9
Из записок Алексея Михайлова:
«11 июля 1966 года.
В Гонконге убит Нгуен Ли, которого я оставил управляющим головной фирмой. Его машину расстреляли, когда он возвращался из офиса домой. Нгуену повезло – он скончался на месте, не мучился. А вот я попал в настоящее дерьмо.
Оказывается, я так и не понял этого человека до конца. Чего ему не хватало в жизни? У него появился шанс сойти со скользкого пути и стать порядочным преуспевающим бизнесменом. Неужели второе «я», необходимость острых ощущений, получаемых от занятия контрабандой, было настолько сильно в нем, что одерживало верх над здравым смыслом?! Или он сам этого хотел?
У меня две версии его гибели. Первая: с корейцем свели счеты бывшие компаньоны по старым делам (мало ли что он там успел натворить?). Вторая: убийство связано с нынешней аферой, которую он собирался провернуть (само собой, без моего ведома и согласия).
В любом случае это связано с контрабандой. А с прошлой или настоящей – уже не столь важно.
В результате последних событий два моих южноамериканских филиала в Боготе и Рио-де-Жанейро практически разорены. На банковском счету в Гонконге остались ничтожные крохи. Нгуен Ли успел перед смертью вложить практически все деньги в товар, а сам товар благодаря его стараниям исчез в неизвестном направлении. Секрет пункта назначения и конечного результата кореец унес с собой в могилу. И нет никакого смысла что-то проследить и отыскать: в этих делах он был большой мастер.
Итак, посмотрим правде в глаза: я банкрот. В полном смысле этого слова. Фирма «Золотой Китай» прекращает свое существование.
Катя сильно расстроена. Ее можно понять. Сколько времени и сил потрачено, и все в один миг полетело коту под хвост. Мальчики еще ничего особо не понимают. Костя, правда, чувствует, что случилось что-то очень для нас неприятное. А Слава еще слишком мал.
В данной ситуации у меня один выход – срочно покинуть с семьей Бразилию, где за полгода меня еще недостаточно широко узнали и слава обо мне как о банкроте и неудачнике не распространилась в деловых кругах страны.
Я выбрал Буэнос-Айрес, самый крупный город и порт Аргентины. В нем предстояло все начинать сначала. Оставшихся на счетах в Боготе и Рио-де-Жанейро денег хватало нам на перелет и первое время приличной жизни.
23 июля 1966 года.
«Боинг-727» компании «Эролайнс Аргентинос» приземлился наконец в аэропорту Буэнос-Айреса. Полет был не долгим, но мне он показался необычайно утомительным. Наверное, сказалось нервное напряжение последних дней, связанное с выездом из Бразилии. Дети едва не визжали от восторга, когда, заходя на посадку, пересекали залив Ла-Плата. А я, лишь когда колеса самолета коснулись бетонки, вздохнул с облегчением.
Катя весь перелет проспала. Старательно делает вид, что ничего смертельного не произошло, все образуется. Я понимаю, своим внешним спокойствием она пытается ободрить меня, поддержать. Спасибо ей за это. Она у меня большой молодец. Но я-то знаю, что на самом деле творится у нее внутри, как она беспокоится, нервничает... Она тоже, не меньше, чем я, вымоталась за эти дни. Потому, наверное, едва прикоснувшись к креслу, провалилась в глубокий сон.
Взяв такси, мы направились в город. Я с любопытством рассматривал надписи, украшавшие (если можно так выразиться) стены домов. «Militares asesinos» («Военные – убийцы»). «Plebiscito las pelotaa» («К черту плебисцит»). «Tenemos hambre» («Мы хотим есть»). «Juicio y castigo a los culpables» («Судить и наказать виновных»). «Marihuana libre, droca sexo y mucho rock» («Наркотики, секс и рок-н-ролл»).
Да, веселенькое место, ничего не скажешь.
На улицах было полно народу – закончилась сиеста. Такси остановилось возле отеля «Эль Конкистадор» в центре фешенебельного района Баррис Норте, и я расплатился с водителем банкнотой в миллион песо. В принципе это была приличная плата с хорошими чаевыми.
В огромном вестибюле отеля я сразу же купил газеты «Ла Пренса» и «Буэнос-Айрес геральд», а помощник управляющего лично проводил нас в номер. Восемьдесят долларов в сутки за две спальни, гостиную, кухню, кондиционер и телевизор – вполне приемлемая цена.
Но задерживаться мы здесь не собирались. Это было временное пристанище, пока не найдем подходящую квартиру и я не разберусь с работой.
Но получилось так, что мы прожили в «Эль Конкистадор» больше трех месяцев.
Я стал играть на столичной бирже, самой крупной и едва ли не единственной в стране. Покупал и перепродавал кофе, цитрусовые, табак, мясо, спиртное. И возможно, благодаря необъяснимому русскому духу и чутью именно на спиртном я сделал первые приличные деньги.
Зная неравнодушие местного населения к крепким напиткам, особенно к рому и виски, я приобрел крупную партию американского виски и придержал ее. В сентябре самый большой наплыв отдыхающих и туристов: нестерпимая летняя жара сменяется мягкой теплой погодой, и спиртное поглощается с космической скоростью (не только в России, но и в Аргентине любят и могут много пить). Я все правильно рассчитал: цены на крепкие напитки выросли, благодаря мне создался своеобразный дефицит – вот тогда и пришло время действовать. Я выбросил на рынок свое виски и быстро продал его, заработав на разнице в цене колоссальные проценты.
