21
Лена оказалась девушкой понятливой, и Юрию не надо было долго объяснять ей, зачем в их деле должен был появиться частный сыщик. Они с Денисом очертили общий круг проблем, после чего Лена уже официально попросила Грязнова установить наблюдение за Федотовым и из рук в руки передала сумму, названную Денисом. И Грязнов тут же откланялся.
Гордеев же, едва ушел Денис, отправился в ванную, чтобы смыть с себя запахи пикника.
Он тихо радовался, что Лена отнеслась к его внезапному визиту как к событию само собой разумеющемуся, которое непременно должно было случиться и вот случилось.
Не удивило Гордеева и то, что, как только он вышел из ванной комнаты, закутанный в мягкий халат, они бросились друг к другу, будто две разнозаряженные частицы, которые силой долго удерживали от сближения.
В восемь утра из-под вороха одежды завопил сотовый. Гордеев сполз с кровати и, с трудом распечатав глаза, двинулся на поиски.
— Да, — сказал он в трубку, подавляя зевоту.
— Ты где? — спросил телефон голосом Дениса. — Еще в Крылатском?
— Угу.
— Спишь?
— Угу.
— Тогда марш под душ и через тридцать минут жди меня у подъезда.
— А что такое?
— Ничего такого. Поедем искать твоего Пашкевича.
— Надыбал что-то?
— Не то слово. Давай, давай, не тяни. Мне самому не терпится.
Сварганив на скорую руку чашку кофе, он на всякий случай заглянул в спальню. Безмятежность, с какой Лена отдавалась утреннему сну, его приятно удивила. Расслабленное лицо было озарено полуулыбкой полного счастья.
Денис не солгал: через тридцать минут с небольшим его «девятка» действительно затормозила у подъезда. Гордеев заметил, что воронка от взрыва исчезла. На ее месте чернела свежая заплата из битума.
— Куда лежит наш путь? — забравшись в машину, спросил он, демонстрируя приподнятость духа.
— В Марковку, — ответил Грязнов, выруливая к большой дороге.
— Что там?
— Чувачок один. Компьютерный гений. Недалеко от поселка проживает.
— А зачем нам компьютерный гений?
Денис неодобрительно осмотрел Гордеева сверху вниз.
— Ты еще спишь или как? — почти раздраженно спросил он.
— Да нет, просто спрашиваю. По-моему, совершенно нормальный вопрос: зачем нам компьютерный гений?
— Его зовут Альберт Чувашов. Для нас с тобой — просто Алик.
— Очень хорошо. А что дальше?
— Информация для размышления: Алик — одноклассник Евгения Пашкевича по математической спецшколе. Это была неразлучная троица.
— Троица? А кто третий?
— Ни за что не отгадаешь.
— Скорее всего. Так кто же?
— Владимир Левин.
— Кто?!
— Да, да, ты правильно расслышал. Не Ленин, а Ле-вин, — повторил по слогам Денис.
— Тот самый?
— Ага, именно тот самый. Интересно, правда?
— Не то слово.
Гордеев хорошо помнил, кто такой Владимир Левин. Международная знаменитость, не меньшая, чем свой почти полный тезка, который вождь мирового пролетариата.
В июле — августе 1994 года, находясь в Петербурге, в маленьком офисе АОЗТ «Сатурн», он вместе с напарником — одним из совладельцев «Сатурна» — взломал банковскую компьютерную сеть крупнейшего и наиболее защищенного американского «Cитибанка», перевел из него общей сложностью 2,78 миллиона долларов в калифорнийское отделение «Банк oф Aмерикa» на счета своих американских дружбанов, а также на счета некоторых компаний в Израиле.
Погорел Левин по двум банальным причинам: жадность и недостаток информации. Дело в том, что трансакции свыше миллиона долларов отслеживаются спецслужбами. Этого он не знал. Да Левин и не был тем, кого называют хакерами. А потому заметать следы не умел. Сначала его вел неутолимый мальчишеский интерес ко всякого рода тайнам киберпространства. Этакий Буратино, у которого под мышкой вместо азбуки — современный персональный компьютер. Когда же он со всей мощью своего аналитического ума увидел все прорехи, которыми, как решето, усеяно поле компьютерных сетей, им овладел азарт игрока. Как известно, такой азарт мало кому позволяет вовремя остановиться, если только ты не хладнокровная натура. В конечном итоге вычислить его оказалось не так уж сложно.
