25
Когда Володин приехал на Пушкинскую набережную, было уже почти совсем темно. Фонари довольно тускло освещали проезжую часть, по которой изредка проносилась машина-другая. Внизу, под гранитной набережной, лениво плескалась Москва-река.
Володин издалека заметил «БМВ» Апарина цвета «серебристый металлик». Машина стояла у крутого склона горки, покрытой густым кустарником. Вернее, никакого кустарника уже разглядеть было нельзя — тусклый ряд фонарей освещал только асфальт.
«Интересно, зачем он назначил мне встречу именно здесь, в таком безлюдном месте? — подумал Володин. — Ведь можно было, как обычно, встретиться где-нибудь в ресторане, нормально поговорить. Это очень странно… Совсем не похоже на Апарина».
Впрочем, странное место, назначенное Константином Ивановичем для встречи, недолго занимало мысли следователя. Больше всего он думал сейчас о том, как будет разговаривать со своим неформальным начальником. Володин подрулил к машине Апарина и тут же посмотрел на часы.
«Четверть десятого. Очень хорошо, — с удовлетворением отметил про себя Володин, — значит, уже как минимум пятнадцать минут он ждет. И наверняка ругается про себя на чем свет стоит. Он ведь привык, что я его приказы выполняю беспрекословно… Ну ничего, ничего, ты еще не такое увидишь… Я тебе подготовил сюрприз».
С такими мыслями Володин вышел из машины и направился к «БМВ» Апарина. До него было всего около десяти шагов. За рулем следователь сразу же углядел знакомый силуэт начальника столичного РУБОПа.
— Константин Иванович, здравствуйте, — приветливо поздоровался он, открывая дверцу и проворно забираясь в машину.
Константин Апарин головы не повернул. Более того, он не издал ни единого звука. Не обратил ни малейшего внимания на Володина, занявшего место в машине. Короче говоря, никак на него не отреагировал.
Он смотрел прямо перед собой, спокойно опершись затылком на подголовник, будто внимательно разглядывая невидящими, остекленевшими глазами уходящую вдаль Москву-реку…
Страшная догадка только сейчас пришла в голову следователю Володину. Конечно, на своем веку он немало насмотрелся трупов. В разном виде, порой невообразимо страшном. Но представить себе, что вот так, совершенно неожиданно обнаружит труп… Да еще труп не кого-нибудь, а самого Константина Апарина, начальника столичного РУБОПа! Нет, такое ему не могло присниться даже в самом страшном сне…
Спина покрылась потом. Володин почувствовал, как холодная струйка стекает по виску. Он хотел было осмотреть рану Апарина (пули — на груди было две раны — попали прямо в область сердца, видимо, стреляли с очень близкого расстояния слева, из окна со стороны водителя), даже протянул руку… Но потом остановился.
«Может быть, не стоит этого делать? — подумал он. — Может быть, просто тихо и мирно удалиться? Уехать? Как будто тут меня и не было? Вроде меня здесь никто не заметил. Может быть, стоит делать вид, что я вообще не смог приехать на эту встречу? Мало ли что могло задержать…»
Пусть труп обнаруживает кто-нибудь другой. Пусть все сопутствующие хлопоты несет. К тому же в свете выяснившихся обстоятельств, мало ли, вдруг кому-то придет в голову обвинить именно его, Евгения Володина, в убийстве? Конечно, вряд ли хоть кому-то Апарин доверил свою тайну, но чем черт не шутит… Здесь надо все хорошо продумать. И как можно быстрее.
А вдруг кто-то из помощников Апарина знал, что он назначил встречу с ним? Тогда его отъезд будет выглядеть очень подозрительно. Нет, надо оставаться здесь. Тогда медлить нельзя. Каждая минута теперь работает против него…
Володин вынул из кармана телефон и только собирался набрать «02», как прямо перед его носом прожужжала пуля. То, что это была именно пуля, следователь ни секунды не сомневался — уж чего-чего, а жужжания пуль в своей жизни он наслушался достаточно. Звука выстрела слышно не было — просто что-то щелкнуло вдалеке, а потом это знакомое жужжание…
Стреляли откуда-то из кустов на склоне горки. Володин тут же пригнулся как можно ниже.