Мы все еще продолжали жить в «Эль Конкистадор» – для поддержания имиджа и расширения круга полезных знакомств (в отеле останавливались крупные промышленники, финансисты, политические лидеры да и просто богатые бездельники). После моей удачной сделки мы отказались от прокатного автомобиля и приобрели подержанный, но очень приличный «ситроен». К тому же одна крупная компания, занимающаяся биржевыми операциями, сделала мне заманчивое предложение – возглавить у них аналитический отдел. Я дал свое согласие.
Отдел состоял из трех человек, не считая меня: двое молодых парней, братья Антонио и Эстебан Гонсалес, и молодая симпатичная метиска Лаура Хорхе, которая выполняла обязанности и машинистки, и ответственной за почту и переписку. Забегая вперед, скажу, что едва не случилось так, что она стала моей любовницей.
Был теплый ноябрьский вечер. Мы закончили еще один суетливо-напряженный рабочий день. Гонсалесы сразу же смотались. Я всегда уходил последним. А Лаура задержалась с сортировкой вечерних биржевых сводок.
– Я ухожу, – сказал я ей, поднимаясь из-за стола. – Ты остаешься?
Она подняла на меня большие темные глаза и заморгала пушистыми ресницами.
– Одну минутку, шеф. Я уже закончила.
Мы вышли вместе. Было еще довольно светло. И мы не спеша зашагали по Сан-Мартин, одному из центральных районов, где располагался наш офис.
– Как насчет чашки кофе или виски с содовой? – Она сама сделала первый шаг.
Мне нравилась Лаура и как работник, и как женщина (до определенных границ, конечно). Высокая, гибкая, с рассыпающейся по плечам копной черных, слегка вьющихся волос и бронзовой от загара, гладкой кожей, она была типичной метиской.
Отказываться было неудобно. Ну не съест же она меня в самом деле.
– Кофе, пожалуй, – согласился я и поинтересовался: – Куда зайдем?
– Я знаю один уютный ресторанчик. Здесь недалеко. – Она стрельнула глазами, улыбнулась, довольная собой и моим ответом, и уверенно потащила меня в сторону района Баррис Норте.
Что она себе там нафантазировала или на что рассчитывала, я не знаю, но мне стало смешно.
Ресторан «Ла Белла» оказался маленьким уютным заведением, на удивление скромно заполненным посетителями. Наверное, сюда захаживали в основном постоянные клиенты. Владелец поспешил нам навстречу, широко улыбаясь Лауре как давней знакомой, а мне приветливо пожимая руку.
– Сеньор у нас впервые, – не то вопросительно, не то утвердительно произнес он слегка картавым, но приятным голосом.
– Это мой новый начальник, сеньор Алессандро. Эмигрант из России, – представила меня Лаура. – А это мой дядя, Пепе. Пепе Хорхе. Он владелец этого ресторана.
– О! Вы русский! – Пепе уставился на меня, как на редкий музейный экспонат.
Чтобы как-то прервать возникшую немую сцену, я вежливо заметил:
– У вас очень милое заведение.
Хозяин довольно закивал, переводя взгляд с Лауры на меня.
Лаура уверенно прошла к уединенному ютившемуся в нише столику. Определенно, она здесь часто бывала. Я последовал за ней.
На столике тотчас появились две чашки дымящегося кофе, маленькие бисквитные пирожные и два стакана тонкого стекла, на треть заполненные виски, содовой и плавающими в этом коктейле кусочками льда.
Мы пригубили виски, молча разглядывая друг друга, как будто видели в первый раз. Я, сам не знаю зачем, подмигнул Лауре и сказал:
– Ты смотришь на меня, как на новогодний подарок.
– Может быть, – улыбнулась она одними уголками пухлых чувственных губ.
Бесспорно, девушка была привлекательна, даже красива, своей особой южной красотой. В ее жилах текла испанская и индейская кровь. Таких черноволосых красавиц, полудиких, свободных и гордых, показывают в кино. И я сам на миг почувствовал себя в ее обществе героем, настоящим мачо.
– Хорошо, тогда к Рождеству я упакуюсь в коробочку, попрошу перевязать ее ленточкой и отправить тебе, – пошутил я.
Лаура звонко, почти по-детски рассмеялась.
– Сколько тебе лет? – спросил я, хотя прекрасно это знал.
– Двадцать. – Она не соврала. – А что?
– Ты очень красивая девушка, Лаура. И до сих пор не замужем. Удивительно.
– Не встретила настоящего друга. – Она слегка повела плечами.
Ее обнаженная коленка коснулась моей и не отстранилась. Мы оба сделали вид, что ничего не произошло. Чуть позже Лаура осмелела и через пять минут повторила трюк со второй. При этом она невинно откусывала крохотные кусочки пирожного и пила кофе.
От такого быстрого перехода от детской шалости к откровенному заигрыванию я буквально остолбенел. Или у них в Аргентине это в порядке вещей? Не хотелось выглядеть идиотом. Но и что делать, я не знал. К счастью, мы уже допивали наши напитки. Оказалось, что и это входило в сценарий Лауры.
Она поставила пустую чашку, выгнулась, откидываясь на спинку стула, будто разминая затекшее тело, и посмотрела мне прямо в глаза.
«Еще немного, и мои ноги окажутся у нее под юбкой», – подумал я, ощущая нелепость своего положения.
В следующее мгновение это и случилось.
«Все, пора прекращать этот спектакль», – решил я, но Лаура меня опередила.
Она, в полном смысле этого слова, сползла с меня, не спеша поднялась.
– Пойдем, – протянула слегка охрипшим голосом.
Я понял, что первую партию я проиграл, встал вслед за ней, пытаясь как можно непринужденнее извлечь из кармана брюк бумажник.