Когда об этом уникальном инциденте на весь мир сообщили многие информационные агентства и телеканалы, в том числе и российские, некоторые аналитики утверждали, что, если бы Левин отсасывал из «Cитибанка» хотя бы по 50—100 тысяч долларов ежемесячно, не покушаясь на миллионы, его фамилия никогда бы появилась на страницах газет и в бюллетенях спецслужб.
До сих пор держится в секрете, как лос-анджелесские банкиры обнаружили компьютер, с которого была предпринята попытка проникновения в сеть «Cитибанка». Достоверно известно только то, что помощь в розыске Левина оказал хакер из Сан-Франциско, который около полутора лет назад был арестован по обвинению во взломе компьютерной банковской системы все того же «Cитибанка».
Воспользоваться украденными деньгами компьютерный мошенник мог только за границей, куда он и отправился. В марте 1995 года Левина арестовали при попытке въехать на территорию Велико-британии. Агенты ФБР после ареста были неприятно удивлены первым заявлением Левина: «Я все время находился в Петербурге и никакого отношения к краже в «Ситибанке» не имею». Это означало, что пропавшие деньги находятся в руках русского взломщика и тот готов за четверть украденной суммы нанять лучшую в Лондоне адвокатскую контору. Что, впрочем, и было сделано.
Алистер Келман, лондонский адвокат, специализирующийся в вопросах, связанных с информационными технологиями, в интервью «Ньюсуик» сказал, что удивлен этим происшествием, и добавил: «Давно пора бы. Это обещает стать очаровательным анекдотом».
Насколько известно, после шести месяцев пребывания в федеральной тюрьме Пенсильвании Владимир Левин был завербован Пентагоном, в стенах которого до сих пор успешно и работает.
Из короткой аннотации Дениса Гордеев узнал, что Алик Чувашов и был тем самым напарником Левина, когда тот поставил на уши весь финансовый мир Соединенных Штатов. Однако Алик с тех пор навсегда ушел в тень, не откликаясь ни на какие предложения со стороны различных структур на предмет сотрудничества. Правда, за исключением одного-единственного человека — Дениса Грязнова.
— Я его нашел, когда он почти загибался, — пояснил Денис.
— Загибался? В наше время и с его талантом? — всерьез удивился Гордеев.
— Кто-то из питерских гебистов пронюхал, что Алик и Левин чуть ли не молочные братья. И ну его шпынять по всем параметрам — и так и этак. Мол, если не согласишься на нас работать, мы быстренько сфабрикуем на тебя какое-нибудь щекотливое дельце, которое потянет как минимум на червончик строгого. А у него, между прочим, трое детей — близнецы, представляешь?
— И что Алик? Согласился?
— Согласиться для него означало признать себя причастным к взлому «Ситибанка». Тем более он прекрасно себе представлял, какого характера работу ему могут поручить в госбезопасности. В общем, стукачом он быть наотрез отказывался. Он держался до последнего, пока не собрал в охапку жену и детей и не перебрался в Москву, где уже работал его третий школьный приятель — Женя Пашкевич. Долгое время, правда, он ему боялся даже звонить, опасаясь подставить и себя и его. Он поселился в Марковке, недалеко от Перловки, где снял дачу у Кольки Голикова, моего давнего приятеля.
— А Колька откуда его знает?
— Этот говорит, на грибах познакомились.
— На каких грибах? На мухоморах?
— Не знаю. Познакомились, и все. Еще в Питере. А вот однажды Колька порекомендовал мне Алика как неплохого специалиста, когда у меня при одном расследовании возникли проблемы с компьютерными технологиями. Алику как раз позарез нужны были деньги, семья почти голодала. Вот так мы с ним и сошлись. С тех пор он мой эксперт по цифровым технологиям и прочим всевозможным мудреным современным электронным штукам-дрюкам. А специалист он, надо тебе сказать, просто высший класс. Не голова, а сплошной системный блок, «Пентиум» третий. Только вот история с Левиным привила ему устойчивую манию преследования. Парень теперь из дому выйти не может — ему в каждом встречном агент спецслужб мерещится. Поэтому все время работает строго в домашних условиях.