Не прошло и десяти секунд, как прожужжала новая пуля, за ней третья… На этот раз одна из них попала в рулевое колесо. Пластмасса разлетелась как стекло. Следователь почувствовал, что один из осколков попал в щеку.
Володин понял, что стреляли метров с пятнадцати — двадцати из пистолета с глушителем. С такого расстояния металлическую дверь машины можно пробить только из автомата. Так что пока он в безопасности. Но что мешает убийце незаметно подойти поближе и без шума и пыли застрелить практически беззащитного, скрючившегося на переднем сиденье Володина?
Ничего…
Значит, надо было действовать. Сидеть и ждать, пока к окну подойдет киллер (в том, что это именно киллер, Володин не сомневался) и выпустит в него обойму, следователь не желал. Поэтому он судорожно искал решение.
Неожиданно следователь услышал шаги. Нет, это не мог быть убийца — тот подкрался бы неслышно, — скорее всего, это прохожий.
Следователь понял, что судьба дает ему шанс. Киллер не станет стрелять в прохожего — зачем ему лишние жертвы? Он, скорее всего, подождет, пока тот пройдет мимо. И это время нужно использовать. Непременно использовать.
Володин протянул руку, нащупал ограничитель водительского кресла и повернул ручку. Спинка плавно опустилась вместе с трупом Апарина. Затем Евгений с трудом сдвинул труп немного назад и, перегнувшись через ноги Апарина, дотянулся до ручки и открыл противоположную дверцу.
Он ожидал новых выстрелов, но убийца, видимо, затаился. А может быть, он просто уже вышел из своего укрытия и сейчас направляется к машине? Володин этого не знал. К тому же он не мог выглянуть и посмотреть — это было слишком опасно.
Шаги прохожего стихли…
Теперь требовалась осторожность. Володин быстро выбрался из машины, метнулся влево и присел за ее задним колесом. Вслед за ним одна за другой в асфальт впились три пули. Очевидно, из-за кустов хорошо просматривалась дорога, а его тень можно было четко разглядеть в проеме под машиной.
Володин пожалел, что не взял с собой пистолет. Впрочем, открывать стрельбу здесь, практически в центре Москвы, когда в машине к тому же находится труп начальника РУБОПа, было более чем неразумно. К тому же куда стрелять? Горка, на которой прятался убийца, сплошной черной стеной нависала над плохо освещенной дорогой. Где именно, в каких кустах засел киллер — разглядеть просто невозможно.
Оставалось одно — звонить в милицию.
Володин залез в карман и похолодел — телефон он оставил в кресле машины. Это и понятно — когда он спихивал труп назад, ему пришлось отложить трубку.
Убегать? Это слишком рискованно. Если улица пуста, то киллер без помех выйдет из своего укрытия.
Но удача сегодня была на стороне Евгения. Он снова услышал приближающиеся шаги. На этот раз мимо шла компания подвыпивших молодых людей.
«Может быть, позвать на помощь?» — промелькнуло в голове у Володина.
Нет… Он не мог подвергать опасности невинных людей. Убийца мог занервничать, запаниковать и перестрелять всех. Тем более, судя по всему, у него были для этого возможности. Так что звать на помощь было нельзя, и Володин, хоть и не без сожаления, отказался от этой мысли.
Однако то, что на улице снова появились люди, давало ему дополнительный шанс.
Володин быстро проделал обратный путь в машину. К счастью, убийца пока больше не стрелял, и следователь добрался до трубки, потом снова тем же путем вылез из машины и спрятался за колесом.
— Алло! Милиция!
— Дежурный сто двадцать третий слушает, — раздался бесстрастный голос.