Как из-под земли рядом вырос дядюшка Пепе. Радушная улыбка занимала все его лицо. Он отказался взять расчет, ссылаясь на любовь к племяннице и уважение к ее друзьям, пригласил заходить еще.
Все это время Лаура стояла с победоносным огнем в глазах и, как мне показалось, с плохо скрываемым нетерпением.
Мы вышли в набежавший серый вечер и некоторое время молча стояли. Наконец Лаура взяла меня за руку.
– Пойдем ко мне. Я живу здесь рядом. Одна. – Она кивнула на противоположную сторону улицы.
У меня создалось впечатление, что независимо от ответа я проиграю и вторую партию.
– Сеньор не поделится с нами своими песо?
Два типичных ублюдка стояли возле нас, скаля щербатые рты.
– Я все пропил, – солгал я, почему-то радуясь даже такой смене декораций.
Они придвинулись ближе, хищно сощурили глаза.
– Может, у сеньориты остались? – предположил один, раздевая Лауру глазами. – Педро, а она ничего. Возьмем с собой?
Лаура мгновенно изменилась в лице, вся сжалась в комок, задрожала. Я отодвинул ее себе за спину.
– Ну-ну, приятель. Нет песо – расплатись девкой. – Один из них ухватил меня за правое плечо, совершая огромную ошибку.
Все дальнейшее происходило, как на третьеразрядной тренировке.
Левой рукой я прижал руку ублюдка к своему плечу, свободной правой сжал его кисть и провернул ее на сто восемьдесят градусов. Не успев и крикнуть, кретин оказался в согнутом положении с вывернутой за спину рукой. Я нанес сокрушающий удар коленом в челюсть, и он, бесчувственный, растекся у моих ног.
Второй замер, выпучив глаза, но в следующий миг, злобно шипя, бросился на меня с ножом. Его рука пролетела мимо. Я поймал его за кисть и предплечье и, нисколько не жалея противника, опять же коленом, ударил в локоть.
Такого потрясающего воя я за свою жизнь еще не слышал. Аргентинец рухнул на асфальт и принялся кататься на спине, ощупывая сломанную руку. Я постарался побыстрее увести Лауру, чтобы она случайно не потеряла сознание от вида крови и торчащей наружу кости.
Когда у первого перекрестка она пришла в себя, то сама затащила меня в какой-то переулок. Встречаться с полицией у нас обоих (особенно у меня) не было ни малейшего желания.
Я не успел опомниться, как она обвила мою шею руками и жадно впилась в губы. Прижалась телом настолько, что, казалось, еще чуть-чуть – и легкая ткань платья улетучится, как будто его и не было вовсе.
Стараясь не обидеть, я, как мог мягче, оторвался от ее губ.
– Лаура, я женат. И люблю свою жену.
Она смотрела на меня широко открытыми глазами, и в них постепенно скапливались слезы. Я почувствовал себя виноватым, даже сам не знаю в чем. В том, что не хотел изменять Кате?
Передо мной стояла уже не пытавшаяся соблазнить меня девушка, а заплаканная девчонка. Из уверенной в себе и сильной Лаура превратилась в беспомощную и слабую.
– Я... Я...
Она хотела что-то сказать, но я закрыл ее рот ладошкой и поцеловал в глаза, как целуют, пытаясь успокоить, ребенка.
– Ты не такой, как другие. – Она впервые обратилась ко мне на «ты». Шепотом.
Я проводил Лауру и пригласил ее на следующий день к себе в гости, обещая познакомить с женой и детьми, не очень-то надеясь, что она придет.
Но она пришла. С коробкой конфет и бутылкой легкого белого вина. Была суббота, выходной день. Мы не спеша пообедали и великолепно провели время. Катя с Лаурой сразу нашли общий язык. Как мне потом сказала Катя, Лаура милая, воспитанная девушка (знала бы она, как эта воспитанная девушка едва не затащила меня в кровать!). Подружилась Лаура и с ребятами. Особенно с Костей. Быть может, оттого, что он был больше похож на меня, а быть может, что он был общительнее (Слава отличался не по-детски серьезным характером).
Я так и не понял, что побудило Лауру принять мое предложение: решение не обидеть меня отказом или желание увидеть женщину, из-за которой я не остался с ней.
После этого, по выходным, она стала часто бывать у нас. А мальчишки так просто привязались к ней и называли не иначе как «наша Лаура».
9 мая 1967 года.
Этот день мы с Катей и сыновьями праздновали в тесном семейном кругу, перед телевизором. Был, правда, еще один повод отметить этот день небольшим застольем: я учредил собственную фирму, которой предстояло заниматься биржевыми операциями. То есть тем, чем последние десять месяцев я только и занимался. Кате, как обычно, выпадала роль бухгалтера и финансиста. На должность секретаря она сама предложила мне Лауру. Лучшей кандидатуры, по ее мнению, мне было здесь не найти, тем более что девушка давно стала в нашей семье своей и можно было не опасаться утечки какой-либо информации. А уже одно это немаловажно.
Я хотел еще переманить к себе и братьев Гонсалес. Но они наотрез отказались, даже при всем уважении ко мне. На насиженном месте они неплохо зарабатывали и по-своему были правы.
В отличие от них Лаура согласилась сразу и с превеликой радостью. И я понял почему: рассчитывала быть поближе ко мне. По-своему и она была права. Мы действительно стали проводить вместе много времени.
Из небольшой конторы мы очень скоро превратились в удачливую и довольно известную фирму. В игре на бирже везло. Хозяин, от которого я ушел и занялся самостоятельным бизнесом, смотрел на меня с еще большим уважением: нам часто приходилось сталкиваться по биржевым вопросам. Близился юбилей – год пребывания в Аргентине.