— Ужас какой-то.
— Не то слово, Юрок. Ужас, согласен. Но пока ничего не поделаешь.
— Ну и как он теперь?
— Сейчас сам увидишь. После того как он наконец решился связаться с Пашкевичем, тот взял его под свою опеку, оградив от всевозможных посягательств спецслужб на его золотые компьютерные мозги. А у нашего сыскного агентства появился настоящий доктор компьютерных наук.
«Девятка», порычав в неглубокой жиже грунтовой дороги, размытой ночным ливнем, остановилась у невысокой бревенчатой избы, утопающей в буйных зарослях. Откуда-то выбежала и залаяла поджарая немецкая овчарка.
— Вилли, привет! — сказал Денис, обращаясь к псу, и тот, вывалив набок язык, уселся возле его ног. — Где Алик?
Вилли показал своей острой мордой на избу и с места рванул обратно во двор, очевидно, оповещать хозяев о прибытии гостей.
— Пошли, Юрок, покажу тебе живого героя нашего времени.
То, что Гордеев увидел, войдя в дом, мощно контрастировало с внешней действительностью. Как если бы во время Бородинского сражения в небе на бреющем полете ни с того ни с сего пронесся бы Ту-144 во всей красе. Сказать, что дом был заставлен компьютерами — не сказать ничего. Здесь компьютер был прежде мебели, точнее, заменял ее.
Трое мальчиков-близнецов сидели каждый перед своим монитором и резались в какую-то сложную сетевую стратегию, не обращая никакого внимания на двух пришельцев, которыми для них несомненно являлись Гордеев с Грязновым.
— Здоров, братва! — Денис попытался привлечь к себе внимание «киберпанков», но выклянчил только недовольное мычание. — Где папка?
— Там, — сказал один из троих, не отрывая глаз от экрана.
— Где там?
— Денис, старикан, — донеслось из глубины дома, и Гордеев увидел обаятельного бородатого очкарика лет тридцати, заключающего Дениса в дружеские объятия. — Наконец-то ты сюда добрался.
— Я не один.
— Ну так еще лучше! А то я тут уже одичал от своего отшельничества.
— Это Юра Гордеев, мой задушевный приятель.
Гордеев и Чувашов обменялись рукопожатиями.
— Так мы сейчас крюшончику сварим, — предложил Алик. — Посидим как люди, за жизнь потрем. Дениска нам о международной обстановке доложит, а то я тут в глуши за месяц от жизни отвык. Газет не читаю, телевизор не смотрю, а только паяю все что-то да перепаиваю. Скука, короче, для вас зеленая.
— Билла Гейтса уже переплюнул? — спросил Денис.
— А кто такой Билл Гейтс? Не знаю такого. Во всяком случае, у нас такие кони не взлетают. Мы и без Гейтса сами себе Гейтсы…
— Ладно, ладно, — прервал его Денис. — Забодяжь нам чайковского для начала, а потом о деле поговорим. У Юры сроки горят.
— Да? — притихшим голосом спросил Алик. — А чего надо?
— Мне нужен Евгений Пашкевич, — ответил Гордеев, ощущая легкую растерянность от дивного шквала гостеприимства.
— Женька? — переспросил он, и тут же шлепнул себя раскрытой ладонью по лбу. — Я же забыл совсем… Пойдем! Идите сюда.
Денис и Юрий переглянулись и двинулись вслед за Аликом. Он открыл дверь в соседнюю комнату, где на столе стоял очередной компьютерный монитор, на котором за многочисленными помехами просматривалась чья-то ухмыляющаяся физиономия.
— Чей мобильник включен? — спросил Алик.
— Мой, — ответил Гордеев. — А что?
— Надо вырубить. — И ткнул пальцем в монитор: — Модульная наводка. И без того сигнал шаткий.