— Говорит следователь по особо важным делам Володин. — Он знал, что лучший способ добиться от милиции оперативности, это дать понять, что в их услугах нуждается коллега. Хоть не слишком близкий, но коллега. — В районе Пушкинской набережной совершено убийство. Убийца находится на горке у Нескучного сада. Ведет стрельбу. Срочно вышлите наряды, нужно окружить сад, возможно, убийца еще там.
— Понял, ждите…
Собственно говоря, ничего больше Володину делать не оставалось. Он так и просидел в своем укрытии до приезда милицейских машин — благо ждать пришлось недолго.
Оперативники действовали четко и слаженно. Они быстро прочесали всю территорию, прилегающую к набережной, предварительно окружив весь сад.
Впрочем, поиски ничего не дали. Преступника и след простыл. Нашли только шесть стреляных гильз.
Гордеев крепко спал, когда его разбудил телефонный звонок.
— Да, — он еле-еле дотянулся до трубки, с большим трудом пробуждаясь от сна.
Это оказался Турецкий.
— Юра, привет! — Голос Александра Борисовича звучал бодро и жизнеутверждающе, что совершенно не соответствовало настроению Гордеева.
— Привет… — недовольно отозвался адвокат. Он поглядел на будильник, который показывал четверть восьмого.
Слишком рано для адвоката со свободным графиком работы. К тому же Гордееву сегодня не надо было идти в юрконсультацию, и он решил поваляться в постели подольше. Но, как видно, не судьба…
— А ты никак дрыхнешь? — изобразил удивление Александр Борисович.
— Да… — невнятно промычал Гордеев, как все невыспавшиеся люди, не слишком довольный тем, что его ни свет ни заря разбудили.
Гордеев очень не любил, когда его будили ни свет ни заря. Утром, когда до работы остается час-полтора, засыпаешь с трудом, а потом просыпаться еще труднее. Часто Гордеев просто отключал телефон на ночь, но тут забыл. И вот из волшебного мира снов его выдернул бесцеремонный звонок Александра Борисовича…
«А вдруг он не только разбудил, а еще и хочет поднять с постели?» — пронеслась в голове у Гордеева ужасная мысль, которую он поспешил отогнать. Хотя, скорее всего, так оно и было — просто так, от нечего делать, Александр Борисович не звонил. Его звонки всегда были связаны с конкретными действиями. А чтобы совершить какое-то действие, надо как минимум встать с постели. Так что выспаться всласть Гордееву сегодня была явно не судьба.
— Просыпайся, а то все на свете проспишь, — продолжал Александр Борисович.
— А что? — Гордеев зевнул так, что едва не вывихнул челюсть. — Рано ведь еще… Еще только начало восьмого…
— Знаешь поговорку? — Голос Турецкого звучал настойчиво. — Кто рано встает, тому Бог дает.
— Ну и что? — ответил Гордеев.
— Я хочу сказать, кому рано, а кто-то уже массу новостей разузнал. Пока другие дрыхли.
— Что, очень важных новостей? — сладко зевая, поинтересовался Гордеев, хотя и так понимал, что Турецкий будет звонить, только если новости у него очень важные.
— А как же! — весело подтвердил Турецкий. — В нашей работе все новости важные и нужные. И, кстати, очень часто срочные. Вот как сейчас.
— Это как? — спросил все еще мало что понимающий Гордеев, пытаясь раскрыть слипающиеся веки. Это у него получалось плохо.
— В том смысле, что реагировать на них надо сразу же, не мешкая. Понимаешь?
— Утром? В начале восьмого? — тупо повторил Гордеев.
— Конечно! Именно в начале восьмого. Это ведь только вы, адвокаты, можете позволить себе валяться в постели.
— А вы не можете? — язвительно поинтересовался Гордеев, кутаясь в одеяло. — Вы что, по ночам не спите?
— Мы, как поется в известной песне, работаем почти без выходных, — парировал Александр Борисович.