В одно из воскресений, просматривая свежие газеты, я обратил внимание на сообщение о сильном урагане, погубившем в Бразилии обширные плантации цитрусовых. Я посмотрел по телевизору вечерние новости – сообщение подтвердилось. Моя реакция была незамедлительной.
В понедельник, едва открылись торги на бирже, я начал скупать апельсиновый порошок – основной компонент для изготовления соков. К обеду я уже являлся едва ли не единственным владельцем южноамериканского концентрата. Коллеги по бизнесу смотрели на меня, как на сумасшедшего. Но были и такие (достаточно хорошо меня знавшие), которые отнеслись к моим операциям с некоторым подозрением. Спустя несколько дней всем стало все ясно.
Бразилия, главный поставщик этого продукта, оставшись практически без сырья, взвинтила на него цены. Как цепная реакция последовал рост цен на концентрат в Аргентине и других странах континента, занимавшихся его производством. Я же чувствовал себя на вершине олимпа.
Брокеры бросились покупать и продавать апельсиновое золото. Началась настоящая свалка. Масса людей, голосов, яростных жестов. Те жалкие остатки, что я отдал им на растерзание, переходили от одного хозяина к другому. Я наблюдал за этой суматохой со стороны, улыбался, довольный собой, и ждал своего часа.
Когда цены на мой товар подскочили до разумного, на мой взгляд, предела, я выбросил его на рынок. Результат не заставил себя долго ждать. В течение одного дня я стал богатым человеком. На моем банковском счету осело около миллиона долларов.
Незачем объяснять, что я превратился в заметную в Буэнос-Айресе фигуру. Теперь мы могли позволить себе и новый «мерседес» с шофером, и более солидный, в центре города, офис. Я расширил штат – теперь на меня работала дюжина брокеров.
Катя посоветовала перевести Костю в самую престижную школу. Это было необходимо не только для поддержания имиджа, но и для завязывания полезных знакомств. Кстати, близился его день рождения.
В августе на одиннадцатилетие Кости мы пригласили его новых одноклассников, естественно с папами и мамами. Букет получился довольно внушительный. Приехали со своими чадами известные юристы и врачи, крупные торговцы и промышленники, даже два замминистра – юстиции и национальной безопасности. Столь высокой честью я был обязан, скорее всего, тому, что являлся русским по происхождению и разжигал в них любопытство, желание познакомиться поближе с появившимся всего год назад в их городе и так быстро разбогатевшим иностранцем.
Гостей мы принимали в собственном доме, куда недавно переехали. Располагавшийся в престижном районе на окраине Буэнос-Айреса, он имел прекрасный вид на залив и стоял особняком, что меня очень устраивало. День рождения, с дорогими подарками и обязательным огромным тортом, прошел по высшему разряду. Пришлось немало потратиться, но мы были вознаграждены: я близко сошелся с заместителем министра нацбезопасности (может, я и преувеличиваю, но, по моему мнению, наше знакомство закрепилось на том уровне, который предусматривает его дальнейшее развитие).
Катя очаровала и мужчин и женщин. Она вела себя как настоящая потомственная дворянка и в то же время оставалась радушной хозяйкой. Гостям это понравилось. Особенно русское хлебосольство. Мы сделали вывод, что вполне можем рассчитывать на ответные приглашения. Таким образом, цель была достигнута, а заодно и заложен фундамент для нашей второй, нелегальной деятельности.
Эта вторая, известная пока еще только нам жизнь наконец заявила о себе. И если раньше она дремала и давала нам время, то теперь заявила о себе самым активным образом. Пора было приступать к тому, ради чего мы оказались за тридевять земель от родины.
30 ноября 1967 года.
Я вплотную приступил к разработке Педро Аурильо, заместителя министра национальной безопасности. На эту крупную рыбку нужна была и соответствующая наживка. Изучив привычки и слабости дона Педро, я уже представлял себе, каким образом его можно крепко подцепить на крючок.
Оставалась единственная и, наверное, главная проблема: согласится ли Лаура помочь мне в осуществлении задуманного, где ей отводилась центральная роль.
Мы сидели в ресторанчике дядюшки Пепе и не спеша потягивали ароматный, специально для нас сваренный кофе. В этот ранний час, тем более выходного дня, в заведении, кроме нас, не было ни души. Незачем объяснять, что я специально выбрал это время. Единственный, кто мог нас подслушать, это большой зеленый попугай, гордо и независимо восседавший на своей палочке в клетке, которая висела рядом со входом.
Он умел говорить только три фразы: «Добро пожаловать», «Приятного аппетита» и «Клиент не всегда прав». Дядюшка Пепе гордился своим питомцем. Лаура рассказывала, что дядя сам обучил его этим фразам. Что касается первых двух фраз, я в это охотно верил. А вот в отношении последней у меня были большие сомнения. Вряд ли владелец ресторана стал бы специально натаскивать свою птицу говорить подобные вещи.
– Чак выучился новой фразе, – похвалила Лаура попугая.
– Н-да. Какой же?
– «Приходите еще».
Я рассмеялся.
– Ну нас с тобой это не касается. А на месте дона Пепе я бы увеличил питание Чака. Получается, он у него рекламным агентом работает. И почти за бесплатно.
Теперь рассмеялась Лаура.
– Лаура, я, как ты догадываешься, неспроста вытащил тебя сюда в такую рань, – начал я наконец подходить к деловой части нашей беседы. – У меня к тебе будет... нет, не поручение, скорее – просьба. Помочь в одном деле, очень для меня важном.