Гордеев достал свою «Моторолу» и вывел ее из рабочего состояния.
— Готово.
Монитор моментально очистился.
— Алик, — сказала вдруг физиономия, — где ты ходишь? Луч уходит. Земля же вращается. Ты забыл?
— Да тут гости у меня, — извиняющимся тоном ответил Алик.
— Гости гостями, но ты же не закончил. «Запорожец» врезался в шестисотый, а что дальше случилось?
— Потом, потом, Женя. У меня тут один человечек, он тебя ищет.
— Меня?! — удивился экранный собеседник. — У тебя? А как он пронюхал?
— Никак. Просто чистая случайность. Гигантская флуктуация, понимаешь?
— Понимаю.
Пашкевич ненадолго замолчал, видимо, обдумывая информацию, затем сказал:
— Ладно, давай его в экран.
Алик повернулся в кресле к двум ничего не понимающим друзьям, которые стояли поодаль, переглядываясь и пожимая плечами.
— Юра, садись на мое место.
Гордеев на ногах, которые с чистой совестью можно было назвать ватными, подошел к столу и уселся в освободившееся кресло.
— Вот сюда, ближе к камере. Ага.
— А что дальше делать?
— Ничего. Просто говори, ему слышно.
— Здравствуйте, — сказал Гордеев.
— Юра, побыстрее, если можно, — поторапливал Алик. — У нас пять минут эфира, нет, уже только четыре.
— Добрый день, — ответил Пашкевич из монитора. — Это вы меня искали?
— Да, я. Если вы только, конечно, Евгений Павлович Пашкевич.
— Да, конечно, я Пашкевич, — усмехнулся Евгений Павлович. — Но можно просто Женя.
— Очень приятно. Моя фамилия Гордеев. Но можно просто Юра, — немного дрожащим от волнения, но веселым голосом представился он.
И вдруг увидел, что изображение на экране каким-то странным образом поплыло, и вскоре лицо Пашкевича смотрело на него уже вверх тормашками.
Юрий виновато посмотрел на Алика, мол, я ничего здесь не трогал, оно само. Алик ответил снисходительной улыбкой и махнул рукой:
— Не обращай внимания, это невесомость.
— Юра, я вас слушаю, — сказал Пашкевич.
— Женя, я адвокат Виталия Федоровича Проскурца.
— Адвокат?
— Да. Ему предъявлено обвинение в организации убийства Владимира Волкова.
— Ах, вот оно что, — голос Пашкевича сделался серьезным.
— Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
— Задавайте. Хотя, честно признаться, для меня это не совсем естественно.
— Что не совсем естественно? — спросил Гордеев.
— Не естественно таким образом общаться со следственными органами. Я имею в виду, находясь на орбитальной станции.
— А, вы про это. Для меня тоже, хотя я и не в космосе. Но я не следственные органы. Я скорее защитник от следственных органов, если так можно выразиться.
— Женя, Юра, ближе делу! — нервничал Алик. — У вас только полторы минуты.
— Женя, — уже более уверенно, немного грубоватым голосом продолжал Гордеев, — я знаю, что он с вами сотрудничал.
— Да, было дело.
— Мне нужно знать, каким проектом был занят Волков в последнее время… Я имею в виду, в тандеме с вами.
— Я вас понял.
Лицо Пашкевича на экране повернулось и снова заняло нормальную «человеческую» позицию.
— Да, у нас был совместный проект.
— Меня интересует, что это за проект. Его, так сказать, суть.
— Я понимаю. Вы хотите выяснить, не связано ли его убийство с нашими совместными действиями? — спросил Пашкевич. — Нет, уверяю вас, Юра, не связано. Это просто какое-то чудовищное недоразумение.
— Женя, я не совсем это имею в виду.
— Не это? А что же тогда?
— Судя по всему, преступнику очень хотелось, чтобы оно выглядело именно как недоразумение.
— Вы в этом уверены?
— Почти абсолютно.
— Вам виднее. Вы знаете, я только что подумал…
И тут пропал звук. Хотя изображение Пашкевича, который все еще продолжал шевелить губами, оставалось достаточно четким.