— Саша, пожалуйста, не тяни резину, говори, что случилось? — прервал его Гордеев, который уже почти проснулся и с тоской поглядывал в окно, где постепенно светлело серое осеннее небо. — Неужели что-то экстраординарное?
— Конечно.
— Это как-то связано с моим делом?
— Да.
— С делом Лучинина?
— Ну это кому как…
— Говори быстрее.
— Короче говоря, вчера вечером был застрелен Константин Иванович Апарин.
— Хм… А я-то тут при чем? — разочарованно протянул Гордеев.
— А ты подумай хорошенько.
— Нечего и думать. Ко мне это не имеет никакого отношения. Работа начальника столичного РУБОПа имеет такое неприятное свойство — в вас иногда стреляют и даже могут застрелить насмерть. Что тут удивительного?
— А то, — вдруг разозлился Турецкий, — что, как мне удалось узнать, Апарина застрелили непосредственно перед тем, как он должен был встретиться со следователем Евгением Николаевичем Володиным. Кстати, как ты сам сказал, его очень хорошим знакомым.
— Вот это уже интереснее… — Гордеев сел на кровати. Сон быстро улетучивался. — Ну-ка рассказывай!
— Ага! — обрадовался Турецкий. — Теперь понял, что я тебе не стану звонить без причины ни свет ни заря?
— Понял, понял… Значит, действительно произошло нечто любопытное для нас?
— А о чем я тебе твержу уже битых десять минут? Давай в темпе собирайся и срочно приезжай в прокуратуру. Через сорок минут жду тебя у себя. Думаю, за это время ничего особенного не произойдет.
— А что-то может произойти еще?
— Кто знает… — уклончиво ответил Турецкий. — Короче говоря, все подробности при встрече. Жду.
Послышались короткие гудки. Гордеев посмотрел на трубку, потом положил ее на рычаг и сел в кровати.
Как начнешь день, так он и пройдет. Эту истину Гордеев усвоил давным-давно, и никогда еще ему не приходилось усомниться в ее правильности. Сегодняшний день обещал быть суетливым и беспокойным.
Единственное, о чем жалел следователь Володин, возвращаясь домой под утро, после допроса, который устроил важняк Генпрокуратуры Александр Турецкий, — так это о том, что рассказал ему о предстоящей утром поездке в Бутырскую тюрьму, чтобы допросить Вадима Лучинина. Не хотел рассказывать, а рассказал. Совершенно случайно. Просто с языка сорвалось. Неудивительно для человека, в которого недавно стреляли и который чудом остался в живых.
«Но все-таки следовало быть начеку, — думал Володин, возвращаясь домой, — надо было взвешивать каждое слово. Теперь он может схватиться за это как за ниточку и тянуть, тянуть… И в конце концов вытянуть то, что ему знать совершенно не надо».
То, что Турецкий на такое способен, Володин не сомневался ни секунды. Александр Борисович произвел на него исключительно сильное впечатление. Володин, конечно, и раньше слышал о Турецком — все-таки работали в одной системе, — но встречаться до сих пор никогда не приходилось.
— Я не буду расспрашивать вас о деталях происшедшего, — сказал ему Турецкий, внимательно глядя прямо в глаза, — тем более вам будет трудно вспоминать об этом прямо сейчас… Не стану сейчас спрашивать и о том, что вас привело на Пушкинскую набережную и какова была цель вашей встречи с Апариным. Это мы оставим на потом. Время дорого, а я не могу вас задерживать в таком состоянии. Но я прошу вас рассказать о ваших соображениях. Ведь у вас, как у следователя, уже появились какие-то версии?
Этого вопроса Володин не ожидал. Он рассчитывал совсем на другие вопросы, на обычный допрос, который он сам проводил сотни раз. Вопрос — ответ, вопрос — ответ… Это похоже на игру в пинг-понг, когда мячик летает через стол по траекториям, которые ему сообщают ракетки игроков. Поймает мячик ракетка или не поймает — зависит от того, кто послал, насколько хитрым был удар. Зато, если ты поймал мяч, то можешь сам послать его так, чтобы соперник его пропустил. И ты тогда получаешь очко.