– Я вся внимание. – Она отставила в сторону кофе и откинулась на спинку стула.
Мне нравилась та легкая небрежность, с какой она всегда это проделывала, как будто собиралась выслушать очередное признание в любви от очередного поклонника.
– Я хочу добыть довольно убедительный компрометирующий материал, – продолжал я, – на одного высокопоставленного чиновника.
– А чем могу помочь я? – Она казалась растерянной.
– Сейчас объясню. Но сразу предупреждаю, можешь отказаться, я не обижусь, но о нашем разговоре никому. Даже Чаку.
– Хорошо.
Мы одновременно повернулись в сторону попугая. Он старательно изображал дремоту, но обращенный к нам глаз подрагивал опущенным веком, оставляя внизу темную щелочку.
– Шпионит, мерзавец, – прыснула Лаура.
От ее слов у меня внутри похолодело.
В принципе, с их точки зрения, я и был самым настоящим шпионом. Это на родине нас называют героями-разведчиками, пишут книги и снимают кино. А они, в свою очередь, возводят в ранг разведчиков своих соотечественников, которых мы клеймим шпионами.
– Я слушаю. – Лаура опять была серьезна.
Я немного помедлил и, внимательно наблюдая за ее реакцией, изложил свою просьбу.
Лаура слушала молча, не перебивала. Непонимание сменялось удивлением, переходящим в замешательство. В конце концов вся эта гамма эмоций перестала играть на ее лице, и она обрела прежний беззаботно-спокойный вид.
– Зачем все это? – спросила она, когда я закончил и потянулся к давно остывшему кофе.
– Чтобы взять этого пеликана за горло, если он доберется до меня. Всегда полезно иметь при себе козырную карту. – Я не собирался посвящать ее в мои дальнейшие планы.
Лаура положила свои тонкие пальцы на мою руку.
– Тебе это очень нужно, Алесандро?
– Более чем.
– Я сделаю, как ты просишь.
Я не ожидал от нее такого скорого решения. Хотя и не без оснований рассчитывал на согласие. В душе давно было гадко: я впутывал в грязную, нравственно низкую историю молодую красивую девушку, мою подчиненную и друга нашей семьи, более того, зная, как она ко мне относится, играл на ее чувствах в своих интересах. Но другого выхода и человека, которому мог бы довериться, у меня не было. А она, лишь секунду подумав, кивнула... Я чувствовал себя полным дерьмом.
Неделю спустя один из местных корабельных воротил давал банкет по поводу приобретения нового пассажирского судна. Приглашена была элита Буэнос-Айреса, к коей уже принадлежал и я. Открытка пришла на адрес моей компании «Аргентина трейд», и я смело появился в обществе моего секретаря-референта.
На Лауре было черное, облегающее фигуру платье чуть выше колен со скромным разрезом сбоку. Однако открытые плечи сводили строгость его нижней половины на нет. Я понимал, что платье это Лаура выбрала умышленно, и ничего не имел против. В точно назначенное время мы появились на борту огромного океанского лайнера «Санта Бель», где и должно было состояться его же обмывание.
Генерал Педро Аурильо уже прохаживался с важным видом по нижней палубе, кивая прибывающим гостям или здороваясь с ними за руку. Едва мы засвидетельствовали свое уважение хозяину и выразили восхищение его приобретением, перед нами, как исполинский гриб после дождя, вырос Аурильо.
Высокий и грузный, с грубым низким голосом и отвратительным смехом, он был явным образцом солдафона. Я давно заметил, что при виде Лауры у него начинают плотоядно блестеть глаза и чуть ли не текут слюни. Некрасивая истеричная жена давно перестала интересовать генерала как женщина, а подступиться к Лауре в открытую он опасался. Честь мундира, понимаете ли. Я хотел навести Аурильо на мысль отравить супругу и потом зацепить его на этом. Но передумал и решил воспользоваться услугами Лауры.
После фуршета в ресторане судна, бестолковых бесед и второй смены стола я извинился, сослался на неважное самочувствие жены и, изображая примерного семьянина, откланялся. Естественно, перед этим генерал Аурильо вызвался скрасить одиночество моего секретаря, на что мы с Лаурой и рассчитывали.
Если бы кто проследил за мной в тот вечер, то с удивлением бы обнаружил, что я поехал не в сторону окраины города, к своему дому, а направился в центр. За два квартала от дома Лауры я оставил машину и беспрепятственно проник в ее квартиру.
Ждать пришлось недолго. Через час в дверном замке заскрежетал ключ. Я перебрался из комнаты на балкон.
Моя новая диспозиция позволяла наблюдать за всем, что происходило внутри квартиры. Лаура протащила счастливого и сгорающего от нетерпения Аурильо через гостиную прямиком в спальню. Я сделал несколько осторожных шагов и припал к окну, мысленно благодаря строителей за балкон, охватывающий две комнаты сразу. Лаура включила ночник. Генерал тут же набросился на нее. Можно только представить, как он извелся, ожидая этого счастливого для себя момента. Явно умыкнул ее с банкета до его окончания.
Я клацнул «Никоном».
Лаура вырвалась из крепких объятий Аурильо и кокетливо повела плечами, одаривая его многообещающим взглядом. Затем резко, обеими руками, толкнула в грудь. Генерал попятился и плюхнулся на кровать.
Девушка медленно, через голову, стянула с себя платье. Кроме тоненьких полупрозрачных трусиков, на ней ничего не осталось. При виде ее обнаженного тела Аурильо остолбенел, а Лаура, небрежно отшвырнув в сторону платье и сказав ему пару слов, удалилась в гостиную.
Аурильо принялся лихорадочно раздеваться.