— Что? — спросил Гордеев и повернулся к Алику. — Что он говорит?
— Время, — ответил Алик. — Сейчас и картинка уйдет.
Экран заволокло серой рябью, и вскоре на месте улыбающегося космонавта образовалась сплошная электронная каша.
— Черт! — пробормотал Гордеев. — Вот же непруха. Когда можно будет еще поговорить?
— Сейчас гляну, — ответил Алик и вывел на экран монитора густую таблицу с множеством ничего не говорящих Гордееву числовых символов.
Гордеев поймал себя на мысли, что его почти не удивляет возможность связаться с космическим объектом, не выходя из подмосковного бревенчатого дома. Это больше было похоже на добрую шутку, на беззлобное надувательство. Ведь на экране мог быть и не Пашкевич, а кто-то из компании лихих шутников. Тем более что Гордеев никогда в глаза никакого Пашкевича не видел, даже на фотографии. А как же невесомость? — спросил он у самого себя. А что невесомость? При современных графических возможностях компьютерной техники симуляция невесомости не есть проблема. И если бы не присутствие здесь Дениса Грязнова, Гордеев действительно воспринял бы все увиденное как самый обыкновенный розыгрыш. Но Денис в профессиональных делах на розыгрыши не был способен. Для него расследование и трезвый взгляд на вещи — это понятия-синонимы.
— Только через двенадцать дней, — сказал Алик.
— А? — Гордеев еще пребывал в раздумьях.
— Я говорю, сеанс связи через двенадцать дней.
Гордеев захотел спросить, каким образом Алику удалось наладить двустороннюю (именно двустороннюю!) космическую связь, но его опередил Денис:
— Алик, колись, как ты дошел до такой жизни?
— До какой?
— Сам знаешь до какой, — произнес Денис, показывая на компьютер.
— А, ты про это? А чего тут особенного? Это обычная спутниковая тарелка для приема телевидения.
— Ой ли, обычная?
— Обычная. Ну, правда, частотки ресиверу я слегка подрезал…
— Ага, уже теплее.
— Ну так, самую малость. Для удобства.
Денис переглянулся с Гордеевым, который, прислонившись к дверному косяку, стоял и с большим трудом делал вид, что в действительности ничего особенного в общем-то не происходит.
— И давно ты это? — продолжал Денис.
— Что «это»?
— Частотки, говорю, давно подрезал?
— Да нет, только в прошлом году, когда Женька первый раз на «Мир» полетел.
— Ладно, предположим, что так. Ты его слышишь и видишь. А он тебя как? У тебя же мощности не хватит.
— А мне зачем? Это пускай он меня видит и слышит. У них там на «Мире» стоит отличный приемничек. Они с его помощью могут не только породу моего Вилли разглядеть, но даже с точностью до дня вычислить его возраст.
— Не понял, — Денис напрягся. — Что это за приемничек такой?
— Да есть один. Рентгенвибротелескоп называется. Знаешь такой?
Денис кивнул:
— Слышал. От профессора Капицы. В передаче «Очевидное — невероятное».
— А чего ж тогда спрашиваешь?
— Уточняю. Например, не гнал ли беса профессор Капица?
— Профессор Капица беса не гонит никогда! — с деликатной грубостью отрезал Алик. — Это один из последних честных ученых на всем земном шаре. Вместе со Станиславом Лемом и Борисом Стругацким.
— Ну ладно, ладно, — оправдывался Денис. — Не заводись. Я же неуч, ты знаешь. Иногда чего-нибудь не того и ляпну. А ты не обращай внимания.
— О'кей, — уже совершенно спокойно отозвался Алик и повернулся к Гордееву: — Слушай, Юра, да ты не огорчайся, что мы Женьку потеряли. Я же с ним и с Волковым этот проект вместе химичил.
— Правда? — обрадованно отреагировал Гордеев.
— Честное пионерское! — ответил Алик и рукой отдал пионерский салют. — Могу, если нужно, порассказать. Только не знаю, чего тебе конкретно нужно.
— Да я и сам еще толком не знаю.
— А ты не стесняйся, задавай вопросы.
