9

Гордеев проснулся ранним утром. Солнце только-только поднялось, небо было странного сиреневого оттенка, воздух чуть дрожал в распахнутом окне.

Еще находясь на грани реальности и сна, Юрий машинально провел рукой по кровати… Но Лены рядом не было. От неожиданности Гордеев вскочил на постели.

— Опять сбежала. Подлая девчонка, — улыбнулся он.

— Когда же она умудрилась? Неужели я так крепко спал? — сетовал Юрий. — Наверное, храпел громко, вот она и сбежала.

Юрий неохотно спустил ноги с кровати и тут же вскрикнул. Морщась, он нагнулся и осторожно извлек из стопы осколок хрустального бокала. Выругавшись, Гордеев стал припоминать события прошедшего вечера. Кажется, выпив, они били посуду на счастье.

«Знал же, что надо было эти стекляшки сразу подмести!» — с досадой подумал он.

Когда боль немного утихла, Юрий поднялся и обвел глазами комнату: она представляла собой удручающее зрелище. На столе теснилась грязная посуда, пара пустых бутылок и одна с остатками коньяка.

— Да, умная девочка, — сделал вывод Гордеев. — Свалила среди ночи, чтобы наутро убирать не заставили.

Наконец, Юрий сделал над собой последнее усилие и поковылял в ванную. Осторожно наступая, чтобы не коснуться ступней пола, Гордеев тем не менее оставил на паркете несколько капель крови. И уже в ванной залил рану перекисью водорода и аккуратно наложил бинт, перевязал, что далось с трудом — голова разламывалась при каждом движении.

Приняв душ и умывшись, Юрий принялся за уборку. Вернее, он бесцельно бродил по квартире, подбирал с пола различные предметы одежды и посуды, тупо перекладывал их с одного на другое место, тяжело вздыхал, присаживался, снова поднимался, спотыкался о складки на ковре, чертыхался. Голова просто трещала с похмелья. Наконец, Гордеева посетила светлая идея, он взял большой целлофановый пакет, собрал в него грязную посуду, весь мусор и со спокойной душой отнес к мусоропроводу.

— Ну, вот. Уборка и закончена, — довольно резюмировал он свой находчивый поступок. — Теперь можно и собой заняться.

Содержимое холодильника приятно радовало глаз и ласкало сердце оголодавшего за время безденежья Гордеева. Вчера он забил его под завязку: сыры трех видов, многочисленные рыбные и мясные нарезки, свежие соки и овощи, упаковки йогуртов, перепелиные яйца, копченая курица и прочие вкусности. Теперь Юрий стоял в раздумье и решал, какой именно деликатес он хочет сейчас отведать. После долгого раздумья он пришел к выводу, что есть ему почти не хочется. Поэтому свой выбор остановил на бутылке минеральной воды. После того как он опустошил ее наполовину, Гордеев все-таки съел бутерброд с сыром, чем решил и ограничиться.

Когда с завтраком было покончено, Юрий стоически выдержал ежеутренний обряд бритья, натянул удобные джинсы, рубашку и… вдруг с ужасом обнаружил, что не может надеть ни одну пару обуви, потому что повязка на порезанной ноге не влезает в узкий ботинок. Юрий был в отчаянии, даже старые растоптанные туфли не спасли положение. Наконец, Гордеев понял, что выход только один, а именно его спасение — очень старые кроссовки.

Гордеев надел именно их, хотя, конечно, обувка была не очень уместна, но хотя бы не мешала ему отправиться по делам. А дел было невпроворот. И главным пунктом в списке на сегодняшний день Юрий запланировал посещение Соболева. Все формальности с визитом в Бутырки были решены с помощью Лены еще вчера, поэтому Гордеев без труда устроил себе встречу с клиентом.

Гордеев ожидал своего подзащитного в комнате для свиданий Бутырской тюрьмы. Сколько раз за время своей адвокатской практики приходилось Юрию посещать подобные заведения, но он никак не мог к ним привыкнуть. Каждый раз, оказываясь здесь, Гордеев ощущал беспокойство — стены как будто давили на него, бесконечный лязг решеток и замков действовали на нервы.

