. И еще, и еще... Женя тяжело дышала и постанывала, а потом в моей голове снова закружился хоровод, и я не мог понять, то ли это во сне, то ли наяву...