— Да ему все бы да разом, — встрял в разговор Денис. — Валяй все подряд. Только чайковского не забудь забодяжить.
— Лады. — Алик вышел из «радиорубки» и через время вернулся с тремя глиняными кружками, от которых исходил горячий запах какого-то сумасшедшего настоя из множества диких трав.
— Дурман есть? — спросил Денис, показывая на кружки.
— Нет. Дурмана нет. Вчера последнюю щепоть заварил. Только вытяжка ржаной спорыньи. Зато много.
Гордеев бросил на Дениса взгляд, полный недоумения.
— Пей, — сказал Денис. — Ты еще такого не пил.
— А оно как? — робко поинтересовался Гордеев.
— Да никак, — ответил Денис, переглядываясь с Аликом. — Как всё на свете. Шуток не понимаешь? Пей!
Гордеев все еще сомневался. По слухам он знал, что многие знаменитые компьютерные программисты весьма часто балуются сильными наркотическими веществами, если только не сидят на них по полной программе, как тот же небезызвестный Тимоти Лири — профессор из Гарварда, изобретатель Интернета.
Он сделал глоток и убедился, что это обычный травяной сбор, не более того. Вот теперь его действительно попытались разыграть. И разыграли.
— У вас все шуточки на уме, а у меня, между прочим, клиент в «Матросской тишине» парится.
— Ой, да, — спохватился Денис. — Давай, Алик, колись насчет Волкова.
— Когда-то давно, еще в 1996 году, мне в голову пришла идея глобального телекоммуникационного покрытия, — рассказывал Алик, прихлебывая из кружки. — Это не было чем-то принципиально новым для сотовых подвижных систем, однако принципиальное отличие заключалось в том, что зона обслуживания дополнялась цеппелинами.
— Чем? — спросил Гордеев, склонившись над своим органайзером.
— Цеппелинами.
— В смысле дирижаблями?
— Скажем так, хотя тут есть небольшое отличие. Но это не самое главное. Короче, это проект цеппелин-сателлитовой сотовой связи, сокращенно ЦЕСС. Хотя с самого начала ни о каком проекте речи не шло. Это Волков уже позже присобачил ему это громкое слово — проект. Присобачил и тут же лихорадочно ринулся воплощать в жизнь. Роли он распределил таким образом: я — основной генератор идей, Волков — исполнительный продюсер, а Пашкевич — главный менеджер по поставкам авиационно-космического оборудования.
— А на какой стадии сейчас находится разработка вашего, как ты сказал, ЦЕСС?
— За два дня до убийства Владимира Сергеевича мы уже готовы были перейти к стадии внедрения. Не хватало лишь одного, сам понимаешь, чего.
— Денег?
— Их самых.
— Сколько? Ну хотя бы примерно, если не секрет.
— Не секрет. Примерно миллионов двадцать.
— Долларов?
— Да, долларов. Необходимо было заплатить за изготовление цеппелинов.
— А для чего вообще нужны цеппелины?
— На самом деле все очень просто. Дорогостоящие ретрансляционные спутники дополняются цеппелинами с установленными на них приемо-передающими системами по типу базовых радиостанций. Если такой дирижабль запустить на высоту пятьдесят метров, то радиус одной соты-ячейки увеличивается с обычных пяти до ста и более километров, в зависимости от параметров ландшафта. А если высота запуска достигает ста метров, то очень возможно, что радиус при этом расширяется до тысячи верст. Таким образом отпадает потребность в большом количестве базовых станций.
— Очень интересно, — кивал Гордеев. — Очень интересно.
— Для покрытия такой территории, как Москва, достаточно подвесить три-четыре таких дирижабля-цеппелина.
— Что это дает?
— Не догадываешься? Обвальное удешевление абонентской платы до уровня — а то и ниже — платы за обычный проводной телефон общего пользования.
— Надо же!
— Или вот еще одно преимущество: дирижабли можно вешать в любой точке земного шара, где угодно и в каком хочешь количестве за относительно смехотворные бабки, особенно по сравнению с затратами на прокладывание телефонных кабелей. Если этот проект осуществится, это позволит покрыть сетью сотовых коммуникаций все так называемые «глухие» зоны, где содержать наземные радиостанции экономически нецелесообразно да и не позволяет естественно-природный характер местности.