«Не дай бог, случись такое что и меня упекут за решетку, я буду молить о смертной казни, — думал Гордеев. — Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Мне кажется, даже в сырых подземельях средневековых замков, наполненных крысами и всякими там мокрицами, было не столь ужасно, как в наших российских тюрьмах. Во всяком случае, есть у меня подозрение, что современные пытки дадут средневековым сто очков вперед. Собственно говоря, одно содержание в этих заведениях — уже само по себе страшная пытка».

Размышления Гордеева прервались с появлением Соболева. В ключе своих рассуждений Юрий ожидал увидеть изможденного, замученного туберкулезом узника с трясущимися руками и запавшими глазами, еле-еле переставляющего ноги от свалившихся на него недугов. Но взору его предстал цветущий, пышущий здоровьем человек средних лет, вполне упитанный, с ярким, отнюдь не чахоточным румянцем на лице.

— Добрый день, — поздоровался тот. — Я — Соболев.

— Здравствуйте, Михаил Васильевич. Юрий Гордеев, ваш адвокат, — Юрий поднялся из-за стола, чтобы ответить на рукопожатие Соболева, и тут же поймал на себе острый, испытующий взгляд своего подзащитного. Соболев перевел взгляд ниже и остановился на потрепанных кроссовках Гордеева.

— Не обращайте внимания, — смутился Гордеев. — Бытовая травма, ни одна приличная пара обуви не налезла.

— А… Это все объясняет. А то, знаете ли, адвокат в потертых кроссовках — это сильное впечатление, — усмехнулся Соболев. — Обычно у нас адвокат ассоциируется с большим материальным достатком…

— Могу себе представить ваше впечатление, — уклончиво ответил Гордеев, чтобы избежать дальнейших разговоров о собственном материальном достатке. — Итак, давайте начнем нашу беседу. Меня наняла ваша знакомая — Ульяна Старостина. Вы в курсе?

— Честно говоря, это ее инициатива. Она меня просто поставила перед фактом, сказала, что нашла вас, рассказала о вашем опыте и так далее… Я сам еще не начинал заниматься поисками адвоката. Знаете ли, не поверил сначала, что это все серьезно. Потом уже, когда здесь оказался, задумался. Ну что ж, спасибо Ульяне, подсуетилась. Она и бумаги подготовила, доверенность…

— Если вас не устраивает моя кандидатура в качестве адвоката, вы можете отказаться от моих услуг, — оповестил Гордеев своего клиента.

— Отчего же не устраивает? Вполне устраивает. Мне, откровенно говоря, все равно. Но раз уж вас наняла Ульяна, значит, вы хороший адвокат. Эта женщина плохого не выберет, — мягко ответил Соболев.

— Будем надеяться. Благодарю за доверие. Скажите, пожалуйста, у вас есть какие-нибудь подозрения о том, кому выгодно обвинить вас в убийстве Колодного? — Юрий приступил, наконец, к своим непосредственным обязанностям после затянувшегося обмена любезностями. — Другими словами, есть ли у вас враги?

— Более чем достаточно. У человека, занимающегося серьезным бизнесом, всегда есть враги, избежать этого невозможно, к сожалению.

— Не могу с вами не согласиться. Вы думаете, что знаете обо всех ваших недоброжелателях?

— Не уверен, но самых крупных и серьезных, конечно, знаю.

— И кто они?

— Ну, больше всего меня беспокоят мои недруги в московском правительстве.

— Вот как? И с чем же связана их неприязнь к вам? — поинтересовался Гордеев.

— Я сильно усложнял им жизнь и лишал изрядного количества денег. Они давно хотят прибрать к рукам мой бизнес, в связи с чем строят козни различного рода.

— Как вы считаете, не могли эти самые недруги из московского правительства подстроить убийство Колодного и сделать так, чтобы в организации его обвинили вас?

— Вряд ли. Это не их методы, — отверг предположение адвоката Соболев. — У них достаточного другий средств воздействия на меня, причем вполне законных. Не станут они возиться с криминалом. Представляете, что будет, если все вылезет наружу? Такой скандал не стоит никаких денег. Я практически уверен, что они ко всей этой истории не имеют никакого отношения. Но радуются сейчас, вероятно, сильно.