Тем временем Лаура достала из бара бутылку шампанского, разлила по бокалам. В один из них она бросила таблетку, которая мигом с шипением растворилась. Когда девушка с двумя высокими бокалами в руках вернулась в спальню, генерал уже был полностью готов к занятию амурными делами – он полулежал на кровати в костюме Адама.
Лаура опустилась рядом, протянула один бокал генералу, сделала небольшой глоток из своего. Аурильо жадно выпил до дна и потянулся к ней. Девушка, как ребенка, поцеловала его в крупный мясистый нос, в бритую макушку; руки генерала заскользили по ее телу, пытаясь лишить последней части туалета. Но это ему оказалось не под силу.
Сильная доза снотворного свалила даже его могучее тело. Руки безвольно упали, голова откинулась на подушку; Аурильо закрыл глаза и забылся глубоким сном.
Лаура сама обнажилась до конца и принялась довольно убедительно имитировать то, чем так мечтал заняться с ней генерал. При этом она растрепала свои волосы так, что они полностью скрывали ее лицо.
Я наснимал достаточно, да и прятаться больше не было необходимости. Я вернулся в квартиру. «Герой-любовник» разметался под Лаурой тряпичной куклой. Запечатлев «сладкую парочку» с более близкого расстояния, мы с Лаурой сымитировали последний кадр: сладкий сон Аурильо в объятиях голенькой незнакомки.
Я подал Лауре платье. Она, нисколько меня не смущаясь, оделась и только тут начала краснеть. Мне опять стало не по себе: в какую же гадость я втянул девчонку! И, не найдя нужных слов и ничего более лучшего, я обнял ее и крепко, по-настоящему поцеловал.
Теперь оставался последний этап в проводимой мной операции – подготовиться к щекотливой встрече с генералом Аурильо. Местом предстоящей «задушевной» беседы я избрал ресторанчик Пепе Хорхе. Использовать это заведение я рассчитывал и в дальнейшем. Поэтому его хозяин должен был стать моим союзником.
Я посетил «Ла Беллу» на следующее утро. Ресторан только открылся, и посетителей еще не было. Заказав кофе, я попросил дядюшку Пепе присоединиться ко мне, поболтать за дальним столиком, где нас никто не мог подслушать. Две девушки-официантки закончили расставлять чистые пепельницы и вазочки с салфетками и удалились на кухню.
– Как идут дела? – приветливо улыбнулся я.
– Не так чтобы очень... Но ничего, жить можно. – Хорхе ответил мне такой же улыбкой.
– Так в чем проблемы?
– Видите ли, сеньор Алесандро, – начал он объяснять, – ресторан у меня небольшой, клиентов всегда немного, соответственно – и доходы скромные. По этой причине я не могу себе позволить расширить ассортимент блюд и закупать более дорогие изысканные продукты для настоящих гурманов. – Немного помедлив, он добавил: – Да и ремонт не мешало бы сделать.
Все это я уже знал от Лауры. И именно на такой ответ рассчитывал. Подавшись вперед, я сказал:
– Пепе, я помогу вам. Дам деньги на ремонт. И еще – на закупку нужных продуктов.
Дядюшка Пепе ошарашенно на меня уставился.
– Сеньор Алесандро! О сеньор Алесандро... как... – начал лепетать он, но я его перебил:
– Я только попрошу вас об одной услуге.
– Ну конечно, конечно. Всегда рад.
– Мне бы хотелось иногда встречаться здесь с нужными мне людьми, – я пошел в открытую. – Причем так, чтобы эти встречи не привлекали внимания и были скрыты по возможности от любопытных глаз.
Мой собеседник понимающе кивал. Когда я закончил, он почесал за ухом и наконец произнес, слегка картавя слова:
– Можно оборудовать специальную кабинку.
– Хм. Вы сообразительны. – Я пододвинул к нему свою записную книжку. – Запишите необходимую сумму. Завтра же я переведу деньги на ваш счет.
– И это все, о чем вы просите? – Удивление все еще не сползало с его лица.
– Все, – заверил я.
Дядюшка Пепе сделал запись в блокноте и еще раз пристально заглянул мне в глаза:
– Благодарю вас, сеньор Алесандро. Можете на меня рассчитывать.
Мы пожали друг другу руки.
– Не забудьте пригласить на новоселье, – бросил я и вышел из ресторана.
Через неделю «Ла Белла» преобразилась. Новые затемненные стекла и красного дерева входная дверь с колокольчиком, стены внутри обтянуты шелком небесно-голубого цвета. Позаботился Хорхе и о мебели. Уже не пластмассовые, а деревянные столы и стульчики, легкие и элегантные на вид, заполняли зал. Вдоль стен располагались кабинки на двоих, отделенные друг от друга упирающимися в потолок панельными перегородками. Одна из них предназначалась для меня. Она находилась в самом дальнем углу помещения, рядом со служебным входом, ведущим на кухню, склад и к черному выходу во двор.
Я остался доволен изобретательностью дядюшки Пепе.
Таким образом, условия для «интимной» встречи с генералом Аурильо были созданы (а я надеялся, что эти встречи продолжатся). Оставалась самая малость – позвонить и назначить день и время. Как я и ожидал, когда я намекнул Аурильо, что речь идет о чести его мундира и карьеры вообще, он принял мои условия.
Я назначил встречу в «Ла Белле» на утро воскресенья, когда посетителей практически еще нет. Приехал на двадцать минут раньше и, пройдя через черный ход и служебные помещения, вышел к внешней перегородке своей кабинки. Нащупав маленький паз, я слегка толкнул перегородку в сторону от стены. Часть ее, на уровне моего роста, бесшумно отъехала в сторону. Я очутился в моих личных апартаментах.