— То есть?
— Ну, например, в горах, в открытом море, в тайге, в районе нефтедобычи, где уже сегодня острая потребность в мобильной связи назрела и встала ребром. Можно сказать, что тайга до сих слабо освоена человеком именно из-за отсутствия быстрой связи с центрами продвинутых цивилизаций.
— А ЦЕСС позволяет такую связь наладить? Прямо посреди тайги?
— ЦЕСС позволяет ее наладить в считанные часы после поступления заказа. Ведь дирижабли в режиме пилотирования можно перемещать по горизонтали на какие угодно расстояния.
— Получается, что ЦЕСС — это самый настоящий эволюционный прорыв? Так надо полагать?
— Да, именно так. К тому же ЦЕСС, после широкого введения в эксплуатацию, моментально выводит сотовый телефон из разряда дорогих игрушек для новых русских. ЦЕСС позволяет иметь мобильник всем, кто в том нуждается, начиная с полугрудных детей и кончая немощными пенсионерами. И тогда прощай проводной телефон общего пользования, как распрощалось человечество с черно-белым телевидением! — закончил Алик свою маленькую, полную страсти речь, с трудом переводя дух.
— Скажи, Алик, как ты думаешь, кому выгодна смерть Волкова? — спросил Гордеев. — Проскурцу? Или кому-то еще?
— Проскурцу? Нет, я так не думаю. Хотя по всем статьям Проскурцу-огурцу само собой эта смерть была выгодна.
— Почему ты так думаешь?
— Так у него же Волков всю дорогу клянчил свои собственные бабки, а Проскурец зажимал. Об этом все знают. Правда, Волков в последнее время хотел взять Проскурца и всю «Интерсвязь» в долю.
— Да? А мне Проскурец от этом ничего не говорил.
— Да он об этом и сам не знает. Владимир Сергеевич собирался ему это предложить в день своей смерти, когда он ехал, точнее, собирался ехать к нему на встречу. Он собирался привезти его сюда и показать все, что мы успели сделать. В смысле, показать весь принцип работы ЦЕСС. Он даже хотел предложить переименовать ЦЕСС в ПРОЦЕСС.
— В ПРОЦЕСС? Почему?
— Не догадываешься?
— Нет.
— ПРОскурец плюс ЦЕСС.
— Ага, точно.
— Ну, понимаешь, почему, да?
— Примерно — да.
— Чтобы подкинуть леща и таким нехитрым образом умилостивить богов, как выражался ВВС.
— ВВС? Кто это?
— Волков Владимир Сергеевич. Сокращенно — ВВС. Он оттого и ушел из «Интерсвязи», что Проскурец идею ЦЕСС воспринял как полный бред и похерил начисто.
— Выходит, Волкову пришлось начинать все с самого начала?
— Выходит, именно так. С нуля.
— Снова с нуля, — задумчиво пробормотал Гордеев. — Как в девяносто первом.
— Ну да. А когда с бабками у нас наступил полный голяк, я даже было подумывал взяться за старое и грабануть по сети какой-нибудь крупный банк, как тогда с Левиным. Я считал, что на этот раз игра стоила бы свеч. Но Волков запретил мне даже думать об этом. И сказал, что он сам без малого банк, что у него в бумагах почти двести миллионов. Только сначала их нужно как-то забрать.
— А почему он не предложил ЦЕСС каким-нибудь западным инвесторам?
— Почему же? Была такая мысль. Но инвесторы точно так же, как и Проскурец, крутили пальцем у виска, точно так же говорили — бред, нонсенс, научная фантастика. А все потому, что идея была максимально проста. Все думали, если все так просто, то почему же ничего подобного нигде еще не появилось. Многим просто не нравились цеппелины, для них они ассоциировались с чем-то крайне архаичным, отжившим свое.
— Странно. А ведь все гениальное — именно просто, как веник.
— Еще проще, — поправил Алик. — Веник — это уже почти восьмой «Пентиум».
Все трое, схватившись за животы, заржали как кони.