— Хорошо, — согласился Гордеев. — Оставим пока эту версию. Есть какие-то другие предположения?

Соболев напряженно молчал.

— Ну, может быть, есть другие завязки, не связанные с вашим бизнесом? Какие-то личные мотивы, например? — попытался помочь своему клиенту Юрий.

— Не готов вам ответить. Мне кажется, нет.

— Я так понял, что вы достаточно тесно общались с Колодным. Может быть, у вас есть подозрения насчет того, кто мог быть заинтересован в его смерти?

— Видите ли, в первую очередь, Яков был моим адвокатом, мы не являлись закадычными друзьями, и поэтому он не посвящал меня в свои дела и проблемы. У нас были хорошие отношения, мы иногда встречались просто так, выпивали, общались, но это не делало нас близкими приятелями, я мало что знаю о его делах. Впрочем, допускаю, что у такой известной фигуры, как Колодный, тоже было достаточно врагов. Хотя бы в связи с его профессией, вы сами адвокат, должны понимать, что он был вынужден сталкиваться и с криминалом, и с темными делами различного рода. Вполне возможно, что его профессиональная деятельность и стала причиной его убийства.

— Согласен. Значит, никаких иных соображений по этому поводу у вас нет? — не отклонялся от намеченной линии Гордеев.

— Только то, что я вам уже сказал, — ответил Соболев.

— Понятно, Михаил Васильевич, но давайте все-таки вернемся к личным мотивам. Расскажите, кто такая Ульяна Старостина?

— По-моему, вы уже в курсе, — деланно удивился Соболев. — Ульяна — моя… ммм… очень близкая знакомая.

— Да, но я хотел бы получить более полную информацию. Ее отношение к вам, что вас связывало, круг ее знакомых. Одним словом, все, что вы можете сообщить.

— Не понимаю, почему вас это интересует? Нормальные отношения у нас были. Что может связывать женатого мужчину и его любовницу? Вы меня удивляете. — Видно было, что эта тема не казалась Михаилу Васильевичу особо перспективной. — Расскажите лучше, на что мне сейчас можно рассчитывать?

— Мы подойдем к этому позже. Я все-таки хотел бы получить кое-какую информацию о Старостиной. Например, вас не удивляет, что она без вашего ведома занялась поисками адвоката? — настаивал Гордеев.

— Почему меня это должно удивлять? Она позаботилась обо мне, что вполне естественно для людей, находящихся в близких отношениях. Скажите, а о моей жене вы что-нибудь знаете? Мне, к сожалению, до сих пор не удалось с ней связаться.

Юрий чувствовал, что Соболев упорно и настойчиво пытается перевести тему с личности Ульяны Старостиной, не дает никакой информации, не хочет ничего рассказывать.

«Хотя, — думал Гордеев, — это вполне объяснимо. — Все-таки она — его любовница, а он — фигура крупная. Вероятно, боится огласки, этот факт может подпортить репутацию. Да и с женой хлопот не оберешься, кто передачки-то носить будет, если его грешки наружу вылезут? Но все-таки странно…»

— Кстати, а вы хотя бы представляете, почему ваша собственная жена дала показания против вас?

— Ну, Ирина — она такая… Я, может быть, однажды в сердцах и бросил что-нибудь нелестное в адрес Колодного, а она мнительная, и, так сказать, чувство справедливости у нее повышенное. Если она вдруг решила, что это я убил Якова, то не станет покрывать.

— И никаких корыстных интересов у нее быть не может?

— Да бог с вами! — замахал руками Соболев. — Какие у Ирины корыстные интересы? Чепуха!

Гордееву показалось, что его подзащитный не настроен сейчас на долгие откровенные беседы, поэтому решил сменить тактику.

— А как ваше здоровье, Михаил Васильевич? Я на днях заезжал к вам в офис. Так ваша секретарша, Динара, кажется, очень переживала за вас. Рассказывала, что у вас были какие-то проблемы с желудком. Как вы сейчас себя чувствуете?