Вопрос Турецкого никак не соответствовал такому взгляду на допрос. Он смешал все планы Володина и несколько выбил его из колеи. Ну надо же! Этот Туредкий знает когда и что спросить. Вопросы его больше похожи не на пинг-понговые мячики, а на пули, поймать которые нет никакой возможности. Да и успеть увернуться тоже очень трудно. Особенно когда вопрос задан неожиданно и в самую точку.
Конечно, Володин что-то придумал на ходу, но, судя по взгляду, Турецкого интересовало не то, что конкретно он говорит, а интонация, жесты, ритм речи. Володин чувствовал, что Александр Борисович читает по каким-то неуловимым признакам лучше, чем если бы ему говорили открытым текстом. И от этого волновался, сбивался, что, разумеется, не могло ускользнуть от внимания проницательного Турецкого. Только большим усилием воли Володину удалось взять себя в руки и начать говорить складно и спокойно. Турецкий, кажется, это заметил, поэтому после нескольких малозначительных вопросов неожиданно задал такой:
— А что вы собирались делать завтра?
Вот тут-то Володин машинально и рассказал Турецкому о предполагаемом посещении Лучинина.
Александр Борисович оживился и быстро выспросил у Володина все подробности этого дела. Оно явно заинтересовало важняка.
Скрывать смысла не было — все, что рассказал Володин, с легкостью можно было прочитать в материалах следствия.
После этого Александр Борисович отпустил Володина с миром.
В остальном Евгений Володин постарался избежать каких-то опасных вещей, которые бы хоть как-то характеризовали его отношения с начальником столичного РУБОПа Константином Апариным.
«А этот Турецкий молодец, — думал Володин, подруливая к своему дому, — если бы я не знал все эти следовательские штучки, то обязательно бы проговорился. А у простого человека в разговоре с ним вообще шансов не останется. Ну ничего, мы тоже не лыком шиты. Только вот дело Лучинина… Ну да ладно, может, и пронесет. В конце концов, со смертью Апарина — все концы в воду. Пусть Турецкий попробует разыскать что-нибудь, подтверждающее то, что Апарин интересовался делом Лучинина».
Да, Володину пришлось потратить немало нервной энергии для того, чтобы этот въедливый Турецкий не разнюхал, что именно связывало его с Апариным.
«Но все-таки дело Лучинина его явно заинтересовало, — размышлял ВолОдин. — Почему? Как, из каких признаков он мог бы понять, что это дело имеет отношение к Апарину тоже?
Нет, этот Турецкий самый настоящий телепат, если может читать мысли…»
С этими мыслями Володин подъехал к дому. Жена еще не спала. Дожидалась. Володин переоделся, вошел на кухню.
— Где ты был? Позвонил, ничего не объяснил…
— Служба, — устало сказал Володин, усаживаясь за кухонный стол. Он решил не рассказывать жене в подробностях то, что произошло с ним вечером. Зачем нервировать человека? Достаточно и того, что он сам переволновался..
— Есть будешь? — спросила жена.
— Да… Таня, достань-ка водки…
— Что-то случилось? — спросила встревоженная жена. — Ну почему ты молчишь?
— Случилось, — согласно кивнул Володин.
— Что? Плохое?
Володин подумал и ответил:
— Скорее, нет.
— Значит, хорошее?
Она достала рюмку, бутылку, закуску из холодильника… Володин налил полную рюмку, вбросил в себя водку и, не закусывая, налил еще.
— Ну говори, не томи!
— Может, и хорошее, — сказал Володин, проглотив содержимое следующей рюмки и закусывая хрустящим огурчиком. — Просто у нас с тобой теперь начинается новая жизнь…
— Это как? Что ты имеешь в виду?
— Апарина застрелили…