Через пятнадцать минут появился Пепе Хорхе с двумя чашками дымящегося кофе на миниатюрном подносе. Я попросил его принести еще графин коньяка и большой бокал. Он понимающе кивнул и исчез. Но уже через минуту закончил сервировку стола.
Ровно в назначенное время, в 10.00, тяжелая портьера отодвинулась, и внутрь шагнул Педро Аурильо собственной персоной. Заместитель министра национальной безопасности, хотя и пытался скрыть, был явно взволнован. От меня не ускользнули крупные капли пота на его лысом черепе.
– Доброе утро, генерал, – поприветствовал я его.
– Давайте без чинов и званий, сеньор Алесандро. – Он тяжело опустился на стул напротив.
– Надеюсь, дон Педро, вы не привели с собой взвод солдат?
– Что за глупости. Я пока еще о вас довольно высокого мнения, чтобы опуститься до этого.
– А вот я о вас был лучшего, – протянул я и замолчал, наблюдая за его реакцией.
Аурильо заерзал на стуле, и мне показалось, что тот под ним вот-вот развалится.
– Ну что у вас, выкладывайте, – глухим голосом произнес он и потянулся к кофе. – У меня мало времени.
– Думаю, на это у вас время найдется, – улыбнулся я и бросил перед ним на стол конверт с фотографиями.
– Что это?
– Картинки из вашей жизни.
– Не понимаю вас.
– А вы взгляните, взгляните, – подбодрил его я. – Очень занятно. Я прямо-таки оторваться не мог.
Генерал, не глядя на меня, извлек из конверта толстую пачку фотографий и принялся их рассматривать. Я удовлетворенно отмечал, как с каждым новым снимком его лицо вытягивалось и, как хамелеон, меняло цвет: из багрово-красного оно стало белым. Аурильо достал платок и протер обильно вспотевшую лысину. Не выпуская фотографий, он свободной рукой потянулся к кофе. Рука дрожала.
– Я думаю, вам надо выпить что-то покрепче, – предложил я и налил ему полную стограммовую рюмку коньяка.
Не возражая, он одним махом опрокинул ее в себя. Потом поднял на меня бесцветные глаза:
– Откуда это у вас?
– Выкупил у одного журналиста, – соврал я.
– У кого?
– Не имеет значения. Негативы тоже у меня.
– Сколько вы за все хотите? – Голос Аурильо надломился до хрипоты.
– А почему вы уверены, что я не отпечатал кроме этих фотографий еще несколько экземпляров подобного комплекта?
– Вы честный человек, сеньор Алесандро. Вы не можете так поступить со мной.
– Еще как могу, – я подался в его сторону.
– Ну так сколько? – взмолился Аурильо. – Назовите сумму. Я заплачу.
Я опять непринужденно откинулся на спинку стула и тоном, не допускающим возражений, заявил:
– Меня не интересуют деньги. У меня их достаточно.
– Так чего вы от меня хотите? – Сбитый с толку, генерал развел руками.
– Вот это другой разговор. Курите. – Я протянул ему сигару, подождал, пока он ее раскурит. – Я хочу, чтобы вы делились со мной кое-какой информацией.
Сигара застряла у Аурильо во рту. Он с трудом ее оттуда вынул.
– Что вы имеете в виду?
– То, о чем вы подумали, генерал. Этот любопытный набор можете забрать себе на память. Негативы останутся у меня. И пока мы будем дружить, уверяю вас, ими никто не воспользуется. Даю вам слово.
– Вы хотите заставить меня заниматься... – он запнулся на полуслове.
– Не хочу, а заставляю, – поправил я. – Вы представляете, что будет с вами, если эти картинки попадут в газеты и на стол к вашему министру. – Аурильо помолчал, видимо рисуя в воображении свою безрадостную судьбу, а я продолжал: – Единственное, чем вы сможете заниматься, – это, судя по фотографиям, сниматься для порножурналов. Как вам такая перспектива?
– На кого вы работаете? – наконец разлепил губы генерал.
– Это не важно. Главное, что вы будете работать на меня. И прошу учесть – не бесплатно.
Аурильо выкатил глаза. Я плеснул ему еще коньяка.
– Да не смотрите вы так. Выпейте. – И протянул рюмку.
Он тут же молча выпил и налил себе еще.
– Что вас интересует? – Аурильо вздохнул: он сдался.
– Я вам позвоню. – Я дал понять, что наш разговор окончен.
Генерал неуверенно поднялся и повернулся к выходу.
– Дон Педро, – окликнул я, – не стоит так расстраиваться. Думайте о другом: лишние деньги еще никому не помешали. В нашем случае речь идет о больших деньгах.
Он покачал головой и, словно идущий на казнь, пошатываясь, удалился.
Я просидел еще с десять минут и вышел к своей машине тем же путем, что и вошел.
1 февраля 1968 года.
Я не беспокоил Педро Аурильо полтора месяца. Хотел дать ему успокоиться, на трезвую голову хладнокровно обдумать мое предложение. Возможно, он уже начинал подумывать, что все само собой обойдется и ничего такого с ним не случится. Происшедшие за это время события вынудили меня прервать его психологический «отпуск».
Мы встретились в ресторанчике дядюшки Пепе в воскресенье в то же время. Меня интересовало, как генерал поведет себя в этот раз. Его реакция должна была сказать: будет он со мной сотрудничать или же... об этом думать не хотелось.
Аурильо появился без опоздания на удивление спокойным. Увидев, что, кроме кофе, на столе ничего нет, заказал коньяк.