— Знаете, неплохо. Даже очень неплохо, — оживился Соболев. — Как оказался в тюрьме, стал чувствовать себя гораздо лучше. Может быть, потому что здесь питание исключительно диетическое. Все ужасно невкусно, но, выходит, полезно. Потому что дома катастрофа была, конечно. Наешься всего острого, соленого, жирного, перченого, а потом еще стаканчик пропустишь, да сигаретку закуришь — и к вечеру хоть помирай.

— А знаете, — перебил Гордеев. — Это может быть нам на руку.

— Что именно? Моя смерть во цвете лет?

— Нет, обойдемся без летального исхода. А вот ваше плохое самочувствие может помочь нам изменить меру пресечения.

— Каким образом?

— Очень просто. Мы покажем, что состояние вашего здоровья не позволяет находиться в заключении и без наблюдения врачей, что вам нужен медицинский уход, особенное питание, которых в тюрьме вам предоставить не могут.

— И что для этого нужно сделать?

— Просто предоставить справки, медицинские освидетельствования. Вы же наверняка обращались к врачам, у них остались записи. Они могут подтвердить?

— Но я ни разу не обратился к доктору с этим, — развел руками Соболев.

— Почему же? — Гордеев был обескуражен.

— Да времени не хватало. Работа, знаете ли. Как приступ, клянусь себе, что обязательно пойду к врачу, а потом таблетку выпьешь, полежишь, и вроде полегчало, и не до врачей уже.

— Да, это, конечно, неприятно, но поправимо. Мы можем провести медицинскую экспертизу, даже если вы находитесь в тюрьме, мы имеем на это право. Конечно, это займет чуть больше времени, чем я рассчитывал, но придется потерпеть.

— Да не стоит беспокоиться, — возразил Соболев. — Во-первых, я себя сейчас действительно прекрасно чувствую и почти уверен, что обследование ничего не выявит. Это будет только напрасная трата времени, сил и нервов. А во-вторых, меня обвиняют в том, чего я не совершал, а следовательно, меня и так отпустят, сняв все обвинения.

— Допустим. И если вооружиться вашим оптимизмом, можно представить, что так и будет, но следствие может занять долгое время. Гораздо более долгое, чем вы подозреваете. И весь этот срок вы вынуждены будете находиться за решеткой.

— Ничего страшного. Я подожду, когда следствие найдет настоящего убийцу. Вернее, настоящего заказчика убийства Колодного.

— Простите, Михаил Васильевич, за грубость, но вы поступаете глупо, отказываясь использовать такую возможность. Вы напрасно упрямитесь, и я совершенно не понимаю, с чем связано подобное упорство, — недоумевал Гордеев.

— Все очень просто. Если я сейчас начну предпринимать какие-то действия, пытаясь освободиться, умолять следствие, жаловаться, канючить, я тем самым косвенно как бы признаю свою вину. А если я буду вести себя достойно — это лучшее подтверждение моей невиновности.

— Ну, как знаете, — устал спорить с Соболевым Юрий. — Вы простите, не имею возможности навещать вас регулярно, но как только будут какие-нибудь новости, то я приеду обязательно.

— Буду рад видеть, — церемонно раскланялся Соболев, прежде чем его увели обратно в камеру.

…Соболева увели, и Гордеев с большим облегчением покинул стены этого зловещего заведения.

Зайдя в первое попавшееся летнее кафе, Юрий выбрал уютный столик в тени кустов сирени, заказал себе большой стакан сока, закурил сигарету и принялся размышлять о своем разговоре с Соболевым. Складывалось странное впечатление, как будто бизнесмен вовсе и не жаждал вырваться из тюремных застенков. Он всем своим видом демонстрировал, что там ему вполне комфортно и хорошо.

«Все это непонятно, — думал Гордеев. — Какой-то странный треугольник. Люди, совершают поступки, объяснение которых не поддается никакой логике. Жена обвиняет собственного мужа в убийстве. Муж, вместо того чтобы рвать и метать от злости, рассказывает про обостренное чувство справедливости своей жены, беспокоится о ней и уверен, что она чудная женщина. Любовница горячо любит все это сумасшедшее семейство, беспокоится о своем ненаглядном Соболеве, нанимает тому адвоката, который самому Соболеву, как выясняется, и на фиг не нужен, ему и в тюрьме комфортно. Михаил Васильевич, в свою очередь, почему-то не испытывает чувства жгучей благодарности и признательности к заботящейся о нем Старостиной, а вообще разговаривает о ней со скрытым раздражением. Черт знает что. Лучше нужно было в институте учиться, на психологию ходить, а не девчонок в курилке клеить и в пивную с лекций сбегать. Сейчас бы, может, понимал что-нибудь в непростых взаимоотношениях людей».

Юрий достал телефон и набрал номер Лены Бирюковой. После долгих гудков трубка наконец отозвалась.

— Алло, слушаю вас, — сухо произнесла Лена.

— Привет, красавица. Как поживаешь?

— Здравствуй, Юра, — голос Лены смягчился. — Я в порядке, как ты?

— Если я тебе скажу, что пришел на свидание к Соболеву в старых кроссовках, какой ты мне поставишь диагноз?

— В тех самых, темных, с тремя белыми полосками, в которых я тебя видела пару лет назад? — рассмеялась Лена.

— Нет. В старых, потертых, в которых я бегал чуть ли не в институтские времена. Так каково будет твое заключение?

— Ну, как минимум, семь «Б».

— А вот и не угадала. У меня тяжелейшая травма, я порезал ногу осколком разбитого тобой стакана. Надеюсь, на тебя уже накинулись жесточайшие муки совести?

— Еще какие! Бедненький, на меня наваливается тяжеленный комплекс вины. — Похоже, что Лена это сказала вполне искренне, по крайней мере, хихикать перестала.

— Это хорошо, потому что я погибал от боли в полном одиночестве, и ни одна живая душа не оказала мне первой медицинской помощи. Поэтому пришлось самому совершать акробатические номера, чтобы намазать пятку зеленкой и прилепить пластырь. А куда, кстати, ты сбежала?

— Гордеев, откуда у тебя эта патетика? Стареешь, что ли?

— Возможно… — строго ответил адвокат. — Но я все-таки хочу знать, куда ты исчезла?

— Я сбежала домой. Ты же знаешь, выспаться я могу только в своей постели, а так как на сегодня у меня запланировано множество разных дел, то было просто необходимо иметь поутру свежую голову.

— Ну и как, удается иметь свежую голову после бутылки текилы? — съехидничал Гордеев.

— Может, ты и не поверишь, но удается. В данный момент занимаюсь розысками Синицына.

— Успешно?

— Потом расскажу, мне сейчас не слишком удобно об этом разговаривать. А ты вообще по делу позвонил или пожалиться на свою нелегкую судьбу?

— И то, и другое. Ну, так как, судя по тону, сочувствовать ты мне не будешь, приступаю к делу. Я уже сказал, что недавно навестил Соболева в Бутырках. Он здоров, жизнерадостен и весел. Толком ничего не сказал, только еще больше меня запутал, но речь не об этом, подробности я тебе потом расскажу. У Соболева в последнее время со здоровьем были нелады, я хотел под это дело похлопотать об изменении меры пресечения. А он уперся, как баран, и не хочет проводить обследование. Ты сделай одолжение, посмотри, можно ли какие-то другие способы изыскать, чтобы его из тюряги вытащить? Я хочу ходатайство подать.

— Вот это здорово, — опять рассмеялась Лена. — Мы же с тобой теперь, дорогой, по разные стороны баррикад, али ты позабыл. Я всеми силами должна чинить тебе препятствия, чтобы не выпускать опасного преступника из-за решетки, а тебе, наоборот, следует искать всякие лазейки, как и следует адвокату. А ты так запросто звонишь следователю и говоришь: отпустите Соболева, он здоровьем слаб. Нормально?

— Да ладно тебе, ты сама прекрасно понимаешь, что никакой он не преступник. Подставили мужика по-крупному.

— Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, — уступила Бирюкова.

— Спасибо, Ленок. Увидимся сегодня?

— Не знаю пока. Созвонимся позже, там и решим.

— Смотри, приглашаю на сказочный ужин.

— Уже заинтриговал. Я позвоню тебе.

— Идет. До вечера, — Гордеев нажал кнопку отбоя, допил сок и отправился к машине.