– Я вижу, вы пристрастились к спиртному, дон Педро? – заметил я. – Или это я на вас так действую?
– Да бросьте вы, – отмахнулся он и осушил полную рюмку.
Я положил перед ним декабрьский номер «Буэнос-Айрес геральд» с обведенной красным карандашом небольшой статьей.
– Что это? – Аурильо принялся читать.
– Сообщение о посещении вашим шефом Соединенных Штатов. Трехдневный визит в Вашингтон, – прокомментировал я.
– Допустим.
Я разложил другую, свежую газету, датированную двадцать девятым января, и указал на еще одну статью.
– А это сообщение об ожидаемом прилете в Аргентину министра обороны США.
– Да, я в курсе всего этого. – Аурильо занервничал.
– Мне необходимо знать, – начал объяснять я, – с чем связаны эти визиты министров. Что они затеяли? И желательно, чтобы все было подтверждено документами. Ясно, что за этим стоят интересы их государств. Военные просто так кататься в гости друг к другу не будут. Я пока свое слово держал, – напомнил я.
Аурильо ничего не сказал. Мы распрощались. Но я уже знал, что он выполнит мое поручение.
Через две недели генерал позвонил сам. То, что он передал при встрече, поразило меня. Это была копия с документа под грифом «Совершенно секретно» – план нанесения превентивного ядерного удара по СССР с территории Аргентины. Разработанный совместно с США и под их чутким руководством, он предусматривал размещение в Аргентине американских ракет с ядерными боеголовками, а у берегов – атомных подводных лодок. Только сейчас я отчетливо начал осознавать, насколько дальновидны были тогда, семь лет назад, мои руководители, когда затеяли эту опасную и долгую игру, запустив меня во враждебный, чужой мир.
Я вручил генералу Аурильо конверт с десятью тысячами долларов наличными. И по блеску его глаз понял – этот с крючка не спрыгнет. Да, будет бояться, трястись за свою шкуру, но работать будет. Войдет во вкус, еще и перерабатывать по собственной инициативе станет.
Воспользовавшись своим личном каналом, я отправил телеграмму в Афины и приготовился к встрече с курьером.
5 марта 1968 года.
Андреас Панателис вошел в ресторан «Ла Белла» ровно в полдень. На нем был легкий хлопчатобумажный костюм оливкового цвета, широкополая шляпа и стильные кожаные сандалии. Через плечо перекинута спортивная сумка и фотоаппарат. Любой аргентинец безошибочно распознал бы в нем иностранного туриста.
Панателис прилетел в Буэнос-Айрес из Афин три дня назад. Его группу обильно загрузили культурной программой: национальный музей, прогулки по реке Парана, дворец первого губернатора и защищающая вход в залив Ла-Плата древняя крепость. Сегодня греческих туристов предоставили самим себе, и они разбрелись по городу.
В «Ла Белле» завтракали или обедали (у них это что-то вроде американского ленча) несколько молодых пар, имеющих достаток прожигателей жизни. Панателис прошел к крайней кабинке у служебного входа. Я его уже ожидал.
Он почти не изменился за последние одиннадцать лет, когда мы виделись в первый раз. Андреас помогал мне тогда переправиться в Турцию во время моего «круиза» по Европе, начавшегося в Швейцарии. Маленький, полный, с густой копной черных вьющихся волос, он, как и прежде, неизменно улыбался. Меня он тоже узнал сразу, протянул руку и опустился напротив.
Я молча поставил перед ним деревянную статуэтку конкистадора, какие можно купить чуть ли не в каждой городской лавке, торгующей сувенирами для туристов. Статуэтка была вырезана из цельного куска дерева. Облаченный в доспехи конкистадор грозно смотрел куда-то вдаль, опираясь на внушительных размеров аркебузу. Подставкой ему служила символическая индейская пирамида с характерным плоским верхом. Я провернул против часовой стрелки основание пирамиды и продемонстрировал Панателису тайник с микропленкой, на которую переснял документы, полученные от Аурильо. Грек кивнул и убрал статуэтку в свою сумку.
Допив сок, он как ни в чем не бывало покинул ресторан, а я еще двадцать минут ковырял вилкой салат и пытался осознать, что послезавтра наконец на родину отправится моя первая ласточка.
Я уже собрался было уходить, когда в кабинку ворвался дядюшка Пепе. По его растерянному виду и трясущимся губам я понял, что произошло нечто неприятное.
– Лаура... она... ее больше нет, – с трудом выдавил он из себя.
Меня словно окатили холодной водой.
– Как? – Сил хватило только на это.
– Два часа назад, за городом, она потеряла управление, и машина свалилась в пропасть. Она взорвалась. Все. Ее больше нет. Нет моей девочки. – Дядюшка Пепе обессиленно повалился на стул и закрыл лицо руками. Плечи его затряслись в прорвавшемся наружу горе.
Ошеломленный, подавленный, я не мог сдвинуться с места. Нехорошие и небезосновательные подозрения полезли в голову. Генерал Педро Аурильо! Вот кто мог подстроить эту катастрофу (я не верил в несчастный случай: Лаура довольно прилично водила автомобиль и всегда следила за ним). Меня убрать он побоится, а вот избавиться от лишнего свидетеля своих ночных похождений, да еще и подставившего его, у него были все основания. И ничего ему не докажешь. Мы оба будем молчать, как будто ничего не произошло. Он мне нужен, и он это прекрасно знает. И я это знаю. Замкнутый круг.
Я проклял тот день, когда ввязал доверявшую мне девушку в свою игру. И уже не таким долгожданным и значимым в моей жизни показался этот день.
